"Все дороги этого мира" - читать интересную книгу автора (Табоякова Ольга Александровна)

Табоякова Ольга Александровна

Все дороги этого мира

Пролог

- Ты должен сделать так, чтобы все дороги этого мира вели сюда.

У Мастера было свое мнение, куда ведут дороги этого мира, но он подчинился Великому Мастеру. Теперь все дороги этого мира вели сюда - в местность, огороженную со всех сторон болотами, холмами, реками, провалами, лесами. Это было почти три сотни лет тому назад. До сих пор к ним не пришли те, кого они ждали, но Великий Мастер был уверен, что по теории Вероятности, они достигнут успеха. Он еще не знал, но теория Вероятности его не подвела.

Глава 1. Фестиваль как исходная

Каждая дорога ведет к дому, но не факт, что к твоему.

Тур Хейердал.

Дороги этого мира наслаждались ситуацией. Они разговаривали между собой и посмеивались над живыми существами. Для того чтобы понять эту историю, следует чуть-чуть отклониться в прошлое. Многие ученые спорят кто самый древний и мудрый в мире. Выдвигается множество версий, но не одна из них не правильная. Дело в том, что самыми древними и самыми умными в этом мире были и есть - дороги. Обычно они живут сами по себе: болтают, смеются, водят путешественников, закрывают пути, или наоборот делают их легкими. Но периодически они подвергаются воздействию какого-нибудь мага, который может наложить заклинание на дорогу или даже на несколько дорог.

В первый раз за много сотен лет на все без исключения дороги было наложено столь мощное заклинание - они все должны подбирать кандидатов для Мастера. За последние триста лет они посылали в Темные земли много разного народа, и им это не очень нравилось. Дело в том, что из Темных земель никто пока не вернулся. Дорогам больше нравилось водить живых существ, некоторые из них были очень забавными. А за время действия этого заклятия путешественников становилось все меньше и меньше. Многие дороги были заброшены. Центральные дороги сильные маги старались что называется держать, чтобы караваны по ним проходили от одного города до другого и не пропадали.

По дороге шли редкие для последнего времени путешественники - театральная труппа. Люди смеялись, шутили, скандалили, обсуждали дорогу. Вот поэтому, дороги и наслаждались ситуацией.

Труппа шла на фестиваль. Фестиваль проводился раз в два года очень далеко отсюда. Скорее это даже был не фестиваль, а конкурс, но все говорили о нем по привычке "фестиваль". Каждая труппа, отправившаяся на фестиваль должна была выехать не более, чем за сорок дней до его начала. При этом управляющий труппы должен был получить свидетельство об этом у городского мага, которому драматург излагал, что постановка пока не написана, но есть такая-то идея. Маг все это надлежащим образом проверял, вносил в список труппы всех ее членов, и накладывал свою личную подпись. От общего числа членов труппы могла поменяться только одна десятая часть от момента выхода в путь до момента выступления. Труппа отправлялась в путь, и тогда наступало время для драматурга - написать постановку, у постановщика ее поставить, у актеров - выучить роли, у костюмеров - сшить костюмы, у гримеров - подобрать грим, у художников - сделать декорации и афиши. На все это давалось сорок дней пути. Если труппа приезжала раньше, или жила ближе к месту проведения фестиваля, то она ездила по пригородам, и в любом случае находилась в пути.

Потом начинались фестивальные дни. Все приехавшие участники размещались в степи. Ставились шатры, приглашались зрители, проверялась чистота постановки, и их показывали. По результатам фестивальных дней выбиралась только одна труппа, которая получала награду. О награде следует сказать отдельно. Она состоит из трех частей. Вся труппа получала довольно таки большой куш - два сундука золота. Вторая часть - это каждому именные знаки, которые давали возможность играть даже у королей, и открыть свою школу, стать главой гильдии по профилю. А третья часть - это стяг. Он передавался каждые два года новому победителю.

Так вот впервые за много лет из города Стальэвари выехала труппа на фестиваль.

Мухмур Аран - постановщик труппы донны Илисты ехал на милом ослике, который обожал Мухмура. Аран пытался сосчитать, сколько лет назад он ездил на фестиваль. Выходила страшная цифра - почти сорок лет прошло. На фестивале он был три раза. Первый - в детстве с отцом, второй - в юности с учителем, а третий - ставши постановщиком, но тогда он ничего не получил. Эта поездка была его шансом заслужить награду, обеспечить старость - открыть свою школу. И он без раздумий, презрев опасность, согласился ехать с донной Илистой. К тому же он знал большую часть актеров.

Мухмур Арану было почти семьдесят, но на покой уходили в восемьдесят - восемьдесят пять лет, так что у него было еще лет десять активной деятельности. Великое множество родственников, которые появились за эти семьдесят лет его жизни, поддерживали его, но были против, чтобы он ехал. Мухмур настоял. Он представил себя со стороны: невысокий, лысый в свободной хламиде ярко красного цвета на сером ослике. Мухмур сам себе улыбнулся и замурлыкал тихонечко песню о цветах и весенней любви. Из этого приятного состояния его вывел резкий крик. Похоже, что начался скандал. Мухмур обожал скандалы потому, что они давали сильный энергетический заряд, а также позволяли увидеть жизнь с другой стороны. Мухмур придержал своего ослика.

С ним поравнялась большая открытая повозка. Как обычно, скандалила донна Илиста и Инрих.

Донна Илиста - прима нашей труппы и идейный вдохновитель поездки на фестиваль. Несмотря на свои годы, она забивала многих молоденьких. Внешность у Илисты - типично варварская: широкая и очень крутая нижняя часть, тонкая талия, пышная грудь, рост выше среднего. Полные губы, карие глаза, густые темные чуть вьющиеся волосы, лицо круглое, что хорошо для сцены, нежный медово-солнечный голос, длинные пальцы, а ногти всегда по обычаю варваров покрыты лаком, кожа темная. Да, и особая примета - родимое пятно на правом запястье в форме птицы, что, безусловно, означает счастье и свободу.

Мухмур Аран всегда любовался Илистой. В скандалах она была особенно очаровательна. Скандалы всегда начинались одной фразой: "О! Инрих!". Мухмур Аран пропустил начало ссоры и включился в нее уже к средине. Илиста обожала скандалить с Инрихом. С остальными она тоже скандалила, но Инрих был особым удовольствием.

- Ты жулик, Инрих! Как можно мне навязывать такое? - Илиста стояла на движущейся повозке и орала на ехавшего рядом Инриха. Ветер развевал ее длинную юбку и распущенные волосы.

- Но, Илиста! Ты не можешь этого отрицать! - Инрих старался говорить спокойно, но тоже заводился от воплей своей примы. - Ты должна это сделать!

Илиста чуть сменила позу, наклонилась вперед, сузила глаза, сжала кулаки:

- Всякого, кто говорит мне, что я что-то должна, я бью ногой в челюсть, - яростно заявила актриса на предыдущее высказывание своего директора.

- Хорошо, ты можешь этого не делать, но тогда все это бессмысленно, - пожал плечами Инрих. Еще несколько глубоких вздохов и он даже улыбнулся Илисте.

- Ах, так! Да я сделаю все так, что все будут стонать от зависти. Никто не делает этого лучше меня! - Илиста вздернула голову вверх, и в варварском благословении сложила руки.

Инрих ей ответил, как выходец с востока, где жили варвары, он мог это сделать. Договор был заключен.

Мухмур Аран поняв, что крики окончены, а он так и не узнал их причины, приблизился к Инриху.

- О чем были речи, о досточтимый? - Мухмур чуть наклонился, выражая почтение.

- Ара, если ты не прекратишь издеваться, то получишь вместо Илисты, - пообещал Инрих.

- Так в чем было дело? Конец я услышал, а все-таки?

Инрих устало помотал руками:

- Подумать только, третий день едем, а она в своем репертуаре. Мы же едем без провожатого - без мага. Я ей втолковывал, что надо в ножки поклониться в следующем городе гильдийскому представителю. Подождать, если понадобится, но без мага дальше не ехать.

- Понятно, она в ножки кланяться не хочет? - Аран почесал подбородок, представляя самое начала скандала.

Их обогнала повозка с акробатами, Инрих задумчиво понаблюдал за их вывертами. Сзади послышалось шипение и крики, они посторонились.

- А почему ты сам не можешь? - Аран все еще пытался разобраться в ситуации.

Это была щекотливая тема для Инриха, поэтому он предпочел не услышать вопрос.

- Что там наш драматург? - перевел он разговор на Одольфо.

- Что может этот старый хрыч? Ваяет очередной шедевр, - Аран прихихикнул.

Инрих с вопросом посмотрел на него.

- Ты что-то знаешь?

- Что, о достойный, я могу знать? - на этот вопрос уже не хотел отвечать Аран.

- Ара, пожалуйста, скажи, к чему мне готовиться?

Аран пожалел Инриха и поделился сюжетом бессмертной постановки, которую создает Одольфо.

- Будет же грандиозный скандал, - выдавил Инрих из себя.

- И не позднее вечера, - хмыкнул Аран и пустил своего ослика в хвост каравана. Он хотел пообщаться с поваром Гримом.

В своем возрасте Аран знал, что для путешественников главное в пути безопасность и хорошая еда. Относительно первого он не мог ничего сделать, а вот второе ему было подконтрольно. Пусть в малой степени, но подконтрольно.

Повар Грим управлял большой груженной повозкой. Он любил распевать песни про еду. Грим складывал рецепты в песни. Аран знал Грима еще по прошлой жизни. Тот работал в большой обжорной лавке. Как его удалось сманить на это путешествие для Арана оставалось загадкой.

- Грим, что сегодня на ужин?

Надо сказать, что труппа двигалась довольно в странном режиме. Они выезжали утром затемно, но предварительно позавтракав. Потом ехали и ехали. Останавливались за два часа до захода солнца. Повар варил ужин, а труппа устраивалась на ночлег, обсуждала будущую постановку, наряды и прочее. Обычно они засиживались до полной луны. По мере пути каждый мог подъехать к Гриму, налить водички, получить сладкий бисквит или яблоко, чтобы утолить голод.

- На ужин сладкий картофель, рыбка, лепешка и фрукты, - перечислил тот.

Аран собирался повести разговор о приготовлении рыбки, о которой помянул повар Грим, но не успел. С яростным визгом к ним подлетел помощник Инриха - Недай. Недай был племянником Инриха, и поэтому считалось, что он получил столь высокую должность. В обязанности Недая входило материальное снабжение труппы. Все что надо было для актеров, повара, костюмеров, гримеров, ослов, лошадей, телохранителей и всех остальных закупал Недай. Он вел финансовые расчеты, и был неумолим.

Недай соскочил со своей лошадки, и залез на повозку.

- Ты что тут написал? Ты думаешь, что они короли? Да у нас король такое не просит, - возмущался Недай, тыкая пальцем в исписанную бумагу.

Повар пожал плечами достаточно флегматично, чтобы выразить свое презрение.

- Мне без разницы, Недай. Донна Илиста сказала, я написал.

- Она что сама это есть будет? - Недай зашелся в священном ужасе.

- Почему? Нет, не сама. Она посчитала, что управляющий наш Инрих приболел, вот и хочет его полечить, - Грим дал объяснения, скрывая улыбку.

- Вот ему этого точно, не надо, - решил Недай, вычеркнул что-то из списка, и продолжил обсуждать заказы повара Грима в более спокойном тоне. - А что за сласти ты хочешь купить?

- Они когда репетировать начнут, знаешь, как сладкое жрать будут? О-о! Хотя, ты не знаешь, - повар рассказал, что это не первая его поездка с театралами. - Я раз пять ездил. Первый раз я, конечно, попал на всеобщий гнев. И представьте вокруг ни города, сладенького нигде нет. Мы четыре дня до следующего города топали, там они кинулись все на рынок. Я накупил сладкого. Сам научился готовить, но в походе особо не наготовишься, а они всегда хотят каждый своего. Когда труппу собирали, то я поставил условием сообщить сведения об их кулинарных предпочтениях.

- И что? - Недай иногда забывался и вел себя, как маленький ребенок, слушающий вечернюю сказку.

- Что? - Повар потянулся на своем месте. - Я специалист по сластям. Довольно таки часто люди могут есть весьма посредственные блюда, если точно знают, что у них будет что-либо вкусненькое.

- Не знал, - Недай согласно кивал. - Хорошо, тогда отправимся вместе на рынок. Я этот городишко хорошо знаю. Там есть поставщик королевского двора. Мы знакомы, думаю, что он не откажется нам презентовать часть своей продукции.

Повар с изумлением воззрился на помощника управляющего.

- А дядя бы такое одобрил?

Вопреки обыкновению, Недай не среагировал на подобную подначку.

- Дядя Инрих, думаю, одобрит.

Мухмур Аран придремал под их разговоры и слушал какие-то сказочные вещи, из которых не мог вспомнить ни слова. Однако, ему казалось, что это было что-то о других путешественниках.

Одна дорога говорила с другой дорогой:

- И что ты думаешь? По мне уже идут два идиота - лихая парочка.

- Эти, что, тоже в Темные земли? - другая дорога искренне переживала за судьбу новых путешественников.

- Естественно, не пришлось даже Мастеру сообщать. Скоро они уже придут туда.

- Какая жалость! - восклицала дорога. - А кто они такие?

Дорога принялась рассказывать свое подруге-дороге о путешественниках.

- Это лихая парочка. Я слышала, они так о себе говорят. Зовут одного - Гармаш, а другого - Железяка. Оба - люди. Гармаш высокий такой тип, тень от него длинная и приятная. Говорливый, с южным акцентом. Одет просто во все серое, как и его товарищ. Второго зовут - Железяка. Он все время гремит при ходьбе. Но симпатичный такой парень, тень от него меньше, чем от первого. Да и помоложе он немножко. Оба идут в Темные земли, - вздохнула дорога.

Ее товарка тоже сочувственно вздохнула:

- А чем они тебе понравились? И почему ты уверена, что туда?

- Они между собой говорили, и меня просили по старому еще обряду довести до места и не морочить им голову. А понравились, потому что просили. Ты же знаешь, что с нами мало кто разговаривает, а тем более просит.

Обе дороги одновременно вздохнули, вспомнив, что общаются между собой, да еще с Мастером.

- А ты?

- А что я? Я веду их к месту назначения. Ты же знаешь, что мы спорить не можем. Пока они не найдут тех самых, кому можно оставить сокровище, то наша миссия будет продолжаться.

- Ох, и не говори. А вот по мне идут новенькие, и такие приятные.

- Кто? Театралы? Мне про них говорили уже. Расскажи побольше, - попросила одна другую.

- А чего рассказывать? Возможно скоро они к тебе придут и с развилки пойдут по тебе, посмотришь. Хотя мне лично нравится у них лирик, он такой забавный все про нас стихи пытается сочинить.

- Вот как?

- Именно, а те, что по тебе двое, они знают за чем идут?

- Как все, я думаю.

- А Мастеру ты сообщила?

- Конечно, сообщила, - вздохнула дорога и стала слушать своих путешественников.

Гармаш свернул с дороги, чтобы набрать ягод и корешков, а Железяка присматривал место для ночевки.

- Скоро мы придем? - Железяка старался не думать о будущем.

- Еще может дней десять, а может и меньше, - послышалось из кустов от Гармаша.

Чуть позже они сидели и разговаривали о море. Они всегда говорили о море.

- Нет, Железяка, море - это тебе не река. Пусть даже очень большая.

- Ты думаешь? - усомнился Железяка. - Мы всегда же ходили по реке вниз - вверх.

- Это ты ходил по реке, а я еще помню времена, когда по морю. Знаешь, Железяка, чем море отличается от реки?

- Масштабом, - улыбнулся Железяка. - Я помню, ты уже говорил.

- Хотя море - это замечательно, а вот океан - это еще больше.

- Слушай, Гармаш, а как отличается море и океан? Корабль идет, и берегов ни там, ни там...

- Ох, Железяка, ты как маленький. Вот пойдешь под парусами сам поймешь. Я могу только сказать, что в океане чувство простора и беззащитности гораздо больше. Очень знойное сочетание, как говорил наш Боцман.

- Да?

Гармаш взгрустнул, он всегда грустил, когда говорил об океане.

- Да. Доберемся мы до этого камня, и тогда заживем по-человечески.

- Гармаш, а откуда ты знаешь, что в Темных землях камень желаний? - Железяка уже его спрашивал, но толкового ответа не получил пока.

Гармашу не хотелось признаваться, что надежда может быть весьма призрачна, но лукавить он не стал.

- Один дед говорил другому деду, а тот третьему. В общем, там точно что-то есть, и не говори, что не веришь.

- Ты думаешь, что это камень?

- Да, я уверен, что камень. Но, знаешь, если даже не камень, то что-то явно очень ценное.

- Ты думаешь? - Железяка скорее был склонен расценивать закрытость Темных земель, как могилу, а не как сокровищницу. - А что ты точно знаешь про Темные земли?

- Знаю, что было время, когда один хранитель Темных земель сказал другому хранителю, что достойные путешественники должны приходить туда обязательно, и хранители заколдовали дороги. И все дороги стали вести туда.

- И поэтому так опасно стало ходить по дорогам?

- Думаю, что да, - Гармаш пожал плечами, и разговор утих сам собой.

Дорога слушала и убаюкивала своих путешественников. Она хотела, чтобы эти люди подольше не доходили до Темных земель, но с другой стороны, она надеялась, что они именно те, кого ждали Мастера, и тогда дороги вновь станут свободными.

Эта дорога позвала ту дорогу, по которой шла театральная труппа.

- Ты Мастеру о них сказала? - спросила она.

- Пока нет, что они могут? Пусть идут своим путем, - воспротивилась дорога. - Они же назад пойдут, вот тогда может я и скажу Мастеру.

- Послушай, мы же обязаны ему все говорить, - начался вечный спор.

- Это ты обязана, а я не обязана, - возмутилась дорога. К спору подключились еще несколько дорог, даже тропинки влились в дискуссию.

- Тогда слушай меня, - спустя какое-то время велела главная дорога. - Ты веди своих театралов, но не думай увиливать от Мастера. Лучше подумай о другом. Мы приводим в Темные земли идущих, и Мастер о них знает. И всем им не суждено было вернуться. Дороги, вы не думали, что может быть дело не в идущих, а в Мастере, который не хочет отдавать свои сокровища? А? А, кроме того, я думаю, что в Темные земли идут искатели приключений, правдолюбцы, авантюристы, богословы, варвары, разбойники. Туда все идут за своими сокровищами. Не пора ли послать туда кого-то о ком не знает Мастер, и кто не захочет брать сокровище? Может быть, тогда нам удастся стать свободными.

После этой речи послышался глубокий всеобщий вздох раздумий. Дороги стали думать и наблюдать.

- Вот весенний лист моих дорог, - Хэсс мучался, сочиняя стихи.

- Какой на фиг лист? Каких дорог? И почему "вот"? - перебил его повар Грим.

Хэсс пытался выразить с чего вдруг к нему в голову пришли эти слова:

- Ну, и что я буду читать? Мне же надо писать.

Грим долго и тяжело его оглядывал. Молодой парень, не больше двадцати лет. Среднего роста, ничего особо выдающегося. Женщины взгляды бросают, но на шее не виснут. Единственное, что глаза почти черные. Хэсс присоединился к ним неожиданно, привела его донна Илиста. Она же сообщила, что он начинающий лирик, и будет писать стихи.

- Хэсс, сколько тебе повторять, что стихи - это состояние души, а твоя душа судя по первым строчкам не привлекает. В стихах же должно что-то быть пронзительное, такое трогательное.

Хэсс устало потянулся и возразил:

- Но послушай, Грим, ты же поешь свои рецепты и они так прекрасно звучат.

Грим развесился. Он заподозрил с первого дня, а сейчас утвердился во мнении, что Хэсс никогда в жизни не учился рифмоплетству.

- Хэсс, это мои стихи - рецепты. Я в них душу вкладываю. Какое у тебя впечатление, когда ты их слышишь?

Хэсс повертел головой, вспоминая, раздумывая:

- Такое, что я сам их готовлю, или что их сейчас принесут, а я буду есть.

- Отлично, именно это я и вкладываю в свои стихи.

Хэсс расстроился невероятно такому ответу повара:

- Значит, я так не смогу.

Повозка ехала, гремела, а Грим думал, что сделать для этого парня:

- Послушай, Хэсс, не пытайся отказаться от шанса заранее, даже не попробовав. Стихи это самовыражение. Скажи, ты чем до этого занимался?

Хэсс напрягся, что почувствовал Грим и предпочел отступить от столь неприятной для юноши темы.

- Ладно, не говори. Только и коту понятно, что стихи ты пишешь первый раз в своей жизни. Ты подумай, до этого ты успешно жил в своем деле?

Хэсс представил темную ночь, осторожные шаги, и кивнул повару Гриму.

- Да, я был весьма успешным, - с кривой улыбкой подтвердил он.

- Так вот, ты так самовыражался до максимума. В любом творчестве, а особенно в стихах, надо открываться до максимума. Понял?

Не в силах осмыслить слова собеседника, Хэсс не стал продолжать разговор. Он слез с повозки повара, и уселся на свою лошадку. За три дня путешествия Хэсс привязался к Ле. Он погладил лошадку, и послал ее вперед, догонять повозку донны Илисты. Он проехал мимо повозки критика и газетчика, мимо повозки акробатов, занятых подгонкой своих блестящих костюмов. Он чуть задержался у повозки драматурга Одольфо, обсудил погоду, инфантильность некоторых актеров и надежды на победу на фестивале.

Пока Хэсс общался с драматургом, он передумал подъезжать к донне Илисте. Направил свою лошадку Ле к обочине дороги, слез с нее и бездумно пошел по направлению к журчащему ручью. Хэсс уселся у воды и стал думать о том, что сказал ему повар Грим. Хэсса охватывала надежда, а потом отчаяние. Так ничего и не решив, не придя к однозначному мнению, он вернулся к дороге и стал догонять караван. Скоро пора было устраиваться на ночлег.

Единственное, что понял Хэсс за время своего сидения у воды, что он одинок. За последние восемь лет жизни Хэсс забыл это чувство. У него был учитель, которому он доверял, как себе. Теперь Хэсс абсолютно, или как выразился Грим, максимально одинок.

- Не быть мне поэтом, - горько решил Хэсс, но отступать было некуда. Ему нужно было укрытие, и сменить его сейчас не представлялось возможным. Вполне возможно, что его ищут по всей стране. - Придется учиться писать стихи, - постановил Хэсс для себя. - И ничего, что опозорюсь, своя шкура дороже.

На маневр Хэсса обратил внимание Недай снова подъехавший к повару. Грим ответил Недаю, что поэты все такие - требуется одиночество для творчества. Недай пожал плечами, он считал себя абсолютным прагматиком, и не вникал в творческие закидоны.

Караван остановился как-то неорганизованно, даже можно сказать внезапно.

- Нападение? - Недай подскочил на месте.

- Не похоже, - Грим флегматично пожал плечами. - Скорее всего очередной скандал в благородном семействе.

- Илиста? Дядя? - Недай помчался вперед, а крики усиливались и стали слышны даже в конце колоны.

Донна Илиста в гневе была прекрасна. Развевающиеся волосы, румянец, блестящие глаза, сила удара. Все это на себе испытывал многострадальный драматург Одольфо.

Глазам Недая предстала необыкновенная картинка. Повозка донны Илисты перегородила дорогу, Она спрыгнула со своей повозки и бегала босиком за Одольфо, который пытался увертываться от ударов Илисты.

- Ты скотина безмозглая! Да как у тебя язык повернулся такое написать! Да я тебя сейчас! Инрих помоги мне его убить! Да ты! Ты где такое взял?

Прячась под повозку, Одольфо заявил, что услышал.

Со столь красочными эпитетами драматурга донна Илиста попыталась оторвать ему уши.

- Я тебе уши то пообрываю, чтобы подобного никогда не слышать!

- Дорогая, что случилось? - мягко вмешался в процесс уничтожения драматурга Инрих.

- Ты это читал? - женщина отвлеклась от отрывания ушей, и встала в позу: руки в боки.

- Что читал? - Инрих продолжать сбивать накал страстей.

- Эту его дурацкую пьесу, - Илиста пнула ногой, разлетевшиеся по дороге листы.

- Нет, дорогая, ты же всегда читаешь первой. Он что уже закончил, а тебе не понравилось?

Илиста зашипела, как кастрюлька с водой:

- Не понравилось, - понеслось над дорогой. - Да, это слабо сказано, что не понравилось, - возмущалась она. - Ты почитай, почитай.

Инрих с брезгливостью посмотрел на зачуханные листы.

- Это будет несколько затруднительно, дорогая. Может быть ты скажешь, что там не так.

Одольфо выполз из под повозки донны Илисты с другой стороны.

- Он написал историю любви, - сумрачно сообщила она.

- Ну, он всегда пишет истории любви, дорогая, - Инрих старался не рассмеяться.

- Он написал историю любви двух мужчин. А что я там буду играть? - сорвалась на крик Илиста.

От народа, подтянувшегося к разборкам, послышались робкие смешки.

- О, Инрих, они совсем меня не любят, - Илиста кинулась на шею к Инриху.

- Красавица моя, он перепишет, все будет хорошо.

Инрих сурово сверкнул глазами на Одольфо. Тот скрылся подальше от кровожадной примы труппы.

Охрана развеселилась, зная, где Одольфо услышал историю любви двух мужчин, и отправилась искать место для ночевки. Пора было готовить ужин, поить животных, разжигать костры, обсуждать завтрашний путь.

Начальником охраны каравана была женщина со странным именем Богарта. В ее подчинении находилось четверо: Лайм, Веснушка, Кхельт и Крысеныш.

В их отряде не хватало мага, но Инрих обещал решить этот вопрос в ближайшее время.

- Ребятки, рассредоточились, посмотрели, доложили, - скомандовала Богарта.

Через десять минут было найдено подходящее место для ночевки. Богарта доложила Инриху, организовала размещение людей, установку постов, а сама думала о своих ребятах. Ей не давала покоя связь Лайма и Кхельта.

Эти двое сошлись внезапно. Они старались не проявлять своих чувств, но Богарта знала, что что-то будет. И это что-то не радовало ее, отряд разбился, или вот-вот разобьется. А ей надо довести этих актеров до места назначения.

Первые дни путешествия проблем не было, даже пока без мага обходились. Но дальше будут места неприятные, тем более, что им предстоит пройти мимо Темной земли. Богарта, как командир, трезво оценивала ситуацию, и расклад выходил зыбкий. Неприятности возможны с любой стороны.

Глава 2. Искать и найти

"Удовольствия ученых слишком дорого обходятся", - директор научно-исследовательского института плакался, глядя на догорающие обломки здания института.

Таверна "Старый скряга" соответствовала своему названию. Покосившийся дом, темные бревна, пыль на окнах, разбавленное вино - все было подстать названию.

В зале сидело не больше десятка человек и один тролль. За стойкой хозяйничал толстый, заплывший жиром хозяин "Старого скряги". На табурете перед ним сидел учёный. Что это учёный-богослов можно было говорить уверенно потому, что он спорил с хозяином таверны. Ученые-богословы отличались тем, что где бы они ни были, они спорили. Спор носил характер убеждения, для богословов было важно убедить собеседника в своей правоте.

В противоположность им были учёные-практики, которые предпочитали подключать бедный люд к экспериментам. В народе их не любили еще больше, потому как эти опыты редко заканчивались хорошо.

Практики и богословы не очень хорошо ладили друг с другом. Одни говорили, а другие делали. Они не находили точек соприкосновения друг с другом.

Ученые-богословы носили длинные балахоны с капюшонами, как правило, черного цвета. В сумках у них всегда были книги и бумага для записи ценных мыслей. Также многие вели списки обращенных ими в истинную веру. Дело в том, что большинство народа верило во что попало, кто-то даже верил в себя. А они хотели, что бы все верили в Вечного бога. Кто это такой не раскрывалось, что мешало вере граждан укрепиться.

Этот тип за стойкой тоже был в черном балахоне. В руках он держал скрученную бумагу, и периодически молотил ею по стойке.

- Отец Григорий, да не может того быть, чтобы вера помогала не болеть, - бубнил хозяин "Старого скряги".

- А я говорю может! Верь мне! - Отец Григорий потряс своими жиденькими волосенками, и с них посыпалась пыль.

- А чего это вы такой грязный, отец Григорий?

- Так в пещере спал, дождь же был.

- Странно, - хозяин пожал плечами. - У нас дождя уже дней пять не было.

- Чего странного? - Отец Григорий не любил отлынивать от убеждений. Разговор о погоде его не устраивал. - Так почему ты не веруешь?

- Болею я, отец Григорий, - хозяин "Старого скряги" высказал это столь жалостливо, что отец Григорий даже посочувствовал ему. - А вы, что отец не болеете?

Хозяин таверны рассматривал щупленького, с торчащими ушами, реденькими волосами, такое ощущение, что недокормленного, сморщенного богослова и не сомневался, что тот болен. Однако, зычный голос отца Григория убеждал в обратном.

- Я не болею. Я верую.

- Дак и я верую, но болею, - хозяин таверны морщился и потирал спину. - А чего это вы сюда забрели? Неужто в Темные земли идете?

Разговоры в таверне притихли, все ждали ответа отца Григория.

- А куда еще можно отсюда идти? - отец Григорий давал себе время на раздумья.

- Да и некуда отсюда идти, - послышался голос сбоку от тролля. - Не ходи туда старец. Кому там проповедовать?

Отец Григорий не задумывался над такой постановкой вопроса, но он и не шел проповедовать. Тролль, увидев глубокую задумчивость отца Григория, удовлетворился, что поставил человека на правильный путь, и пошел на выход из таверны.

- А все-таки туда? - хозяин рискнул подать голос.

- Туда.

- А зачем, если не секрет, - остальные тоже желали услышать ответ.

- За истиной, - свято выдохнул отец Григорий, народ разочаровался и перестал слушать их разговор. Эти люди уже видали и перевидали сотни искателей истины. Ни один не вернулся, чтобы поведать им, в чем она состоит. - А что у вас говорят о Темных землях?

- Вы о чем, отец Григорий? - теперь уже хозяин обдумывал, что сказать.

- О том, почему никто не возвращается?

Хозяин захохотал:

- Это мы все и так знаем потому, что не нашлось достойных.

Отец Григорий развернул свои бумаги и стал там шкрябать ответ хозяина таверны.

- Ух ты, - выдохнул он. - А что там такое?

К стойке поближе подошел человек из-за стола. Он тоже желал узнать, что полезного может сказать хозяин таверны "Старый скряга".

Отец Григорий подозрительно уставился на подошедшего. Тот показался ему не опасным. Лет почти сорок, определил отец Григорий, чуть помладше меня. Черные штаны, черная куртка, ничего примечательного. Подошедший понял, что его оглядывают. Он оттянул ворот куртки, и сидящие увидели вышитый знак ученых-практиков.

- Отец Логорифмус, - представился он. - Позвольте мне услышать, что вы говорите, хозяин.

- Вы тоже туда? - осведомился хозяин таверны.

- Туда, - согласно кивнул отец Логорифмус.

- А зачем? - коварно спросил отец Григорий.

- За знанием, - отчеканил Логорифмус.

- Так мы вас слушаем, уважаемый хозяин, - такое обращение Логорифмус использовал, скрипя сердце, но хозяину неожиданно понравилось.

- А что там может быть такое? Мы знаем не много, но знаем. Во-первых, оттуда нельзя вернуться, даже если ты передумал.

- Как это? - отец Григорий старался все записать.

- Ну, маги говорят, что там очень мощное заклинание положено. Назад хода нет. Если переступите черту, то все только вперед.

- Угу, - кивнул Логорифмус. Эти сведения хозяина таверны совпадали с его. - А что-нибудь еще знаете?

- Знаю, - важно кивнул толстый хозяин. - Там варвары ходят. Еще там есть сокровищница знаний, еще там есть сокровищница времени. Это все.

- А как они выглядят? - отец Григорий радовался, что уже столько узнал.

- Никто не знает, - пожал плечами хозяин таверны.

- А откуда тогда знаете? - отец Логорифмус был дотошен.

- Так некоторые ясновидящие, и маги кое-что могут. Они говорят, что дороги заколдованы. Они ведут всех странников в Темные земли, чтобы снять проклятие. Но про проклятие, - не очень уверенно добавил трактирщик, - мы точно не знаем. Кто-то утверждает, что это не проклятие, а наоборот, те ждут достойных.

- Понятненько, - пробурчал отец Григорий. - Скажите, уважаемый, - отец Григорий оценил ход Логорифмуса. - А поблизости нет ли магов или каких ясновидящих?

- Нет никого, - покачался как могучий дуб трактирщик. - Они здесь долго не живут. Говорят, что голова болит, что силы уходят. Да, и их тянут Темные земли сильнее даже, чем других.

Трактирщик порядком устал от назойливых посетителей, и прикидывал, как от них избавиться. Спасение подоспело в виде его жены.

- А ну тащись в погреб. Что-то там не досчитали, - потребовала она и приторно противно улыбнулась посетителям.

Оба ученых предпочли отправиться на ночлег в общую комнату.

- Скажите, отец Логорифмус, а что собственно вы туда идете? Это наказ ордена? - Ворочаясь на скамье, отец Григорий пытался завязать разговор.

- Да, иду по наказу ордена, - Логорифмус старался врать как можно меньше.

- А я вот думаю, может быть нам пойти вместе? - осмелился предложить Григорий.

Он обдумывал эту мысль уже целый час. Дело в том, что отец Логорифмус был широким, сильным мужиком. Явно с оружием, а что там встретиться в Темных землях, отец Григорий не знал. Он понимал, что идти вдвоем гораздо лучше, чем одному. Пока отец Логорифмус обдумывал ответ, Григорий решил привести дополнительный аргумент в свою пользу.

- Цели у нас разные. Мешать друг другу мы не будем. В трудной ситуации сможем помочь друг другу, - заявил он.

Отец Логорифмус согласился с этим. Его жизненным кредо был оказывать помощь нуждающимся. Он понимал, что этот задохлик богослов пропадет через три дня пути в одиночестве по Темным землям.

- Хорошо, отец Григорий. Тогда надо набрать припасов, и все такое на двоих. У тебя деньги есть? - Логорифмус перешел на более близкие отношения.

- Есть, я тебе все отдам, - моментально согласился отец Григорий. - Когда выступаем?

- Завтра отдыхаем, набираем припасы в деревеньке.

- Значит, послезавтра?

- Послезавтра, - подтвердил отец Логорифмус и закрыл глаза. Сон пришел к нему через две минуты.

В эту лунную ночь не спалось многим в отличие от отца Логорифмуса. В частности не спалось и Великому Мастеру. Он принимал доклад у Мастера.

- Великий Мастер, - сам Мастер сидел рядом с Великим, но был крайне почтителен. - К нам идут ученые.

- Богословы?

- Один богослов, другой практик, - отчитался Мастер.

- Пусть проходят, - привычно согласился Великий Мастер. - Еще кто?

- Есть еще люди. Двое странных авантюристов.

- Люди или эльфы? - уточнил Великий Мастер.

- Где вы видели авантюристов-эльфов? - поразился Мастер.

- Нигде и это печально, - ответил ему Великий. - Еще кто?

- Остальные пока далеко, - сообщил Мастер.

- Сообщи мне более подробно завтра, - потребовал Великий.

Последние лет сто Великий не задавал вопросов по поводу посетителей, а просто давал согласие на их вход. Необычное началось дней десять назад. Мастер терялся в догадках, что случилось.

Великий Мастер отпустил своего подчиненного, и стал вспоминать прошедшие годы. Он почти отчаялся выполнить свою миссию, но недавно что-то изменилось. Ему было предчувствие, что грядут перемены. Великий Мастер скрывал свое нетерпение, но иногда оно прорывалось. Ему пора было будить двух старых хрычей, входящих в совет. Может, хоть их споры станут развлечением для Великого Мастера.

Мастер ушел от Великого в изумлении. Подумать только, что Великий ведет себя не адекватно, интересуется чем-то. Мастер привык, что бремя поисков лежит целиком на нем. Для того, чтобы успокоиться Мастер пошел поговорить с дорогами.

- Пока ничего, - твердили, как заведенные дороги.

Мастеру показалось, что одна из них чуть опоздала с ответом. Он призвал ее к порядку и потребовал отчитаться досконально.

- Ну, идут по мне ребята. Такие симпатичные, тебе они точно не подходят, - упрямилась дорога, не в силах солгать, но вполне способна извратить сведения.

- Кто такие? - Мастер цеплялся за огонек надежды.

- Актеры, - нехотя сообщила дорога.

- Да уж, эти совсем не подходят, - огорчился Мастер. - А может, кто еще есть?

- Пока никого, - дорога мстительно хмыкнула на ответ Мастера.

Мастер продолжил общение с другими дорогами, но в конце вернулся к дороге с актерами.

- Расскажи о них, - потребовал он.

- О ком? Там так много народа, - дорога все еще пыталась юлить.

- Ну, о ком-нибудь, кто сейчас в центре внимания остальных, - Мастер тоже был не промах, и умел общаться с дорогами.

Подчиняясь, дорога вздохнула, и стала рассказывать об акробатах, которые неожиданно попали в самый эпицентр внимания остальных.

