"Джереми Кларксон. Мир по Клaрксону" - читать интересную книгу автора

не умел читать. Но он говорил по-английски, правда, в пределах словаря
старых песен Doors.
Вы пробовали когда-нибудь комментировать автогонки, используя только
слова из песен Джима Моррисона? То-то и оно.
"Хайнц-Харальд Френтцен. Это конец. Ты больше никогда не посмотришь ему
в глаза".
На пятидесятом кругу я уже сильно притомился, а они выпили по 150
литров пива на человека и были готовы к хорошей драке.
Обычно они разбивают игровой автомат о головы друг друга. Но тут была
цель получше. Я. Западный гад, живое воплощение бездушной капиталистической
машины, которая пришла в их город, купила их шахту и, выкачав все до дна,
закрыла ее, лишив их работы, бесплатных детских садов и друзей. Зато им
починили канализацию. Выбор небогат: или мне проломят башку игровым
автоматом, или мне удастся досмотреть Grand Prix.
Эти люди больше всего на свете хотели, чтобы Берлинская стена вернулась
на место.
А я больше всего на свете хотел досмотреть Grand Prix.

Мои пожелания ЕС после брюссельских баталий

Обычно я не ввязываюсь в разговоры о Евросоюзе. Но когда вы в Брюсселе,
столице Бельгии и собственно Евросоюза, избегать таких разговоров становится
все труднее.
Намедни сели мы в кафе с милой ирландской девушкой, начитанной умницей,
которая здесь живет уже четыре года. Мы четыре секунды обсуждали прелести
Брюгге, двенадцать - прелести Жан-Клода Ван Дамма, но дальше я не сдержался.
Что хорошего я видел от этого Евросоюза? Вчера вечером я въехал в отель
President одновременно с двумя автобусами туристов, которые не могли ни
прочесть, ни заполнить регистрационные карты. Какого черта меня пускают в
Бельгию без паспорта, а в отель без паспорта не селят? Всего лишь каких-то
два часа - и мне выдали ключи от моего номера, который оказался двухместной
доменной печью. Отель этот, видно, сделан исключительно для туристов из
Америки, для которых в комнате должно быть или так жарко, что мозги варятся
вкрутую, или гак холодно, что по стенам течет жидкий азот. В час ночи сунул
подушку в мини-бар, чтобы хоть как-то охладить, но тут за стенкой стали
играть в сквош. И играли где-то час.
После этого сосед-игрок пошел в душ и делал это громко и с расстановкой
еще час. Потом он решил, что самое время позвонить домой в Айову.
- Алло, Тодд, это Чак! Послушай, какая тут громкость у телика!
Я не открывал Книгу рекордов Гиннесса на странице "самый громкий голос
на планете", но уверен, старина Чак там упомянут. На мою беду, Чак имел
много друзей. Потом он опять решил сыграть в сквош. Гут я не выдержал и
позвонил на ресепшн, попросив их принять меры и угомонить соседа.
Я услышал, как он взял трубку. Да, сказал он, конечно. Положив трубку,
он постучался ко мне в дверь и прошептал в замочную скважину: "Извини,
приятель..." И тут взошло солнце. Я пытался спрятаться от его радиоактивных
лучей в мини-баре, но они жгли мою левую пятку, и мне пришлось вернуться в
раскаленную, словно печка Aga, постель.
Неудивительно, что после такой ночки я был не расположен обсуждать
прелести Жан-Клода-Хренова-Дамма. Поэтому я уперся рогом: "Ну и чего