Химю было уже двадцать шесть лет, Лахсе исполнилось двадцать четыре, а их жене Санвау было всего лишь девятнадцать.

Санвау с двумя мужьями завидовали, а вот Химю и Лахсу жалели. Не возможно было представить себя на их месте. Но общественное мнение не сильно волновало это странное семейство потому, что они привыкли так жить. Веками так жили их предки, предки их предков. Обычно это семейство жило тихо, но сегодня возник грандиозный скандал. Санвау отказалась жить с двумя мужчинами. Она потребовала, чтобы один из них ушел, но кто именно сообщить отказалась. Она заявила, что, как старшие в семье, путь они решают это между собой сами. Химю и Лахса не ожидали ничего подобного от своей супруги. По их мнению, предпосылок для этого не было никаких.

Химю и Лахса встали в тупик, что им делать. Совместно они решили, что эта дурь у их супруги пройдет. Санвау же видя, что мужья игнорируют ее требования, взбунтовалась.

По примеру донны Илисты, которая всегда добивалась всего, устроив грандиозную разборку, Санвау решилась закатить первую в своей жизни истерику.

- Я требую, чтобы один ушел! - Вопила Санвау, стоя посреди дороги.

Откуда-то сбоку послышался шепот, что перегораживать дорогу, и останавливать караван стало всеобщей дурной привычкой.

Лахса и Химю стояли перед ней в немом изумлении, они просто не понимали, что происходит, и главное как на это реагировать.

- Молчать! - потребовал Химю.

Это оказалось не самой удачной идеей потому, что Санвау взбеленилась. Таких ощущений гнева и беспомощности она не испытывала никогда в своей спокойной размеренной жизни.

Лахса поняв, что Санвау сейчас запустит в них чем-нибудь тяжелым, попытался сгладить высказывание Химю.

- Санни, что случилось? Расскажи мне, - попросил Лахса, умильно глядя в ее глаза.

Для Санвау Химю стал врагом, а Лахса другом.

- Уходи! Я не буду жить с ним, - Санвау указала на Химю.

Люди увидели, что под взглядом маленькой красавицы Санвау Химю пожелтел, как прошлогодний лист.

- Санни, ты что? - Лахса попытался взять ее за руку.

- Санни! - Химю смог с себя выдавить только это. - За что? Почему тебе плохо с нами?

Окружающие с большим интересом слушали вопросы и ответы. Подлинная трагедия в жизни привлекает творческих личностей гораздо больше, чем сыгранные ими страсти. Но, привычно для творческих личностей, каждый из них прикидывал, как можно использовать наблюдения в своей жизни, произведениях, игре, постановке сцен.

- Я не могу так больше жить! Все живут по-другому, - выдала истинную причину своего бунта Санвау.

- Что? - поразились оба супруга.

- Что слышали, - отрезала Санвау.

- Почему ты так считаешь? Потому, что мнение этих таково? - Химю обвел рукой остальных. - Но мы же другие, совсем другие. Нам ничто не мешает жить так. Разве мы тебя не любим? Разве мы посмотрели на другую?

Санвау заплакала, но сдаваться не собиралась.

- Санни, мы же братья, мы тебя оба любим. Как ты можешь выгнать одного из нас? - Лахса искренне недоумевал.

- Ах, так! - Санвау взвилась, как воздушный змей. - Уходите оба. Меня за вас выдали насильно, меня никто вообще не спросил. Я хочу сама себе выбрать мужа.

- Что? - Лахса и Химю впали в глубокую прострацию.

Лахсе пришло в голову побить супругу, как советовал его отец перед женитьбой.

Химю пытался вникнуть в происходящий кошмар, надеясь, что это все сейчас кончится.

- Уходите! - стала настаивать Санвау.

- Отлично, - хлопнул в ладоши Химю. - Это не ты нас выгоняешь, а мы тебя бросаем.

- Но... - Лахса хотел возразить, но под умоляющим взглядом Химю смутился.

На этом закончилась общественная часть скандала в семействе. Хэсс обдумывал сведения, которые получил от повара Грима о странном семействе. Оказывается, Санвау выдали замуж за Химю и Лахсу - за двоюродных братьев. Для южных народов было характерно создавать такие тройственные семьи. Это было обусловлено отнюдь не стремлением к разврату, а общественным строем, когда супруга могла остаться одна без поддержки. Как правило, было предусмотрено, что родители снимают с себя ответственность за детей с момента их совершеннолетия - в шестнадцать лет.

На юге было слишком много опасностей, грозящих женщину с маленькими детьми оставить без защиты, поэтому появился обычай выдавать женщину сразу за двух мужчин. Во-первых, дети были общими. Во-вторых, мужчины дружили и помогали друг другу, что увеличило их шансы выжить в этом страшном мире. В-третьих, годами узаконенное двоемужество делало женщину предметом поклонения. Санвау весьма красивая женщина по меркам южан, презрела многовековые обычаи. Черноволосая, с длинными косичками, узкими глазами, тонкой костью, легкостью и гибкостью Санвау свела двоюродных братье Лахсу и Химю с ума.

Их семейство влилось в труппу донны Илисты не случайно. Они выступали с ней почти два года. Никогда они не становились предметом всеобщего внимания.

Лахса и Химю могли вытворять на сцене потрясающие вещи. Они буквально порхали над сценой. Во многих постановках они выступали в качестве представителей нелюдских вестников, то есть были вестниками богов, демонов и колдунов. Санвау - маленькая, солнечная и шаловливая придавала постановкам возвышенность. Она даже избавилась от акцента, который до сих пор мешал ее мужьям.

Не успел утихнуть этот скандал, как начался следующий. Донна Илиста всерьез вознамерилась убить своего любимого драматурга Одольфо. Он принес ей на рассмотрение новый вариант постановки для фестиваля. Одольфо не стал себя утруждать переделкой сюжета, он просто поменял любовь двух мужчин, на любовь двух женщин.

Донна Илиста, не веря своим глазам, прочитала до конца принесенную Одольфо рукопись. Потом она выбралась из повозки, сходила к повару Гриму, который без вопросов выдал ей большой нож, и пошла искать Одольфо.

Когда он узрел свою приму с ножом в руках, то сразу понял, что пьеса ей не понравилась.

- Что, совсем плохо? - вымученно улыбаясь Одольфо, попробовал завести разговор.

- Я тебя сейчас на листочки разрежу, халтурщик несчастный, - Илиста старалась загнать Одольфо в угол.

Неожиданно для всех он заверещал очень громко и жалобно. Люди, не ожидавшие подобного крика, встрепенулись. Охранникам показалось, что было совершено нападение. Повар понял, что это чудит донна Илиста, и флегматично сообщил Инриху об этом.

Инрих застал несколько комическую картину. Одольфо лежал без чувств, а над ним с ножом склонилась донна Илиста.

- Что это он? - Инрих постарался не приближаться к своей приме.

- Устал, наверное, - Илиста пожала плечами. - Я же его чуть-чуть напугала маленьким ножичком.

Инрих с сомнение оглядел этот тесак, Илиста, уловив его взгляд, покачала головой:

- А ты бы, что сделал? Он же пьесу не переписал. Он, придурок, поменял мужиков на баб. И что он мне предлагает играть эту гадость? С кем? С Саньо? А кстати где он? Я что должна его права защищать?

Саньо был ведущим актером труппы, но, в отличие от Илисты, проявлял свой дикий темперамент на сцене. Ему было некогда разбираться с заморочками Одольфо. Саньо съедали личные проблемы, поэтому, услышав очередные крики, он не пошевелился. Саньо пытался решить, что ему делать с неожиданной влюбленностью в неподходящую для этого женщину.

Инрих, как директор, был в курсе проблем ведущего актера и радовался, что от него пока нет неприятностей. Инриху вполне хватало широкой общественной жизни донны Илисты.

- Что ты с ним сделала? - Инрих настойчиво пытался выяснить судьбу донна Одольфо.

- Пуганула, - Илиста скромно улыбнулась, а у Инриха прошла дрожь от этой улыбки. - Очухается, пусть пишет что-нибудь нормальное. Завтра я хочу начать репетиции. И больше пугать его я не стану, - последнюю фразу Илисты услышал Одольфо, пришедший в сознание. - Я выполню свои угрозы, - пообещала Илиста, и мастерски метнула нож, который вонзился в повозку рядом с Одольфо. Затем Илиста с достоинством удалилась.

Инрих тихонько посмеялся, зная, что Илиста ничего подобного не сделает.

- Вставай обманщик, - потребовал Инрих, потрясывая перед носом драматурга бутылочкой. - Она уже ушла.

Одольфо приоткрыл один глаз, убедился в правоте Инриха и приподнялся на локтях.

- Вставай, и чего тебя угораздило?

- Ха! А что можно написать новенькое? - Одольфо ответил вопросом на вопрос.

- Напиши что-нибудь классическое, - посоветовал Инрих, разливая прозрачную жидкость по стаканам.

- Сам бы попробовал, - Одольфо лихо опрокинул свою дозу и не закашлялся.

- Я директор, не забывай. Мне писать не положено. - Инрих подозрительно уставился на Одольфо. - У тебя что кризис?

На что драматург тяжко выдохнул.

- Да. Идейки есть?

- Да навалом, - Инрих разлил по второй. - Пей.

- Делись, - потребовал Одольфо, которого развезло на пустой желудок.

- Напиши про любовь на перекрестье, - выдал Инрих.

- Погоди, - лихорадочно записывая, суетился драматург. - "Любовь на перекрестье" - замечательное название. А о чем написать?

- О любви, - Инрих думал наливать ли по третьей.

- Не отлынивай, - Одольфо вцепился в Инриха.

- Ну, что тебе предложить? Объедини пару историй любви как в узоре. Например, Саньо и Богарта, а еще возьми твоих мальчиков из первого варианта, как побочную линию. И еще пару линий. И сбей их в один клубок.

- Отлично, отлично, - Одольфо поплевал на пальцы, переворачивая страницы для записи. - А Саньо, что с Богартой?

- Да влюбился он, похоже.

- Проблем будет, но для дела хорошо, - Одольфо уже сочинял историю любви.

Саньо, что означало на одном из древних языков "солнечный", сидел на своей лошади, пытаясь отключиться от действительности. За последние четыре дня он ясно понял, что влюбился. Уже давно, много-много лет, Саньо не влюблялся. Он был абсолютно уверен, что это не для него, но влюбился в начальника охраны - прекрасную, воинственную Богарту. Как Саньо знал, Богарта рассталась с мужем-магом. Он просто ее бросил, найдя молодую и красивую магичку. Богарта хорошо держалась. К тому же ее поддержали ребята. Из шестерых четверо остались с ней. Правда, в отряде тоже не все в порядке. Там свои любовные трагедии, но дороге это пока не мешало.

Саньо пытался решить, что ему делать с собой и с ней. Первое было не менее сложным, чем второе. Саньо разучился чувствовать, он играл чувства на сцене, и чем дольше он так жил, тем лучше играл. Теперь же Саньо боялся, что играть не сможет. И как ему подойти к ней? Богарта не обычная актриска, с которой можно раз и все. Но самым страшным для Саньо, выходившего тысячи раз перед толпами людей, был возможный отказ Богарты.

Разбираясь в психологии отношений, Саньо искал точку, с которой он стал не человеком, забыв про любовь.

Он вырос в хорошей, бродячей семье. Его отец был мастером гильдии композиторов. Мама была ведущей актрисой. Они были умопомрачительной парой: высокая, красивая мать и стройный, кучерявый композитор. Оба погибли от болезни, когда Саньо было двадцать четыре. Он уже пробивался на сцене. Женщины весьма способствовали этому продвижению. Пожалуй, в то самое время Саньо и забыл о любви. Для него все стало средством, а не целью. В тридцать Саньо стал ведущим актером и уже двенадцать лет блистал. Несомненно, женщины были в его жизни, но на утро он уже и не помнил, как их зовут. Многие считали, что он весьма бесчувственная натура.

"И кто меня дернул, согласиться с Илистой?" - Саньо раз за разом задавал себе этот вопрос. Но ответ он знал и так - один взгляд на Богарту, которая сопровождала Илисту.

"Я с ней поговорю, и все пройдет", - решил Саньо, "а если не поможет, то пересплю, и все пройдет. Ну, не бывает таких женщин".

В отличие от Саньо, который думал о разговорах и о более тесных отношениях король Главрик IX морально имел своего любимого первого министра Язона. Главрик IX в который уже раз пытался добиться от своего министра человеческого ответа на один, но существенный вопрос: "Что делать?".

Главрику IX было почти восемьдесят девять лет. Дети его уже умерли, внуков не было и всех волновало, кто будет править, когда Главрик IX уйдет из этого мира. Сам Главрик IX рассчитывал, что эту проблему решит его первый и единственный министр Язон. Главрик IX считал, что одного министра более, чем достаточно для маленького королевства.

Язону было немногим меньше, чем королю. Всего то восемьдесят четыре года. И эти две развалины очень успешно правили шестьдесят лет. Теперь же пришли другие времена, другие нравы и у них уже не получалось хорошо править. Казначеи посчитали, что поступления в казну уменьшаются, товары, производимые в королевстве, теряют в стоимости, население увеличивается, на королевство жадно смотрят глаза воинственных соседей. Что-то надо было делать. Справедливо рассудив, что проблемами надлежит заниматься министру, король Главрик IX мучил его, требуя определенного ответа.

Язону же тоже ничего не приходило в голову. Ему, мягко говоря, не хотелось шевелиться, одно дело править в сытом и защищенном мире, а другое - только тронь, покатится такая лавина. Язон уже собрался с мыслями и предложил королю Главрику IX привлечь к делу молодежь, заодно проверив ее на прочность. В качестве кандидата Язон предложил своего сына, но король отверг, заявив, что это тоже старый хрыч - пятидесяти лет.

- Тогда внук - Сентенус, - не сдавался Язон.

- Внук? - Главрик IX обдумал эту мысль. Внука министра он знал, как замечательного молодого человека, прекрасно танцующего на балах. - Не женат?

- Нет, - Язон пощелкал языком. - Не успели.

- Он что-нибудь еще умеет, кроме как танцевать? - Главрик IX хотел быть уверенным, что мальчик министра решит проблемы, и им не придется еще раз возвращаться к ним.

- Должен, - не сомневался Язон в своем внуке.

- Тогда это, - Главрик IX потянулся в своем кресле. - Пиши указ. Тыры-тыры-тыры по тексту, а главное, что отправить его решать наши проблемы, чтобы в ближайшее время поступления в бюджет увеличились, соседи поостереглись, и получить ему место нашего короля, то есть мое, когда я копыта кину. Понял?

Министр Язон стоял, уронив челюсть.

- За что?

- А нехай работает, - король насупился, он помнил, что обещал Язону не надевать на его родственников корону.

- Но Вы же...

- Забыл, - король Главрик IX не желал выслушивать своего министра. - Пиши указ, чтобы сейчас был. И иди, скажи ему сам, - король пожалел Сентенуса, который становился королевским наследником.

Язон тащился по дворцу, сетуя, что тот такой большой. "Может, повелеть, чтобы меня таскали по дворцу на носилках?", - эта мысль занимала первого министра. Он даже не знал, что его внук сделает, когда услышит волю своего короля. Язон нашел Сентенуса в кровати.

- Еще валяешься? - закричал он.

Сентенус прекрасно чувствовал своего деда, тот кричал на внука только если назревали серьезные неприятности.

- Дед, заткнись, - потребовал внук.

В спальню поспешно забежал королевский маг.

- Тише, тише, Вашему внуку досталось от мегер.

- С бабами что ли трахался? - Язон одобрял это занятие, но валяние внука в постели выводило его из себя.

- С какими бабами? - недопонял маг. - На них напали какие то мегеры, по болоту они таскались.

Язон подергал свою бороду:

- Тогда это не мегеры, а русалки.

- В болоте? - вспылил маг.

- В болоте, а где они еще водятся, - старый министр не желал уступать какому-то там магу.

- Может заткнетесь, - застонал Сентенус.

Молодой человек страдал от остаточных заклинаний, которыми швырялись эти кровожадные дамы - у него дико болела голова.

- Попейте, - маг сунулся к Сентенусу.

Тот, с трудом оторвав голову от подушки, стал пить гадостный зеленый напиток.

Дед уселся на кровать и с ревностью следил, как маг поит внука лечебным варевом.

- Легче? - переспросил он минут через десять.

Внук приоткрыл глаза:

- Легче. Мы все сделали, дед. Но пришлось ноги уносить от восточного соседа по болоту.

- Без мага пошли? - дед переживал за внука, но выражалось это своеобразно - он его ругал.

- Нет, наш штатный был ранен. Еле дотащились.

- Ладно, уж лежи. Только подумай над одним маленьким дельцем, - Язон прикидывал, как изложить все внуку, и решил без прикрас.

Сентенус застонал так, что из другой комнаты прибежал королевский маг. Язон швырнул в него стаканом, Сентенус закричал, чтобы убирались оба. Прибежала стража, пытаясь сориентироваться в происходящем. Последним прибыл король Главрик IX, и оборав всех велел еще раз зачитать готовый указ.

Язон шепотом обещал внуку переубедить старого короля отказать Сентенусу в наследовании, если тот решит их проблемы. И уж точно возвести его на трон, если он не решит их.

Глава 3. Регламент работ

"Самое важное в работе, это отнюдь не результат, а составленный по всей науке план достижения поставленной цели. По этим планам и судят о нашей работе".

Мнение одного видного государственного чиновника, высказанное другому видному государственному чиновнику.

- Командир, впереди город, - сообщил Веснушка своей начальнице.

- Доложи директору, - велела она.

Инрих прикидывал, что надо дать выступление, а то у его актеров кровь бурлит. Надо сбросить лишние эмоции.

- Вечером представление, успеете? - Инрих спрашивал Альтарена.

- Успеем, - тот не сомневался. - Только растолкайте нашу пьянь, - все посмотрели на повозку Сессуалия.

- Спит? Спит, и где он только спиртное берет в таких количествах? - Альтарен всегда слышал этот вопрос, когда нужен был его напарник Сессуалий.

Альтарен был местным зазывалой и хвалебщиком. Он писал хвалебные рецензии, доносил до народа идею постановок, и продавал билеты. Сессуалий же был критиком, которого тоже надо иметь каждой уважающей себя труппе. Как и положено критику, тот вечно пил горячительные напитки.

- Что будем показывать? - Альтарен деловито собирался, чтобы появиться в городе раньше остальных и начать просветительскую работу.

- Давай "Цветок страсти", - решил Инрих.

Илиста обожала эту постановку, да и молодые актеры потренируются.

- Цветок, так цветок. Вечером на девять, как обычно. Я поехал.

- Внимание. Сегодня вечером в девять даем "Цветок страсти", - загоготал над караваном голос директора труппы. - Разместимся у этих ворот. Всем готовить выступление, Недай помоги Альтарену со зрителями после того как решишь с закупками. Грим на рынок, не занятым актерам помочь ему с припасами. Занятым актерам готовиться, осветитель все сделай толком. Костюмы достаем, полное выступление. Настроение хорошее.

Люди заволновались, наконец, разнообразие после семи дней пути. Молодые актеры и актрисы зашушукались, даже у ведущих загорелись глаза.

- А ты стервец пиши, - рявкнула Илиста на драматурга. - Не отвлекайся, а то я за себя не отвечаю...

Более или менее привычная жизнь затянула караван. Хэсс остался не при делах. Стихи сегодня он не читает, тем более, что своих у него нет хороших, а классических он еще не достаточно разучил.

- Можно с тобой? - Хэсс догнал Недая, который поехал в город за припасами.

- Что, скучно? - Недай был не расположен брать попутчиков.

- Хотелось бы на город посмотреть, я ведь нигде и не был. А ты много путешествовал? - Хэсс знал, что для того чтобы сломить плохое настроение человека, надо его не замечать и общаться ровно.

- Поехали, - Недай поменял гнев на милость. - Только города они везде одинаковые.

- Не скажи, - Хэсс был в этом не так уверен.

- Лирик, одно слово, - Недай так объяснял все странности Хэсса.

Закончив формальности с представителем главы стражей, Недай направился на базар. Через два часа Хэссу уже было противно ходить с Недаем.

- Что не нравится? - уловив его настроение, спросил Недай. - Привыкай, нам торговцам нельзя размениваться на лирику, мы все больше о земном - о деньгах.

- Да я что, я же не про тебя. Просто они все такие противные, - Хэссу было стыдно, что Недай угадал его отношение. В своей прошлой жизни Хэсс никогда бы этого не допустил. Он настолько сосредоточился на воспоминаниях, что еще сильнее разнервничался от последующего вопроса Недая.

- Что с тобой, Хэсс?

- Со мной все хорошо, - заученная формула легко слетала с губ.

- Да, нет. Ты весь как-то исчез. Я даже оглянулся, думал, что ты отстал.

- Исчез? - Хэсс понизил голос, торговец тканями внимательно прислушивался к их разговору.

- Так воры исчезают, и убийцы, - торговец нагло вмешался в разговор, беззубо улыбаясь.

- Воры? Убийцы? - у Хэсса не дрогнул голос.

- Да он стихоплет, - пояснил Недай. - Ушел в свои мысли. Небось пришибить тебя хочет за такой брак в товаре, - поддел он торговца.

- Какой такой брак? - разговор потек по привычному руслу "назови цену - сбей цену".

Хэсс испугался того, что с ним происходило, а главное, что это стало заметно посторонним людям.

- Я отойду, - Хэсс потеребил Недая за рукав.

- Иди, - Недай понял товарища, что тому понадобилось отлить. - Там в конце рядов.

- Ага, - Хэсс пошел в указанном направлении.

Ему очень захотелось побыть в стороне от умного Недая. Остановившись, Хэсс стал тупо пялиться на объявления на стене дома.

"Незванного. Незванного", - билось у него в голове. Через несколько мгновение до Хэсса дошло, что он читает указ о собственной поимке.

"Вора, известного под именем Незванный, следует поймать и доставить за такое-то вознаграждение. Особые приметы такие-то. Местонахождение не известно".

Хэсс с безразличием прочитал указ о собственной поимке. За какое-то мгновение он опять стал вором, а отнюдь не лириком. "Что же это такое происходит? За семь дней расслабился?". Хэсс не помнил времени, когда он расслаблялся, он всегда был вором. Еще его учитель говорил, что в этом диком мире надо жить, как зверь, ни на секунду не уменьшая внимания.

Постояв минуту или две, Хэсс развернулся и побрел вдоль рядов. Нос его привел в ряды торговцев травками. Невзирая на большие цены Хэсс накупил разных травок не менее полусотни пакетиков. За этим занятием его нашел Недай.

- Что, знахаришь? - Недай считал, что способности к творчеству отбивают любые другие.

- Готовить хочу научиться, - Хэсс был недоволен, что его поймали на столь интимном занятии. Он не собирался признаваться, что умеет кое-что полезное для воровства и для лечения.

- Закончил? - Недаю стало любопытно, что еще купит этот парень.

- Почти, - скупо ответил Хэсс.

- Стой! - послышался вопль за их спинами.

К Недаю и Хэссу подбежал толстый мужичок с трясущимися руками.

- Ты у меня украл! - завопил он.

Хэсс вздрогнул, а Недай недоуменно зафыркал.

- Кто? - рядом появились стражники.

- Он, - торговец ткнул пальцем в Недая, Хэсс чуть отодвинулся в сторону.

- Что такое? - Недай повысил голос.

- Украл, - истерично закричал опять торговец.

- Я у Вас ничего не покупал, - Недай не подходил к этому человеку.

- Не покупал? А кожа? - старичок стал совать руки к мешку Недая.

- Кожу покупал, но не у Вас.

- Достаньте, - потребовали стражи.

Все вместе они осмотрели кожу.

- Клеймо мастера, - заключил один из стражей. Он стал чуть ближе к Недаю, и одной рукой взялся за свой парализующий волю амулет.

- Я покупал у молодого человека. Такого с длинными волосами, смуглого, - Недай почувствовал, что пахнет жаренным.

В толпе, которая собралась посмотреть на очередной скандал, зашептались. Недай уловил слово "ученик".

- Это был Ваш ученик? - внезапно спросил Хэсс.

- Ученик? - взвизгнул старик-торговец.

- Это был ученик, - расслабился страж. - Так в чем проблема?

- Он недоплатил ученику, - не очень уверенно заверещал торговец.

- Насколько сторговались, на столько и заплатил, - Недай вновь почувствовал почву под ногами.

- Попрошу поподробнее, - страж повернулся к Недаю, а второй утихомирил разошедшегося торговца.

К толпе подошел мальчишка-ученик, проторговавшийся. Недай стал разъяснять ситуацию.

- В лавке этого мастера была необходимая мне телячья кожа. За прилавком стоял вот этот мальчик. - Недай указал на ученика. Хэсс оценил, что мальчику лет четырнадцать, смуглый, возможно варварская кровь. Глаза забитые до нельзя. Лицо обреченное и усталое. На руке виден синяк, которые появляются, если выкручивать кисти. Бедная одежонка, но чистая. - Он показал мне три, нет четыре куска. Я выбрал вот этот, - Недай потряс своим мешком. Он назвал цену, я сбил, он согласился. Я расплатился и в чем собственно дело я не понимаю.

Недай уже высился над толпой своей уверенностью.

Стражи перевили взгляд на мальчика.

- Тьямин, все так и было? - спросил один из них.

Неожиданно звонкий голос мальчика говорил о бунтарской душе.

- Да.

- А потом? - стражи уже допрашивали мальчишку.

Порывающегося что-то сказать торговца кожей невежливо заткнули.

- Тот человек вышел, через минуту появился мастер. Он посмотрел, что я торговался, и закричал. - Мальчик замялся, но Хэссу показалось, что мальчик не добавил слова "и ударил". - Потом хозяин кинулся за покупателем.

- Понятно, - стражи оценили ситуацию, но дали слово торговцу.

- Я работаю с утра до ночи, чтобы какие-то пришлые меня обдирали, - завел торговец свою волынку. Толстые щеки тряслись, что смотрелось комично, когда он начал кричать, что недоедает.

- Не след ставить ученика одного, если не уверен в нем, - наставительно велел страж.

- Да какой он мне ученик! - завопил торговец. - Пусть катиться на все четыре стороны. Пусть только оплатит расходы на одежду и ущерб. Значит, - торговец хищно посмотрел на Тьямина, - будет отрабатывать бесплатно три месяца, а потом пусть убирается.

Хэсса перекосило от подобного заявления торговца, сразу становилось понятным вся эта сцена с оплатой. Недай очень спокойным голос поинтересовался и сколько же стоит та богатая одежда, которую носит мальчик. Торговец заколебался, но назвал сумму на которую можно было купить зимнюю куртку, а не рубашку со штанами.

- Хэсс, я тут не докупил еще кое-что. Подождешь? - Недай ухватил одной рукой торговца, а другой мальчишку Тьямина.

- Помогу, - ласково улыбнулся Хэсс.

Толпа стала расходиться, стражи побежали на очередной базарный крик.

В молчании Недай и Хэсс довели торговца и мальчика до кожевенной лавки.

- Повесь табличку, что закрыто, - велел Недай. - Мы дорогие покупатели. - Ты мальчик сходи вниз за своими вещами, - Недай раздавал команды. - Мы пока побеседуем.

Тьямин стоял столбом.

- У меня нет вещей, - поведал он обескураженному Недаю.

Хэсс ласково улыбнулся мальчику:

- Налей мне водички, пить хочется, - попросил Хэсс. - Где кухня?

Тьямин, несмело шагая, повел Хэсса на кухню. В это время Недай приблизился к торговцу, который запрятался за большой тюк кожи.

- Сколько должен мальчик?

- Нисколько, - смел свое мнение торговец.

- Отлично, а где на него документы? - Недай знал о чем спрашивать.

- Какие документы? - дрожащий голос торговца раздражал Недая.

- Ты не увиливай, бодяжник, где документы. Все документы. Скажем, за два золотых мы их выкупим. А если тебя, что не устраивает, то я тебя в веках ославлю.

- Что? - торговец не понял угрозы.

- Мы артисты, артисты знаешь кто такие? Мы перед каждым выступлением будем о тебе рассказывать, да и в городе задержимся подольше.

- Что?

- Не чтокай, бодяжник, документы давай.

Торговцу впервые угрожали не физической расправой, а чем-то более страшным. У него была защита от магического нападения, страховка от уничтожения товара, но от ославления его в веках, как ублюдка, не было.

- Документы там, - торговец помахал рукой в неопределенном направлении.

- Неси, - Недай был доволен собой.

Через две минуты вернулись Хэсс с Тьямином.

- Пойдем, - Недай властно ухватил мальчика за руку. Они вышли из лавки, и Тьямин решился спросить:

- Это вы меня купили?

- Ты мальчик теперь свободный, - Недаю не очень нравилось обсуждать вопросы купли-продажи людей.

Хэсс видя, что объяснения грядут затянуться, неслышным шагом вернулся в лавку. Толстый торговец пересчитывал деньги, и очнулся только когда нож Хэсса оказался у его горла.

- За что? - зашипел торговец.

- Чтобы хорошо понял, - Хэсс шептал ему на ухо. - Если, что то я не такой добрый, как мой друг. Понял?

- Понял, - торговец немного расслабился, поняв, что это предупреждение.

- Отлично, - Хэсс испарился также тихо, как и пришел.

- Ты где был? - Недай недовольно поджав губы, уставился на появившегося Хэсса.

- Отлил, - тот пожал плечами. - Нам еще билеты продавать. Скоро представление, пойдем? А мальчишка?

- Останется пока в труппе. Будет помогать, - Недай старался говорить спокойным тоном, но чувство вины прорывалось в его голосе.

- Да не дергайся, - посочувствовал Хэсс.

- Я все не могу привыкнуть, что бездомных покупают и продают, - пожаловался Недай.

- Это всегда так, - Хэсс принимал жизнь, как данность. - Ты просто из полной семьи, а я с улицы, - Хэсс чуть приоткрыл свою жизнь, а Недай вцепился в возможность узнать что-либо еще.

- А тебя, что тоже купили?

- Учитель меня выкрал, - Хэсс улыбнулся этому воспоминанию.

- А как?

Этот вопрос Хэсс проигнорировал.

- А где сейчас твой учитель? - Недай решил зайти с другой стороны.

- Умер, - Хэсс явно опечалился. - И пора заниматься зрителями. Смотри, вон Альтарен надрывается.

Недай поклялся себе, что расколет этого загадочного парня Хэсса. Он уже спрашивал донну Илисту, но та всегда загадочно смеялась в ответ, не отвечая на вопросы. Повар Грим сообщил, что Хэсс не умеет сочинять стихи, а лошадка Ле, что Хэсс любит животных.

- Зайдем к гадалке, - предложил Недай.

Хэсс глянул на него, как на сумасшедшего.

- Никогда не ходи к гадалкам, - наставительно велел он.

- А почему? - послышался голос молчавшего до сих пор Тьямина.

- Жить надо, как дышать, - Хэсс повторял премудрости учителя. - Если ты будешь знать наперед, то будешь связан этим знанием и тогда ничего не сможешь изменить.

- Спорная точка, - пробормотал Недай, но спорить не стал. Тьямин молчал, глядя на Хэсса во все глаза. Он уже понял, что Хэсс явно из городских, и притом или из воров, или из убийц. Тьямину очень хотелось стать учеником вора или убийцы, чтобы его никто не мог обидеть. Будущим Хэсса заинтересовался Тьямин, а вот прошлым - Недай. Хэсс же предпочитал жить только настоящим.

В далеком северном городе орк Страхолюд сидел перед лучшей гадалкой столицы. Молодая женщина брезгливо морщилась от вида Страхолюда, который в целях маскировки переоделся в одежду нищих.

- Тот, кого ты ищешь, есть какие-либо приметы? - гадалка знала свое дело, и ее устраивала цена орка в две сотни золотых.

- Ничего, кроме клочка волос, - Недай вынул из-за пазухи маленький мешочек и отдал гадалке.

Мучительно долго тянулись минуты, складываясь в часы. Ритуал был закончен через два с половиной часа.

- Сейчас будешь смотреть сам, - сообщила усталая гадалка, откидывая волосы со лба. - Запоминай, повторять не буду. Повезет если человек один, но если с ним рядом кто есть, то покажет всех. Разбирайся сам. Я больше не могу.

Страхолюд наклонился вперед, разглядывая картинки. Его глазам предстала удивительная сцена. На освещенной поляне стояли декорации замка, на стене которого выдающаяся по пропорциям и отсутствию одежды женщина приглашала молодого человека, который прятался в кустах, на свидание.

- Иди ко мне, Мигель, - Илиста старательно поворачивалась к публике в своей легкой ночной рубашке с вышивкой.

Саньо ответил ей из кустов.

- Моя Виннета, иду к тебе, цветок мой страсти, - и полез на стену, созданную колдовством.

Осветители перевели свет, акцентируя внимание на залезающем Саньо.

В это мгновение на стене замка появился Дикарь, загримированный под отца Виннеты.

- Ах, ты неверная, варварка.

- Что отец? - Илиста попятилась к краю стены.

Саньо рассчитано приостановил свое залазанье наверх.

- Ты спать решила не с королем, а с этой низшей тварью? - Дикарь стал угрожающе размахивать тяжелым мечом.

- Отец, то не король, а лишь его наследник, - Илиста проникновенно рассказывала Дикарю о чувствах к молодому красавцу Мигелю.

Выслушав весь ее монолог, Дикарь наклонился над стеной и прокричал:

- Ползите вверх, мы вас подхватим.

Саньо благополучно дополз вверх, произошла смена обстановки. Стена опустилась вниз и зрители в укрупненном виде стали наблюдать за разговорами Виннеты, ее отца и Мигеля.

- А что король совсем уж стар? - отец Виннеты подбил таки Мигеля на государственный переворот.

Этим кончилось первое действие.

Страхолюд понял, что исполняется "Цветок страсти". Картинка все время менялась, показывая то толпу зрителей, то актеров.

- Кто? - спросил Страхолюд у гадалки.

- Видимо бродячие актеры, если бы из толпы, то началось бы с лиц людей, а не с актеров.

- Отлично, - Страхолюд встал. Ему предстояли изыскания в гильдии актеров, надо было опознать труппу и узнать, куда они движутся.

Тем временем, представление пошло не по плану. После второго акта, когда Мигель благополучно свергнул отца, его поймал в ловушку будущий тесть. Виннета злобно посмеялась над ним, и сообщила, что желает занять трон, как королева и супруга брата Мигеля. Занавес опустился, и в актеров полетели гнилые овощи.

- Что такое? - рявкнул Инрих, в которого попали помидором.

Хэсс рассмотрел в толпе их нового с Недаем знакомца - торговца кожевенной лавки. Видимо тот узрел глаза злого Хэсса, и выскочил на сцену с криком:

- Это не я! Не я! Не виноват я!

Дикарь все еще в образе отца коварной Виннеты подскочил к кающемуся торговцу:

- Кто?

Толпа притихла, когда увидела меч у горла торговца.

- Это маги, маги, - торговец валил вину на магов.

- Какие маги? - Дикарь впал в недоумение.

- Городские, они хотят, чтобы вы ушли, - застонал торговец.

В него полетело мощное заклятие сна. Торговец упал, сладко похрапывая.

- Мы продолжаем, - перед зрителями предстала Илиста, - или все хотят уйти?

В рядах зрителей послышался ропот, люди желали досмотреть "Цветок страсти" до конца. В последнем действии были более, чем пикантные сцены, когда Виннета со служанкой носилась по стенам крепости почти в обнаженном виде, если не считать кучи драгоценностей, а за ними бегали Мигель с братом. В целом все кончалось хорошо - двойной свадьбой: Мигеля и служанки Виннеты, и Виннеты с братом Мигеля. Также Мигеля короновали, и он отправлял своих родственников в дальние земли строить новую жизнь.

- Да уж, - повар Грим прокомментировал ситуацию с попыткой срыва представления.

Хэсс сидя рядом, пытался записать свои мысли.

- И что? - спросил Грим.

- Изменив вечности,

открываешь дорогу,

туда,

где живут одинокие волки, -

- продекламировал Хэсс.

- Это тебе, что представление навеяло? - спросил Грим минут через пять.

- Да, - Хэсс согласно кивнул.

- Да уж, парень. Лучше бы они нам точно представление сорвали, чем бы тебе такие мысли приходили в голову, - Грим не знал, что вообще сказать парню. - А к волкам мне не хочется. Давай я тебе спою про сладкий пирог, и попробовать дам. Может тебе теплее станет?

Хэсс вырвал этот лист из сшитой толстыми нитками книжки, и стал усердно жевать пирог. Грим выдал парню двойную порцию, не желая вспоминать, какой мороз прошел по спине, когда Хэсс с печальным видом рассказывал о вечности и волках.

- А почему с магами такое? - Хэсс с набитым ртом расспрашивал Грима.

- Есть вариант, что это не Илиста постаралась. Думаю, что дело в нашей охране, - Грим задумчиво смотрел на тающий пирог.

- Как так?

- Муж у Богарты был магом, - Грим слышал о проблемах женщины. - Ушел он к другой, но ушел плохо. Мы же в Стальэвари не смогли мага взять. Этот гад постарался. Думаю, что и здесь тоже самое.

- Но маги помидорами? - Хэсс не мог совместить магов и помидоры.

- Хэсс, они вынуждены, что и показывают. Если бы хотели, то кинули бы огненными молниями, понял? - пояснил Грим.

На эту же тему скандалили Богарта и Инрих.

- Ты понимаешь, что теперь мы беззащитны? - Инрих наседал на женщину.

- Но в другом городе...

- Будет тоже самое, - закончил за нее Инрих.

- Тогда? - Богарта предложила расстаться.

Из темноты выступил Саньо.

- Она останется, - строго глянув на Инриха, сообщил он.

- Но...

- О чем спор? - появилась Илиста.

- Я понимаю, что мы расстаемся, - Богарта старалась быть спокойной. Неустойка по ее вине была значительной суммой.

Саньо еще крепче сжал зубы. Илиста посмотрела на них и вынесла свое решение:

- Мы едем дальше в том же составе, и ну его этого мага.

- Илиста! - Инрих был прагматиком, и считал, что лучше сменить охрану пока не поздно.

- О, Инрих! - Илиста поехала по накатанному пути.

Разразился очередной скандал на тему, кто в труппе хозяин.

Саньо смотрел на Богарту. В лунном свете она казалось еще прекраснее. Саньо понял, что не просто влюблен в эту воительницу, а любит ее до самых кончиков пальцев. Богарта первой опустила глаза.

- Спасибо, - очень невнятно сказала женщина и исчезла в темноте.

Веснушка, Кхельт, Лайм и Крысеныш, оставаясь в темноте, наблюдали за ними. Единственной реакцией стали поднятые брови Лайма, которые впрочем, никто не увидел в темноте.

Готовясь ко сну, Богарта все думала о Саньо. Ей даже захотелось помечтать о прогулках, разговорах, поцелуях. "Как девочка", - одернула себя начальница отряда.

Крепкая, мускулистая, невысокая женщина с короткой стрижкой боялась себя. Она родилась в семье военных, служивших на границе. Ее отдали в женское училище телохранителей. Он вышла замуж за первого своего объекта - мага. Они прожили почти десять лет вместе. Внезапно, так показалось самой Богарте, он ее выставил за дверь без объяснений.

Ее муж не предусмотрел, что его ребята уйдут от него, остались лишь двое. Богарту это очень поддержало, когда в комнату гостиницы к ней зашли Кхельт, Веснушка, Лайм и Крысеныш. Через три дня они уже служили у донны Илисты.

Логорифмус и Григорий тащились с груженным осликом по дороге. На встречу им двигался караван. Отец Григорий страстно желал пообщаться, но люди из каравана не реагировали на его приветствие.

- Не подходи, - послышалось со стороны.

Отец Григорий расстроился, но отступать не желал.

- Надо узнать, - он вопросительно глянул на своего спутника, который уже несколько раз спасал ему жизнь в пути.

- Хорошо, - Логорифмус развернул ослика и пошел в ногу с тем человеком, который сказал "не подходи".

Мужчина злобно и беспомощно поглядывал на них.

- На нас напали разбойники, - выдавил он из себя.

- А? - отец Григорий пытался посочувствовать, но Логорифмус прервал его, положив на плечо бедняги тяжелую руку.

- Из Темных земель? - уточнил отец Логорифмус.

- Из Темных, - мужчина старался не плакать.

- Мы можем помочь?

- Нет, - мужчина опустил голову, караван уходил в даль.

Логорифмус и Григорий смотрели вслед этим людям.

- Ты что-то знаешь?

- Гриша, есть в Темных землях и варвары и разбойники. Говорят, что они встретились и оказались там. Теперь они по одиночке или совместно нападают на путешественников.

- А почему они не заманивают путешественников в Темные земли?

- Потому, что у этих был маг. Видел того, который шел впереди?

- Седой? Старик? - вспомнил Григорий.

- Какой старик? Ему не больше сорока. Я его встречал года два назад.

- Логорифмус, а еще ты что-нибудь про разбойников и варваров знаешь?

- Давай не сейчас, - попросил его Логорифмус. - Может, проведем обряд для этих несчастных?

Отец Григорий с энтузиазмом согласился, доставая необходимые принадлежности.

Старший гример труппы донны Илисты - Анна с тревогой смотрела за молоденькой дочкой Най. Анна в который раз себя кляла за то, что согласилась ехать, зная, что в труппе будет Лаврентио - отец Най. Но сейчас, Анну беспокоил не Лаврентио, а дочка Най. Тоненькая, с грациозностью хищной птицы и профилем своего отца - знаменитого композитора Лаврентио - Най ни чем не напоминала расплывшуюся пятидесятилетнюю Анну.

Анна безошибочно угадала, что ее дочка влюбилась. Анна панически боялась, что дочь повторит ее судьбу - родит ребенка без мужа. Анна сумела пристроиться к великой Илисте. Гример это постоянная величина, но для нее было все потеряно.

Анна напряженно думала, что делать. Первое, что ей показалось правильным - узнать в кого влюбилась ее дочка. Но сначала хорошо бы сходить к донне Илисте и посоветоваться.

- Можно? - Анна засунула голову за занавеску к Илисте.

- Заходи, - актриса приветливо махнула рукой. - Как думаешь, что лучше попробовать эту маску с лесной водой или эту с чайными цветками?

Илиста вертела в руках две баночки, то нюхаю одну, то другую.

- Не знаю, а откуда цветки?

- От Волокиты, он перед отъездом дал.

- Тогда лучше попробовать с цветком. Волокита всегда лучшие вещи вам дает, донна Илиста.

- Спасибо, Анна, - Илиста с благодарностью посмотрела на своего гримера. - А ты что пришла? Случилось что?

- Случилось, - Анна присела перед Илистой и стала привычным движением наносить той маску и рассказывать о своих проблемах. - Я все за Лаврентио беспокоилась. Но вижу, что он с молоденькой девочкой закрутил из музыкантов. Ну да боги с ним, меня волнует моя доченька Най. Кажется мне, что девочка влюбилась, и что делать ума не приложу. Ведь если она забеременеет, то может остаться с ребеночком. Она же совестливая, ребеночка не бросит.

Анна тяжко вздыхала о своей непростой судьбе.

- Донна Илиста, я вот надумала узнать с кем моя доченька милуется, - Анна выдала свои мысли. - А что, может вы посоветуете, в этом деле нельзя ошибиться. Здесь мне, как матери, нельзя дочь настроить против себя. Ох, и что же мне делать?

Илиста спокойно лежала с маской из чайных цветков и обдумывала затруднения своей гримерши. Она много лет работала с Анной, Най росла на ее глазах. И вообще то Илисту удивляло, что девочка не загуляла раньше, а дождалась своих двадцати лет. Илиста поняла, что Най девочка умная, и с кем попало, не поведется. Все это ясно говорило, что если девушка решила сойтись с кем-то, то матери, вряд ли удастся их разлучить. Свои мысли Илиста не стала излагать Анне.

- Ты вот что Анна, ты не скандаль, а сначала поговори с девочкой. Объясни, что она такая молодая, и впервые поехала так далеко. Потом скажи, что волнуешься за нее потому, что кругом много мужчин. Потом скажи, что волнуешься потому, что и у тебя были аналогичные проблемы. Побольше поговори с ней о Лаврентио. Только не обвиняй его, а скажи, что хоть и была у вас любовь, теперь вон Лаврентио крутит с молоденькой Джу.

- Поняла, донна Илиста, - Анна одобрила идею актрисы. - Давайте маску снимать. Ну, как не щиплет? Не жжет?

- Нормально вроде.

- А потом, донна Илиста?

- Потом, посмотрим. Если поговоришь хорошо, то дочка может сама тебе скажет с кем любовь крутить надумала. А если не скажет, то подумаем, что дальше делать, поняла?

- Спасибо, донна Илиста.

Уже позже Илиста обдумала просьбу Анны помочь ей уберечь дочь от роковой ошибки, но к единому выводу не пришла. "Посмотрим, что за девочка окажется. Не спасует ли", - Илиста отложила окончательное решение.

Ночью ей приснился настолько необыкновенный сон, что она запомнила его надолго. Ей приснилось, что стоит она у самого края обрыва. За спиной дует могучий северный ветер, воют волки, и надо бежать, а бежать некуда. Илиста решила, что умирать надо красиво, и сделала шаг вперед. Ощущение падения было ужасным и притягивающим, но она упала не на твердые камни, а на мягкую пушистую шкурку. Тепло от этого пушистого тела стало согревать Илисту, и она решилась открыть глаза.

- Ты кто? - спросило пушистое чудовище, вернее, сокровище, поправилась Илиста

- Илиста, - ответила женщина. - А ты?

Меховое чудо было тяжело разглядеть, но руками Илиста ощущало, что оно большое, больше ее раза в два. Она хорошо видела только глаза мехового животного - огромные, как тарелки. Внезапно, Илиста заметила еще два глаза, внимательно уставившихся на нее.

- Ты нас разбудила, - заявило второе меховое сокровище.

- Извини, - Илисту это очень огорчило.

- Ничего, просыпаться приятно, - заявил первый.

- А как ты сюда попала? - потребовал более бдительный второй.

Илиста рассказала, что убегала от волков и ветра.

- Отлично, значит, ты не побоялась упасть вниз?

- Я же думала, что умру, - Илиста пыталась объясниться.

- Но ты не побоялась. А почему ты не стала звать на помощь?

- Так ведь некого, я же одна.

- Илиста, а где ты сейчас?

Илиста рассказала двоим меховым о себе, о театре, о вчерашнем дне.

- Погладь меня, - неожиданно попросил первый.

- И меня, - присоединился второй. - Меня никто давно не гладил. А мы тебе нравимся?

- Очень, - заверила их актриса.

Илиста принялась гладить то одного, то другого. Ей становилось очень тепло, даже жарко. Внезапный свист, и Илиста проснулась. В неровном свете луны ее ладони, также как и ночная рубашка были в волосах: черных и белых.

Глава 4. Первый лист

Если Вы добрались до последнего листа, не грустите, а откройте новую книгу.

Правило применимо ко всему в жизни.

Илиста пропустила завтрак. Никто из актеров не пропускал завтрак потому, что невозможно было предсказать, когда будет ужин. В пути случается всякое.

Это стало поводом для беспокойства всей труппы. Особо волновался директор. Он велел никого не пускать к Илисте, остановил караван, и как смог успокоил людей.

- Илиста, что с тобой? - забравшись в повозку примы Инрих суетился, пытаясь утроить ее поудобнее.

- Плохо мне что-то, о, Инрих, - Илиста говорила жалобным, несчастным голосом.

- Плохо? Заболела? - болезни враг путешественников, их Инрих опасался не меньше, чем разбойников. - Что болит?

- Не знаю, - Илиста постаралась послушать себя, свой организм. - Все болит, - решила она, наконец.

- Отлично, малышка, - директор старался говорить спокойно, но внутренне уже паниковал. - Как болит?

- Ломит.

- А вчера ты ничего нового не ела?

- Не ела, - Илиста была абсолютно уверена потому, что даже не ужинала.

- Поесть хочешь?

- Нет. Инрих, найди целителя, пожалуйста, - попросила актриса.

- Ты полежи, я решу все проблемы, - директор был в ужасе от болезни Илисты.

Повар Грим налил Инриху в большую чашку взбадривающего чая:

- Что будешь делать? Пошлешь гонца назад или повернешь караван? - Грим спрашивал Инриха о выборе между двумя возможными альтернативами.

Рядом стоявшие Богарта, Хэсс и Недай тоже ждали решения директора.

- Пошлю гонца, а караван пусть встанет. Придется потом наверстывать упущенное...По симптомам похоже на лихорадку, - Инрих высказал в слух, то что боялся произнести в повозке у Илисты.

Богарта поморщилась, она была в одном из походов, где началась лихорадка. До места назначения дошло только двадцать человек

- Хэсс, а твои травки? Может сделаешь отварчик? - Недай неожиданно громко спросил бывшего вора и настоящего лирика.

- Травки? - Инрих уцепился за надежду решить все проблемы за десять минут.

- Травки? - переспросил Грим уважительно глядя на Хэсса. Повар уже вообразил себе, что Хэсс был учеником лекаря.

- Травки? - Хэсс внутренне заметался. Он не мог сказать, что его травки для приготовления разных зелий для того, чтобы сподручнее было воровать. - Я ээээ....

- Хэсс! - Инрих уцепился за его руку.

- Хорошо. Только я ничего не могу обещать, за лекарем лучше все же послать, - предупредил он.

- Утро доброе, донна Илиста, - Хэсс забрался в повозку.

Илиста даже не нашла в себе сил улыбнуться. Обычно она всегда улыбалась, встречая этого милого мальчика Хэсса. Они познакомились почти десять дней назад. Илиста очень неосмотрительно поздно вечером шла от одного человека, и, решив сократить путь, свернула на темную улицу. Ее окружили пятеро неопрятных, злобных субъекта. Сомнений не оставалось, что они не только ограбят Илисту, но и изнасилуют. На груди Илиста носила амулет забвения, позволяющий нейтрализовать одно, ну двух нападающих, но не пятерых.

За ее спиной, где была спина, материализовался тип во всем черном. Илиста вздрогнула. Тип посмотрел на молодчиков:

- Играем?

Группа медленно попятилась назад. Они исчезли в темноте.

- Вечер добрый, прекрасная Илиста, - поклонился ей молодой человек.

- Именно, что добрый, - Илиста уже пришла в себя. - Позвольте Вас отблагодарить. Или рано?

- Почему? Не рано, - молодой человек улыбнулся. - Но может быть продолжим разговор в другом месте?

- Где?

Спаситель взял женщину за руку и повел по темным улицам. Через десять минут они оказались в уютной комнате.

- Прошу, присаживайтесь, - предложил Хэсс, а это был именно он. - Вы собираетесь уехать?

- Собираюсь, - Илиста осторожно согласилась. - Веду переговоры.

- Хорошо бы мне поехать с вами, донна Илиста, - попросил Хэсс.

- Это в качестве благодарности? - уточнила она, рассматривая молодого человека. - А почему? Неприятности с законом?

- Где-то и это есть, но не совсем так, - Хэсс уже сомневался, что удастся добиться согласия Илисты взять его труппу. - Я мог бы стать рабочим сцены, или помощником рабочего сцены.

- У нас есть полный штат рабочих, - Илиста приняла положительное решение. Ей захотелось помочь этому странному парню с черными глазами. - Лучше бы вам, молодой человек, быть независимым и со странностями. Я думаю, поэт подойдет. Будете молодым дарованием, хорошо?

- Кем? - опешил Хэсс.

- И как вас звать?

- Хэсс, - представился он.

- Отлично, значит, через три дня выходим. Не опаздывай, Хэсс. А меня можно проводить до дома?

- Илиста, а почему вы так легко согласились? - Хэсс спросил актрису у самых ворот ее дома.

Илиста стояла на крыльце, держась рукой за ручку двери. Ажурный платок и длинный плащ скрывали ее почти полностью, но нескончаемая печаль сквозила в ней.

- У варваров особое мироощущение, Хэсс, - начала говорить Илиста, - они чувствуют, что в мире все события связаны. Я помогу тебе, кто-то поможет моим детям. Это сложно объяснить, Хэсс, но я, как варварка, живу так, как чувствую.

- Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется?

- Слово, дело, даже взгляд, Хэсс. Поэтому и не любят варваров.

- Спасибо, донна Илиста.

- До встречи, лирик. Потренируйся писать стихи.

Сейчас стоя у кровати Илисты, Хэсс вспомнил их встречу. Как пользоваться травками ему рассказывал его учитель. Хэсс знал более сотни полезных рецептов зелий, порошков, субстанций, помогающих в воровском деле. Что из этого можно было приготовить для облегчения страданий донны Илисты, Хэсс не знал. Хэсс решил посмотреть нет ли чего полезного в сундучке донны Илисты. Он брал баночки, открывал и нюхал их. Одна из баночек привлекла его внимание. Хэсс прочитал: "Маска: чайный цветок". Где-то дней за десять до знакомства с Илистой, Хэссу предлагали украсть подобную баночку на заказ, но, доверившись своей интуиции, что заказ нечист, Хэсс отказался.

- Инрих, откуда у Илисты эта баночка? - потребовал ответа Хэсс, выбравшись из повозки.

Инрих вырвал баночку из рук Хэсса, повертел ее и так и эдак, понюхал, даже залез в зеленую массу пальцем, попробовал и отрицательно покачал головой. Сведениями о происхождении баночки поделилась гримерша труппы Анна. Хэсс знал Волокиту и под другим именем. Зазвав Инриха в повозку, Хэсс сообщил, что подозревает отравление сильнодействующим составом.

- Она заговаривается, потеет, стонет, - перечислил Хэсс симптомы и отравления и лихорадки. - Волокита вполне мог подсунуть, если донна его чем-то обидела. Тем более, что лицо покраснело.

- А снять отравление чем-то можно?

Для этих целей Хэсс знал состав из травок.

- Я могу сварить, но где-то за час. Но если лихорадка, то лучше не станет.

- Вари, - Инрих приплясывал на месте от нетерпения.

Хэссу ужасно действовали на нервы подсматривающие за его действиями актеры, гримерша, охранники, рабочие сцены, режиссер и даже осветитель.

Караван отстоял на месте целый день, но к следующему утру донна Илиста была в строю. Она расстроилась из-за покраснения лица, но Анна обещала снять за день-два все остаточные симптомы отравления.

Илиста поблагодарила Хэсса весьма своеобразно, непонятно для остальных, но приятно для Хэсса. Она подарила ему небольшой сундучок для складирования мешочков с травами. На сундучке была выгравирована надпись: "Нам не дано предугадать...". Для Хэсса так и осталось загадкой, кто сделал гравировку.

Наблюдать за актерами стало для Хэсса приятным разнообразием в последующих днях пути. Он ехал на своей лошадке Ле, или на повозке с поваром Гримом и смотрел за повозками актеров. Маша, Алила, Дикарь, Гвенни, Йол, Мириам, Казимир, Флат, Вика, Джет, Сайлус, Ямина репетировали, а если не репетировали, то болтали. С ними много времени проводили костюмеры Рис и Монетка. Тьямин болтался в основном с Недаем и Альтареном. Достаточно обособлено ехали рабочие сцены. Со стороны повозок с музыкантами иногда слышалась музыка и очередные вопли. Режиссер мирно дремал на ослике, ожидая очередного творения драматурга Одольфо.

Хэсс раздумывал об основном актерском составе этой труппы. Такие разные люди, даром, что молодые, но абсолютно не похожие, умудрялись который день ехать мирно.

Вика очень эффектная девушка, поражала Хэсса своей бессердечностью. В Вике все было чересчур, если брови, то очень черные, если глаза, то очень синие, если, губы, то очень пухлые, если, ресницы, то очень длинные. Хэсс знал, что Вика из зажиточной семейки. Ее отец и мать любили свою дочку до обморока, что сделало на Вику несколько циничной. Девушка была моложе Хэсса на год, но Хэсс ощущал, что Вика старше его на целый век. На репетициях она старалась выбить себе лучшие роли, и достаточно ярко их читала, но с влюбленным в нее костюмером Монеткой обращалась хуже, чем с нищим.

Маша была противоположностью яркой Вики, незаметная, достаточно обычная, если не слышать ее голос. Подобной бархатистостью голоса обладала в труппе только донна Илиста. Маша с удовольствием читала и коротенькие роли. Когда актеры репетировали, то Хэссу скорее запоминались короткие реплики Маши, чем страстные слова Вики.

Гвенни и Мириам две подружки старались похоже одеваться, стричься, вести себя. Иногда Хэсс их путал. Гвенни и Мириам подражали известной в прошлом паре близняшек Гойцовски. Гойцовски стали характерными актрисами и были знамениты на весь континент.

Женскую часть основного состава труппы замыкала Алила. Хэссу с первой минуты стало ясно, что девушка необычная. Читая поэзию, Хэсс выцепил определение "как лучик света". Вот к Алиле это прекрасно подходило.

Сегодня с самого утра репетировали старую постановку Мухмура Арана "Спелый плод". В этом опусе рассказывалось о тяжелой судьбе варварских богов, которые были вынуждены следить за каждым варваром или варваркой, и помогать или мешать им. Но однажды все изменилось, к варварским богам пришел тип, который околдовал богов, забрал их силу, и варварам пришлось свои проблемы решать самостоятельно. Для них наступили трудные времена.

- Прости моя любовь, я вынужден уехать, - Дикарь громким печальным голосом читал роль одного из варваров.

- О, нет, любимый мой, я не смогу одна жить без тебя, - варварка в исполнении Вики заламывала руки.

- Пусти его, - надтреснутым голосом вклинился Флат, читающий за отца варварки.

Хэсс переключился смотрел, как ловко актерами управлял Мухмур Аран, которого близкие друзья звали Ара. Он лавировал на своем ослике между повозками с актерами и давал ценные указания.

В отличие от Хэсса, который пребывал в благодушном настроении, Саньо был напряжен до предела, но тоже наблюдал. Саньо наблюдал за Богартой, которая сверялась с картой, намечая путь. На Богарту неприязненно поглядывал Инрих, но женщина держалась ровно. Она чувствовала каждой клеточкой своего тела постоянный взгляд Солнечного.

- Саньо, - актер вздрогнул от неожиданного обращения Инриха.

- Что?

- Почему бы тебе с ней не поговорить?

- Что?

- Саньо, перестань пялиться на нее, как мальчишка, - Инрих смутил ведущего актера.

- Что?

- Саньо, она живой человек, перестань ее выставлять в таком свете. Вся труппа уже судачит.

- Что?

- Саньо, - Инрих безнадежно махнул рукой и слез с его повозки.

- И как? - тут же спросил директора пронырливый драматург

- Что толку разговаривать с человеком, который на все твои слова только переспрашивает "Что? Что? Что?", - вздохнул Инрих.

Богарта решила разрушить эту стену молчания, она слышала наставления Инриха. Женщина подъехала к повозке Саньо.

- Можно?

Саньо протянул руку, и женщина оказалась рядом с ним. Дальше разговор не клеился, что сказать друг другу они не знали. Ситуацию спасли Илиста и Одольфо. В очередной раз приме не понравилось что-то в постановке, которую сочинял Одольфо, и ему досталось. Илиста носилась за драматургом, заставляя того вслух прочитать ту галиматью, которую он написал.

- Как я могу обнаженная сидеть на лошади с мечом в руках и вздыхать о любви? - кричала Илиста. - Ты сам голым задом сядь на лошадь сначала, - требовала она у драматурга. - Какая там любовь?

Одольфо верещал, что перепишет эту сцену, Илиста требовала переписать всю ее роль.

Саньо и Богарта посмеялись над очередными приключениями знаменитого драматурга, и лед был сломлен.

- Саньо, ты не смотри на меня так, - попросила Богарта.

- Я буду смотреть, пока ты не разрешишь прикоснуться, - не задумываясь, ответил Саньо.

Этот трудный разговор убедил Саньо, что Богарта самая смелая женщина в мире, а Богарту, что Саньо самый невозможный мужчина на свете.

Впереди по этой же дороге шли двое: учитель и его ученик. Учитель шел в Темные земли и туда же вел своего ученика. Дорога всячески задерживала их, желая, чтобы они встретились с труппой. Труппа скоро должна была нагнать эту пару.

Линай в свои шестьдесят семь лет был еще крепким типом. Возраст выдавала длинная борода, заплетенная в косички. Густая белесая грива волос, создавала нимб над Линаем, что производило впечатление на его учеников.

Линай шел в Темные земли. Тридцать лет поисков, изучения Темных земель привели к тому, что Линай был уверен, что он знает, что такое в Темных землях и как это получить.

Тонкие кожаные сапожки его ученика Эльниня запылились, а учительские сияли, как только что начищенные. Линай имел привычку гонять своих учеников, указывая на обувь, и говорить, что к настояще-е-е-му просветленному даже пыль не пристает.

- Учитель Линай, - Эльнинь был сверх почтительным к своему просветленному учителю.

- Да, ученик, - Линай всячески подчеркивал статус Эльниня.

- Учитель Линай, а как скоро мы придем к Темным землям? - Эльнинь набрался смелости, чтобы спросить учителя об этом впервые за двадцать дней пути.

Линай сверкнул глазами из под шапки просеребренных волос:

- Скоро, ученик. Лучше повтори мне мантры спокойствия и подчинения.

Эльнинь стал механически проговаривать мантры спокойствия и подчинения.

- Отлично, - прервал его на средине учитель. - Найди место, разведи огонь, помойся в речушке. Сегодня мы проведем обряд поиска земли. Ты первый раз за три года ученичества увидишь его, и даже сможешь мне помочь.

Эльнинь преисполнился благоговения и ринулся выполнять все указания своего учителя. Линаю было приятно учить столь покорного и исполнительного мальчика семнадцати лет. Линай еще в сорок лет понял, что учеников надо брать в отроческом возрасте, чтобы они всецело могли подчиниться своему учителю.

Линай собирался провести еще один обряд, помимо поиска земли. Он хотел просить о помощи в трудном пути, для достижения следующей ступени от просветленного к избранному. Ученику он не собирался говорить об этом.

Обряд поиска следовало провести пока солнце не село. Линай кинул в огонь мелкие монеты, огонь застыл, и изменил цвет на черный. Эльниню было страшно смотреть, как огонь пылает черным.

Линай одобрительно улыбнулся:

- Ты должен достать из огня монету. Всего одну, - велел он ученику. - Боли не бойся. Читай мантры спокойствия и покорности.

Боль обожгла правую руку Эльниня, сжирая его кожу. Монетка оказалась на ладони учителя. Эльнинь не смел закричать, но слезы катились по его лицу.

Линай, не обращая на ученика внимания, стал петь над монетой. Она рассыпалась в пыль. Из пыли поднялось небольшое облачко, которое сформировало образ глаз и рта.

- Скажи нам о Темных землях? Предчувствую, что держат меня здесь, и не пускают вперед, - обратился Линай к возникшему образу.

- Держат, но ты сам не беги. Помощь к тебе идет, - ответил образ.

Линай удовлетворенно поднял брови, он верил в свою просветленности, а теперь уже в будущую избранность. Пыль осыпалась, на ладони Линая лежала монетка.

- Так, теперь дай свою руку, - потребовал Линай у ученика.

Эльнинь протянул правую, которая была обожена. От прохлады рук учителя боль у Эльниня стала стихать.

- Скоро пройдет, ученик. А теперь дай левую.

Линай ножом полоснул по ладони ученика, кровь потекла в черный огонь. Шепота учителя над огнем Эльнинь не разобрал, но ответ он услышал четко.

- Стать тебе избранным после ученичества, - пропел огонь.

Линай от удовольствия зажмурил глаза. Долгое время Линай боялся спрашивать о достижении своей цели, но огонь подтвердил, что он находится на верном пути.

Дорога с удовольствием разговаривала с этим странным человеком, но отвечала она для того, который все делал. Дороге не суждено разобраться в сложностях человеческих взаимоотношений. Она воспринимала, если делает, то главный.

Оставив этих людей, которые стали думать о вполне насущных вещах, типа еды, дорога стала подслушивать. Она еще только училась подслушивать мастеров из Темных земель. Если бы на совете был Великий Мастер, то дороге нипочем не удалось бы это сделать. Мастер, который общался с дорогами сидел во главе стола. Дорога не знала, как его зовут, и никогда об этом не задумывалась. Она звала его молодой Мастер, чтобы как-то отличать от других мастеров. Были еще Мастер Сыч и Мастер Линч. Оба старые развалюхи, с трясущимися головами, но еще полные задора и огня.

- Мы уже не можем ждать! - гремел над столом голос Мастера Сыча.

- Мы должны ждать! - противостоял ему Мастер Линч.

- Кто к нам придет? О нас уже все забыли, - приводил свои аргументы Сыч.

- Мы центр мира, - возражал Линч.

- Не скажи, вот когда мы правили миром, тогда и были центром, - Сыч вспоминал старые времена.

- А где этот старый пень? - внезапный вопрос Мастера Сыча вывел из дремоты молодого Мастера.

- Великий сам пожелал посмотреть, кто на пути в Темные земли, - очень официально ответил Мастер.

- И чем это поможет? - саркастически поинтересовался Мастер Линч.

Молодой Мастер пожал плечами.

- Надо что-то делать, - потребовал Сыч.

- Что можно сделать с такими героями, - патетически взмахнул Линч.

На стене засветилась панорама Темных земель. Она всегда проявлялась, когда в Темные земли вступали новые герои. На сей раз, мастера узрели Гармаша и Железяку. Не торопясь, пробуя каждый шаг, эти двое шли по Темной земле.

- И что такие смогут? - глядя на жалкий вид новичков, сокрушался Линч.

- От них много не требуется, - пожал плечами молодой Мастер. - Всего то правильно выбрать. Не брать чужое, и быть честными.

- Да где ты таких ископаемых найдешь? - ворчал Сыч.

- Эти явно не подойдут, - хмыкнул Линч, и изображение пропало.

Гармаш прибывал в эйфории, ему чудилось, что один шаг и он у сокровищницы. Они прошли уже почти шагов триста, а впереди был темный лес. Сумрачность, некая не живость всего вокруг его пугала.

Железяка боялся. Он соображал, что зря сунулся в эти Темные земли, но бросить Гармаша одного, ему не позволяла совесть.

- Куда мы пойдем? - Желязяке показалось, что если говорить, то будет не так страшно.

Окружающее пространство отозвалось гулом: "уууууу". Друзья вздрогнули и остановились.

- Что это? - шепотом спросил Гармаш.

- Сам я не местный так, что не знаю, - нашел в себе силы пошутить Железяка.

- Пойдем осторожнее, - предложил Гармаш. - Будь готов.

Аналогично страху Железяки, Страхолюд тоже боялся до потери сознания, но боялся по-другому. Он переживал найдет ли этих бродячих актеров. С помощью магов, связей и больших денег его переместили в столицу королевства Эвари. Он знал, что Илиста, которую он узнал на портрете актеров в гильдии актеров, живет в Стальэвари. Меньше суток ему понадобилось, чтобы узнать все о труппе донны Илисты. Страхолюд смог заполучить список всех, путешествующих на фестиваль. Больше полусотни имен и прозвищ, Страхолюда напрягли. Еще три дня он потратил на первичный сбор информации о каждом из членов труппы. Большая часть старше тридцати лет смогла отсеяться, но все равно осталось еще очень много неизвестных, и кто-то из них был тот, кого было поручено найти Страхолюду.

Вопреки распространенному мнению, что орки полные дебилы, Страхолюд отличался умом и сообразительностью. Его сородичи обитали далеко на севере, а Страхолюд жил одиночкой на юге и был одним из выдающихся наемников своего времени. Общие сведения, которые получали о Страхолюде потенциальные наниматели, были однотипны. Появился в городе почти десять лет назад с сильным ранением. Меньше чем за год заработал репутацию хорошего наемника. Еще через год выполнил заказ одного из очень высокопоставленных лиц, при этом убив самого лучшего наемника, и занял его место в иерархии типов для деликатных дел. Страхолюд завязал отношения с магами по всему побережью, а также имел протекцию к магам части соседних королевств. Был умен, изобретателен, спокоен и состоятелен. Ходили слухи, что у него солидные счета у банкиров. За свои заказы он просил немыслимые деньги, но всегда выполнял поручения. Это, пожалуй, и все, что узнавали люди.

Страхолюда наняли почти с месяц назад. Дело предстояло сложное и запутанное. Его пригласили в дом барона Д'Оро. Страхолюд любил работать с аристократами, платили они вдвое против его грабительских цен. Встреча состоялась в кабинете старого барона. Страхолюд собрал о нем первоначальную информацию. Сгорбленный старик, с крючкообразным носом и пожелтевшей кожей, характерное "оканье", таким барона увидел Страхолюд.

Кабинет, убранный в зеленых и бордовых тонах, раздражал своей помпезность, и Страхолюд накинул еще десять процентов на гонорар.

- Соадись, - оглядев его, велел барон Д'Оро. - Говорят ты луну с неба достанешь. Правда, что ты помог избежать скандала лорду-канцлеру?

Страхолюд молчал, предпочитая не делиться своими успехами. Барон насупился, как старая супница с отбитыми ручками.

- Много лет ноазад у меня была дочь, - старик помолчал, прикрыв глаза. - Любимая дочка - Баженка. Пришло время ей замуж идти, а роастили мы ее хорошо. Спокойная девочка была, но на ту беду в дом заглянули бродячие артисты, - старик буквально выплюнул последние слова. - Очаровал ее коакой-то пустобрех. Девочка знала, что ей идти замуж, но откоазала. Я осерчал сильно, отправил девочку в южный форт, чтобы одумалась, на хлеб и воду. Что случилось там, не известно до сих пор. В башне был поажар, там же нашли обгоревшее тело. Похоронили девочку.

Старик молчал, Страхолюд не торопил. Эту историю он знал, из той информации, которую собрал о бароне Д'Оро. Дальше же начались новые, неизвестные никому сведения.

- Жили мы потом без девоачки, - старик вздохнул, но затем огонь зажегся в этом немощном теле. - Мой сын, брат Баженки правит, у него уже свои внуки. Но недавно из южного форта прибыли старики доживать свой век здесь в старом поместье. Покаялась мне одна женщина, коаторая и устроала все это с Баженкой. Поажар устроили они, тело украли с кладбища, взяли недавно поахоронненую. Актерчик тот ее ждал. Уехали они.

Страхолюд понял, что где-то по свету ходит прямая наследница барона Д'Оро - его дочь Баженка. Она была старшей дочкой и все права на титул и земли перешли бы ей, а потом ее детям. Барон продолжил:

- Хоадил я к магам, говорят, что в живых ее нет, но чуют маги продолжение ее - ребенка. Примерный возраст назвали, - барон стал говорить очень торопливо. - Где-то двадцать или тридцать лет. Но не больше. Есть прядь волос Баженки, должно помочь. Найди ребенка орк.

Страхолюд, не торопясь, обдумал предложение барона Д'Оро и назвал цену. У барона отвисла челюсть, но торговаться старик не стал.

- Добавлю столько же, если привезешь до конца года, - заявил старик, а орк аж зажмурился от удовольствия.

Сейчас Страхолюд догонял труппу донны Илисты, где ему предстояло установить, кто же является родственником старого барона Д'Оро.

Хэсс валялся на травке, засыпая и просыпаясь под репетиции актеров, под жаркие споры Илисты и Одольфо. Где-то чуть подальше слышались разговоры рабочих сцены, которые обсуждали вопросы постановки судна в порт при разном волнении и ветре. Хэссу нравилось это блаженное состояние. В очередной раз открывая глаза, Хэсс заметил странность. Подошедший к Илисте директор светился красным. Это открытие заставило Хэсса резко сесть, что привлекло внимание Недая и повара Грима, развалившихся рядом.

- Ты что, Хэсс? Стихи в голову пришли? - пошутил Грим.

- Стихи? - Хэсс не понимал о чем его спросили. Он пытался еще раз увидеть красное сияние вокруг Инриха, или понять, что ему пригрезилось.

- Хэсс, - потряс его за плечо Недай. - Ты в порядке?

- Ага, - этот вопрос уже Хэсс расслышал и понял.

Единственным способом удостовериться, что ему не пригрезилось, было опуститься в состояние дремоты и посмотреть на Инриха. Хэсс стал успокаиваться, делая дыхательные упражнения, но ему помешали. У главного костра появилось новое действующее лицо - орк.

Орк разговаривал с Инрихом, минут через десять они пошли к Хэссу.

- Хэсс, - директор просительно смотрел на него. - Это Страхолюд, пусть поживет с тобой в повозке.

Отказаться Хэсс не мог, когда распределяли места, ему досталась повозка. Инрих его предупредил, что возможно кого-то подселят.

- Хорошо, а он как? - Хэсс хотел уточнить статус и права пришельца.

- Он совсем по другим делам, но временно попутешествует с нами. Поможет решить вопросы с охраной, - Инрих пытался на что-то намекнуть Хэссу, но тот не понимал.

- Располагайтесь, - Хэсс махнул рукой на повозку. - Наша третья справа, а я потом приду.

Орк чуть поклонился, проявляя вежливость, и исчез. Все это возбудило Хэсса, он уселся, слушая себя. "Пора поговорить с теми ребятами, которые уж точно знают все обо всех, не то, что эти само сосредоточенные актеры", - решил он и предпринял стратегический маневр. Бесшумно шагая, Хэсс подошел к костру рабочих сцены.

Старшим был Боцман, его заместителем был Мореход. Плинт и Секач подчинялись. Гадать, что случилось с остальной командой, Хэсс не стал. Он предполагал, что их судно было продано за долги, или потерпело кораблекрушение, и эти морские волки прибились к труппе донны Илисты. Действительность была намного прозаичнее, их списали на берег, как неугодных новому хозяину судна. На другое брали только Морехода, но он не оставил друзей одних. Боцман был калекой, отсутствовал глаз.

- Можно? - осторожно спросил Хэсс у Боцмана.

Его единственный глаз оглядел Хэсса, и моргнул:

- Садись, незваный, - пригласил Боцман

Хэсс вздрогнул, хотя и знал, что незваными зовут чужаков на судне.

- Спросить что хочешь или сам сказать? - с намеком поинтересовался Плинт.

- Сказать, - решил Хэсс, понимая, что на вопросы эти ребята отвечать не будут.

- Говори, - разрешил Боцман.

- Вы в курсе, что директор того, - Хэсс сообщил свою новость, за костром стало еще тише. До них стали долетать даже вопли Арана по поводу ударений в словах Вики и Флата.

- Того на сколько? - спросил Мореход.

- Аура у него красная, - Хэсс сказал ровно столько, чтобы хватило опытным людям понять, что директор находится под действием ограничивающего заклятия.

- Как узнал? - Боцман сверкал своим глазом.

- Посмотрел, - Хэсс пожал плечами.

- Чаю морского будешь? - неожиданно предложил Секач, протягивая Хэссу фляжку.

Хэсс не посмел отказаться. На вкус это было гадкое поило, какая-то вытяжка, настоянная на чайных листьях.

- Ты немножко, - велел Секач. - Иначе не уснешь.

- Спасибо, - Хэсс поблагодарил, когда немного отпустило горло.

- Ты парень, что имел с аурами дело? - вкрадчиво стал расспрашивать Мореход.

- Имел, - не стал отрицать Хэсс. - Учили видеть. Профессия такая была, - пояснил он, понимая, что эти четверо его видят насквозь.

- Отлично, значит, директор наш под чьим-то влиянием, а печать видел?

- Мне показалось, что да, - Хэсс не сомневался, но все равно осторожничал.

- Совсем хорошо, - выдохнул Плинт. - Куда идем? С кем идем?

- Давность сможешь определить? - Боцман требовательно смотрел на Хэсса, а у него перехватывало дыхание от проницательности Боцмана.

- Травки еще нужны, ну, там и сварить кое-что надо, - Хэсс перечислил список необходимого.

- Мы тебе достанем. Ты, парень, не светись, а то... - Хэсс понял, что Боцман опасается, что если в труппе человек наложивший заклинание, то он поймет, что Инриха проверяют.

- Пивни еще, - дружески предложил Секач.

Глава 5. "Казаться" или "быть"

Некоторые видят, как есть. Это очень несчастные или очень счастливые люди в зависимости от того, как они относятся к жизни.

Другие же видят, как кажется. Это не несчастные или несчастливые люди в зависимости от того, как к ним относится жизнь.

Из нудного учебника психологии.

Хэсс стал тенью директора труппы - Инриха. Наставник Хэсса в мастерстве первое чему учил - стать тенью другого человека. Человек замечает все: от дуновения ветра, до случайного взгляда. Он не склонен обращать внимание только на самого себя, в том числе и на свою тень.

- Ты, Хэсс, станешь тенью, если научишься полностью отключаться от своих мыслей. Ты должен стать пустым пространством и дать человеку себя заполнить. Твой объект не должен чувствовать ничего инородного.

У Хэсса почти всегда получалось стать чужой тенью. Первый прокол произошел не так давно, и поэтому он вынужден был оставить город. Хэсс болезненно пережил свою неудачу, хотя учитель твердил, что если ты остался жив, то это не полное поражение.

Предельно осторожно Хэсс стал вынимать из тайников своей души умения и навыки хорошего вора. Бесшумный шаг, повторение позы, не слишком близкое нахождение от Инриха, идентичное дыхание - все это слилось с настроем Хэсса на Инриха.

Актеры были заняты собой, и их внимательности Хэсс мог не опасаться. Но оставались еще несколько человек, которых привлекли маневры лирика. Во-первых, это Страхолюд, который заселившись в повозку, так и не встречался больше со своим соседом. Его, как подходящего по возрасту, Страхолюд хотел проверить первым, но увы... Не желая сидеть без дела Страхолюд стал подбираться к молодым актерам.

Повар Грим счел превращение мягкого растерянного Хэсса в нечто опасное, как перевоплощение души поэта. Повар нашел несколько листков с записями Хэсса, и счел их набросками к первой серьезной вещи Хэсса.

Тьямин смотрел за Хэссом во все глаза, но его сильно отвлекали от этого занятия другие не менее интересные и загадочные вещи.

Боцман изредка посверкивал одним глазом, одобрительно улыбаясь поведению молодого человека.

Главное проблемой для Хэсса стал племянник Инриха - Недай. Он буквально преследовал Хэсса, обсуждая с ним абсолютно все: от погоды, до поведения Тьямина.

Заметив затруднения Хэсса, за Недая взялся Мореход. Вразвалочку он подошел к Недаю, и потребовал его усиленного внимания заявлением о проблемах в хранении и установки декораций. Следует заметить, что в театрах уже давно ушли от обычных рисованных декораций. Это был некий анахронизм. Более двух сотен лет практиковались декорации магические. Существует даже такое направление в магии, как производство массивных декораций для постановок. Чем богаче труппа, тем больше у нее декораций. Принцип их изготовления держится в секрете, а вот как они работают, знают все. На площадке расстилают в определенном порядке маленькие кусочки серой материи. При определенных словах, заложенных магами, как правило, к определенной постановке, происходит их активизация. Перед зрителями возникают вполне ощутимые куски замков, лесных полян, водопадов, комнат, дворцов и даже пустынь. Иллюзия настолько сильна, что зрители чувствуют ветер, запахи и даже могут прикоснуться. Особенно ценятся декорации, который могут менять вид, то есть, скажем по слову актера, они укрупняются, создавая эффект присутствия.

Рабочие сцены призваны следить за всеми этими декорациями, правильно их хранить, перевозить, и эксплуатировать, иногда их надо даже просушивать, и, естественно подзаряжать энергией. Кроме того, есть ряд ограничений, видимо вызванных магией, нельзя рядом ставить декорации с пустыней и с водой, нельзя одновременно одному человеку держать декорации ночи и дня, иначе можно сойти с ума.

В хозяйстве труппы декорации составляли самую дорогостоящую часть реквизита, и Недай кинулся по первому тревожному зову Морехода. Занять Недая проблемами рабочих сцены на целый день не составило для них труда. Дорога Хэссу была свободна, но здесь появилось еще одно препятствие - Алила.

Девушка прицепилась к Инриху, а подстроится под двоих одновременно Хэсс не мог.

- А кто сообщил о фестивале? - Алила любознательно расспрашивала Инриха. - А вы там уже бывали? А как судят? Сколько еще трупп выступает? Действительно дают такие значки и стяг? Какая там погода? А что потом можно делать, как открыть свою школу мастерства?

От ее бесконечных вопросов у Хэсса уже пухла голова, Инрих судя по всему испытывал аналогичные чувства. Нестандартность поведения девушки озадачивала обоих.

Алила же решила посмотреть, что будет делать лирик, если она будет ему мешать изо всех сил. Алила выбрала другую тактику в отличие от Недая. Она пристала к объекту наблюдений странного лирика.

Алила остро чувствовала Хэсса. Она заметила его в первый же день их пути. Странный, лиричный, растерянный, но очень милый парень привлек ее внимание. Вчера же он резко изменился. Алила привыкла наблюдать за Хэссом, иногда он ее очень веселил. Но вчера он перестал быть забавным, а сделался холодным и неприятным.

- Инрих, надо посмотреть, что в повозке у Флатта.

- Инрих, надо забрать вещи из повозки Риса.

- Инрих, надо зайти к Анне.

- Инрих, надо....

Алила бесконечно водила директора решать чужие проблемы. Бедный директор уже был мокрым насквозь. Ему была не понятна столь бурная активность актрисы.

Инрих знал ее родителей. Прекрасные люди, и не такие активные. Хотя дочка сильно в мать. Высокая, с притягивающей мужчин внешностью холодного типа, в противоположность медовой Илисте. Алила выступала на сцене с самого детства, что называется театральная семья. Инрих с удовольствием взял ее в поездку, зная, что девушка не конфликтная, не считая творческих споров, может постоять за себя, не неженка, но такая активность его озадачила. Алила не отпускала Инриха до самого вечера. Он с ужасом представил, что и завтра будет тоже самое. Инрих решил немножко поболеть, Илиста поймет.

Хэсс плюнул, понимая, что Алила не дает ему никаких шансов. Она, как заведенная, таскала директора по разным повозкам. Хэсс не успевал настроиться на нужную волну. Его учитель говорил, что не следует переть против реки. Хэссу надо было подсобрать кое-какие растения для своих экспериментов в области травоведения. Он пошел в повозку за мешочками. Его сосед Страхолюд ошивался где-то с актерами. Хэсс был рад этому, ему не нравилось делить повозку с орком.

Алилу раздражало пристальное внимание одного из сумрачных монахов. Он был молод, но озлоблен. В солнечном мире Алилы не было место неприязни и злобе. Она заметила, что монах ловит ее глазами и может пялиться часами. Алила стала избегать монаха, но потом, осознав свои действия, устыдилась самою себя. Она знала, что нельзя пасовать перед людьми. Вот и сегодня, она спокойно стояла и общалась с Инрихом под липким взором монаха.

Жанеко смотрел на Алилу, как голодный смотрит на кусок хлеба. Таких голодных глаз Шевчек - товарищ Жанеко - не видел уже давно. Когда он проходил по местности, в которой была гражданская война, беспорядки, голод. Там люди именно так и смотрели. Шевчека перекосило. "Так недалеко и до преступления", - подумал Шевчек. Он был старым монахом тайного ордена. Его более молодой товарищ Жанеко был на грани, и Шевчек счел своим долгом вернуть его на истинный путь.

- Красивая девушка, - заметил Шевчек.

Жанеко отвел глаза.

- Красивая, - сухо согласился он.

- Я думаю, что мы зря связались с этой сумасшедшей труппой, - задумчиво высказался Шевчек. - Сами бы мы шли гораздо быстрее.

- Почему? - Жанеко испугался предложения своего старшего товарища.

- Мы выполняем важную и нужную миссию, - напомнил Шевчек.

- Хорошо, - Жанеко опустил голову.

- Ты вспомни, что мы должны добрать до самого дальней нашей обители. Мы имеем полномочия прочитать книги мастера Игнасио. Мы же стремились к этому почти всю нашу жизнь. Скажи, Жанеко, может быть ты передумал служить ордену?

Жанеко вздрогнул от простого вопроса своего старшего товарища.

- Нет, - помотал он головой, вспоминая те тяжелые испытания, которые ему двадцатипятилетнему удалось пройти, чтобы попасть в орден, да еще заполучить такую ответственную миссию. Еще в школе Жанеко бредил мастером Игнасио. Его книги были прикладными для колдунов всех мастей. Мастер Игнасио обладал редким талантом обобщать и делать выводы, а также, что было еще более важно, он мог применять полученные знания в разных областях магии. Обладающий трактатами мастера Игнасио мог стать очень неожиданным магом, то есть расширить сферу применения способностей. - Нет, Шевчек я помню, - голова Жанеко склонилась еще ниже.

Шевчек одним вопросом напомнил своему сотоварищу о смысле жизни. Он был доволен, но решил не оставлять Жанеко вниманием.

- Пойдем, почитаем, - предложил он.

Жанеко поднял глаза, Алила уже пропала в повозке:

- Конечно, - Жанеко медленно последовал за Шевчеком.

Их разговор слышал Хэсс, который сидел на дереве, пытаясь набрать редкие, маленькие цветочки для своего зелья.

"Подумать, чего себя лишают эти монахи", - Хэсс мысленно пожал плечами. "Как можно отказываться от женщин? Если бы боги хотели, чтобы мы жили без них, то они бы не создали этих красавиц", - Хэсс придерживался сугубо земного подхода к любви. Он заметил старую гримершу, которая волнуясь, путаясь, останавливаясь, даже что-то бормоча, как показалось Хэссу, шла к первым повозкам каравана. "Эта тоже идет говорить о любви. Или о деньгах", - решил Хэсс. Справа он заметил ветку с хорошенькими цветочками, но над ними жужжали летучие мошки. Отмахиваясь одной рукой, второй Хэсс пытался срезать нужные цветочки.

Анна решилась пойти к отцу Най - известному, богатому, красивому композитору Лаврентио, который в настоящий момент имел связь с молодой амбициозной карьеристкой музыкантшей Джу.

- Можно? - судорожно сжимая руки, дрожащим голосом спросила Анна.

Лаврентио оторвался от созерцания собственного пупка. Он стоял без рубашки и пялился на колечко в пупке, которое заставила его вдеть новая любовь - Джу. Заметив смущение посетительницы, Лаврентио накинул рубашку.

- Прошу. Чем обязан? - достаточно сухо спросил он у женщины.

- Лаврентио, нам надо поговорить о нашей дочери, - от этих слов женщины Лаврентио впал в шок. Через несколько секунд он сообразил, что перед ним Анна, и говорит она о Най.

- Анна? - Лаврентио предложил ей сесть.

- Да, Лаврентио. Ты должен поговорить с Най, - слова о том, что Лаврентио кому-то что-то должен заставили покривиться его безупречный рот.

Анна не так расценила его ухмылку.

- Лаврентио, ты должен сделать для нее хоть что-то за столько лет, - уже более истерично потребовал Анна.

- Но, Анна, я не понимаю, что ты хочешь.

- Най похоже готовится повторить мою судьбу. Ты же не хочешь, чтобы твою дочь бросили с ребенком на руках. У нее есть талант, а этот охранник ей не пара.

- Подожди, Анна, - Лаврентио покачал головой. - Я что-то не пойму о чем ты говоришь.

Джу вернулась в прекрасном настроении после разговора с Инрихом. Он обещал ей купить в ближайшем городе новые матрасы и посуду. Лаврентио будет доволен. У самой повозки Джу услышала голоса. Анну, в отличие от Лаврентио, Джу узнала сразу. Сердце у южной красавицы упало вниз. Она вынуждена была прислониться к повозке. Разговор продолжился.

- Лаврентио, она вбила себе в голову, что влюблена в этого охранника. У него даже нет имени. Какая-то кличка - Крысеныш. Что это может быть за человек?

- Анна, ты говоришь, что девочка влюбилась в охранника.

- Она уже не девочка, - вспыхнула Анна.

- И что? - Лаврентио не понимал, чего надо женщине.

- Я хочу, чтобы ты с ней поговорил и предотвратил эти отношения, - Анна сформулировала свои требования. - Лаврентио, мы же любили друг друга. Она твоя дочка, не бросай ее. Мне так тяжело.

- Анна, ты понимаешь, о чем просишь?

- Да, Лаврентио, ты должен объяснить нашей дочери, что она будет несчастна с этим Крысенышем. Ты должен это сделать в память нашей любви, а еще потому, что я тебя отпустила без единого слова. Я никогда ни о чем не просила тебя. Лаврентио, пожалуйста, поговори с Най. Вспомни, как мы с тобой были счастливы, как ты катал меня на лодке, что ты говорил. Лаврентио, я не могу воскресить нашу любовь, но Най ее плод, и ты не можешь ее бросить.

Такое ультимативное заявление покоробило композитора, а в душе Джу вызвало бурю эмоций. В ней стал закипать гнев, а с ответом Лаврентио пришла беспомощность.

Лаврентио видел, что Анна сейчас примется у него рыдать, устроит истерику. Он решил во всем с ней согласиться, чтобы побыстрее закончить разговор.

- Конечно, Анна, я все помню. Я всегда думаю о нас. Я поговорю с Най.

- Прямо сейчас, Лаврентио, - Анна все-таки ухватила его за руки.

- Несомненно, дорогая, - Лаврентио размышлял, как бы закончить разговор, но Анну понесло в воспоминания.

- Лаврентио, а помнишь, когда ты признался мне в любви. Это было так романтично! А твою мелодию, под которую мы танцевали? Ты тогда еще не был таким известным. Ты только начинал. Мой отец был против наших отношений, но я тогда утонула в твоей любви.

- Да, дорогая, это было прекрасно, - Лаврентио достаточно убедительно изобразил восторг.

- Ах, Лаврентио, если бы мы тогда не разлучились, - Анна сожалела о прошлом.

- Да, дорогая. Так ты говоришь, что Най собирается выйти замуж за этого охранника? Как давно они встречаются?

- Они только сейчас познакомились. До этого она ни с кем быть не хотела, - заверила его Анна. - Она еще слишком мала для семьи.

- Так ей должно быть уже за двадцать?

- Да, но все равно в этом возрасте девушки такие неопытные, - Анна преобразилась во встревоженную мамашу.

Лаврентио подумал, что он познал женщину в пятнадцать, а одно время жил с шестнадцатилетней. Она страстно мечтала привязать Лаврентио, и им пришлось расстаться. Лаврентио не горел желанием жениться на ком бы то ни было.

- Но, Анна...

Женщина отмела все его возражения своим материнским, что ей лучше знать.

- Она получила хорошее образование. И зачем я только ее взяла с собой? - сокрушалась женщина.

- Ты думала, что город таит большие соблазны, - примирительно заметил Лаврентио.

- Да, - горестно кивнула Анна. - Ты поговоришь с ней сейчас же?

- Конечно, я же обещал. Скажи, а ты с ней говорила?

- Нет, я пыталась, но она слушать меня не желает. Она упрямая, вся в тебя. Заявила мне, что она будет с кем захочет.

- Анна, а как ты узнала о том, что...?

Анна слегка покраснела, смутившись от вопроса композитора.

- Я видела ее, - призналась Анна.

- Понятно, - Лаврентио не стал развивать эту тему. Но на душе у него стало противно. Он не терпел подглядывающих, вынюхивающих, наверное, потому, что сталкивался с ними сам.

Потом Анна спросила о Джу, но Лаврентио не ответил. Он сделал вид, что не расслышал вопроса. За свои годы Лаврентио достаточно узнал о женщинах, в том числе, что одной о другой не следует рассказывать, как бы она не спрашивала.

Анна, выбираясь из повозки Лаврентио, не заметила Джу, та успела отойти за угол.

Сегодня Лаврентио впервые увидел Анну после стольких лет. Нет, не то, чтобы они не виделись. Дело в том, что Лаврентио ее просто не замечал. Сейчас оценив, насколько она постарела, в душе Лаврентио стерся эфемерный образ его весенней любви. Лаврентио думал об Анне, как о весенней любви, но сегодня она была даже не осенней, а скорее замогильно зимней.

Ее упреки, требования, заверения поцарапали Лаврентио душу. Он не представлял, как много неприязни могло скопиться в этой женщине. Он с ужасом посмотрел на себя в зеркало, не стал ли он таким? Нет, в зеркало на него смотрел приятный дамский угодник, с длинной темной гривой, в правом ухе золотая серьга в виде обнаженной женщины. Томные глаза, в основном печальные, что однозначно воспринимается женщинами, немного морщин вокруг глаз, благородный длинный нос, четкая линия подбородка, широкая грудь, узкие бедра, тонкие нежные руки - в целом мечта каждой женщины. Лаврентио выглядел лет на пятнадцать моложе своего настоящего возраста.

Анна же выглядела страшно оскорбительно для женщины ее профессии: возрастные морщины, потолстевшая за эти годы, унылая линия губ, засаленные волосы. От Анны исходила волна обреченности, и некой затравленности.

Лаврентио совсем не хотелось идти и говорить с дочкой. В толпе он бы ее не узнал. Лаврентио не считал себя таким уж гадом, как его охарактеризовала бывшая любовница. Он всегда выделял на дочку определенную сумму. Правда, ее передавало его доверенное лицо. Дочка Най была ему не интересна. Лаврентио в свои пятьдесят четыре года чувствовал себя ребенком, и свой ребенок был ему не нужен. Он вспоминал о Най только, когда подписывал очередное распоряжение на выделение средств раз в год.

Внезапно тишину разорвало шипение, появилась его любимая Джу. С первого взгляда Лаврентио не понял, что случилось с ней. Она пылала злобой, и безысходностью. Но эта безысходность в отличие от Анниной была решительная. Джу желала драться, избить Лаврентио. Шарахнувшись от ее гневного взгляда, Лаврентио допустил стратегическую ошибку, он предложил Джу выйти на воздух. Обычно, Джу нравились прогулки с Лаврентио. Они много говорили о музыке, об известных музыкантах, о способах аранжировки, исполнении мелодий и песен. Джу покорно спрыгнула с повозки. Лаврентио прикоснулся к ней, ему нравилось прикасаться с этой южной красавице с кинжалом в чулке. Она еще пока не пускала его в ход, но Лаврентио знал, что за ней не заржавеет. В их эротических играх, Лаврентио испытывал нескончаемое удовольствие, когда раздевал южанку, в том числе вынимая и отбрасывая в сторону кинжал.

Лаврентио хотел посоветоваться с Джу, как ему поговорить с дочерью, но не успел. Джу повернулась к нему, больно толкнула в грудь.

- Что она тебе сказала? - разъяренная Джу кричала на Лаврентио.

- Кто? - композитор попытался прикинуться пнем.

- Она - твоя бывшая. Я же слышала, что она несла про любовь, - Лаврентио подумал, что даже в гневе Джу ему очень нравится. Ему захотелось завалить ее прямо на глазах всей труппы. Плевать на остальных он хотел.

- Джу, дорогая, разве тебе нужно всеобщее внимание. Пойдем и поговорим у себя, - предложил распалившийся Лаврентио.

- У себя? - Джу чутко реагировала на намеки своего кумира, но сейчас уступать не торопилась.

- Лапочка, пойдем, - Лаврентио тянул ее в повозку.

- Нет, ты стыдишься объяснить, что хотела эта клуха? - Джу в своем крике перешла уже грань от возбужденности до безобразной ревности. - Ты понимаешь, что ты делаешь со мной? Как ты мог даже разговаривать с этой, которая только и ждет, чтобы заполучить тебя.

- Джу, - Лаврентио умоляюще посмотрел на нее.

Санвау до определенного момента с интересом прислушивалась к скандалу в благородном семействе, но потом она подумала, что не стала бы так унижать своих мужей.

Хэсс, как настоящий горожанин, навидался подобных скандалов не мало, и почему-то ему вспомнились соседи по улице, где они жили с учителем. Жена тоже постоянно устраивала мужу скандалы по любому поводу, особенно ее заводили женщины. Муж терпел, терпел, но наконец ушел, бросив супругу в тяжелый момент, когда она заболела и появились проблемы с деньгами. Потом Хэссу вспомнилась история, которую рассказывал учитель о своей жене. Он говорил, что его супруга устраивала ему разборки, тоже ревновала, но делала она это в моменты каких-то сомнений своего мужа. За ссорой следовали жаркие объятия в постели. Они прожили двадцать два года вместе до ее смерти. Жена никогда не перегибала палку. Хэсс попытался определить, к какому типу относится эта пара: композитор и музыкантша.

- Джу, милая, остановись, - глаза Лаврентио засверкали скукой.

Внезапно молодая женщина опомнилась, она прижалась к Лаврентио, который явно был озадачен.

- Я боюсь, Лаврентио, боюсь, что ты уйдешь к ней, - зашептала Джу на ухо своему любовнику.

- Что? - тот отстранился.

- Да, - Джу перешла от криков к слезам.

Лаврентио наклонился и подхватил плачущую девушку на руки. Хэсс явственно услышал, как хрустнули у того суставы.

- Не надорвался бы, - послышалось со стороны Инриха.

Народ стал возвращаться к своим делам.

В повозке Джу быстро успокоилась от поцелуев и уверений Лаврентио. Она более или менее спокойно отпустила Лаврентио поговорить с дочерью.

Лаврентио искал свою дочку Най. Прикинув, что она может быть со своим возлюбленным, он двинулся в ту сторону, куда указала Богарта.

У Лаврентио, несмотря на его многочисленные связи, была единственная дочка от Анны. Свой роман с Анной Лаврентио вспоминал с трудом. Все, что до этого наговорила Анна, было для него давно забытым сном. Он не понимал, как можно жить пусть прекрасным, но одним днем.

Композитор пытался сделать свою жизнь яркой, разнообразной. Он считал, что именно женщины придают яркость жизни. Очередная его любовь - молоденькая Джу сводила Лаврентио с ума. Где-то он даже сравнивал ее со своей первой любовью - гадалкой, которая предсказала ему и славу, и множество женщин, и богатство. Лаврентио, вновь вспоминая об этом предсказании, считал, что впереди его должно ждать богатство.

Спотыкаясь, и шурша листьями, Лаврентио вышел к полянке. В душе композитора зазвучала мелодия от одного взгляда на отрывшееся чудо. Яркое солнце золотило деревья, зеленая трава шептала о покое, цветы раскрасили полянку в нежные цвета, ручеек журчал, синее-синее небо, без единого облачка служило защитником. Двое молодых людей: Най и Крысеныш сидели на траве. Девушка сосредоточено накладывала на лицо Крысеныша грим. С тридцати шагов Лаврентио разглядел, что Най красила ему брови почему-то желтой краской. По ассоциации пришла мысль, что Най красит его для роли в "Интригах высокого дома".

Крысеныш заметил затаившегося в кустах композитора, но говорить своей подруге об этом не стал. Чуть дернувшись, Най провела линию несколько длиннее, чем необходимо. Стирая ее, Най развеселилась, что она говорила Крысенышу, Лаврентио не расслышал, но голос девушки был озорным. Они засмеялись, Лаврентио повернулся и зашагал обратно.

- Кто там? - Най открыла очередную баночку с краской, разглядывая, достаточно ли она густая.

- Лаврентио приходил, - сообщил Крысеныш.

- Стоит?

- Уже ушел, он видел, как ты мне брови красила, - в этом ответе Най почувствовала озабоченность своего возлюбленного.

- Миленький, ну, не надо, - Най стала пальчиком разглаживать морщинку на лбу Крысеныша.

- Все будет хорошо, - охранник крепко обнял девушку. Они повалились в траву. Синее небо превращало эту полянку для двоих в самое лучшее место в этом мире.

Смех Най услышал Лаврентио, ему четко вспомнились счастливые дни, проведенные с Анной. Лаврентио остановился, чтобы сорвать большой красный цветок для своей Джу.

На дороге стояла Анна, которая, увидев улыбающегося Лаврентио, резко развернулась.

- Любимый! - над дорогой прозвучал зов Джу.

Лаврентио повернулся на голос. Анна вздрогнула и ускорила шаг.

- Это мне? - Джу была уже рядом. Она взяла в руки цветок.

Лаврентио остро понял, что он с Джу такой же влюбленный, как и Най с охранником. Лишить дочь такого счастья, несмотря на любые соображения ее матери, Лаврентио не мог. Солнечная мелодия в голове Лаврентио стала всепоглощающей.

В отличие о счастливых влюбленных, которые сосредоточены друг на друге, некоторым приходится думать о работе. Сентенус с пятнадцати лет работал на государство. Даже дед считал его частично посредственной личностью, похожей на своего отца и сына Язона. Язон пребывал в святой уверенности, что внук работает в разведке рядовым сотрудником. На самом деле Сентенус был первым заместителем руководителя разведки Эвари. Его начальник печально выслушал объявленный указ о новой миссии самого талантливого и удачливого ученика.

Главрик IX считал Сентенуса прекрасным молодым человеком, который отлично танцует. Сентенус строго контролировал появление своего имени в отчетах, которые направлялись королю. Сам Сентенус считал себя в безопасности потому, что придумал столь отличное прикрытие, а также верил в обещание Главрика IX о передаче короны кому-нибудь более достойному.

Сидя в маленькой темной комнате, Сентенус пытался безобразно напиться. Этим он занимался от всей души, надеясь, что техника самоотрезвления не сработает. В комнату ввалился толстый Шляссер. Привычная вонь от табака ударила в нос Сентенусу.

- Чего жрешь? - вытягивая шею, грубо спросил Шляссер.

- Мы одни, расслабься, - предложил уже достаточно пьяный Сентенус.

За несколько секунд совершилось изменение. В комнате стоял и грустно глядел на напивающегося и опустившего руки Сентенуса мужчина приятной наружности, не толстый, а в меру упитанный, с проницательными глазами мужчина, также известный в королевстве, как Мортирос.

- Морти, слышал? - Сентенус приподнялся с явным желанием упасть на грудь любимого начальника и заплакать.

- Стыдись, Сентенус, - Мортирос оценил уровень и количество потребленного спиртного.

- Тебя так подставляли? - Сентенус уже в голос орал. - Эти сволочи меня, МЕНЯ, подставили!

- Прекратить, - привычным голосом противного Шляссера гавкнул Мортирос.

- Ты еще на своего короля так поорал бы, - Сентенуса понесло по наклонной.

- Еще и пощечину дам, - нагло ухмыляясь, сообщил Мортирос.

- Что? - взвился Сентенус.

Мортирос не стал повторять, а влепил пощечину и врезал в живот Сентенусу.

- Прекрати, - слабо сопротивляясь, потребовал свалившийся на пол Сентенус.

- А ты меня останови, - посоветовал Мортирос. - Сейчас еще и пну пару раз. Тебе и так плохо, будет хоть основание.

Однако угрозу свою руководитель разведки Эвари приводить в исполнение не стал. Он сел на корточки рядом с блюющим на полу Сентенусом.

- Мальчик, вспомни чему тебя учили? Никогда, слышишь НИКОГДА не сдаваться. Мальчик, что же ты так?

Мортирос поднялся, перевоплотился в противного Шляссера, и покинул будущего короля Эвари.

Гораздо позже, приведя себя в боевое состояние, Сентенус обдумывал свое настоящее и будущее.

- Можно? - прервал это занятие Язон.

Деду было стыдно от поступка своего короля перед внуком, но он ни за что не признался бы в этом. Сентенус взглядом пригласил его войти.

- Надумал что, внучок? - дедушка осторожно присел на хрупкое кресло, с которым категорически не желал расставаться его внук.

- Надумал, дед, но тебе не понравится, - ответствовал внук.

Любопытство вселилось в старика, который стал тянуть на себя бумаги внука, чтобы их прочитать.

- Не, дед, не дам, - Сентенус крепко держал бумаги.

Так они и перетягивались, пока в личные покои Сентенуса не вплыл славный казначей Мортирос.

- Слышал, что Вы молодой человек, собираетесь в дорогу? - Мортирос, обожаемый всеми, кто его знал, чуть поклонился наследнику трона.

Сентенус уже привык не удивляться способности Мортироса все знать. Он просто улыбнулся, подтверждая его правоту.

- Обсудим? - предложил Мортирос.

- Конечно. Извини, дед, дела. Сам понимаешь, наследование штука ответственная, - Сентенус подхватил Мортироса под локоть и вывел на внешнюю галерею.

Первый министр Язон покачал головой, втайне радуясь, что внук так спокойно воспринял такие серьезные перемены в своей жизни.

Глава 6. Согласно мифологии

Мифология - это наука о нашей с Вами жизни.

Из урока богов на Олимпе.

Идти в Темные земли было не простым занятие для эльфа. Торивердиль шел обречено и упорно. Дорога не хотела его пускать, но Торивердиль, или как его звали домашние Тори, шел и шел. Тори надеялся получить в Темных землях ответ, что ему делать дальше, или просто погибнуть. Остроухий не желал примириться с действительностью, где он один. Его просто выкинули из клана, лишили имени, семьи, и вообще поступили с ним жестоко. Торивердиль с самого детства был уверен, что эльфы самые справедливые в мире, но после того, как его выкинули из привычного мира без всяких объяснений, он был очень зол.

Все произошло почти год назад. Торивердиль по призванию и таланту был учеником мастера винодела. За последнее время Тори увлекся селекцией винограда, пытался вывести новый сорт.

Утро начиналось, как обычно, Тори проснулся, поздоровался с солнышком, пошутил с сестренкой, которая младше его, и просто обожала своего брата. Затем Тори отправился к виноградникам. Вот там то и началось самое страшное и непонятное до сих пор.

Его просто не пустили в зону виноградников. Обыденно, буднично не пустили. Незнакомый эльф сказал, что ему здесь делать нечего. Тори, обескуражено стоя у винодельни, потерял минут десять. Подошел его друг Мальдиваэль.

- Мал, что случилось? - спросил Тори.

Всегда добрый и солнечный друг нахмурился, не пожелал отвечать, и быстро проскочил мимо Тори. Глядя на закрывающиеся двери, Тори кинулся следом, но его не пустили двери. Кто-то навесил мощное охранное заклинание.

Тори попытался заговорить с эльфами, но его либо игнорировали, либо быстро уходили от него. Ничего не понимая, Тори кинулся домой, но перед порогом стоял мешок с его вещами.

- Лави? - позвал он сестренку.

Тори принялся молотить руками в дверь, но на них тоже стояло какое-то мощное заклинание, он не мог войти.

- Спятить можно, - вспомнил Тори человеческое выражение. У эльфов сумасшедшие не водились, но Тори показалось, что, наверное, станет первым.

- Уходить тебе надо, - появился неизвестный старик.

- Что? - Тори обрадовался, что с ним заговорили впервые за этот ненормальный день.

- А то, эльф, что не место тебе здесь, - объяснил старик.

- Что происходит? - всегда спокойный Тори сорвался на крик. Без напряжения неизвестно кто лишил его дома, семьи, мира.

- Уходи, эльф. Вечером тебя долина выкинет сама. Такое решение принял совет, - добавил старик.

- Но почему? - Тори пытался сообразить, что такого он мог совершить.

- Уходи, эльф, - еще раз повторил старик.

Тори подскочил, протягивая руки, чтобы схватить старика, но тот буквально растаял у него в руках.

- Точно спятил, - решил Тори. Никто из эльфов не испарялся у другого в руках, а этот старик продемонстрировал Тори подобное чудо.

Ветер зашептал Тори: "Уходи -и -и -и!", вода повторила эти слова, долина твердила им во след. От этого постоянного требования у Тори впервые за сто лет заболела голова. Всегда живой источник на центральной площади, мгновенно пересох, стоило Тори подойти к нему. Везде Тори стали чудиться глаза, все за ним смотрели, хотя эльфы, наоборот, прятали глаза.

Сам не помня как, ночь Тори встречал за пределами долины эльфов. Одиноко сидя у холодного костра, Тори старался определить, кто из двоих сошел с ума: он или мир?

С тех пор прошел почти год. Многое узнав, Тори шел в Темные земли. Как он думал, это был его последний шанс. В отличие от эльфа, который еще не добрался до Темных земель, двое искателей приключений - Гармаш и Железяка - были уже там.

Продираясь через жесткие цеплючие кусты, Гармаш сдержанно ругался, а вот Железяка молчал. Его упорно преследовала мысль повернуть назад. Он не верил, что в этих землях есть что-то кроме темноты. Железяка стал подозревать, что здесь живет людоед, который заманивает к себе путешественников, и мучает их. На его предположения Гармаш долго пялился, как вытащенная из воды рыбка, а потом расхохотался. Он живо представил себе этого людоеда-мучителя.

- И чего ты так ржешь? - обиделся Железяка.

Гармаш был измазан соком этих противных кустов, на него налипло огромное количество пуха. Железяка подозревал, что он выглядит еще хуже, потому, что до этого он попал в трясину, и Гармаш его вытаскивал. Насупившееся лицо Железяки еще больше развеселило Гармаша.

- Просто людоед это нечто реальное, а вот эти кусты это нудно. Я думаю, что те, которые запрятали сокровище так, сделали это специально. Сам подумай, многие же повернут назад, не желая проходить эти нудные однотипные препятствия. Никакой романтики.

- И чего ты веселишься? - упорствовал Железяка.

- А то, что значит, там что-то точно есть, - сообщил Гармаш.

- Так ты не уверен? - вспылил Железяка.

- В чем можно быть уверенным в этом мире, - с улыбкой ответил Гармаш.

Это стало последней каплей для уставшего Железяки, у него подкосились ноги.

- Ты чего? - испугался Гармаш.

Железяка спрятал лицо в ладонях, его плечи затряслись. Гармаш не поверил своим глазам - его друг плакал.

- Ты чего? - как заведенный повторял Гармаш. Он пытался обнять и успокоить друга. Отняв его руки от лица, Гармаш понял, что Железяка не плачет, а истерично смеется.

- Напугал, - выдохнул он.

Они тронулись в путь еще через час, который потратили на приведение себя в порядок и успокоение нервов. Железяке было противно, что он сорвался, да и Гармаш стал более пристально наблюдать за другом. Нервные срывы приводят к жутким последствиям. Железяке было свойственно разбираться во всем досконально, и на следующей ночевке, он нашел причину своего срыва. Клад из Темных земель был мечтой Гармаша, а не его Железяки. Вот поэтому путь и казался Железяки гораздо более трудным, чем его товарищу. Что с этим открытием делать, Железяка не придумал. Но понимая, что с ним происходит, Железяке стало проще себя контролировать. На смену противным кустам пришла местность, усыпанная мелкими, но острыми колкими камешками. Идти было очень тяжело, обувь не спасала совершенно. К концу следующего дня у обоих искателей приключений на ногах остались ошметки от ботинок.

Хэссу стало казаться, что он никуда не уезжал из Стальэвари. Это скорее походило на очередное задание учителя, который не уставал тренировать и учить Хэсса. Сейчас Хэсс становился тенью каждого из членов труппы донны Илисты. Алила заметила эти маневры, но помешать Хэссу не могла. Стоило ей понять на кого нацелился Хэсс, как она кидалась к этому человеку, Хэсс переключался на другого. У Алилы были же еще и свои дела, репетиции и прочее. Хэсс получал извращенное удовольствие от подобной игры.

За несколько дней Хэсс успел проверить почти всех, на повестке дня остались Инрих и сама Алила. Хэсс стал тенью Алилы, а она стала нервничать, девушка не понимала, кого Хэсс выбрал в качестве своего следующего объекта. Видимо путем логических умозаключений до нее дошло, кто на настоящий момент объект Хэсса.

- Ты зачем это делаешь? - прямолинейно поинтересовалась девушка, поймав Хэсса за ужином.

- Что именно? - Хэсс закатил глаза.

- Смотришь за всеми, - Алила поняла, что лирик ей не скажет правды.

- Ищу объект любви и вдохновения, - поделился Хэсс.

За его спиной послышалось сдавленное хихиканье, это веселился Мореход.

- Что? - Алила не понимала шутит ли этот парень. Она тряхнула головой, отгоняя его шутки. - Так не ищут объект вдохновения. Уж, я то знаю.

- Ты стихи пишешь? - в свою очередь деланно удивился Хэсс.

- Стихи, не пишу, я актриса, - упрямилась Алила.

- А я пишу, вот и ищу, - вздохнул Хэсс.

- Врешь, - Алила решила сменить тактику.

- Я? - Хэссу захотелось сказать девушке правду, но приобретенная осторожность и ее поведение не дали это сделать.

К ним подошел еще один подозрительный тип - Недай.

- Что делаете? О чем разговоры? - Недай уселся на травку рядом с Хэссом.

- Разговариваем о вдохновении, - с печалью в голосе поведал Хэсс.

- Да? - Недай удивился, он то был уверен, что девушка будет тормошить Хэсса совсем по другому поводу.

- Когда мы, наконец, свернем с этой дороги? - Хэсс задал неожиданный для присутствующих вопрос.

- Чем тебе эта не нравится? Не вдохновляет? - поехидничала обиженная Алила.

- Есть где-то, сны плохие, - бывший вор ответил искренне.

- Может это потому, что ты теперь делишь место с орком? - Недай склонен был во всем искать рациональное объяснение.

Девушку позвали к другому костру, Мореход неслышно исчез. Недай и Хэсс остались вдвоем.

- Зачем за дядей ходишь? - Недай спросил на прямую.

- Кто тебе это сказал? - Хэсс прикидывал имеет ли племянник отношение к заколдованности дяди.

- Сам понял, - Недай все еще ждал честного ответа.

- Я уже Алиле сказал, но она не поверила, - Хэсс постарался максимально расслабиться, отвечая на этот вопрос. - Ищу вдохновение.

- Да? - Недай почти поверил. - А почему начал с Инриха?

- Кто тебе сказал, что именно с него? - лениво ответил Хэсс.

Недай не нашелся, что сказать, и временно отступил.

- Хэсс, а что насчет твоего нового соседа? Как живете?

- Да, не знаю, - Хэсс еще больше расслабился, и, казалось, впал в дремоту. - Мы с ним не видимся. Я проспал пару ночей на земле. Этот не знаю, где. В повозке я его раз или два видел. Он в основном ходит общается с народом.

- Да? А ты не думаешь, что это странно?

Хэсс улыбнулся:

- Я видел достаточно странного, так что орк, интересующийся искусством для меня не достаточно странен, - ответствовал Хэсс.

- Не скажи, - усомнился Недай. - Ты где такие сапоги покупал?

От такой неожиданности Хэсс поперхнулся, и долго откашливался.

- Ну, нашел, что спросить.

- Так вот я заметил, что сапоги у тебя из тонкой кожи, выделка отменная, еще эти пряжки, по ноге. Красиво. Себе думаю такие купить.

Хэсс не мог сообщить, что он их украл в одном богатом доме. Пришлось выкручиваться.

- Дама одна подарила, - доверительно сообщил он.

Последний вопрос и ответ слышала вернувшаяся Алила. Ее страшно возмутил тот факт, что неизвестные дамы дарят Хэссу обувь.

- Жена? - потребовала она ответа.

Оба, и Недай, и Хэсс, вздрогнули.

- Нет, и не невеста, - предупредил Хэсс очередной каверзный вопрос. - Пока не собираюсь.

- А что так? Или подходящих для тебя нет? - все еще злилась девушка.

- Есть, но без дома семью не заведешь.

- Как хорошо сказал, - похвалил Недай. - Без дома семью не заведешь. Как емко. Настоящий поэт.

- Спасибо, на добром слове, - Хэсс постарался впасть в дремотное состояние.

- Хэсс, а какие у тебя травки в сундучке? - Алила вернулась к своим баранам.

Молодой человек приоткрыл один глаз:

- Волшебные, будешь сильно приставать...

- Отравишь? - подначила девушка.

- Тебя - приворожу, - очень серьезно возразил Хэсс.

Недай улыбнулся, представив это.

- Фррр, - негодование еще долго ощущалось в природе.

Линай старался воспринимать вынужденную задержку в пути спокойно, но беспокойство его не оставляло. Его ученик расхворался, и все врачевательное искусство Линая не смогло поставить Эльниня на ноги. Эльнин сам чувствовал вину перед учителем, он пытался идти с высокой температурой, кашлем, головокружением, но падал.

Линай понимал, что соваться в Темные земли без ученика, не целесообразно. Он вынуждено ждал, и, по правде говоря, это его выводило из себя.

Они стояли на месте уже пять дней.

- Опять? - нахмурился Линай.

По дороге шли повозки, люди весело переговаривались, смеялись. Линай углядел, что трое пытались изобразить скульптурную пирамиду. Впереди всей этой оравы ехал маленький старичок в красном на миленьком ослике.

- Циркачи, - выдавил сквозь зубы Линай. Затем его осенило. Возможно там есть целитель или маг. - Приветствую, - Линай поклонился старику на ослике.

Мурмур Аран поднял голову, в своих мечтах он пребывал на фестивале. Ему уже вручали именной знак.

- А?

- Подскажите, если у Вас целитель. Мой ученик сильно заболел, - пояснил Линай.

К проблемам Хэсса добавилась еще одна. Восторженный рассказ Мухмура Арана об исцелении донны Илисты убедил Линая, что с ними едет хороший целитель.

К говорящим присоединилась донна Илиста, Инрих и еще два десятка человек. Орк зорко наблюдал за новыми лицами. Ему удалось отрезать прядку волос Най, Вики, Флата, Дикаря, Риса. Неожиданная встреча помешала ему отрезать прядку у Алилы. Страхолюда не оставляло сомнение, что Хэсс может быть тем, кого он ищет. Но проверить, никак не удавалось. Тот не ночевал в повозке, и виделись они редко. Орк не унывал, а проверял остальных возможных кандидатов. Пока были неудачи.

С умным видом Хэсс был вынужден осмотреть, лежащего на травяном ложе Эльниня. Горячий лоб, обметанные губы, красные глаза, слабость, потливость.

- Я могу дать ему отвар для восстановления сил, но что у него я не знаю. На лихорадку не похоже, на простуду тоже. Отравление тоже исключается. Что может быть еще?

Линай осознал, что этот парень понимает во врачевании еще меньше, чем он.

- Давай, - разрешил он.

- Можно его положить в повозку. Я поночую у Морехода. А вот орк?

Инрих мгновенно решил затруднения:

- Я предложу ему спать у себя.

- Отлично, давайте перенесем больного, - Линай взял переноску на себя.

Хэсс не видел Линая последующие два дня. Он вынужден был заниматься только больным Эльнинем. Того приходилось протирать мокрой тряпкой, поить отварами, укутывать одеялом. Хэсс проводил с больным все свое время. Разочек в повозку заглянул орк, он принес весьма полезную вещь - только что убитую змею - и даже последил за больным, пока Хэсс готовил жаропонижающий отвар. Оказанная орком помощь изменила к нему отношение Хэсса. Еще раз в повозку заглянул Инрих, и спросил не надо ли чего. Также заходил Мореход, который напоил Хэсса огненной водой для бодрости, и подарил больному Эльниню теплые носки.

Через два дня юноше стало легче. За время болезни он отощал настолько, что скорее стал походить на четырнадцатилетнего Тьямина, чем на взрослого восемнадцатилетнего человека.

- Ты кто? - одними губами спросил Эльнинь. - Целитель? А где я?

Эльнинь покрутил головой, но сразу же застонал.

- Не вертись, парень, - посоветовал Хэсс. - Ты в повозке, едешь с нами. Лучше-ка попей отварчику. Ну, давай осторожнее. - Хэсс поил юношу теплым отваром с ядом гадюки. - Все будет хорошо, поспи.

Эльнинь послушно закрыл глаза и погрузился в сон.

На третий день заглянул Линай, взглядом проверив, что все хорошо, он испарился еще на два дня. Хэсс нахмурился, а Эльнинь принялся оправдывать учителя.

- Я и так у него столько времени отнял, - говорил Эльнинь. - Я же заболел, а учитель идет в Темные земли.

- С тобой? - удивился Хэсс. У него на языке вертелся вопрос, какой нормальный учитель потащит за собой ученика в Темные земли, но Хэсс язык прикусил. Не его это было дело.

Прибежал Тьямин, притащил фрукты.

- Это тетя Илиста передает, - выпалил мальчишка и исчез.

- Уже тетя? - изумился про себя Хэсс.

- Илиста? Актриса? - напрягся Эльнинь.

- Да, а ты, что ее знаешь? - Хэсс чистил фрукты и резал их на маленькие кусочки для Эльниня.

- Нет, что ты. Я один раз был на ее представлении. Там все было так красиво. - Эльнинь с удовольствием пересказал Хэссу, как актеры играли "Страшный сон". - А потом, уже в самом конце, Илиста так падала, что я подумал, что она действительно упадет. Но ее подхватили, и потом была такая песня. - Эльнинь попытался ее напеть. Внезапно он остановился.

- Ты чего? - Хэсс бросил чистить фрукты, он подумал, что Эльниню стало хуже.

- Я просто, ну, сказать хотел...

- Говори, - Хэсс отложил нож.

- Это ведь ты меня вылечил? Спасибо тебе, Хэсс, - поблагодарил Эльнинь.

- Не за что. Я вообще то не целитель. Это так по совместительству.

- А ты что тоже актер? - восхитился Эльнинь.

- Не совсем. Я учусь писать стихи, - поделился Хэсс.

- Да? А прочитай что-нибудь, - еще более восторженно попросил Эльнинь.

- Уф, мои стихи никому не нравятся, - признался Хэсс.

- А кому ты их читал?

- Нашему повару, но ты его не знаешь.

- Почитай мне, - еще раз настойчиво попросил Эльнинь.

- Сам напросился, - пожал плечами Хэсс. -

Ленивый свет летит

По подворотням моей души

Искать надежду,

Но найти не успевает,

И жизнь моя легко бездумно тает.

- Ну, ты.. и ... - Эльнинь привстал на своей лежанке, и чтобы было поудобнее, придвинул блюдо с фруктами к Хэссу. Хэсс расхохотался.

- Ты чего? - удивился Эльнинь.

- Да, повар. Он как послушает, что-нибудь, то начинает мне усиленно пихать пироги - сладенькое, а ты вот фрукты придвинул.

- Я не...

- Да, ладно, проехали, - Хэсс пододвинул Эльниню новую порцию отвара. - Помыться хочешь?

- Да уж, - Эльнинь засмущался.

- Попей, и я тебе помогу дойти до озера. Мы встали здесь на стоянку.

- Спасибо, Хэсс.

Хэсс доволок Эльниня до озера.

- Передохнем, тогда в воду и полезем. Смотри, как хорошо, - Хэсс грелся на солнышке, оказывается, он соскучился по свету за время своего врачевания больного.

- А я рыбу умею ловить голыми руками, - похвастался Эльнинь. - Давай наловим?

- Если только зубами, а так думаю, сил нас не хватит.

- А я тебя научу рыбку ловить, - предложил Эльнинь.

- А кто будет за тобой смотреть? Тебя же какая-нибудь рыбка уволочет, - Хэсс подшучивал над своим знакомым. - Расскажи-ка лучше про своего учителя. Я заметил он такой представительный.

- Да, - Эльнинь счастливо улыбнулся. - Я попал к нему почти в четырнадцать. Линай редко берет учеников, но меня взял. Я так ему благодарен. Он великий воин, мастер. Он так много знает.

Хэсса удивило столь поверхностное описание, данное Эльнинем своему учителю. Если бы Хэсса спросили о его учителе, то он бы сказал, что учитель был добрым, ловким, знал свое дело, передал Хэссу все свои умения, обладал отменным чувством юмора. Хэсс, конечно, был рад учиться у такого учителя, но и учителю повезло с таким учеником. Для них это было партнерство, каждый не только давал, но и получал.

- Ты с ним больше трех лет? - Хэсс удивился, как Эльнинь до сих пор еще младший ученик.

- Да, - подтвердил Эльнинь. - Полезли в воду?

Вечером, когда обессиливший Эльнинь спал в повозке, Хэсс сидел у общего костра и слушал Линая. Старец сделался любимчиком труппы за свои необычные рассказы. Сегодня разговор зашел о Темных Землях.

- Темные земли не всегда были темными, - Линай рассказывал неторопливо, иногда делал мелкие глотки вина из кружки. - Тысячу лет назад на эти земли пришли изгнанники. Откуда они пришли никто не знает, хотя может быть эта информация не сохранилась в наших записях. Было их не много - всего тысяч двадцать. Очень похожи на нас - людей, но они могли мгновенно перемещаться на любые расстояния, становиться туманом, водой и даже ветром. Глаза у них были в два раза больше наших, ближе к эльфовским с такой же радужкой. В остальном не отличить. Они просто в один день появились на этих землях, и принялись строить себе дома. В хрониках тех лет пишется, что они были какие-то усталые, как будто пришли с войны.

Линай протянул кружку, Инрих долил в нее еще вина. Все слушали, затаив дыхание. Линай продолжил:

- Так вот, мужчин было у них раза в четыре больше, чем женщин. Семьи были у них странные. Отношения описываются противоречивые. Но да я не про это. Они стали торговать, продавали знания, но по заметкам тех лет, они изучали мир. На них пытались раза два напасть, что стало с нападавшими неизвестно, все сгинули. При том, что даже ясновидящие не могли сказать ничего определенного, кроме нечленораздельных криков ужаса. Эти пришельцы предпочитали путешествовать на своих больших летучих тварях. Картинки в хрониках того времени изображают их как волосатых лошадей или маленьких драконов. Изображения тоже весьма разные. Постепенно, торговцев с тех земель становилось все меньше. Есть сведения, что пришельцы вымирали. Почти триста пятьдесят лет назад эти земли стали закрытыми. Туда просто не могли пройти люди, эльфы, гномы и кто бы то ни было. Но чуть позже туда стало манить. Манило, завлекало известных героев, победителей, игроков, магов, целителей, в общем, выдающихся личностей. Они все пропали бесследно.

- А потом? - послышался чей-то голос. Хэссу показалось, что это Тьямин.

- Потом, героев становилось все меньше, и стали пропадать путешественники. Идут себе люди куда-то, глядь, а они возле Темных земель. Кстати их тогда и стали называть Темными потому, что если смотреть издалека на них, то видно одну темень. Не разглядеть, что там. Попались так несколько магов, они разобрались, что на дороги наложено заклятие. Все дороги ведут в Темные земли, поэтому караваны стали ходить с магами.

- Как жутко, - выдохнула Най. Она еще теснее прижалась к Крысенышу.

- Нормально, - пожал плечами Линай.

- А почему они стали Темными? А те, что совсем умерли? - волнуясь, Тьямин говорил очень быстро.

Линай сделал многозначительную паузу.

- Не известно, но удалось узнать, что они умерли не все. На дорогах лежит заклятие, пока они не приведут в Темные земли кого-то. Если бы они привели, то расколдовались, и не было бы этого безобразия. - Линай улыбнулся. - Но дороги бы расколдовались, если бы умерли те, кто наложил такое мощное заклинание.

- Ух ты, - выдохнул эмоциональный Тьямин.

- Выходит, что пришельцы живут среди нас? - Недай спрашивал в неком недоумении и неверии.

- Может и так, - Линай улыбнулся еще загадочнее, и провел рукой по бороде.

Флат начал пугать Вику, заявив, что он точно пришелец и придет ее похищать этой ночью.

- Ну, тебя, - отмахнулась девушка.

Рассказ старца Линая с ухмылкой слушал только Боцман. Уж он то знал побольше его, но рассказывать не торопился.

С еще большим удовольствие рассказ Линая слушали дороги. Всю ночь они обсуждали его слова.

- Кто бы подумал до чего додумались? - вздыхала одна из дорог.

В разговор влезла старая и мудрая дорога:

- А если..?

- Мы не сможем, - отвергла ее предположение другая. - Мы не можем их убить. Мы можем только привести к ним тех, кого они ждут.

- Да, мы водили к ним всяких разных, но никто не подошел, - ярилась другая дорога. - Столько хорошего народа извели.

- Как бы нам определить, кто им подойдет? - думала более рациональная дорога.

- А твои артисты? Чуткие, редкие, талантливые и необычные люди? А? - хитро поинтересовались у одной из дорог.

- А почему вы все думаете, что артисты подойдут? - дорога не хотела отдавать своих артистов.

- Воинов мы к ним водили? Водили, а артистов не водили, - победоносно заверили ее другие дороги.

- Хороша логика, - возмутилась та дорога.

- Какая есть, - огрызнулись в ответ. - Ты подумай, вдруг они смогут и подойдут, тогда люди снова станут ходить по дорогам. Сколько их возродится, появятся новые дороги.

Дорога сдалась, она не смогла пойти против своих.

- Тогда колдуем?

Мухмур Аран чувствовал некую неправильность происходящего. Он старался ехать впереди всех. Это создавало иллюзию широты и одиночества. Он обдумывал постановку по тому тексту, который написал Одольфо.

К нему подъехали Линай и Инрих.

Ничего не значащий разговор о погоде и природе перешел в обсуждении проблем выступления. Инрих расспрашивал Арана, Линай внимательно слушал.

- Простите, уважаемый Аран, - обратился к нему Линай. - Я вижу Вашу крайнюю озабоченность.

- Озабоченность? Тревогу, скорее, - Мухмур не стал отрицать свое встревоженное состояние.

- Так в чем его причина? - Инрих согласился с вопросом Линая.

- Чувствовать других моя обязанность, - Линай ответил на немой взгляд Инриха.

- Кажется мне не то что-то, - признался Аран.

- Ара, что сердце? - Инрих распереживался.

- Нет, не сердце, - Аран еще больше нахмурился, неосознанно приложил руку к сердцу. - Кажется мне, что дороги какие-то кривые.

- Это после вчерашнего, - стал успокаивать Инрих.

- Да не пил я, - стал оправдываться Аран.

- Я не о том, Ара. Я о рассказе уважаемого Линая.

- А? Нет, мне и до этого всякая муть мерещилась, а тут совсем доняло, - высказался Аран.

- Оставим это, - предложил Линай. - Вы правильно заметили, все от моего рассказа, а может быть Вы сильно волнуетесь из-за предстоящего выступления.

- Скажи, а последний вариант Одольфо приемлем? - Инрих переключился на более насущные проблемы.

- А? Роли уже раздали. Илиста еще шлифует текстовку. Саньо вполне доволен. Там у него счастливая история. Девочки в восторге, они блеснут во всей красе, - высказал свое мнение Мухмур Аран.

Его ослик повел головой, подтверждая слова хозяина. Со стороны, это выглядело забавно. Инрих переглянулся с Линаем, оба улыбнулись.

- О чем эта постановка? - из вежливости поинтересовался Линай, а Инрих закатил глаза. Сейчас Аран будет два часа излагать текст, его планы в постановке, в комбинировании сцен, декораций, света и прочего.

- Постановка, которую мы представим на фестивале, называет простенько и со вкусом, - Аран сел на своего любимого конька. - "Любовь на перекрестье" вот как она называется. В основе ее реальные события. Главная линия - это линия любви женщины-воина и мужчины-художника. Илиста сыграет женщину, а Саньо - художника. У Саньо есть сын, который тоже воин, но любит другого воина. У них так сказать конфликт. В битве один спасает другого и гибнет. Есть еще девочки из отряда Илисты. Они выполняют самые опасные задания, но так хотят жить простой жизнью. Там тоже некий конфликт, который Одольфо раскрывает в своем труде.

- Как замечательно, - вежливо покивал Линай.

- Да, я планирую сделать из этого нечто эпическое. Сейчас не хватает таких мощных вещей, - поделился тайным замыслом Мухмур Аран.

Инрих потихоньку отстал от них, он давал ценные указания Недаю для организации вечерних репетиций.

- Да? - Линай сосредоточился на своих размышлениях о великом, и разговаривал с постановщиком, не осознавая своих слов.

- Да! Начнется все так, - Аран взмахнул руками, а ослик потряс ушами. - Ночь, темнота. Яркие огни и на зрителей несется волна песка. Это пустыня. Эффект должен быть оглушающим. Согласны?

- Конечно, - кивнул Линай.

- В первом акте, а постановка у нас будет трехактовой, перед зрителями появляются все персонажи. Художник рисует, он небогат, но молод. Ему почти сорок, мы решили, что это подходящий возраст. Он весь такой возвышенный, рисует, говорит о любви. Потом будет приход его сына, который рассказывает отцу о своей любви. Но отец его не понимает, и сердится. Их приглашают к местному правителю. Они думают, что на пир, или еще что, ан нет, их зовут потому, что кто-то наслал на город огромную песчаную бурю. И так сказать, требует выкуп у правителя. Тот естественно в шоке, собирает войско и магов. Так и встречается художник с этой воительницей. В ее подчинении находится и возлюбленный его сына. Художника отправляют вместе с воинами и магами, чтобы он смог увидеть великую победу и запечатлеть ее для будущего.

Мухмур затих. Линай вслушался в эмоциональный рассказ постановщика. Когда тот говорил, картинки вставали перед глазами Линая.

- Замечательно, этим и закончится?

- Только первое действие, - Аран вернулся к действительности. - Второе я планирую начать с другой картины. Я хочу показать прекрасную степь, покрытую цветами в самом цветении.

- Так сказать, противоположность самому началу постановки?

- Да, - Аран умолк.

Линай уже утомился от выслушивания Мухмура. Его спасли подъехавшие артисты, Линай незаметно исчез. Потом присоединились Одольфо и донна Илиста.

- Ты замечательно это придумал, дорогой, - Илиста прижимала руки к груди. - Такая сильная сцена, так пробирает. Жестокости, конечно, перебор, но зато как зрителям будет интересно. Это поразит их воображение.

Одольфо загордился похвалами Илисты, и щеки его покраснели.

- Что такое добавили? - с особым волнением уточнил у них Мухмур Аран.

- Я тебе сейчас расскажу, Ара, - Илиста повернулась к нему. - Мы решили вставить такую сцену во втором действии. Когда сын художника получает известие, что все погибли в степи, он задумывает продолжить линию их рода, и женится на молодой симпатичной соседке.

- Зачем? - встал в ступор Аран.

- Ты слушай дальше, не перебивай, - потребовала Илиста. - Потом уже когда выясняется, что все живы, кроме любовника сына художника, сам сын помутился с горя рассудком.

- И что? - затребовал продолжения Аран.

- Ну, получится, что воительница и художник заберут себе этого ребенка.

- Угу, а это не будет слишком?

Илиста тряхнула волосами, возмущаясь такой недальновидностью.

- Ха, Ара, ты сам то понимаешь, что это внесет лирические ноты и некое светлое будущее в нашу постановку.

- Действительно, - согласился Аран.

Почти все было готово, пора начинать репетиции, готовить декорации, грим, костюмы, учить роли, шлифовать движения.

Хэссу тоже слышал всеобщие обсуждения будущей постановки. С этого дня они начинали двигаться помедленнее. Больше времени отводилось на репетиции.

Эльнинь встал на ноги, и проводил время со своим учителем. У Хэсса появилось свободное время. Не считая стихов, Хэсс занимался загадкой заколдованности директора и думал. Особо навязчивыми были мысли о его учителе Шаа.

Они встретились совершенно неожиданно для мальчишки Хэсса. С тех пор прошло много времени - больше девяти лет. Они встретились глазами. Голодные глаза Хэсса ощупывали старичка, шедшего по улице. Когда Хэсс увидел Шаа, он подумал, что это возможная добыча и пропитание на день или даже два. Но глаза выдали такую силу, что Хэсс не стал обворовывать старичка и запретил своему напарнику.

На улице уже темнело, и все порядочные люди не ходили по улицам внутреннего города, особенно рядом с рынком. Хэсса заинтересовал этот старичок, который ничего не боялся и шел неизвестно куда. Напарник Хэсса - десятилетний мальчишка - остался на их любимом месте, поджидая очередную жертву. Хэсс отправился за старичком. Это и спасло его от смерти. Утром Хэсс нашел труп своего напарника с ножевым ранением.

Хэсс дошел за старичком до старого заброшенного дома. Забравшись на второй этаж дома по свисающему растению, Хэсс стал подглядывать. Старичок доставал что-то из тайника, а Хэсс порадовался, что будет ему большая добыча, когда старик уйдет. Внезапно в доме появились новые действующие лица, судя по черной одежде и маскам - клан наемных убийц. Старичок мастерски изобразил беспомощность. Двое гостей полезли в тайник, и их выбило оттуда огненным шаром. Еще двоих гостей старичок, неожиданно преобразившись в вполне боевого мага, убил заговоренными ножами. Еще одного старичок убил, отразив его же огненный шар. На все происходившее Хэсс смотрел во все глаза. Он уже раздумал смотреть, что там такое в тайнике. Старичок повернулся и подмигнул Хэссу. Кубарем скатившись со второго этажа Хэсс убежал.

Хэсс убежал, но утром его схватили стражники и стали допрашивать о ночи. Хэсс держался очень стойко, он ничего не рассказал. В тюрьме он провел почти месяц. Выйдя на улицу, Хэсс заплакал от отпустившего напряжения.

На его улице стояли уже новые мальчишки, которым одинокий Хэсс не в силах был противостоять. Надо было где-то ночевать, и Хэсс не придумал ничего более умного, как податься в тот заброшенный дом. Но каково же было его удивление, когда на месте заброшенного дома Хэсс увидел вполне симпатичную лавку. От неожиданности Хэсс даже зашел в нее.

- Чего приперся, бодяжник? - заверещала дамочка.

Хэсс, выглядевший не лучшим образом, после месяца в тюрьме, шуганулся в сторону. Но наткнулся на человека. Это был тот самый старичок.

- Ты почему с парадного? Покупатели же, - спокойно поругал его старичок. - Простите, уважаемая, племянник явился. Дикий еще.

- Фу, - женщина надула губы и наморщила лоб. - Воняет. Помыли бы. Или он работает в канализаторской?

- Нет, что Вы, - рассмеялся ее шутке старичок. - Пойдем.

Теплая рука отвела Хэсса в задние помещения лавки.

- Мойся, переоденься. Потом поешь, - сказал старичок и ушел заниматься покупательницей.

Постояв минут пять в шоке, Хэсс неуверенно залез прямо в одежде в ванну. Ему пришлось отрывать одежду от кожи, кое-где она прилипла.

Через час Хэсс ел за большим столом. Там было все, но Шаа не велел переедать.

- Вор? - спросил Шаа.

- Как получается, - опустил глаза Хэсс.

- Хочешь научиться?

- Я? - от очередной неожиданности Хэсс уронил ложку.

Старичок Шаа нагнулся и поднял ее.

- Я умею, - улыбнулся он, подавая Хэссу новую ложку.

- Хочу, - мальчик ринулся в омут будущего.

- Будешь жить здесь, учиться, помогать в лавке. Как я говорил, я - Шаа. Жена у меня умерла, детей нет. Ты будешь племянником. Согласен?

- А почему я?

- Ну, ты же пришел, - с убийственной логикой заявил Шаа.

- Ага, - согласился мальчик. - А что я буду за это должен?

Шаа погладил его по голове, Хэсс чуть было не отшатнулся. Он привык, что прикасаются только затем, чтобы сделать больно.

- Это партнерство, мальчик. Если одного из нас не устроит, то мы его расторгнем. Договорились?

Это было слегка сложновато для Хэсса, он это обдумал, и медленно кивнул головой.

- Отлично, Хэсс. Но тебе в воровском мире нужно новое имя.

- Имя? А у тебя есть?

- Есть, меня зовут Змееныш, - признался Шаа, ошеломленному Хэссу. Змееныш был одним из самых знаменитых воров за последние лет сорок.

- Ого, - Хэсс выпучил глаза. - А я буду Незваным. Согласен? - предложил Хэсс. Шаа расхохотался.

Глава 7. Наследить в истории

Моя заветная мечта - наследить в истории.

Вирус Н5N1

Страхолюд прокололся. Такого облома с ним не случалось никогда, и это стало для него навязчивой идеей. Он самого начала повелся на обстоятельства. Вечером сидя у костра с сумасшедшими актерами, Страхолюд еще раз анализировал свои поступки.

- Это просто стечение обстоятельств, - твердил Страхолюд, но глубоко в душе шевелились сомнения.

Он заселился с Хэссом в повозку, но тот не ночевал. Страхолюд не смог добраться до волос молодого лирика. По его данным, Хэсс хорошо походил под описание старика барона Д'Оро. Но дотошный Страхолюд оставил проверку молодого лирика на потом, он занялся остальными.

На сегодня итог был таков. Страхолюд разжился волосами и проверил следующих личностей, подходивших по возрасту: Джу, Лии, Най, Ямины, Гвенни и Монетки.

Они не подошли.

Страхолюда не смущали родители или родственники у некоторых, кого он проверял. Он хорошо знал, что дети могут быть усыновленными. Орк привык проверять все до мелочей.

Еще у Страхолюда были прядки волос: Флата, Дикаря, Тьямина и Жанеко. Но на них он не возлагал больших надежд. Тьямин был пришлый, лет четырнадцати. Сомнительный вариант. Жанеко - монах, тоже вряд ли подойдет. Не мог внук барона, такого любителя жизни, податься в монахи. Про Флата и Дикаря интуиция ставила под сомнение. Ничего похожего на барона.

Из оставшихся Страхолюд не успел отрезать волос у Алилы, Вики, Йола и Мириам, а также у этого Хэсса.

По началу это совсем не беспокоило Страхолюда, но... Всегда это пресловутое но. Вчера Хэсс потерял все свои волосы и стал щеголять бритым черепом, и говорил он с тем же оа-каньем, которое Страхолюд слышал у барона Д'Оро.

Дело было так.

Они остановились на ночевку. Все было, как обычно, актеры шумели, рабочие сцены потихоньку пили и рассказывали байки, монахи молились, драматург что-то лихорадочно писал, Хэсс валялся в сторонке. Всем этим бедламом руководил старичок в красном - Мухмур Аран. Страхолюд вертелся среди актеров. Он надеялся отрезать волосы у капризной и ветреной Вики.

Внезапный крик разорвал мир. Люди стали оглядываться по сторонам, затихли. Этот крик был полон настоящего ужаса.

Страхолюд увидел, что вскочивший Хэсс исчез в кустах. Он кинулся за ним. Недай тоже уловил это движение и бросился за Хэссом и Страхолюдом. Но оба опоздали. Успел только лирик. Когда они нашли Хэсса, то увидели, что он держит за руки и тянет Алилу, которая попала в ловушку.

Девушка пошла справить естественную нужду, и присела не под тем деревом. Это оказалась редкая лиана, которая обвила ее своими щупальцами и стала тянуть в ствол. Втроем им удалось вытянуть Алилу, но оказалось, что на голове Хэсса куча смолы, которую выплюнула лиана. Как потом им объяснили, этой липкой массой лиана плюет в лицо жертве. Алиле повезло, все угодило на голову Хэсса.

- Бедненький, - Алила сидела с лириком и держала его за руку.

- Дао чего уж там. Я воат поападал и хуже, - отшучивался Хэсс.

Хэсса брил и отмывал Мореход. Временами он разрешался фырканьем, вонь была нестерпимая. Все это потом сожгли. Хэсс остался бритым, а Страхолюд рвал на себе волосы. В связи с тем, что он был волосатым, то выглядело это забавно.

- Хочешь и тебя побреем? - подкололся Недай. - Будешь человеком?

В другое время Страхолюд был заржал над этой плоской шуткой, но сейчас пробормотал что-то невнятное.

- Так, голову мыть этим каждый день, - Анна сунула в руки Хэсса приятно пахнущую баночку. - Череп брить еще дней двадцать, пока настойка не кончится. Потом волосы должны хорошие вырасти.

- Ты не переживай, парень, - сумрачно заявил Боцман. - Дамочки и так от тебя без ума.

Илиста вздохнула, вздохнул и Страхолюд.

- Ты молодец, - изрекла прима.

Саньо кивнул головой.

Уже ночью отчаявшийся Страхолюд осознал свои проблемы. Он не стал проводить церемонию сравнения волос Тьямина, Флата, Дикаря и Жанеко. Страхолюд был морально подавлен. Он сосредоточился на Хэссе, решил его охранять, чтобы ничего не случилось с этим мальчиком. Мертвый наследник явно не нужен будет барону. К тому же Страхолюд решил побольше узнать о самом Хэссе.

Но отметать другие шансы не стоило. Собравшись с духом, Страхолюд решил провести церемонию сравнения волос следующей ночью, а потом все же проверить остальных.

В таком же отчаянии пребывал и Сентенус. Он разбирал и анализировал возможности королевства Эвари, но утешительного прогноза никто не мог дать. Ресурсов на обеспечение долговременной безопасности не хватало.

В Эвари существует обычай: когда ничего не возможно сделать своими силами, идут к колдуну. Колдун этот сидит в большой белой башне из слоновой кости. Колдун не любит работать, ему нравится развлекаться. В последние лет сто, он проводит научное исследование, сравнивая сексуальный темперамент уроженок разных стран.

Пришедшему Сентенусу, колдун совсем не обрадовался. Он фырчал, брюзжал, кряхтел, но вылез таки из постели с двумя очаровательными дикарками. Такое сочетание черт, как у этих девушек, Сентенус видел первый раз.

Он засмотрелся на обнаженных красоток. Колдуну пришлось пихнуть его в бок. Высокий, в черной мантии, напяленной на голое тело, в разных тапочках, а на голове всклокоченные волосы, колдун выглядел как упавшая с елки ворона.

- Ты, что приперся? - колдуну было противно стоять на холодном полу в коридоре.

- Поколдуй, а? Проблемы у нас, однако, - отчитался Сентенус.

- Чего опять? - колдун почесал себе грудь и живот, продемонстрировав Сентенусу голый и уже почти синий от холода живот, а также посиневшие руки.

- Так брань, глад, мор и смерть ближайшие наши гости, - Сентенус сам начал чувствовать ненормальный холод. - А чего у тебя так холодно?

- Чего? Чего? Не твое дело, бодяжник хренов, - колдун не отличался вежливостью. Если его упрекали в легком хамстве, то колдун говорил, что вежливость - это для королей, а он таких книжек про вежливость нигде не видел. Нынешний король велел написать и издать два десятка книжек о вежливом обращении, но колдун их проигнорировал, не купил ни одну. Те книги, что были присланы ему в качестве подарков, колдун передарил первому министру. - Ладно, пошли.

Колдун сгреб Сентенуса в охапку и переместился в достаточно теплое и светлое помещение, но без окон.

- Чего тебе прогноз или пути?

- Дай мне шанс как-то это изменить. Введи что-то новое, геомант.

- Не мешай тогда, - колдун сосредоточился и замычал. Мычал он не долго. Открыв глаза, заявил. - Шанс у тебя есть, но чем дело кончится, сам не знаю. Значит так, где-то там идут люди - типа как актеры. Куда идут не знаю, главное куда попадут - в Темные земли.

Колдун замолчал, Сентенус ждал.

- Ага, в Темных землях они могут найти твое спасение, - наконец, добавил колдун.

- И что?

- И все, - заверил его колдун.

- А если они не найдут мое спасение? - засомневался Сентенус.

- Тогды и приходы еще раз, - благодушно разрешил колудун.

- Дай хоть наводку на тех людей, - взмолился Сентенус.

- Ну, "Цветок страсти" видел с грудастой бабенкой? - покривился колдун. Он вроде уже закончил работать, а тут опять чего требуют.

- Донна Илиста? - уточнил Сентенус, вспомнив шикарную постановку.

Колдун просто кивнул, и испарился из помещения для медитации.

- А я? - Сентенус спросил в пространство.

Колдун появился перед ним, но уже без мантии, обхватив его плечи, переместился к воротам своей башни.

- Ничего себе, - услышал Сентенус.

Народу, торговавшему у белой башни сувенирами, предстала следующая картина. Молодой будущий король появился в обществе голого колдуна. Тот толкнул Сентенуса в грудь и сказал: "Не забывай!" и исчез. Наследник короны улыбнулся, и пошел быстрым шагом прочь от башни. К вечеру слухи расползлись до невероятных размеров.

В тайном помещении разведканцелярии Эвари Сентенус давал ценные указания сотрудникам. Все силы были брошены на поиски донны Илисты.

В комнату зашел Шляссер, приторный запах табака вполз в комнату.

- И как?

- Предсказал, - пожал плечами Сентенус. Он был абсолютно уверен, что Шляссер уже знает, что наговорил колдун.

- Ищешь?

- А что еще делать? - вопросом на вопрос ответил Сентенус. - Какие то проблемы?

- Сборище у Главрика будет.

- Знаю по поводу празднования очередной годовщины победы на варварами с севера.

- Да, - подтвердил Шляссер. - И как мне? Тебе то придется присутствовать точно.

- Эх, - расстроился Сентенус.

Дело в том, что Шляссер и Мортирос были обязаны бывать на общих собраниях у короля. В таких случаях образ Шляссера на себя примерял Сентенус. Он прекрасно справлялся. Потом исчезал один из двух Шляссер или Мортирос. Появлялся Сентенус, танцевал в свое удовольствие, и мог появиться Мортирос или Шляссер в зависимости от настроения начальника Сентенуса.

- Да, а теперь как? - Сентенус пребывал в некоторой растерянности.

- Я нужен буду, как Шляссер. Придется казначею Мортиросу поболеть пока.

- Прости, Морти, - извинился Сентенус. - Разберусь с этим, и тогда все вернется на свои места.

- Посмотрим, твое будущее величество.

- Что дед?

- Завел себе очередную красотку, - Морти информировал Сентенуса. - Красивая и умная из рода Варилелей. Беседу с ней мы уже провели.

- Ну, и хорошо, - выдохнул заботливый внук. - А папа?

- Создает очередной нетленный шедевр, - также информировал Морти.

- И это хорошо. Хоть дома все хорошо, - утешился Сентенус.

- У тебя есть какие-то предположения, что имел в виду геомант? - вернулся к серьезному разговору Мортирос.

- Вариантов масса, но что окажется верным? Колдун сказал, что они найдут спасение. Значит, во-первых, они должны вернуться.

Собеседники переглянулись.

- Из Темных земель никто не возвращался. Это прописная истина, Сентенус.

- В этот раз они должны вернуться, и мы должны все узнать. Если они найдут это самое спасение, то надо, чтобы они согласны были дать его нам. Но что это будет такое, я не знаю.

- Явно не деньги, - вздохнул Мортирос, взирая на новую лампу, которую купил Сентенус. - Не подходит она тут, - решил Мортирос.

На еще большую лампу взирал и сомневался Нигмар. Его главной задачей в труппе был подбор лучшего освещения, а целью сделать идеальные акценты на актерах, словах, действиях с помощью света.

Репетировали самое начало постановки. Саньо в роли художника рисовал картину. Нигмар старался установить такое освещение, чтобы выделить напряженную, но вдохновленную физиономию актера и подчеркнуть шедевральность его работы. Сочетать это у него не выходило.

- А если вот так? - в очередной раз решал Нигмар.

В труппе его не было слышно и видно. Когда Нигмар не работал, он рисовал. Это его картины взяли в качестве полотен Саньо. Изображения у Нигмара получались необычными, ему было все равно, что рисовать. Его больше всего занимала игра света на предметах, воде, стекле. У Нигмара было больше полусотни рисунков одной композиции: стакан с водой, роза и яблоко. Все они были выдержаны в разных цветовых гаммах, при разном освещении и производили на смотрящих фантасмагорическое ощущение.

Пока Нигмар маялся с освещением, костюмеры решали с костюмами. Актеры желали участвовать в подборе костюмов, но окончательно решал все Мухмур Аран.

Сейчас подбирали наряд для донны Илисты. Боцман даже отдал ей свою расшитую рубашку, в которой Илиста смотрелась до нельзя трогательной.

Саньо нашли лиловый беретик, и искали перо для завершения образа. Хэсс вертелся у костюмеров, копаясь в тряпках. Он захотел найти хороший черный платок, чтобы по-пиратски повязать на голову.

- Зачем тебе платок? - возмущался Рис.

- Представь себе выходит на сцену бритый поэт и что?

- Нормально, только стихи читай не сильно лиричные, - кривил губы Рис. - А платок тебе не дам, сам ищи.

Увлекательное рытье в тряпках захватило даже Страхолюда. Алила же нашла себе уморительные короткие штанишки с дыркой на бедре.

- Это когда мы из пустыни будем выбираться, - заявила она. Мухмур одобрил выбор.

- Нашел! - завопил Тьямин.

- Что? - повернулись головы в его сторону.

- Смотрите, - Тьямин держал в руках шикарный комплект нижнего белья с кружевами.

- Положи на место, балбес, - закричал Аран. - Это же для "Возлюбленных сердец". Знаешь, сколько он стоит?

- А кто его одевает? - потребовал ответа Тьямин. - Донна Илиста? Так ей вроде будет мал.

- Нахал, - улыбнулась Илиста. - Это тряпки Солнечного.

- Саньо? - не поверил Тьямин. - А зачем?

- Классику знать надо, - не желая вдаваться в объяснения, улыбнулся Дикарь.

- Тогда я с вами не расстанусь, пока все постановки не посмотрю, - серьезно пообещал Тьямин.

- Ну, тогда тебе придется жить две сотни лет, - Алила потрепала Тьямина по щеке.

- Да ну, - не поверил Тьямин.

Пока актеры разбирались с нарядами, Альтарен и Сесуалий пытались творчески подойди к описанию будущей постановки "Любовь на перекрестье".

Альтарен работал в амплуа хвалебщика, а вот Сесуалий - критика.

Сесуалий - темная личность. По внешности более, чем за пятьдесят, с залысинами, начесывает волосы с боков, пытаясь прикрыть лысинку. В связи с его чрезмерной любовью к спиртному, запах изо рта, пот, некоторая обрюзглость. Сесуалий страшно боится потерять работу, но ничего не делает, чтобы удержаться на ней. Его опусы не лишены таланта. Ведь надо уметь так покритиковать, чтобы люди захотели сходить посмотреть постановку. С другой стороны, Сесуалий оптимист, любит рассказывать анекдоты, когда достаточно трезв. Вся труппа уже знает о его мифической матери, к которой он хочет переехать на постоянное место жительство, накопив побольше денег. Артисты любят Сесуалия, он умеет слушать и в его карманах всегда есть что-нибудь сладенькое. Сесуалий много путешествовал в молодости, и в этой поездке он часто вспоминал прошлые годы.

Альтарен выглядит намного моложе своего партнера. Он поехал в столь длительное путешествие во второй раз в своей жизни. Обычно он работал в городе. Можно сказать, что Альтарен воплощение настоящего газетчика: вечно собранный, застегнутый на все пуговицы, пахнет цветочной водой, и из эпатажа носит черный шелковый платок, расшитый серебренной нитью. Альтарен очень трезво смотрит на жизнь, его серьезность граничит с глубоким пессимизмом.

До этой поездки они шапочно знали друг друга. Сейчас же им пришлось подружиться, или по крайне мере стать партнерами. Альтарен с брезгливой жалостью относится к Сесуалию, тот же кажется не замечает этого.

Альтарен уже читал постановку, слышал высказывания Одольфо, донны Илисты и Мухмура Арана. Поглядывая на суетившихся и визжащих актеров, Альтарен писал своей положительный отзыв на постановку. Через плечо ему дышал в ухо Сесуалий, вчитываясь и думая, как преобразовать написанное Альтареном в нечто завлекательно негативное.

На бумаге у Альтарена выходило: "Постановка великого Мухмура Арана по тексту, написанному вдохновенным гением несравненного Одольфо...".

Рука Сесуалия выводила нечто противоположное: "Несомненно великий, но давно не радовавший публику Мухмур Аран согласно своему возрасту взялся ставить творение Одольфо в эпическом стиле...".

Альтарен продолжал: "Учитывая высоко художественную ценность тех идей, которые воплотил в своей постановке Мухмур Аран, сыграть их может только такой блистательный дуэт, как Илиста и Саньо".

Сесуалий опротестовывал: "В сцене любовных утех Саньо будет пылать от страсти так, что любая женщина захочет оказаться на месте его возлюбленной. Одольфо стремился к максимальному правдоподобию. Его герои показывают любовь настолько расковано, что я спрашиваю, а что между ними?".

Альтарен писал: "Конфликт отцов и детей в постановке принимает необычные формы. Сын главного героя считает, что отец должен его принять с любой ориентацией".

Сесуалий исправлял: "Что можно сказать о человеке, который не уделял своему сыну достаточно внимания. Его ребенок пустился во все тяжкие: не желает работать, спит с мужчинами, и не исключено, что курит опиум".

Альтарен задумался над фразой: "Отправлять на войну женщин не этично".

Сесуалий перековеркал: "Какие пришли времена? В войнах нас защищают женщины. Что случилось с мужчинами? Они рисуют картины. Позор! Еще раз позор на наши головы!".

Позже эти творения читал Инрих и Хэсс.

- Я бы пошел на эту постановку, - решил, наконец, Хэсс.

- Почему?

- Инрих, в этом опусе настолько хорошо поливают грязью всё и вся, что возникает интерес посмотреть нечто такое, - высказался Хэсс.

- Молодец, Сесуалий. Сегодня он в особом ударе, - похвалил Инрих.

- Я так понимаю, что это для обычной публики, а это для тонких натур, - Хэсс потыкал пальцем в читаные ранее сентенции.

- Где-то, - не стал отрицать Инрих. - Это своего рода зацепки для всех. Нам надо охватить все слои населения. Такие простые, как ты, чего хотят? Они хотят скандала, остренького. Это и дает им Сесуалий. Здесь главное не перегнуть палку. Надо написать так, чтобы людям захотелось пойти и им понравилось. То, что нам нравится, мы не склонны принижать, мы склонны это восхвалять. Тем самым мы поднимаем себя.

- Как же тогда Сесуалий?

- Здесь вступает в силу творение Альтарена. Люди говорят его словами, и заканчивают, что Сесуалий просто позавидовал столь великому, он не способен оценить это свои скудным умишком. Опять же зритель прав.

Хэсс улыбнулся столь интересной психологической уловке.

- Это вы придумали, Инрих?

- Да, что ты? - с ужасом посмотрел на него директор. - Это известно уже веками.

- А для другой публики как?

- Примерно также. Если общее мнение за нас, то будут слушать Альтарена, а не Сесуалия. Тонко можно заметить, что Сесуалий немного перегнул с критикой.

- Инрих, а кому вы больше платите, если не секрет? - спросил любопытный Хэсс.

- Ха-ха-ха, - повеселился директор, но на вопрос не ответил. - Сам как думаешь?

- Сесуалию? У него тяжелая работа, - предположил Хэсс.

- А у Альтарена? Быть вечно положительным? - поддел его Инрих, но на вопрос так и не ответил. - Попробуй расколоть Недая, - предложил Инрих.

- Почему? - Хэсс искал подвох.

- Если расколешь, то удовлетворишь свое любопытство, а если нет, то это будет для него отличной практикой, - коротко пояснил Инрих.

Хэсс нашел взглядом племянника директора - Недая. Тот сидел в глубокой задумчивости, подпирав подбородок руками. Бесшумно Хэсс подошел к Недаю, и постарался определить, на кого так серьезно смотрит Недай. На площадке проходила репетиция очередной сцены. Славная женщина воин, в исполнении Илисты, объясняла своим девушкам военную задачу, пока они по утру одевались. Соблазнительная сцена с некоторым трагизмом. Недай упорно смотрел на право от Илисты. Там уже осматривали мечи и ножи две девушки Гвенни и Ямина. Еще через две минуты, когда сменилась сцена, Хэсс определил, что взгляд Недая неотступно следует за Яминой.

Ямина?! Хэсс долгое время ее вообще не замечал. Настолько тихая, спокойная, незаметная девушка Ямина. По возрасту ей не больше двадцати пяти, определил Хэсс.

Хэсс не стал мешать товарищу, а уселся рядом с ним, и стал наблюдать за репетицией.

- Ты себя видел? - внезапно спросил Недай.

- А что? - удивился Хэсс.

- Ты где этот платочек нашел? - возмущенно уточнил Недай. - Так ведь и помереть можно, только увидев тебя в этом ужасе.

- Что могу сказать, - улыбнулся Хэсс. - Только я его одел, как зашел орк Страхолюд. Знаешь, что он сказал?

- Поделись, - предложил Недай. Он оторвался от созерцания Ямины и посмотрел на Хэсс, оценивая его внешний вид.

- Он сказал: "Какой ужас!", - сообщил Хэсс, подражая орковской интонации в разговоре.

- Согласен, - также по-орковски ответил Недай.

- Ничего вы не понимаете, - выдохнул Хэсс.

- Ты платочек все же бы снял, - посоветовал Недай. - Всех девушек перепугаешь. Мне бы отдал. Думаю, что мне пойдет

- Ха, моя ничего бояться не будет, - отверг притязания Недая Хэсс. - Лучше скажи, кто лучше работает Альтарен или Сесуалий?

- Лучше Альтарен, а продуктивнее - Сесуалий, - не попался в его ловушку Недай.

- Ууу, какой ты, - не обиделся Хэсс.

- Что еще хочешь узнать? - Недай опять вернулся к созерцанию Ямины.

Хэсс не счел возможным потрошить Недая не откровенность про его отношение к Ямине. Он тоже замолчал, до того времени пока не подбежал счастливый Тьямин.

- Я получил роль со словами, - похвастался Тьямин.

- Расскажи, - предложил добродушно настроенный Недай.

- Лучше покажи, - Хэсс сделал альтернативное предложение.

- Ага, - согласился Тьямин. Он встал в позу, задрав нос к небу. - Погодите, дядя Недай, а скоро мы город зайдем?

- Это, что текст такой? - развеселился Хэсс.

Мальчишка опустил голову, с укоризной глядя на Хэсса.

- Нет, это меня тетя Илиста послала спросить, - пояснил он.

- Через переход. Значит, послезавтра. Роль то показывать будешь?

Послушав радостного и гордого Тьямина, Хэсс отправился поговорить с Мореходом. Но по дороге его перехватила прекрасная Алила.

- Пойдем, - она маняще потянула его за руку.

- Куда? - Хэсс шел за ней неохотно.

- Хэсс, пожалуйста, - попросила девушка.

- Хорошо, - вздохнул он.

Они остановились в сотне шагов от лагеря.

- Зачем ты меня сюда завела? Крови хочешь попить? - попытался пошутить Хэсс, чтобы снять общее напряжение.

- Нет, Хэсс, - Алила была предельно серьезна. - Ты мне должен рассказать, что ты делаешь? Что такое с директором и остальными? Почему Мореход собирает всякие штуки? Я у него список видела, между прочим на листе из твоей шитой книжки.

- Алила, - Хэсс прикидывал, как открутиться.

- Хэсс!

В этот миг Хэсса осенило природным чутьем, что если ему нужна эта девушка, то лучше сделать ее своей союзницей. Ложь или недоговоренность сделают их чужими.

- Хорошо. Я могу, подчеркиваю иногда, могу видеть ауры. У Инриха ауру я увидел случайно. Совсем не нарочно.

Хэсс замолчал, а девушка пододвинулась к нему еще ближе. От такой близости в голове Хэсса стали путаться мысли.

- Ну, Хэсс, договаривай, - потребовала девушка.

- Аура у него с красным. Значит, наложено заклятие. Если бы с черным, то проклятие. Мы идем далеко, и полезно бы знать, кем и на что заколдован наш главный. Согласна? Мореход помогает собрать кое-какие штучки. Я могу проверить есть ли в труппе человек, наложивший заклятие, или повязанный с ним.

- Да? - глаза у девушки разгорелись на новое приключение.

- Да, - подтвердил Хэсс.

- А остальные? - не унималась Алила.

- Остальных я посмотрел, подобного нет, - здесь Хэсс сказал правду, но не всю. Разглашать то, что он увидел было нельзя.

- Когда ты будешь проверять?

- Дня через два. Мне надо кое-что купить в городке на базаре.

- Можно я посмотрю? - девушка затаила дыхание, и приблизилась совсем уж близко к уже достаточно замороченному Хэссу.

- Можно, - обречено разрешил Хэсс.

- Хэсс, а что ты еще умеешь? Ты у эльфов учился?

Хэсс не учился у эльфов, эльфы не берут учеников. Они для этого достаточно ленивы. Таким же ленивым был и Торивердиль. Но изгнание изменило это. По более спокойному размышлению Тори решил отправиться в другую эльфовскую долину. Он добрался туда дней за двадцать. Но! Его не пустили. Его не просто не пустили, его прогнали. Тори успел заметить, что у стражи, которая не выставлялась лет пятьсот, был его портрет с точными приметами. Тори из чистого упрямства обошел еще шесть эльфовских долин. Везде был один и тот же результат - его прогоняли, ничего не объясняя. Тогда Тори вспомнилась какая то человеческая книжка про воспитание детей. Там тоже советовалось не объясняться с детьми, чтобы они не сделали плохое. Надо строго сказать, что ребенок не прав, и поставить его в угол. Тори читал эту книгу в рамках подготовки к экзамену по другим расам. Она его ужаснула. Представив себя на месте этого несчастного ребенка, Тори решил не связываться с людьми, кто же вырастает из таких детей? Сейчас сам Тори очутился на месте этого ребенка. Его жестоко наказывали, не объясняя причин.

В Темных землях Тори решил узнать свою судьбу или умереть. Тори перестал верить, кому бы то ни было в этом мире. Его единственными друзьями стали дороги этого мира. Иногда он разговаривал с ними, и ему чудилось, что они отвечают.

Первое испытание в Темных землях Тори прошел не заметив его. Тори прошел сквозь пещеру полную золота. Брезгливо поморщившись Тори миновал и белесых призраков. Потом Тори попал в огромную библиотеку. Он было хотел поискать ответ на свои вопросы, но понял, что книг очень много и вряд ли он что-то найдет сам. "Лучше спросить у кого-нибудь, кто может знать", - решил Тори. "Что могут знать эти старые книги?", - подумал он еще, и быстро миновал и это заполненное книжными знаниями пространство.

Боцману было плохо, как будто кто-то топтался по его могиле. Такое чувство возникало у него не впервые. И Боцман знал, что это означает неприятности с теми, кого он любил. С ним была лишь малая часть их веселой команды. И с кем сейчас происходит трагедия, Боцман не знал.

Гармаш и Железяка проходили сияющую пещеру с сокровищами. Казалось, что их собрал сумасшедший собиратель. Железяка потянул руку, чтобы потрогать блестящую штуку непонятного назначения, но Гармаш его одернул.

- Ты, что? Нельзя, - скомандовал Гармаш.

- Почему? - потребовал ответа Железяка и остановился.

- И стоять нельзя, пойдем быстрее. Я тебе буду рассказывать, главное идти.

- Хорошо, - пожал плечами Железяка. В своей речной жизни он привык слушать старших товарищей беспрекословно потому, что это спасало жизнь.

- Ты подумай, если они это разложили на входе, то для чего? Правильно для испытания. Нельзя ничего брать. Возьмешь и останешься здесь, и еще есть другое, мне кажется, что все это призрачное. Понял, балбес?

Железяка кивнул, и засунул руки в карманы.

- Ага, а ты уверен?

- Конечно, уверен, - без тени сомнения заявил Гармаш. - Мы должны пройти все их дурацкие пещеры и норы. Там тогда мы получим его...

- Кого?

- Камень, - рассердился Гармаш. Он и сам не знал, что он конкретно жаждет найти.

- Пойдем дальше, - Железяка подтолкнул Гармаша в спину.

Впереди их ждала награда - спокойная ночь. На площадке за пещерой они развели костер.

- Была бы там обувка, не удержался бы, - пошутил Гармаш.

Ноги жутко болели.

- Я бы тоже, - в тон ему согласился Железяка. - Как думаешь, что там впереди?

- Думаю, что-то еще не менее приятное. Может там девушки голые, или что еще.

- Девушки? - со вкусом повторил Железяка. - Это было бы здорово. Хоть посмотреть немножко.

- Ты не сильно то надейся, может там мужчины, - еще раз пошутил Гармаш. Его радовало, что они прошли эту пещеру.

- Ну, - Железяка скривился. - Слышишь? - он напрягся.

- Что? - Гармаш достал нож. - Что случилось?

- Показалось, наверное. Как будто смех какой, - признался Железяка.

Гармаш стал прислушиваться. Звуки ночи в Темных землях были неправильными. Он привык, что квохчут птицы, шуршат листья, трещат насекомые, изредка раздаются звуки чавканья. В Темных землях шумел только ветер, жизнь и шум происходили от них - парочки бывших моряков.

- Смех? Это не к добру. Ты поспи, я посторожу, - решил Гармаш. - Два через два.

- Хорошо, - Железяка устроился на спине, положив нож под руку.

В предрассветный час смеющиеся тени напали на них. Они пытались искромсать на туманные кусочки.

- Вставай! - рявкнул Гармаш.

Железяка вскочил на ноги. На него налетела неприятная холодная сырая тень получеловека полу медведя. Железяка рубил своим ножом эту сырую тень. Удар в голову заставил тень завизжать. Железяка воспринял этот визг, как разделение собственных костей на мелкие кусочки.

- Заткнись, - закричал он тени, но та не слушалась.

Рядом с ним Гармаш кромсал свои тени. К тем местам, которым прикасались тени, приходил холод. Гармаш перестал чувствовать свою правую ногу, а Железяка часть груди и левую руку.

- Мы не выдержим, в пещеру, - закричал Железяка.

- Нет, не отступай, - Гармаш кинулся ему на перерез. - Они только и ждут.

Внезапно тени пропали. Оба товарища стояли в прострации от столь быстро перехода от боя к миру.

- Это тоже было испытание, - устало выдохнул Железяка. - Спасибо, друг.

- Не за что, друг, - ответил Гармаш. - Холодно как, - высказался он через несколько минут.

Железяка вновь разжег потухший костер, и пытался растереть себя остатками настойки на травах.

- Помоги, - попросил он. - Спину. Потом я тебя.

Великий магистр полюбовался на полуголых грязных авантюристов, вздохнул и вышел из залы.

Кто бы мог подумать, что Великий мастер пойдет в архивы смотреть историю его народа. Они собирали эту библиотеку так долго, что Великий Мастер, оглядывая стеллажи, уходившие в бесконечность, качал головой.

"И кому это все надо?", - с печалью думал Великий Мастер. Сегодня он спустился в архивы потому, что хотел обрести уверенность в правильности своих поступков.

Они пришли в этот мир потому, что их мир погружался в черную пучину. Многие погибли, но оставшиеся рискнули. Они разделились на два десятка групп и прыгнули. Прыжок был в неизвестность. Пробить проходы из одного мира в другой весьма проблематично, тем более для такого количества народа. Вероятность попасть в приемлемый для жизни мир составляла не более десяти процентов. Им повезло, они попали в такой мир, но жизнь не заладилась. Они почувствовали, что вымирают. Но долгое время не желали этого признавать.

Они стали торговать. Торговля знаниями и умениями - весьма прибыльный бизнес. Конечно, пришлось пережить несколько нападений, но с их техникой - это было не опасно.

Его народ старался понять причину угасания их расы. Почти в самом конце более четырех сотен лет, кто-то выдвинул гипотезу. Она была проста и недоказуема, но Великий мастер интуитивно чувствовал, что она верна. Они предположили, что энергия этого мира не подходит для них, то есть они могут брать силу, но та не растит их. Аналогию можно привести с посадкой семян. Если подходящая почва, достаточно воды, света и любви, то на земле вырастает густой лес. Для их расы не хватало чего-то.

Великий мастер покачал головой, перелистывая страницы дневника предыдущего Великого мастера. Уже ушедший Великий мастер полемизировал сам с собой, то, соглашаясь, то, опровергая эту гипотезу.

Они так много могли сделать для этого мира, но фактически не сделали ничего. Великий мастер заплакал, когда подумал об этом.

Когда они поняли, что их слишком мало. Почти все решили уйти из жизни. Это достаточно просто, отказываешь от жизни и все. Но немногие, в том числе и Великий мастер, посчитали, что сделали еще не все в этом мире. У них осталось важное дело в этом мире. Еще сто лет ушло на то, чтобы проработать план действий и оценить все варианты возможных событий.

Тогда он и приказал своему другу молодому Мастеру, используя все силы этого мира, сотворить заклятие и наложить его на все дороги этого мира. Они должны были дождаться своих героев. Первые лет сто сюда валили толпы народа, но удивительно никто не прошел до конца.

Вторая сотня лет прошла под знаменем надежды, они верили, что вот-вот они придут. Но...! Третья сотня кончилась уже отчаянием. Великий мастер понимал, что отступать от просчитанной линии поведения не целесообразно. Оставалось ждать, но даже ему требовалась поддержка надежды.

"И что в этом сложного?", - думал Великий мастер. "Всего то пройти несколько несложных испытаний?", - вел он мысленный диалог. "Всего то пойми, что нельзя преступать некоторых законов и все". Они составляли испытания согласно многолетнему опыту изучения существ, населявших этот мир, но видимо где-то прокололись, если к ним не пришли те, кого они ждали.

Недавно у мастера было видение, что он уходит. Он знал, что его время близко, но мечтал достигнуть успеха в своем нелегком деле.

В другую минут Великий мастер сомневался, не слишком ли они поставили высокий критерии. Он еще раз перебирал в уме поставленные ими испытания. Первое было весьма обычно. Претенденты на победу попадали в пещеру полную сокровищ. В первой они были материальными, то есть множество драгоценных металлов, изделий и камней. В другой пещере было множество книг, содержащих такое количество знаний, что могло стать тошно. Еще в одном месте были разложены "исполнители желаний" в разных видах, как их представляли все народы этого мира. Там были и камни, и джинны из бутылок, и золотые рыбки в пруду, и перстни желаний, и все подобное.

Дальше шло посложнее, но здесь мысли Великого мастера перебило изображение двоих новичков в Темных землях. Они добрели до места слез. Подошли и остановились. Так а это что?

Гармаш с тоской смотрел на темное пространство.

- Не здесь мы не пройдем, - высказался он вслух. - Чувствую, что здесь не то.

- Я тоже. Меня пробрало самых печенок. Я раньше не знал где они, но теперь уверен, что тут, - Железяка подержался за живот.

- Что будем делать? - Гармаш задал самый насущный вопрос. - Поищем обходной путь?

Великий мастер с досады хлопнул по столу ладонью. "И не ищите обходной. Все равно сюда придете, как миленькие", - подумал мастер. "Зачем так терять время, пошли бы уже", - сожалел он.

Глава 8. Все, всё, вся

-- Подожди, так, кто все-таки победил Нео или Смит?

-- А они чем-то отличаются друг от друга?

Из подслушанного разговора в кинозале

Хэсс сосредоточился на ощущении постоянно дискомфорта. За два дня анализа Хэсс определил, что нервирует его один тип - милашка Линай. Седобородый старик выводил Хэсса из себя. "И что это со мной?", - Хэсс задавал себе этот вопрос раз двадцать. Он поделился своим мнением с поваром Гримом.

- Если бы ты был девушкой, я бы сказал тебе, что ты такой нервный, - усмехнулся повар. - А так, думай сам о причинах. Мне Линай нравится, но в меру. Я, так сказать, не в восторге от него. Я вижу, что он бессердечен, но такими и должны быть стремящиеся стать великими и сильными. Но он обаятелен. Ты заметил, как девочки на него смотрят?

- Заметил, - процедил сквозь зубы Хэсс.

- Именно, юноша. Напиши стихи, может легче станет, - предложил Грим. - Или хочешь я тебе сладенького дам?

- Не-а, стихи не пишутся, а сладенькое я не очень люблю. Грим, скажи, как разобраться с такими состояниями? У тебя же были? Я не могу ничего написать, ну, не идут слова.

- Если в творческом плане, то были, - Грим пожал плечами. Долго и задумчиво они ехали молча. Грим поправил поводья. Его лошадка недовольно оглянулась и оскалила зубы.

- Грим, ты про меня забыл или думаешь?

- Думаю, Хэсс. У каждого свой способ. Тебе бы я посоветовал подумать, что тебя так злит. И не говори, что ты раздражен, я же вижу, что ты зол. Злость не даст тебе творить, ни в коей мере.

- Думаешь? - удивился Хэсс. - Я же знаю, какой я бываю злой. Но сейчас я не такой, Грим.

- Да? Злость она тоже бывает разная, как любовь, Хэсс. Расскажи, когда ты злился до этого. Может быть, я тебе помогу разобраться.

- Ладно, Грим. Налей мне водички, пожалуйста.

- С сиропом?

- Да, Грим, а я тебе расскажу о себе. Злился я лет в двенадцать. Тогда меня украли, а мой учитель меня крал обратно. Но если подробнее, то дело было так.

Хэсс попил водички и стал самозабвенно рассказывать свою историю повару Гриму, а спрятавшийся в повозке Страхолюд его подслушивал. Он слышал и другой вчерашний разговор Алилы с Хэссом, и взял себе на заметку сведения Хэсса об Инрихе.

- Я тогда уже больше года жил у Шаа. Шаа - это мой учитель, и приемный родитель. Мы всем говорили, что я его племянник. Так вот, я жил и учился разным вещам у него. Сначала, Шаа сказал, что я должен научиться вести себя достойно. Он рассказывал и на примере показывал, как ведут себя люди из разных сословий.

- Как показывал? - спросил Грим.

- У Шаа же была лавка, и туда заходили всякие разные люди. Шаа мне очень много про них рассказывал, учил видеть, как за простотой может скрываться сила, или за криком - страх. К тому же Шаа учил меня вести себя в этом обществе. Одновременно я учился искусству торговли и оценки вещей. Это несколько разные вещи. Оценить вещь можно по-разному.

- Как? - опять уточнил повар.

- Представь, что у тебя пучок редиски. Для салата он замечателен, а для сладкого пирога не нужен. Так вот и оценивают вещи, несмотря на их стоимость.

- Хм, а это, пожалуй, интересно, - повар даже натянул поводья, и лошадка замедлила ход.

- Ты чего?

- Записать хочу. Потом сочиню что-нибудь такое, - повар уже повернулся и рылся за спиной Хэсса в коробке. Он достал сшитый нитками альбом и стал записывать. Лошади мирно стояли, они уже привыкли к чудачествам хозяина. Когда Грим закончил записывать идею, остальные повозки скрылись за поворотом, но повара это не тревожило. - Прости, перебил, но такие вещи надо записывать сразу.

- Потом я тоже всякому многому учился, - весьма пространно заявил Хэсс, на что повар хмыкнул. Он примерно представлял, чему мог учиться парень. - Учитель Шаа был известной фигурой, и естественно были люди, которые относились к нему очень плохо. Я же даже увидел учителя, когда на него нападали какие-то темные личности. Вот, тогда всплыли дела прошлые, и один известный и богатый тип решил отомстить учителю Шаа. Он долго думал, что бы такое можно сделать, чтобы побольнее ударить своего врага. Видимо, ему донесли, что у Шаа появился ученик. Сам знаешь, что для учителя ученик - это как для родителя ребенок.

- Может даже больше, - согласился Грим.

- Вот видишь. В один из дней в лавку к учителю зашла милая женщина. Уже потом мы узнали, что она была любовницей того плохого человека. Она сделала выгодный для нас заказ, но требовала, чтобы его помогли донести ей до дома. Когда заказ был готов, учитель упаковал все в ящик, а надо сказать, что это была очень хрупкая вещь. Я отправился относить это в дом той самой женщины. Ее дом находился посреди главной улицы столицы. Я пришел, меня пустили, хозяйка велела поднять коробку на второй этаж. Я достал из коробки прекрасный сервиз, поставил отдельно тарелочки, блюдечки, чашечки и прочее. Женщина убедилась, что все цело. Она мило мне улыбнулась и дала монетку, плеснула в маленькую чашечку воды, и протянула мне. Надо сказать, что жара в тот месяц стояла невыносимая. Кроме того, в комнате было очень душно, окна были закрыты. Я сделал глоток, и медленно осел на пол. Сколько прошло времени я не знаю, но потом уже посчитали, что в беспамятстве я пребывал почти сутки. За это время Шаа сообщили, что он должен сам спалить свою лавку со всем содержимым, о дальнейших требованиях обещали сообщить дополнительно.

Хэсс замолчал, сделал еще глоток воды с сиропом. Грим заинтересовано вздыхал.

- А вы что посудой торговали?

- Не только, мы торговали всякими разными вещами. Иногда выполняли и странные заказы. Представьте себе, как-то нам заказали привезти десять сотен одинаковых полированных, расписанных досок.

- Это что ли забор у западного посла Ичиаса? - с любопытством уточнил Грим.

- Да, и мы ему привезли. Выложил он за них целое состояние. В Ичиасе ему ни за что такой не поставить. У них же странные понятия о красоте, все должно быть белым и черным.

- И что? Что сделал твой учитель? А ты?

- А очнулся я в очень неприятном темном месте.

Повар молчал, но его заинтересованность торопила Хэсса рассказывать дальше.

- В очень неприятном месте, - повторил лирик. - В темном и сыром. Потом уже выяснили, что это был тот же самый дом, но только подвал. Эта женщина сделала все так, как ей велели. Мой учитель достаточно быстро выяснил, чья это работа.

- А стражи?

- Что стражи? Ну, обратился бы Шаа к ним и что? Ему бы что сказали? - на все эти риторические вопросы знал ответ и повар Грим. - Они бы сказали, что стоит ученик. Найдешь себе нового. Кто же в здравом уме будет палить свою лавку?

- И что? - повар начал закипать от нетерпения, пытаясь сообразить, как повернулось дело с похищением Хэсса.

- Спалил он лавку, конечно же, - выдохнул Хэсс, глаза у повара расширились. Комментариев не последовало. - Дело было так. Шаа сообразил, что держать меня могут и в том доме, куда я ходил. Хотя его хозяйка утверждала обратное. Шаа сделал объявление, что такого то числа во столько-то он собственноручно сожжет свою лавку.

- И? - повар был в ошарашенности от подобного рассказа.

Спрятавшийся от них Страхолюд покачал головой, и в нее больно впился край коробки.

- В назначенный час собралась такая толпа, всем же хочется посмотреть на такое.

Повар беззвучно почмокал губами и покачал головой. Хэсс продолжил:

- И вот, стоит Шаа смотрит на народ, его все больше и больше пребывает, Шаа начинает речь. И несет такое, что уши у пришедших закругляются. Шаа говорит, что пришел на эту землю злой ирод, который выбрал его потому, что думает всех погубить. Но Шаа слаб, и он подастся. Он сожжет свою лавку, и остальные будут вынуждены поступить также. В толпе уже недоумение, о чем говорит старик. А он, значит, ссутулился, но речь держит громко. Стража подтянулась, но говорить ему не мешает так, как вроде угроза какая правителю и их собственности. Шаа пояснил, что землю этот нечистый хочет забрать, чтобы вычерпать всю земную и людскую силу. Народ уже разошелся, ждет, что будет дальше, а Шаа им расписал, что ультиматум поставили, и племянника украли. Люди то верят всему, главное, что бы ложь была, как можно более невероятной. Шаа им расписал, что они избранные, счастливые раз живут в этой долине, и все такое прочее. Не прерывая своей речи, Шаа махнул рукой, и лавка запылала. Народ ахнул,

- Спалил? - требуя подтверждения, спросил повар. Он метался между ощущением, что его разыгрывают или говорят чистую правду.

- Спалил. Нашлись смутьяны, как я думаю, из друзей старого Шаа, которые стали дальше развивать мысли Шаа. А тот сам испарился. Люди, которые меня похитили, были довольны его покорностью. По началу, конечно, и пришли посмотреть, как лавка горит. Им явно не понравились слова Шаа, но тот виновников не называл. В это самое время народ бушует, Шаа явился в дом женщины, и мило ей сказала, что его помощники назовут ее имя, как пособницы. Он сам ничего не называл, а почему толпа взбунтовалась, уже не его проблемы. Лавку он спалил, тем самым свято подтвердив свои слова. Тетка эта не испугалась из крепких была. Она стала грозить Шаа, но не того напала. Не берусь говорить как, - здесь Хэсс слукавил, - Шаа пришиб донну, и еще человек десять. Обшарив дом, он нашел меня в подвале. По знаку Шаа помощники назвали имя его врага.

- Тогда же были волнения? Еще говорили, что это покарали подлого шпиона и тайного мага? - волнуясь, спросил Грим.

- Никого больше же не тронули. Да и того типа не тронули. Тем самым погромом руководили опытные люди. Надо было прижать сов..- Хэсс чуть было не назвал опальную личность. - Шаа тогда сговорился с теми людьми, которые сильно враждовали с моими похитителями. Все это было четко продумано. Того типа нельзя было никак по-другому сместить, он тогда с Главриком этим сильно дружился. Против таких обвинений король не устоял, тем более, что нашлись улики, что тот тип сильно был супротив Главрика.

Грим додумал остальное. Выходит Шаа сговорился с министром Язоном, а операцию они провели против опального ныне Флавора.

Но Страхолюд был поумнее, он сообразил, что Шаа сговорился со Шляссером. Этот страшный тип только появился в Эвари. Флавора убрали красиво, подставив под народный гнев, а там и улики нашлись. Сам король их и нашел, когда пришел к советнику Флавору. Осерчал он сильно. Страхолюд улыбнулся, чего только не узнаешь, подслушивая разговор повара и поэта.

- А лавка? - ум повара был занят практическими вещами.

- Полностью возместили стоимость, - пожал плечами Хэсс.

- Когда же ты злился? - вспомнил про тему беседы Грим.

- Когда увидел сожженную лавку, - признался Хэсс. - Меня будто помутило, я затрясся, и если бы не учитель, то не знаю...

- Тогда понятно, - не в тему разговора заявил повар.

- Что?

- А то чего ты такой, - повар многое понял из рассказа юноши. Он стал объяснять. - Твой Шаа пожертвовал для тебя многим, а здесь перед тобой маячит противоположная пара Линай и Эльнинь. Сильно тебя это раздражает. Ты привык, и это нормально, что учитель это как родитель. С ними все не так.

Дальнейшие разъяснения Хэссу не потребовались. К нему вернулось чувство восприятия окружающей действительности. Запели птицы, теплое солнце прикоснулось к коже, ветер зашуршал о вечности, лошадка закосила лиловым глазом, и душу отпустило, остался только осадок неприязни.

- Спасибо, - поблагодарил он повара, и легко спрыгнув с повозки, переместился в начало каравана.

Хэсс стал тенью учителя Линая. Страхолюду пришлось нелегко. Ему самому не нравился этот тип с белой бородкой, внушал он некую тревогу. Страхолюд был убежден, что не стоит Хэссу связываться с этим типом, если для него собственный ученик ничего не стоит, то чужого парня он уничтожит походя. Страхолюду совсем не нужен мертвый наследник.

Хэсс ходил, смотрел, учился думать, как делает это Линай.

Цель была весьма странная. Хэсс хотел понять, как получаются такие люди. В чем соль его поведения и мотивации. Этому его тоже учил учитель. При этом нельзя было однозначно сказать, что Линай - скотина. Нет, его обаяние, образованность, легкое обращение, чувство юмора притягивало людей.

Уже поздно вечером, засыпая под деревом, Хэсс думал о своих действиях на будущее. Завтра они будут в городке, и следовало бы заняться директором.

Действия в отношении Линая Хэсс решил отложить, тем более, что он не знал, что ему делать. Ему вспомнилась еще одна мудрость учителя: "Каждый ученик достоин своего учителя, но не каждый учитель - своего ученика". Хэсс много над этим думал, то соглашался, то опровергал. Первой мыслью у него стало подластиться к Линаю. Прикинуться эдаким молодым дурачком, чтобы понять, чем он держит простачка Эльниня. Тогда можно будет попробовать перебить чары Линая.

Впереди показались домики - одноэтажные и грязновато-серые.

- Что за грязюка? - послышалось со стороны актеров.

- В этом городке мы не выступаем, - решил директор. - Здесь не уважат актеров, если себя не уважают. Быстренько с закупками, и покатили! Все ясно? - прокричал Инрих.

Народ дружно закивал. Многие предпочли не заезжать в город, охрана повела их по объездной дороге. Но повару, Недаю, Хэссу и Мореходу было необходимо попасть в городок. Из труппы пропал Сесуалий, но ворота он точно не проходил.

За городской стеной, которую правильно было бы назвать забором, группа разделилась. Мореход отправился в табачную лавку, Грим и Недай на базар. Хэсс же исчез на самой грязной улице городка. У самой городской стены Хэсс нашел неказистый покосившийся домишко, с условными знаками. Осторожно ступая по набросанным веткам, листьям, черепкам посуды и грязи Хэсс подошел к скрипучей двери. Стучать он не стал. Вошел, ступеньки от двери вели вниз. "Пять, шесть, семь, восемь", - на восьмой Хэсс остановился, хотя до низа оставалось еще пять ступенек.

Хэсс уже бывал в лавках гномов, главное было соблюсти ритуал, или скорее конспирацию. Войти надо, не постучавшись, на дворе не шуметь, остановиться на восьмой ступеньке и похлопать в ладоши. Перед Хэссом материализовалась светящаяся белым дверь. В нее он уже постучал.

- Заходи, ворюга, - загремело из-за двери.

Хэсс улыбнулся, его учителя, да его самого всегда приглашали подобным образом. От гномов-торгашей трудно было ожидать большой вежливости. Их души терзал конфликт интересов: гномья обстоятельность и собирательство боролись с удовольствием поторговаться.

Хэсс увидел толстоватого, даже для гнома, гнома. Остроконечная шляпа была неудобна в этих низких подземельях. Гномы заменили ее на остроносые туфли.

- Согнись, - велел гном. - За мной, ворюга.

Чуть ли не на коленях Хэсс прополз шагов сорок, и оказался в широком и удобном для него зале. Работа кипела во всю. В зале было не менее полусотни гномов. Все были заняты своими делами. Встретивший его гном, ущипнул Хэсса за задницу и скомандовал:

- Нагнись.

Потом гном указал на того, который сегодня занимается торговлей, и велел Хэссу идти самому, но осторожно. На полу в зале было набросано множество вещей, и Хэсс придирчиво выбирал место, куда ставить ногу.

- Чего тебе? - чуть более дружелюбно поинтересовался гном-торговец.

- Мне нужно блюдечко от Варварнурава, - сообщил потенциальный покупатель.

- Чего?! - гном взорвался негодованием, но это было обычным делом. Пришлось Хэссу пережидать десятиминутные вопли с уверениями в собственных намерениях. Наконец, гном-торговец сдался, блюдце принесли.

Для намерений Хэсса блюдце от мастера Варварнурава было необходимо так, как готовить зелье было надо именно на магическом творении мастера.

Начался самый интересный этап - торговля.

- Пятьсот, - заломил цену гном-торговец.

- Двадцать, - выдвинул свое контрпредложение Хэсс.

- Держите меня, - заголосил гном. - У меня серьезные проблемы с ушами, - он чуть ли не плакал. - Не могу торговаться, ничего не слышу. Пятьсот.

- Двадцать пять, - чуть повысил планку Хэсс.

- Ты в своем уме, ворюга? - завыл гном.

- Хорошо, ты прав. Двадцать пять с половиной, - улыбнулся Хэсс.

- Триста пятьдесят, - сдался гном.

Сбить цену до пятидесяти Хэссу удалось за два часа торговли. Решающим оказался аргумент Хэсса, что он тут им все испортит. За прошедшее время Хэссу сильно захотелось справить естественные нужды. Это ужаснуло гномов. Пятьдесят монет, и блюдце у Хэсса. Деньги были частично его, частично Боцмана. Хэсс убедил, что это выгодное вложение капитала. Всегда можно продать с большой прибылью, и к тому же любые вещи мастера Варварнурава имеют двойное назначение. Были известны случаи, когда предметы приносили удачу, показывали клады, наделяли долголетием, здоровьем и тому подобное. Но владельцы таких вещей никогда не делились сведениями, как открыть в предмете его вторую сущность.

Хэсс оказался на улице довольный собой до невозможности. Так дешево сторговать блюдечко, надо суметь.

Все также осторожно миновав грязный двор, Хэсс закрыл калитку, возле которой стоял невозмутимый Недай.

- Следил? - полюбопытствовал юноша.

- Спросил, Морехода, - честно ответил Недай.

Хэсс пожал плечами, он продолжать разговор не хотел, но было ясно, что Недай будет говорить.

- Ты блюдечко то купил? - начал Недай издалека.

Хэсс неопределенно помотал головой.

- Купил, - сам себе ответил Недай. - Иначе, чтобы ты там три часа делал.

Хэсс по-прежнему молчал.

- Ты дядю решил проверить? Правильно? Не надо этого делать, Хэсс, - попросил Недай.

- Почему?

Они все также и стояли возле калитки лавки гномов.

- Пойдем, по дороге я тебе все расскажу, - пообещал Недай.

Хэсс опять молча кивнул. Они шли по грязной улице, а Хэсс соображал, какие причины заставили Морехода разоткровенничаться с Недаем.

- Это ты его колдонул? - предположил Хэсс.

- Нет, - Недай тяжко выдохнул, и сообщил весьма трагическим голосом. - Он сам согласился по договоренности с донной Илистой.

- Вот как? - Хэсс вздернул брови. - Ты откуда знаешь?

- Свидетелем был, - еще более расстроенным голосом заверил Недай.

- Мне из тебя клещами тянуть?

Они вышли из города. Там их ждал Мореход и повар Грим.

- Давайте я расскажу Вам всем. Илиста и дядя давно знакомы.

- Недай, мы это знаем, давай к подробностям, - мягко поторопил Мореход, поглядывая на хмурящееся небо.

- Илиста втянула всех в эту авантюру. Но она не хочет, чтобы знали, что все едут на ее деньги, - раскрыл секрет Недай.

- То есть она за все платит? - поразился повар.

- У дяди нет таких денег, - еще раз подтвердил Недай. - Она тогда решила, что надо на дядю наложить заклятие, чтобы он не сбежал, и чтобы никто не узнал, что не он платит. Они же много ругаются, иногда и всерьез.

- Хммм, - Мореход получил истинное удовольствие от этой новости.

Но Хэсс не понял, почему для Илисты это так важно и спросил у Недая.

- Если будут знать, что она хозяйка, то отношение будет совсем другое, и для нее и для Инриха. Это будет совсем плохо для труппы и выступления, согласитесь.

- А с тебя не взяли слово молчать? - Хэсс понял, что Одольфо не вел бы себя так безбашенно, Сесуалий не рассказывал бы скабрезные анекдоты об Илисте, Инриха бы не считали за хозяина, стеснялись Илисту. - И зачем я блюдце покупал? Ты раньше сказать не мог?

- Прости, Хэсс, но я догадывался, но не был уверен.

Завернувшись в плащ-невидимку, Страхолюд подслушал и этот разговор. Внутренне он был абсолютно согласен с намерением Илисты, ей будет досадно, что тайна раскрыта.

- Я хочу Вас всех попросить ничего не сообщать остальным, - Недай сложил руки у груди и умоляюще смотрел на Хэсса.

- Рабочим придется сказать, Алиле тоже, - заключил Хэсс. - Остальные не в курсе происходящего, Недай. Им, думаю все равно, кто платит. Я обещаю, что буду молчать.

Повар кивнул, Мореход сплюнул. Недай понял, что его цель достигнута.

- Спасибо большое.

Григорий благодарил отца Логорифмуса за помощь в переправе через неглубокую, но бурную речушку. Впереди были видны уже Темные земли. Они пришли к цели своего путешествия. Отец Григорий все последнее время радовался, что идет не один. Что по этому поводу думал Логорифмус оставалось не известным.

- Завтра мы войдем в Темные земли. Не боишься? - Григорию хотелось поговорить.

- Боюсь, - прислушавшись к себе признался отец Логорифмус. - Но страх надо переламывать. Ты же тоже боишься?

- Ужасно, до дрожи в коленках, но с тобой я больше уверен в успехе, - Григорию хотелось объяснить своему товарищу, как он много для него значит.

- Спасибо, я тоже думаю, что вдвоем мы сила, - Логорифмус осматривал место для отдыха.

- Ты идешь за знанием, я за - истиной. Как думаешь, а они там есть? - Григорий впервые задался подобным вопросом.

- Нас орден посылает, мы должны дойти и вернуться, - высказал свое мнение Логорифмус. Для себя он давно уже все решил. В ордене была договоренность, если отец Логорифмус не вернется, то больше орден не будет посылать никого и никогда.

- Вернуться, - несколько раз повторил щупленький Григорий. - Скажи, а что за знание ты хочешь найти?

Логорифмус положил собранные деревяшки и уселся напротив своего спутника.

- Я хочу понять, как устроен этот мир, и как пойти в другие миры, - сообщил он. - А ты, какую истину ищешь? - спросил он в свою очередь.

Здесь отец Григорий попал. Он всегда считал, что достаточно просто искать истину. Это у практиков есть конкретные знания, а у них богословов - общая истина.

- Мдя, общую, - выдал он, наконец.

- Как это? - не отставал дотошный Логорифмус.

Они долго сидели, глядя в огонь. Пока Григорий не определился, что же он хочет узнать.

- Я хочу узнать что правит миром.

Логорифмус еще дольше молчал, соображая, что ответить, чтобы не обидеть товарища.

- Так богословы не знаю, что правит миром? - Логорифмус спросил очень тихим и спокойным голосом.

- Не знают, - согласился Григорий. Ему показалось, что Логорифмус знает ответ на этот важный вопрос. - А практики знают?

Логорифмус молчал еще дольше. Поплыли первые звезды, ночные жители стали активно заниматься своими делами.

- Это надо узнать самому, иначе не поверишь. Прости, но я сказать не могу.

Для отца Григория это было неслыханным. Какие-то занюханные практики знают ответ на самый важный вопрос, а он? Сначала, он хотел вспылить, и потребовать ответа. Но, сидя рядом с уверенным, спокойным Логорифмусом, не стал этого делать. Может быть, Логорифмус прав, и если он не найдет ответ сам, то как он докажет это остальным отцам и основателям ордена. Но на душе у него сразу потеплело, ведь ответ на его вопрос есть. Сразу же он представил сомнения Логорифмуса, не обещано еще, что в Темных землях есть ответ на его вопрос.

- Логорифмус, скажи, а почему твой орден ищет ответ в Темных землях?

Практик искоса посмотрел на Григория:

- Потому, что в других местах мы уже искали. Остались Темные земли.

Пока один собираются войти в Темные земли, другие не чают из них выбраться.

Эльф Торивердиль добрался до площадки желаний. Фантастическая картина заворожила его на несколько мгновений. Ровная каменная площадка, на которой стоит стол с аквариумом, подальше от стола большой камень с надписями, чуть сбоку от камня клумба с цветами, еще дальше сидит кот, и не понять, живой или каменный. Еще дальше странное сооружение в виде ящика с меняющимися картинками. Прямо напротив эльфа открытый сундук. За сундуком большая статуя длинноухого эльфа. Справа от себя Тори увидел клубящийся туман, принимающий разные формы.

- И что это такое? - громко от неожиданности спросил он.

- Площадка желаний, что это еще может быть, - прозвенел детский голос.

- А кто это говорит? - Тори оглядывался, но не мог определить к кому обращаться.

- Видишь стол? - спросил голос.

- Рыбка? - в свою очередь не поверил Тори.

- Заяц, - передразнила его рыбка. - И не простая, а золотая.

- А как же ты не тонешь? - восхитился практичный Тори.

Рыбка вздохнула, забулькала вода:

- Ну, тупые вы эльфы. Я фигурально золотая. Желания исполняю.

- Да? А остальные?

- Тоже, - рыбке нравилось болтать, но болтать с недоумками ей нравилось еще больше.

- Ух ты, - Тори подошел поближе и стал рассматривать аквариум.

- Я не ух. Я золотая рыбка. Желание загадывать будешь?

- Тебе?

- Кому хочешь. Мы все тут исполнители, - пояснила рыбка.

- А почему вас так много?

- Потому, что некоторые не верят в золотых рыбок и предпочитают камни и даже сундуки. Понял?

- Да, действительно. А какие условия? Вы что бесплатно желания выполняете?

- Тугодум, но умный, - то ли поругала, то ли похвалила его рыбка. - Значит, слушай. Первое - исполняем одно желание в пределах разумного. Второе - ты сразу переносишься в другое место, память мы тебе подкорректируем - это третье. Про Темные земли забудешь. Условия понятны?

- И никаких дополнительных условий?

- Никаких, - рыбка похихикала над сомневающимся эльфом. - Мне будешь загадывать, или кому другому хочешь?

- А на вопросы отвечаете? - эльфу хотел пожелать изменить ситуацию, но сначала он желал получить ответ на вопрос.

- Не-а, это иди в зал мудрости, или в хранилищницу времени, или вообще к хозяевам, - отказала рыбка. - Ну, так загадывать желание будешь?

- Скажите, а много народа у вас желание загадывало? - в эльфе взыграло природное любопытство.

- Были, но давно. Большая часть геройствовать любит, - сообщила болтливая рыбка.

- Ну, и я пойду, - решил Тори.

- Почему? - удивилась рыбка. - Ты вроде желание хотел загадать. Исправить все?

- Откуда знаешь? - Тори навалился на стол, что чуть было не сдвинул аквариум.

- Осторожнее, пожалуйста. Мне еще желания выполнять, - заволновалась рыбка. - Да почти все хотят что-то исправить, - все же рыбка ответила на его вопрос.

- Исправлять без знания причин не резон, опять получишь тоже самое, - Тори был уверен в своем ответе.

- Умный, - похвалила рыбка. - Тогда я тебе помогу. Ты пока отдохни здесь, дальше уж очень плохие места начинаются. Роздыха тебе не будет. Хочешь болтаем. Я тебе ужин сварганю без желания.

В очередной вечер в Темных землях Тори ужинал с рыбкой картофельными оладьями и кислым молоком.

Но не всем было так хорошо в Темных землях. Гармаш и Железяка искали обходной путь, но через два дня пути дорога их вывела к тому самому место, которое они стремились обойти.

- Нет, туда не пойдем, - было однозначным решением. - Надо возвращаться назад. Мы прорвемся, - говорил Гармаш, а Железяка грустно улыбался.

Волей-неволей им пришлось остановиться на ночь у неприятного места слез.

- Плачет кто-то. Замучил уже, - ворчал Гармаш.

Оба не спали.

- Плачет, - механически повторил Железяка.

- И тянет меня туда, а тебя?

- И меня тянет, - Железяка не отрицал своего состояния. - Может пойдем?

В это время вход в место слез засветился ярким призывным светом. Появилась фигура приведения.

- Долго вас еще ждать? Мы уже исплакались!

Оба авантюриста затихли. Им непривычно было общаться с приведением.

- А что там такое? - стал расспрашивать Железяка.

- Место слез. Вас будут испытывать на прочность. Все самые жалостливые вещи в этом мире будут у вас на пути, - сообщило приведение.

- И нам надо просто пройти? - Железяка уже поверил в возможность миновать это плохое место.

Приведение пропало, не дав ответа, но в голове у обоих зазвенело: "Это уже как сможете. Оставите всю свою жалость нам".

Путешественники сидели в прострации.

- Пойдем? - неуверенно спросил Железяка.

- Если мы пройдем это место, то станем безжалостными. Тебе это надо? - отозвался Гармаш.

Так они и сидели до самого рассвета. Решение вернуться назад было обоюдным.

В это утро крики Инриха и Илисты доставили части труппы несравненное удовольствие. Знавшие тайну, стали воспринимать их в качестве прекрасного театрального представления. В этот раз ругань стояла по поводу желания Илисты найти младенца для ряда последних сцен в постановке.

- О, Инрих! Как ты можешь быть таким бессердечным? - Илиста была в амплуа маковой невинности.

- Я? Это ты жестока. Где мы возьмем младенца? Это запрещено по гильдийскому уставу. Ты понимаешь, что это нарушение?

- Инрих, плевала я на этот устав. Не должно быть никакой фальши. Ара тоже говорил об этом.

Мухмур Аран, которого стали втягивать в конфликт, предпочел скрыться в повозке повара.

- Илиста, не капризничай, - Инрих пытался воздействовать на приму строгим тоном.

- Ты хочешь, чтобы мы провалились? Отвечай!

- Нет, конечно, дорогая.

- Нет, ты об этом мечтаешь, - теперь Илиста отрабатывала амплуа обиженной овечки.

- Дорогая, нам не нужен младенец. Давай изменим сцену, чтобы о нем говорилось, но его не выносить на сцену, - Инрих пытался найти конструктивный вариант действий.

- Ни за что! Я не позволю портить бессмертное творение Одольфо, - Илиста перешла на патетику.

Одольфо напыжился от собственной значительности. За такие слова он был готов простить предыдущие измывательства донны Илисты.

- О, Инрих... - общение на повышенных тонах продолжалось.

Хэсс отметил, что Алила с улыбкой наблюдает поведение Илисты, и даже пытается копировать ее характерные жесты.

- Я надеюсь, потом когда-нибудь ее сыграть в постановке Аран. Одольфо уже пишет про нее. Только никому не говори, - Алила попросила Хэсса шепотом.

Единственные, кого не занимали проходившие разборки, был отряд Богарты и Саньо. Ей доложили, что им на встречу идет караван из полусотни повозок. На всякий случай Богарте надо было удостовериться, что ее объектам нападение не грозит.

- Кхельт, Крысеныш за дело, - приказала начальница.

Но никакие приготовления не понадобились. Богарта с удивлением увидела, что в их сторону, на достаточно резвой лошадке несся Сесуалий - штатный критик труппы донны Илисты.

- Сес? - воскликнула Богарта.

Дело в том, что Сесуалий пропал почти два дня назад. Как его не искали, все было безрезультатно. Инрих велел трогаться дальше, после проверки состояния у местной ясновидящей, которую нашли в одной деревень. Она проясновидила, что Сес жив и скоро вернется в труппу.

- Воительница, - радости трезвого Сесуалия не было предела.

Уже позже критик рассказывал, что с ним приключилось. В последнем паршивеньком городишке он отправился на раздобычу горячительных напитков. Сразу же выяснилось, что у Сесуалия есть хороший артефакт - вместительная фляжечка, в которой помещается порядка сорока литров горячительного. В результате путешествия содержимое истощилось в половину. Сесуалию для вдохновения была нужна твердая уверенность в завтрашнем и послезавтрашнем дне.

В местной выпивной конторе он спросил о стоимости вина для этой фляжечки. Ему сказали две монеты. Сесуалий подставил фляжку и велел наливать. Двадцать литров ушли внутрь. Хозяин понял, что продешевил, и принялся скандалить.

На беду Сесуалия в лавки был и маг, который страдал от страшной мигрени, он и выкинул Сесуалия далеко за пределы города. Пришлось Сесу пробиваться к своим.

- Хорошо, что он меня бросил по привычному маршруту. В соседнем городке не удивились, они уже привыкли. По карте я нашел маршрут, и отправился с другими людьми в путь. Лошадку пришлось арендовать.

- А фляжка? - люди желали знать ответ.

Лицо критика вытянулось.

- Фляжку, я ухватил, но арендовал на ее содержимое лошадку, - неподдельная печаль в голосе Сесуалия внушала уважение, хотя некоторые личности закашлялись, похоже от подавляемого смеха.

- Иди отдыхай, - скомандовал Инрих.

Это счастливое возвращение подверглось большому общественному обсуждению. Одольфо решил вставить подобную сцену в ближайшее свое произведение.

Путешествующих с труппой монахов приключения Сесуалия не затронули совершенно. У них были другие темы для разговоров.

Шевчек заварил чай. Жанеко смотрел, как тает утро, и вел внутренний диалог.

Если бы их оценивал посторонний человек, то сказал бы примерно следующее.

Жанеко - более молодой в этой паре, лет двадцати пяти. Самым запоминающимся в молодом монахе был его голодный взгляд. За этим взглядом совершенно не замечались приятные черты лица, неслабая фигура, белозубая улыбка и приятный голос.

Шевчек был вдвое старше его. Крепкая спина, всепонимающая спокойная манера общения делала его похожим на героев старинных легенд.

На шее у обоих висел отличительный знак - медный круг.

В отличие от отцов ордена Вечного Бога, их орден предпочитал верить в гармонию мира, которую и символизировал круг.

- Ты заметил, что с этим орком что-то не то? Он отрезает клочки волос у членов труппы.

- Я знаю, Шевчек. Я не понимаю, зачем он это делает?

Шевчек перечислил с десяток ритуалов, требующих клочка волос объекта.

- С ним что-то не то, Жанеко. Мы должны предупредить добрых людей, с которыми идем.

- А ты не думаешь, что он действует по заказу кого-то из труппы? - возразил молодой Жанеко. - Должны ли мы вмешиваться не в свое дело?

- Должны. Если не мы, то... кто? - Ты заметил, что орк стал ходить за молодым лириком?

Жанеко сжал зубы, ему чрезвычайно был противен лирик. Его стихи Жанеко считал надругательством над словами, а общение с молодой актрисой Алилой - безнравственным.

- А лирик знает?

Шевчек прекрасно понимал истоки неприязни своего младшего напарника к местному лирику и старался быть максимально мягким.

- Нет, Хэсс не знает.

- Ему тоже будем говорить? - саркастически спросил Жанеко.

- Сперва надо поговорить с Инрихом.

- А может пока посмотрим за орком еще? - предложил Жанеко.

- С какой целью?

- Понять его больше. Вдруг он ничего плохого не делает.

Шевчек серьезно воспринял предложение Жанеко.

- Хорошо, давай посмотрим еще пару дней.

- Спасибо, Шевчек, - Жанеко был доволен.

- Но перед расставанием мы должны будем поговорить с Инрихом.

Жанеко расстроился упоминаю о времени расставания с труппой.

- Что уже скоро?

- Да, через несколько дней, Жанеко. У них свой путь, у нас - свой. Помни об этом, когда будешь ложиться спать.

- Я всегда помню, - процедил сквозь зубы Жанеко. Пить чай ему расхотелось. - Пойду посмотрю за орком.

- Иди, - разрешил Шевчек.

Когда молодой ушел, Шевчек еще выпил две чашки чаю. Он сожалел о любви, зародившейся в душе его напарника. Ему требовались силы и влияние, чтобы удержать Жанеко на истинном пути.

Шевчек не намерен был отступаться от своих целей. Шевчек уже решил организовать поцелуй Алилы и Хэсса. При этом Жанеко должен это увидеть сам, тогда он поймет, что он - лишний.

Глава 9. Об устройстве этого мира

Если бы этот мир не имел устройства, то его невозможно было бы сломать.

Из лекции по физике.

Логорифмус и Григорий стояли у самой черты Темных земель. Эту черту отличил бы и слабовидящий как будто кто-то провел линию, с одной стороны трава, цветы, а с другой - сухая выжженная земля. Им надо было сделать один маленький шаг, и переступить эту черты. Но оба стояли, не решаясь сделать этот шаг.

- Мы пойдем? - неуверенным голос спросил Григорий.

Из темноты выглянуло непривлекательное, зубастое нечто, похожее на помесь обезьяны с крокодилом.

- Что-то мне не нравится, - сам себе ответил Григорий.

- И мне тоже, - Логорифмус обтер вспотевшие руки о свои штаны. - Если там таких много, то нас съедят прямо у входа.

- Логично, - заверил его Григорий.

Если у отца Логорифмуса вспотели ладони, то отец Григорий взмок полностью. У него появилось смутное озарение, что примерно так тает кусок льда.

- Мда, может поищем менее опасный вход? - совсем уж расстроился отец Григорий.

Логорифмус подергал головой, расстегнул и застегнул куртку, почесал нос, и решил, что это будет замечательное предложение.

- Но здесь не пройти, друг.

Действительно перед ними разворачивалась фантастическая панорама. Справа, в десяти шагах от дороги, по которой они пришли, начинался обрыв. Как удалось разглядеть отцу Логорифмусу, обрыв был неглубокий, но крутой. Внизу ему показалось нечто грязно-водяное. По склону этого обрыва росла трава и кустарник, которые скрыли от странников обманчивую природу обрыва.

- Как мы не видели? - удивился Григорий.

Слева от них шагах в ста начинался подъем. Взбираться вверх тоже не представилось ученым умным.

- Что будем делать? - полагаясь на отца Логорифмуса, спросил Григорий.

- Надо идти до развилки назад, а там по другой дороге.

К развилке они вернулись через два дня. Там как раз стояла труппа донны Илисты. Споры разгорелись не шуточные. Ученых не заметили в пылу баталий. Намечался общий совет, который грозился быстро перейти в огромный скандал. Логорифмус и Григорий присоединились к людям, которые слушали красивую яркую женщину, выступавшую на повозке.

Женщина говорила очень эмоционально, и было видно, что пока она держит аудиторию, но тема выступления была настолько болезненной, что дальнейший ход событий нельзя было предсказать.

- И тогда они опередят нас! Этот паршивый пес Гарди заявится, и все наше дело пропало. Вы понимаете, о чем я говорю? Мы не можем этого допустить. Мы должны быть первыми. Эта скотина нас обманула, но если мы будем на месте первыми, то докажем судьям, что мы имеем право. Вы согласны со мной?

Послышались крики одобрения, но какие-то размытые.

- Илиста, короче, что ты предлагаешь? - выступил Саньо.

- Пройти рядом с Темными землями, - вызывающе выставив бедро, четко ответила актриса.

По труппе прокатился слышный выдох и начался гам.

- Это не возможно, - послышался голос старенького мужчины в нелепых красных тряпках.

- Почему еще? Кто нам помешает? - Илиста держалась твердо.

- Нельзя пройти с края, нас может затянуть, - высказался старичок.

Логорифмус смотрел на баталии молча, а Григорий стал пробираться к импровизированной трибуне. Сам себя не сознавая, Григорий залез на повозку. Женщина, которую, как понял Григорий звали Илиста, мельком удивленно глянула на него. Григорий за последнее время истосковался по возможности выступить перед кем-то. Как потом он вспоминал, то тогда его обуяла такая радость, что возможно выступить, что он не удержался.

- Верьте мне, люди, - голос Григория покрыл пространство шагов на двести вперед. Он взметнул руки и начал убеждать собравшихся. - Темные земли, что? Они - ничто! Ничто не может противостоять человеку, группе человек, наделенных силой, разумом и чувствами. Вы пройдете не только Темные земли, но и любые вообще. Вглядитесь, как много повидавшие, вы должны осознать, что темными можно назвать любые земли. Везде таятся опасности, но опаснее человека зверя нет. В Темных землях нет людей, нет опасности. Это бедная, несчастная земля. Мы ничего не боимся, не боимся и Темной и самой разТемной земли.

Илиста пялилась на неожиданного оратора в восхищении, он строил такие логические цепочки, что ей понравилось. Почти у самой повозки смешной старикашка в черных штанах и свитере строчил что-то на бумаге. Это Одольфо оценив силу оратора, записывал, раздумывая использовать в будущем.

Григорий все еще сильнее давил на публику, теперь уже в режиме неявных обязательств.

- Вы же сильны! Хотите победить, чтобы паршивый пес Гарди остался с носом?

- Да, - послышалось почти убежденное.

- Тогда вперед, - по-отечески улыбнулся Григорий.

Два часа спустя этого эмоционального общения Григорий и Логорифмус сидели у огня с Илистой, Инрихом и Недаем. Последние трое выразили отцу Григорию свое восхищение агитационной работой.

- Кстати, я все хотел спросить. Кто такой этот пес Гранди и в чем дело? - Григорий уплетал сладкий пирог, который заботливо ему сунул повар.

- Нет, не Гранди, а Гарди, - ошарашено поправил его Инрих. - Так вы, что выступали вообще не зная с чего?

Григорий опустил глаза, стыдясь своего потакательства желанию говорить и убеждать.

- Он у нас такой, - добродушно посмеялся отец Логорифмус.

После того, как странникам было рассказано о причине поездки труппы, слово взял Инрих, который степенно повторил все еще раз и перешел к причине массовых обсуждений пути.

- Дело в том, что мы держим связь с домом. Особыми методами, - Инрих не желал рассказывать, какими именно, и ученые, как люди деликатные, не стали уточнять. - И вот пришло сегодня послание, что Гарди заплатил бешенные деньги за переброс труппы к Ахшении. От Ахшении дней пятнадцать пути. Если он со своей труппой пребывает быстрее нас, то мы не участвуем в фестивале. Дело в том, что для отсева существует обычай - с одного города одна команда.

Логорифмус пощелкал языком, сочувствуя положению этих людей.

- А вы решились пройти вблизи Темных земель, чтобы сократить путь?

- Да, тогда мы будем на месте почти в одно время с Гарди, - Недай теребил в руках листочек мяты, запах распространялся на всех, сидящих рядом.

- Но там идти опасно, - заметил Логорифмус.

- Если мы не пройдем, то весь наш путь лишен смысла, - в тон ему ответила Илиста.

- Скажите, а почему вы думаете, что придя одновременно или почти в одно время с соперниками, вы будете выступать? Логичнее было бы говорить об опережении, - Логорифмус докапывался до сути дела.

Илиста пожала плечами, и предоставила право объяснять все Инриху.

- Дело в том, что заявка на участие может быть опротестована другими лицами в течение двух суток. Это, во-первых. А, во-вторых, этот тип нарушил регламент. Они должны выйти за сорок дней. Вернее он буквально соблюл регламент, они действительно вышли за пределы города за сорок дней. И видимо все это время стояли на месте. Уверившись, что мы завязли, а здесь без магов не обошлось, он купил переправку. Если мы предъявим протест, изложив эти обстоятельства, то победим. В противном случае, закон знает и не такие способы мошенничества. Выступать уже будет труппа Гарди.

- Вы всего в двух днях пути от Темных земель, - поведал Григорий, и рассказал об их последних днях с Логорифмусом. - Ясно, что идти по той дороге, по которой мы пришли, нельзя. Это прямой путь в Темные земли.

- Вот видишь, - Илиста пихнула Инриха локтем в бок. - Нам их всевидящие послали. А ты говорил та дорога, та дорога.

Инрих был вынужден согласиться, но сам удивлялся неточности карты и местности. Откуда ему было знать, что дороги мастерски научились морочить людей.

Орку Страхолюду абсолютно, совершенно абсолютно не нравились идеи донны Илисты пройти рядом или даже сквозь Темные земли. Как разведчик и воин, Страхолюд понимал, что это будет концом всей труппы. Первым решением Страхолюда было - убить актрису, но тогда придется убить директора, затем остальных. Существует вероятность, что эти упрямые люди в память об умерших потащатся на фестиваль с удвоенным фанатизмом.

По большому счету его волновал Хэсс, но окончательно не проверив правильность своего выбора, Страхолюд не стал бы его похищать и тащить к барону Д'Оро. Если он ошибся, то остальные уже успеют пропасть в Темных землях.

Есть еще один вариант - застопорить продвижение любым возможным способом. Но тогда придется убить двух пришлых монахов, и как-то обмануть охранников, и еще Инриха. Достаточно сложный вариант. Страхолюд подумал несколько минут, и отказался от этих действий.

С другой стороны Страхолюд принялся считать. Ему надо еще дней десять, чтобы Хэсс стал отращивать волосы. Еще две недели до того момента, как можно будет отчекрыжить кусочек, достаточный для сравнения. К этому времени, эти безмозглые артисты уже должны быть на фестивале.

Еще ему представился вариант похитить тех, кого он не успел проверить, и держать их где-нибудь в пленном состоянии, пока не проверит всех. Это уже было более реально, но накладно. Потом остальных придется убить, а что делать с оставшимся наследником барона? Тоже убить? Он же явно будет против массового геноцида. Проверить остальных за столь короткое время в один или два дня ему не представлялось возможным. Страхолюд уже даже поругал себя, что манкировал обязанностями по проверке остальных, зациклившись на Хэссе. Слова отца Григория, которые услышал орк, абсолютно изменили отношение Страхолюда к происходящему и грядущему. Страхолюд размышлял, когда недалеко от него остановились отец Григорий и Тьямин. Этот настырный мальчишка выспрашивал Григория о Темных землях, и задал следующий вопрос:

- Получается, что земли будут ничьи, пока не найдется смельчак?

- Получается, - пожал плечами отец Григорий. Этот аспект права собственности Темных земель его не интересовал. - Только там достаточно муторно, темновато, много живности, но зато хорошая земля, я думаю, - добавил он.

"Ничья, ничья, ничья, смельчак, смельчак, смельчак", - забилось в голове орка. Решение мгновенно созрело в его голове. Страхолюд потащит их всех в Темные земли, разберется со всякой гадостью, и земля будет его. Это был шанс, который он искал много лет.

Цепь замкнулась, или, как поговаривают маги, все свалено в котел, отступать поздно, пора варить зелье. Меньше дня пути, и они попали в Темные земли. Первым кто понял, что границу все-таки перешли, был орк Страхолюд. Он с не свойственной ему ранее хозяйственностью осматривал Темные земли, и душа его запела. Орк смутился, опасаясь, что кто-нибудь может услышать его мысли. А он мечтал, планировал, намечал, отмечал и запоминал, что будет делать дальше, как жить в этой земле. Темный лес, странные звуки - это все радовало орка.

Монахи Жанеко и Шевчек заметили сию несомненную радость, и сделали вывод, что орк специально заманивал их в Темные земли. Как умные и достаточно начитанные люди, оба монаха быстро сообразили, что они находятся в Темных землях. В отличие от радости Страхолюда, им было спокойно. Уверенность в своей избранности вселяла уверенность, что они то уж выберутся из любых неприятностей. Дело в том, что перед поездкой к книжным фолиантам мастера Игнасио, они заходили к ясновидящим. Бабка Саркумелла покрутила хвостом своей домашней кошки, как умела только она, и впала в транс. Она сообщила, что образы путешествия размытые, но до нового года они точно будут в самой дальней обители ордена, и будут читать труды мастера Игнисио. За что ей было плачено пять монет. Жанеко радовался, но скрывал от своего наставника, что они побудут с труппой Илисты подольше. Шевчек философски пожимал плечами, он уже решил, что устроит свидание Хэсса и Алилы. "Пусть сам увидит, тогда у мальчика не останется надежд. Будет только цель", - повторял себе монах.

Богарта удостоверилась, что они пересекли границу, подслушав разговор двух ученых-отцов.

- Слушай, такие же звуки были там, - обеспокоено теребил отец Григорий отца Логорифмуса.

- Действительно, - Логорифмус согласился. - Значит, мы уже за границей.

- А может это переходная земля? - надежда смешивалась с обреченностью.

- Там граница была сверх четкая, здесь - более размытая. Может действительно мы в межграничье.

- Ты думаешь? - Григорий вжал шею в плечи.

- По правде, не думаю.

- Зачем тогда говоришь? - Григорий возмутился, распрямился, и казалось собирается начать драку.

- Чтобы ты слегка расслабился, Григорий. Мы уже там.

- Значит, истина где-то там? - Григорий боялся и предвкушал. - А актеры? Они же...?

- Неисповедимы дороги этого мира. Наслаждайся ситуацией, и постарайся не сильно мешаться актерам. Они пока еще в блаженном неведение, не нам их просвещать. - Логорифмус подумал, а Григорий терпеливо ожидал, он чувствовал, что его напарник должен сказать нечто важное. - По крайне мере в этом случае.

На вечернем чаепитии слово взял Инрих:

- Я должен сообщить важную новость. Попрошу тишины!

Люди затихли, все сидели, в центре общей массы стоял с чашкой горячего чая директор, и слова его поселили смятение в душах актеров.

- Мы вступили в Темные земли, друзья мои. Это моя вина, у нас нет полноценного мага, но прошу вас всех не переживать с нами опытные отцы: Григорий и Логорифмус. К тому же мы не останемся без защиты. С нами отряд донны Богарты и Страхолюд, который убил столько врагов, что нет такого слова, чтобы обозначить их количество.

Все названные в маленькой речи Инриха были удивлены, как ловко Инрих приписывает им ответственность за труппу.

- Скажи, а директор часом не играл раньше в постановках? - Страхолюд наклонился к Хэссу и спросил на ухо.

- Не знаю, - покачал головой Хэсс.

Страхолюд в который раз разозлился на платочек лирика, но потом пришло понимание, что, возможно, это уже не важно.

Хэсс не слушал Инриха, он обдумывал, что знал о Темных землях, а также воспоминал Шаа. Был такой странный случай года четыре назад. Друг Шаа, его прозвище было Светило потому, что он любил засветить в глаз собеседнику и да и посторонним тоже. Светило пропал почти на год, Шаа отводил глаза, если спрашивали о нем. Вообще этот малый поставлял в лавку Шаа всякие редкие вещички, включая хорошую травку, вино и черный жемчуг. Так вот Светило пропал. В одно утро Хэсс проснулся раньше обычного, вчера они с учителем переели сладкого и сочного фрукта. Хэсс тихо пошел по лестнице вниз, но остановился, услышав голоса с кухни. Это были Шаа и Светило.

- Так ты, что выписываешь самые лучшие продукты для этого мальчишки? - спросил Светило.

Для Хэсса это явилось открытием, но еще больше было впереди.

- Выписываю, мальчик должен расти здоровым, и сытым всякими вещами, в том числе и вкусной едой. Своего рода это гарантия, что он не станет чревоугодником. Для вора, это знаешь ли важная вещь. Даже в тяжелые периоды своей жизни мальчик не продастся за корку хлеба или сладкое пирожное.

Шаа ответил обстоятельно, в отношении Хэсса он отличался этой чертой.

- Но ты же не об этом меня хотел спросить, Светило?

- Мне надо исчезнуть, а ты мастер по этому делу. Сильно я попал, Змееныш.

- Что?

Судя по шуму, на кухне шли какие-то перемещения, потом все затихло.

- Вот смотри, это мне досталось из Темных земель, Змееныш.

Что смотрел Шаа, Хэсс не видел, но это занятие увлекло Шаа минут на десять.

- Бодяжник хренов, ты хоть понимаешь, во что вляпался? - раздался, наконец, голос учителя.

- Прости, старик, так вышло. Помоги, - в голосе Светило Хэсс расслышал отчаянную мольбу.

- Хорошо, - почти не раздумывая, ответил Шаа. - Но ты пропадешь окончательно, без права на возвращение. Согласен?

- Конечно, - суетливость в голосе Светило кричала, что он хочет пропасть прямо сию секунду.

- Сначала объяснись, - потребовал Шаа.

Светило стал рассказывать, но сбивчивость мыслей делали рассказ чуть хаотичным.

- Мы поехали по твоему заказу. Там никаких проблем не предвиделось, но скотина Мар прикокошил нашу штатную магичку. И не смотри на меня так. Они же как две кошки по весне, как безумные, а она лет на двести старше его была, ну, и сердце у нее того. Мы в шоке на полпути где мага возьмешь? Да, чтоб еще и помогал в нашем не легком деле? Короче, мы пошли дальше. Что там было с этими гребанными дорогами и картами не знаю. Короче через два дня мы себя обнаружили в гадюшнике, почище тюремной волости. До старшего доперло куда мы попали, а назад пути никшни. Мы постарались пройти по краю. К концу седьмого дня осталось нас двое из семерых. Знаю, только, что одного убило, а с остальными не знаю. Потом наш старшой испарился у меня на глазах, он встал на камень, и исчез. Я стою, дрожу, плакать начал. Думаю, все конец мне. Я не помню, как но молиться стал. Глядь, а стою я у городской стены Стальэвари, а в руках у меня это самое. Народ то меня сожрет стоит найти.

Шаа сходил в подвал, принес мешочки с камнями и золотом, и еще дощечку со странными письменами. Хэсс это видел сверху, учитель проходя под лестницей поднял голову, увидел юношу, но промолчал. Через две минуты Светило исчез через магическую дырку в соседний мир.

- Ну, живись тебе светло, Светило, - скаламбурил Шаа.

Шаа показал мальчику, что оставил им бывший поставщик Светило. С трепетанием Хэсс развернул странное приспособление. Это были хорошо выделанные тонкие покрытые лаком и скрепленные нитью маленькие кусочки дерева, которые составлялись в ящичек, или скорее кулечек. Там лежало сокровище - медальон, наделяющий его владельца огромной магической силой. Шаа аккуратно спрятал медальон, но это не помогло. Через три года он стал причиной смерти Шаа, и сегодняшнего дня Хэсса. Сейчас медальон был утерян, по крайне мере для Хэсса. Но в самом уголке своей души, Хэсс прятал мысль, что Темные земли желают встретиться с тем типом, который хранил медальон несколько лет, и не уберег его.

Тем временем, разговоры Инриха с актерами продолжались. Уже обсуждался план по передвижению и репетициям.

- Не долго музыка играла, - Хэсс услышал над ухом замечание орка.

- К чему это? - удивился Хэсс.

Страхолюд усмехнулся:

- Надо же на другие слова не реагировал, а как об искусстве зашла речь..., - веселился орк. - Истинно говорят, что все артисты чокнутые. Я о том, что другие бы на их месте думали бы как выбраться или уж оборону организовать, а эти... Они о репетициях думают. Это нормально?

Хэсс не ответил потому, что одна часть его была согласна с орком, а другая с труппой.

- Ты слышал, что они говорят?

- Нет, Страхолюд, а что?

- Только артисты могут разработать такой план действий. Они, значит, хотят репетировать, заявляют, что им сокровища не нужны. Это дает им основание полагать, что они спокойненько пройдут Темные земли. Если к ним кто привяжется, Инрих советует заявлять, что они просто тут мимо проходят. Представляешь?

- Ну, нормально, - заверил Хэсс. - Нам действительно сокровища не нужны.

Страхолюд закатил глаза, справедливо полагая, что все вокруг явно ненормальные. Хэсс же стал вслушиваться в общий разговор. Речь шла об устройстве мира, а в особенности Темных земель. С пеной у рта молодой Жанеко говорил об этом мире.

- Еще в известных трудах мастера Игнасио говорится, что тень, упавшая на эту землю, сделала ее темной. Только свет - светлые сердца могут снять эту жестокую тень. Но тень не знает о своем коварстве. Для нее привычно быть мглой, а свету привычно рассеивать тьму. В этом мире нет ничего вечного, он как борьба света и тьмы, дня и ночи, мужчины и женщины, добра и зла.

- Минуточку, - послышался бас Морехода. - Ты кого считаешь за добро? Мужчину или женщину? Тогда другой - зло? Ты слышишь, что несет твой Игнасий?

Жанеко сбился от выкрика Морехода.

- Послушайте меня, я не то имел в виду...

Григорий усмехнулся, он то знал, что нельзя оправдываться перед аудиторией.

- Я говорил аллегорически, братья мои, - продолжал Жанеко.

- Теперь я скажу, - поднялся Боцман. - Чтобы Мореход тебя ненароком не пришибил. - Боцман вышел на средину, сделал глубокий вдох. - У нас уже был такой тип, который делил мужчин и женщин. Плохо дело кончилось, резня пошла. Ну, вот Мореход и взвинел, словно склянка. Я что хочу сказать, ближе нам гармония. Чтобы там не составляло мир, оно или они не борются, а дополняют друг друга.

Боцман закончил свое выступление под одобрительные кивки остальных, и сел. Много говорить он не любил, но в данном случае, ему требовалось остановить Морехода, который уже раздумывал на каком дереве повесить монаха.

Со своего места подал мелодичный голос старец Линай:

- Я смотрю за вами и удивляюсь прихотям этого мира. Если уж актеров интересует устройство мира, то мир наш прогрессивный. Все так? И что я хочу сказать неважно, как мир устроен, важно как вы его видите. Не верите, я докажу.

Линай говорил сидя, но все взоры были обращены к нему. Его слова всегда воспринимались откровением, что раздражало Хэсса потому, что Шаа говорил, что на любые слова надо смотреть критично. Иначе не твои это будут мысли, а чужие, не ты проживешь жизнь, а другой. Хэсс заприметил восхищенный взгляд Эльниня ученика Линая.

- Прошу выслушать и меня. Несомненно, что каждый имеет мнение об устройстве этого мира. Но я, как изучавший этот мир более полусотни лет, пришел к одному пусть и необычному выводу, но думаю, что его поддержат многие. - Линай говорил, делая логические ударения, интонационно подчеркивая величие сказанного. Люди затаили дыхание, его превосходство давлело над остальными. Хэсс отвел глаза от оратора, и посмотрел на Эльниня. Восхищение, смешанное с поклонение. Линай продолжил. - Вслушайтесь и не спешите отвергать, пока не обдумаете. Не важно, как устроен мир вообще, важно, как он устроен для вас.

Между людей повисло недоуменное молчание, через минуту оно смешалось с восхищение внезапно прозревшего человека. Лишь Страхолюд презрительно поджал губы. Хэсс заметил, что Шевчек положил руку на плечо Жанеко, как бы останавливая его.

- Это же невообразимо, - воскликнул весьма эмоциональный отец Григорий, - но возможно это часть истины.

- Почему же? - Линай округлил в своем лице все, что мог: брови, глаза, губы.

- Часть, - отец Григорий правильно понял его не полностью высказанный вопрос.

- Да, именно часть? - Инрих поддержал вопрос старца.

- У мира много разных сторон, и, по всей видимости, уважаемый Линай смог увидеть и понять одну из его сторон, незаметную для нас. Сейчас, когда он указал на это, я думаю, что все видят разные стороны, - под объяснения отца Григория люди переключились на новую мысль.

Линай кивнул, не признавая, но и не опровергая слова отца Григория.

Разговор утих. В политике учителя Линая была заповедь: всегда оставлять мысль не раскрытой до конца. Люди, как правило, подводили под утверждение свою доказательную базу. При этом их доказательства не ставились под сомнение.

Чуть позже Хэсс еще раз прокручивал в голове слова Линая, пытаясь их принять или опровергнуть. Его мучения развеял Боцман, который высказался по поводу недавнего общего разговора:

- Это не истина, мальчик. Знаешь, как капитан учил меня различать истину? Я расскажу. Кэп говорил, истина то, что приносит пользу. Есть ли тебе польза от слов белобородого? Нет, вот и мне нет, а ему есть.

- Какая? - Хэсс сложил руки на коленях и уставился на одноглазого Боцмана.

- А такая, что он получил изрекши эти слова в нужную минуту? Авторитет, мальчик.

Орк Страхолюд слышал промывание мозгов Боцманом Хэссу, он одобрительно покивал головой, хоть в темноте этого никто не видел. Боцман использовал старый как мир прием, он задал вопрос о выгоде. Боцман ушел, оставив Хэсса в одиночестве допивать вино.

На месте Боцмана появилась Алила в черном трико, с заплетенными волосами, которая долго собиралась с духом, чтобы поговорить с Хэссом. До этого она стояла рядом со Страхолюдом, но не заметила его. Орк же понял, что девушка ждет ухода Боцмана. Уставшему от людской глупости, Страхолюду показалось, что сейчас он услышит объяснение в любви, первые слова девушки его убедили в этом.

- Хэсс, скажи, ты одинок?

Лирик вздрогнул, и поругался сам себя про себя. Он уже заметил за собой, что в пути перестает слышать других, почти целиком сосредоточившись на себе. Вот и сейчас, он увлекся словами Боцмана, а Алила, наверняка, прошла достаточно слышно для вора, но не для поэта.

- Садись, а потом объясни, чего ты задала такой вопрос? - Хэссу не хотелось отвечать на вопрос Алилы. Не любит он таких вопросов. Как не ответишь, все равно клин потому, что сразу последует вопрос "почему?".

Страхолюд позволил себе вздохнуть и отправился спать.

Однако разговор потек совсем в другом далеком от любви направлении.

- Хэсс, ты извини, я Боцмана подслушала. Я давно тут стояла. О чем он тебе говорил?

Алила уселась рядом, Хэсс предложил ей налить вина. Жестом она отказалась.

- Он говорил о словах Линая про истину и устройство этого мира.

- Когда?

- Что когда?

- Когда Линай говорил?

От подобного, но достаточно простого вопроса, Хэсс ошеломленно замолчал.

- Ты что не слышала? Линай говорил, когда все вместе сидели.

- А..., - задумчиво потянула девушка, и уставилась в одну точку.

Хэсс сообразил, что Алила периодически выпадает из действительности, погружаясь в свои мысли.

- Почти, да, - донеслось до девушки нарочито громкое Хэсса.

- Что? - она вздрогнула.

- Ты спросила, я ответил, - поэт попытался вернуть ее внимание.

- А..., про одиночество. Спасибо, Хэсс. - Алила поднялась и медленно пошла к своей повозке.

- И это все? Нормальный разговор ничего не скажу. Что же с ней такое происходит? - Хэсс говорил сам с собой.

Задав этот обычный, сто раз звучащий на день, вопрос вслух, Хэсс Незванный попал в самую сумасшедшую историю на всю свою жизнь. Дело в том, что за Алилой шел маленький Вунь, коренной житель Темных земель. Все семейство Вуня обдало талантами, а у него был один из самых редких - предвидение. Ясновидцы видят то, о чем их спрашивают, а провидцы видят то, что для них важно. Жена Вуня - Лунь насылала на всех сны, восприимчивой к ним, оказалась Алила. Последний сон по указу мужа был с одним вопросом, чувствует ли человек себя одиноким. Алила сказала, что нет. Тогда сон велел ей найти того, кто чувствует. Девушка сосредоточилась только на этом вопросе. Она опросила уже нескольких человек. Вунь наблюдал, но ему люди не понравились, даже те, которые говорили, что да одиноки.

А этот парень с лысой башкой, как у Вуня, и черными глазами понравился. Вунь велел супруге снять морок с девушки, и заняться хозяйством. Теперь наступило время поработать для Вуня.

Великий Мастер в отличие от дорог не знал о своеволии своих подданных. К тому же, он вообще не знал о существовании Вуня, его семьи, их соседей, родственников и знакомых.

Помощник Великого Мастера уже доложил, что в Темные земли пришли странные личности, которым совсем не нужны сокровища. Великий не поверил, и решил сам посмотреть. Он слушал нехарактерный для этих мест разговор об устройстве мира.

- Поставить на их пути все препятствия, - сумрачно велел Великий своему молодому помощнику.

Его сумрачность объяснялась страхом спугнуть надежду. Он - Великий Мастер - посчитал, что люди, думающие не только о себе, могут быть как раз теми, которых он ждет так много лет.

Помощник поклонился и исчез за дверями.

Глава 10. Все дороги этого мира

- Хоть бы одна пусть самая узкая, но дорога, - вздыхал пассажир судна, совершающего кругосветное путешествие.

Торивердиль попал в ловушку по собственной глупости и лени. Сидя в каменном мешке за спиной странного существа, Тори с некоторой отрешенностью думал о своем будущем. "Какое может быть будущее, если я не могу выбраться из этого мешка?". Эльф горько рассмеялся над своими нелепыми мыслями о будущем. Жить пятьсот - семьсот лет в этом мешке? Это ужаснуло эльфа еще больше, чем свой одинокий смех. "Жить? А если я не буду есть и пить, то больше трех десятков дней не протяну", - порадовался эльф. Так за одно мгновение семьсот лет сократились до трех десятков дней. Что делать эти дни? Ранее попробовав выбраться, эльф узнал, что мешок представляет собой камень, скрещенный с материалом, или окаменелый материал. Размером мешок был в три роста эльфа. На дне мешка было много трухи, земли. Это эльф определил на ощупь, было темно. На верху мешок завязывался на такую же каменную веревку. И судя по движению, великан таскал мешок за спиной. Не часто, но эльфа потряхивало, как будто великан перепрыгивал через расщелины. Тори пытался добраться до верха мешка, но абсолютно гладкая каменная ткань не давала этого сделать.

Печально сидя на куче земли, Тори подумал, что он, наверное, сидит на том, что осталось от остальных несчастных, которые попали в мешок великана. Больше всего Тори обижало то, что он так и не узнал ответа на свой вопрос. Ему показалось ужасно неправильным, но здесь уж Тори подумал, что в данном случае все закономерно. Плакать по собственной судьбе у эльфа не оставалось сил. Он свернулся в позе зародыша и приготовился медленно умирать. Усталость и относительная безопасность прислали Тори сладкий сон. Ему приснился день его позорного изгнания. Тори оставался невидимым для других и не мог влиять на события.

В маленькой комнатке для утренних созерцаний его друг по виноделию и старший ученик эльфовских виноградников Мальдиваэль в неподобающей для утреннего созерцания позе слушал одного из Совета. Тори не помнил его имени, но точно знал, что этот член Совета один из самых значительных, то ли правое, то ли левое крыло главы Совета.

Мал заламывал руки, очень волновался, хмурился и вел себя несколько непочтительно. Тори показалось, что разговор подходит к концу, и он огорчился, что опоздал.

- Послушайте, Вы, что действительно считаете, что это справедливо? Я не смогу себя так вести с Тори. Вы это понимаете?

Мал уставился на посетителя умоляющим взором. Тори посочувствовал своему другу. Старый, если не сказать древний, эльф очень безжалостно и почти обречено улыбнулся Малу. Внезапно, он упал, его глаза оказались вровень с глазами Мала, который уже успел завести правую ногу за ухо.

- Все зависти от точки зрения. Мы можем приказать, и мы приказываем. - Мал гипнотически кивал на эти слова старика. - Мы должны изгнать Тори без всяких объяснений.

- Я не смогу, - Мал все еще сопротивлялся. - Он мой друг. Хоть это понятно?

Мал пытался вскочить, не вынув ногу из-за уха. Вышло комично, Тори развеселило зрелище Мала-крабика.

- Ты сделаешь это, - старик-эльф давил на Мала.

- Но почему Тори? Он один не сможет, - Мал метался, старался затянуть разговор, пытался правильно дышать, и сбросить с себя силу старого эльфа.

- Он не один. Каждая долина изгоняет по одному из эльфов.

Мал застонал, сжав зубы. Он, как самый впечатлительный малый из знакомых Тори, сумел представить себе ужас, и отчаяние своего друга Тори, а теперь помножил их на количество долин. Для столь нежного малого этого оказалось достаточно. Мал заплакал.

- А его семья? - сквозь слезы спросил Мал.

Внезапно Тори оказался у себя дома. Все семейство сидело на кухне.

Никто не ел, не пил, не говорил. Тот самый эльф, который говорил с Тори в день изгнания был на кухне.

- Понятно? - спросил он, и Тори опять огорчился, понял, что пропустил основные объяснения.

Сестра Тори - Лави в упор посмотрела на гостя. Она была единственная, кто смотрел в глаза гостю.

- Нам никак не отвертеться? - в отличие от Мала, Лави говорила спокойно.

- Да, - короткий, как удар ответ.

- Мы сделаем все, но я прошу Вас хоть немножко с ним поговорить.

- Почему меня? - эльф вытянул губы трубочкой, и стал похож на эльфийскую рыбку банбаю.

- Никому из нас нельзя, мы не сможем. Я же не маленькая, понимаю, но с Тори надо поговорить Вам, Отшельник, чтобы он не сошел с ума.

Невидимый Тори поразился своей сестричке, но еще больше он удивился, что с ним говорил Отшельник. Всем было известно, что Отшельник - глава эльфовского Совета.

- Хорошо, я сделаю это сам, - он поклонился юной Лави.

Эльфийка опустила глаза и потихоньку спросила:

- Почему Тори?

- Он подходит, здесь ничего личного. Его рекомендовали несколько эльфов, в том числе и учитель.

От таких слов Тори резко дернулся и проснулся. Он все еще был в каменном мешке. В горле пересохло, но из глаз полились слезы облегчения. Во-первых, Тори понял, что изгоняли не его именно, а его, как подходящего. Во-вторых, его продвинул учитель, а учитель никогда ничего плохого не сделает, учитель счел его достойным. С другой стороны, встал вопрос достойным чего? На этот счет у Тори возникло две версии: унести проклятие с долины или про йти испытание. Как только он сделает, что надо, его пустят назад. Тори безумно захотелось жить. Он еще раз и еще раз пытался выбраться, но безрезультатно. Обессилив, эльф опять заснул.

На этот раз ему привиделось собственное пленение в каменный мешок. Резкий удар, падение, и ругательства не дали Тори насладиться моментом своего позора. Через несколько минут Тори осознал, что мешок в котором он находится, отнюдь некаменный. Мечтая выбраться, Тори зубами и руками стал рвать плотную ткань. Еще секунда и он увидел солнце, за солнцем пришли слова:

- Может это детеныш? Как бабочка? Давай подождем?

За этими словами пришли другие слова:

- Смотри-ка эльф. Теперь я знаю, как они появляются на свет.

Второй голос, который своими скабрезными предположениями оскорбил эльфов, приблизился. Тори почти выполз из своего мешка.

- Ты хто? - хрипловато спросил Гармаш.

- Тори, - признался эльф. - Это ты его убил?

- Я, - выпятив грудь, согласился голос.

Другой тип, которого Тори не разглядел, возразил:

- Я - Железяка. Рад Тори, что ты жив. Вообще то мы случайно того каменюгу прикончили. Надеюсь, тебе не помешали?

Эльф уже сидел. Если бы не новые знакомые Тори заплакал бы от облегчения.

- Спасибо, благородные. Я был в заточении. Спасибо за спасение, я теперь ваш должник.

Железяка и второй еще не знакомый Тори человек, переглянулись.

- Я - Гармаш. Знаешь ли Тори, что здесь ты не успеешь отдать долги?

Гармаш добавил:

- Если только не знаешь, как отсюда выбраться?

- Знаю, - Тори смог усесться, прислонившись к останкам каменного великана. Он рассказал о площадке исполнения желаний. Оба спасших его оборванцев на секунду загорелись, но так же быстро уныли.

- Мы видишь ли, куда бы не пришли все время попадаем к той безжалостной пещере.

- Без...- Тори не понял.

Гармаш изложил их историю, а Железяка за это время успел разложить их скудные запасы, чтобы угостить эльфа и поесть самим.

- А ты страдалец, как в мешке то оказался?

Настало время Тори излагать свою историю.

- После сна на площадке желаний я ушел недалеко. За площадкой желаний была лестница вниз. Я сделал три шага, лестница проломилась, и я полетел вниз в этот самый мешок. Перед тем, как мешок зарылся, мне показалось, что появилась рыбка и укоризненно покачала хвостом. Она сказала, что говорила мне, что надо идти вверх.

- И что? - Гармашу не нравилась странная манера эльфа излагать события.

- Я понял, что надо было карабкаться вверх. Рыбка же говорила, что ответы на вопросы стоят выше, чем исполнения желаний.

- Да уж, - Гармаш сочувственно покачал головой и протянул эльфу кусочек вяленой рыбы. - Это ты по глупости попал.

- По невнимательности, - закончил его товарищ. - Голодный? Еще будешь?

Эльф слабо кивнул, плен, спасение и разговор истощили его силы до предела. Потом он забылся. Железяка поднял эльфа на руки:

- Какой легкий. Ты траву насобирал. Надо его уложить. Одеяло дай.

Сквозь бред Тори услышал и запомнил разговор своих новых знакомых.

- Может с ним мы выйдем к чему-нибудь другому?

- Может. Только он, похоже, концы отдаст быстрее.

- Свари еще горяченького. Тебе его попоить надо.

- Да, ладно. Скажи, а как эльфы отдают свои долги?

Тори узнал, наконец, голос Гармаша.

Железяка помедлил с ответом:

- Ты думаешь я столько дел с эльфами имел? Жили они рядом, но я не знаю. Они с нами особо не общались. И вообще, я думаю, что мы его случайно спасли. Я же на тот камень случайно оперся. Кто мог угадать, что он обвал вызовет, да еще на голову каменюги?

Его собеседник вздохнул, а Тори опять уплыл в безумие.

Совсем недалеко от них скандал собирался перерасти в безумный скандал. Эпицентром и поводом стала Джу, вернее, ее роман с Лаврентио. Творения Лаврентио в жизни воплощали Негда, Метт, Рамон и Лия, а сейчас они обсуждали преступное манкирование Джу своих обязанностей по репетициям. Девушку приперли к стенке, но Джу еще огрызалась.

- Да вам просто завидно, - кричала Джу, размахивая руками. - Да, завидно, что Лаврентио все свои партии пишет для меня. Он меня любит, любит мой талант.

Негда неформальный лидер небольшой музыкальной группы печально рассматривал Джу. В сером свитере, изумрудных лосинах с длинными волосами Негда являл собой воплощение всеобщей вселенской скорби.

- Кто тебе сказал про это слово?

- Вы все, - Джу кричала в запале. Она раскраснелась, растрепалась и не желала уступать.

- Джу, - Негда старался ее пристыдить. Рамон поджал губы, его беременная жена Лия успокаивающе положила руки на плечи супруга.

- Ты не репетируешь, что мы должны молчать? - Метт наморщил свой лоб, что в сочетании с его широким красным носом, сделало его похожим на расплющенный фруктовый новогодний пирог.

- Я репетирую достаточно, - Джу заводилась еще больше, и говорила неправду. Она сама считала, что репетирует не достаточно, но сейчас это яростно отрицала.

Рамон укоризненно покачал головой.

- Девочка, ты сама веришь в то, что говоришь?

- Я тебе не девочка, - зафырчала Джу.

Если в самом начале коллективных разборов все сидели, то сейчас все стояли. Джу ощущала сердцем, что всеобщее неодобрение ее захлестывает не хуже плохой музыкальной мелодии. Ей показалось, что надо развернуться и убежать из общей повозки, но южный характер заставил ее стоять до конца.

В труппе донны Илисты музыканты подобрались опытные, что называется сыгранные. Негда похож на актера в амплуа главного героя-любовника, а не на музыканта. Характерная мужественная внешность, дополнялась полной антиэмоциональностью. Негда играл на скайвике. Таскать скайвик с собой могла либо эмоциональная, либо очень богатая труппа. В донне Илисте сочеталось и то и другое. Хэсс не общался с музыкантами, кроме обычных приветствий. Он их почти не видел. Если актерам нужны были зрители постоянно, в том числе и на репетициях, то музыканты предпочитали жить своим закрытым мирком. Что такое скайвик Хэссу объяснил Боцман, которому приходилось затаскивать и вытаскивать инструмент для репетиций. Вес этого музыкального монстра равнялся весу трех взрослых мужиков, а звук подражал пению серен. Крышка откидывалась, и Негда играл перебирая по клавишам длинными пальцами.

Метт - верный друг и помощник Негды выдувал на трубе и марши, и жалобный плач сердец влюбленных. В жизни оба музыканта молчаливы и сосредоточены. Когда Хэсс подстраивался под них, проверяя на предмет околодованности, он понял, что оба предельно погружены в себя.

Рамон - гитара, а его жена Лия - ударные, а иногда и свирель. В этой поездке оба были сосредоточены на общем ребенке, которого вынашивала Лия. Как новенький, Хэсс отметил сходство супругов. По началу он принял их за брата с сестрой.

Молоденькая Джу, самая молодая в музыкальной группе, превосходно играла на скрипке. Несколько раз Хэсс наслаждался переливами скрипки, но последнее время Джу почти не прикасалась к своему инструменту.

Лаврентио же писал и писал музыку, сосредоточившись на скрипке.

Претензии к Джу слышала вся труппа потому, что Рамон открыл оба окошечка в повозке. Его беременной жене требовался свежий воздух.

Возле повозки материализовался Мухмур Аран, он собирал новые эмоции для своих будущих постановок. Тем же занимался и Одольфо, ехавший чуть позади повозки музыкантов.

- Ох, ты наседаешь, - ворчливо прокомментировал Грим. Хэсс пожал плечами, обсуждать претензии музыкантов друг к другу, он не хотел.

Из повозки последовали новые упреки.

- Любовь с композитором еще не дает право на хамское отношение к общему делу. - Метт теребил занавеску на окошечке.

- Фуу, а что дает? - Джу сжала кулаки.

- Мальчики, не надо на нее давить, - примирительно попросила Лия.

- Мне твоя защита не нужна, добренькая наша, - Джу язвила, зная, что вопрос о репетициях подняла Лия.

- Мальчики, вы ее все затравите, а в нашем деле принуждение не допустимо, - Метт и Негда переглянулись, соглашаясь со словами Лии.

- Так ты, что считаешь, что Джу не играет потому, что потеряла огонь? - вкрадчиво подлил масла в спор Рамон, понимающий к чему ведет жена.

- Что? - у Джу сбилось дыхание. - Это нелепо.

- Но согласись, Джу, что твое отсутствие говорит об этом. Мне не кажется, что ты пренебрегаешь нами. Ты такая воспитанная, - за этими словами Негды, Джу услышала иронию, но остальные и бровью не повели. - Мы заняты музыкой, а ты увлекалась Лаврентио, - Джу опять вздрогнула. Она свои чувства считала любовью, а отнюдь не увлечением. - Ты могла потерять огонь и поэтому...

- Я говорила об этом, Негда. Прости, Джу, - Лия еще ближе подвинулась к Рамону и жалостливо посмотрела на Джу.

- У меня ничего не пропало, - Джу уже почти визжала.

- Я не знаю, Джу. Огонь он такой, вполне может переплавится в любовь, а любовь может стать ненавистью или ревностью в одну секунду. И вот, в одну минуту ни огня, ни любви.

На подобное заявление Негды, Джу открыла рот, но выдавить из себя ничего не смогла.

- Я голодна, - Лия положила руку на живот. - Мы голодны.

- Сейчас, милая, - Рамон остановил повозку, помог ей спуститься.

Лошади опять пошли, в повозке осталась ошеломленная Джу и молчаливые Негда и Метт. Джу, наконец, придумала, что ответить на возмутительные предположения Негды:

- Такого не бывает.

- Бывает, девочка, - возразил Метт. - Расспроси своего Лаврентио. Он один из немногих, кто выжил после подобного. Только теперь он уже не играет ни на скайвике, ни на скрипке.

Джу выскочила из повозки на полном ходу, и понеслась искать Лаврентио. Композитор сжался под взглядом своей дочери Най. Только что она объявила отцу, чтобы не вмешивался в ее жизнь и занялся бы своей. При этом Най не упустила возможности сказать отцу, что его южная любовница нечета ее Крысенышу. Тот действительно ее любит, а Джу мечтает о славе великого папочки. Лаврентио добил вопрос Най:

- Ты и в правду считаешь, что такая молодая может любить старого композитора?

Услышав такой вопрос от других, Лаврентио бы отмахнулся, но слова дочери задели его.

- Най, малышка, - Лаврентио расстроился так, что перестал слышать музыку, и не мог связанно говорить.

- Отец, ты извини, но кто тебе скажет, если не я? И я бы не стала, но твои и мамины идеи меня достали.

- Най, но я же не...

- Не надо, отец. Ты думаешь, я не слышу, что говорит мать?

- Най, я не...

- Отец, ты думал бы о себе.

Лаврентио смог собраться с мыслями, чтобы высказаться:

- Най, я люблю Джу, я люблю не так, как ты любишь своего охранника, но люблю. Не спорю, ты меня уязвила своими словами. Но Джу не такая.

- А ты слышал, что говорят музыканты?

- Что? - Лаврентио опять испугался.

- А то, что ты пишешь под нее, - Най уже сама была не рада, что завела разговор об этом. Утром Най вытерпела очередную тираду мамочки.

- Это не так, - по-детски возразил Лаврентио.

- Прости, папа, - Най взяла отца за руку. - Я не хотела тебя обидеть. Мы не общаемся, но сегодня... Тем более, что это правда. Ты наслаждайся только осознано.

- Что ты говоришь, Най? - Лаврентио убрал руку.

В дверях стояла Джу. Со всхлипом она кинулась на грудь любовника. Лаврентио беспомощно посмотрел на дочь. Он уже гладил Джу по голове. Най пожала плечами и ушла, посчитав разговор оконченным.

- Ты как? Поговорила? - Крысеныш обнял свою любимую.

Най освободилась от его объятий. Ей захотелось просто посидеть рядом и помолчать, но Крысеныш ждал ответа.

- Красотка крепко взялась за отца, - Най хотелось побыстрее закончить разговор.

- И все?

- Поговорили только об этом, - участливое внимание Крысеныша согрело Най, от сердца отлегло. - Мне то что, мы чужие, Крыс. Лучше обними меня еще раз, а про нее я думать больше не буду. У меня, что своих дел мало? А что это у тебя цветы лежат? Это мне?

- Тебе, мне пришлось присматривать за Саньо, когда он собирал их, - Крысеныш собрал рассыпавшийся букет.

- Для кого?

- Сама догадаешься? - Крыс прищурил глаза.

Саньо не только собрал цветы, но и сплел из них венок, такой какой учили его делать в юности. Саньо знал около двадцати видов плетения, и это не являлось рекордом. Всегда цветы плели женщины, но Солнечный оказался единственным мужчиной, умеющим это делать.

Дело в том, что в процессе плетения ткались тонкие почти невесомые заклинания, которые могли в будущем материализоваться или развеяться в зависимости от ситуации.

- Ты что их сплел? - Богарта рассматривала венок.

Саньо очень нравилось разглядывать озадаченную Богарту.

- Ты и это умеешь? - поразилась женщина. Но потом опомнилась, и перешла на более официальный тон. - Зачем?

- Чтобы сделать тебе приятное, - Саньо сидел рядом, а по мнению Богарты, слишком рядом.

- Я не об этом. Зачем ты пришел?

- Я хотел спросить. Эти самовлюбленные, не удосужились этого сделать. Ты, что думаешь про фестивальную постановку?

- А я то здесь при чем? - Богарта отодвинулась.

- Тебе нравится? Или нет? - Саньо пододвинулся поближе. Ему хотелось разбить скорлупу скрытности любимой женщины. - Ты подумай, а я хочу рассказать похожую историю. Можно? - Богарта крутила в руках венок, и не стала отвечать, но и отодвигаться не стала. - Была похожая история. Случилась она с моим знакомым. Может быть ты его знаешь актер Херонимо. Уже улыбаешься? Правильно, Херонимо лучший в мире комедиант. Но он еще и бабник. Так вот на одной театральной попойке Херонимо поспорил, чтобы покрасоваться перед дамами, что он не только актер, но еще и автор прекрасный. Артисты народ азартный, согласились сыграть в постановке Херонимо. Сроку ему дали десять дней. Мучался Херонимо страшно, и не нашел ничего лучшего, чем описать историю своей жизни. При чем почти достоверно. Да это я про скандальный "Огонек" рассказываю. Сам Главрик IX услышал о споре и заявился со всеми придворными смотреть. Херонимо естественно был не в курсе. Но текст он сваял за десять дней. И то ли король что-то недопонял, то ли недослышал, но поправлять его было поздно. Вместо первой репетиции получилась премьера постановки. Главный театра пьет сердечный отварчик, остальные в шоке. Текст, кстати единственный экземпляр, на кусочки порезали и раздали народу. Декорации, костюмы, свет и музыка - все сборная солянка. Король в нетерпении на первом ряду. Херонимо и глава театра валяются без сил на предпоследнем ряду. Оба почти при смерти. Начало. Акт первый "Огоньков". Молодой Херонимо поехал в столицу, поспорив перед этим на одну овцу, что станет известным и богатым, что вся столица будет лежать у его ног. Когда рабочие сцены слушали краткое изложение "Огоньков" кто-то недопонял про эту саму овцу. Ну, и приволок ее. И вот, в первой сцене глюк на сцене овца. Радостная такая овечка с бантиком. Артисты ее увидели и попытались увести. Актер, играющий молодого Херонимо, к овце, та от него, он к овце, она от него.

Богарта представила эту картину, и начала хихикать, а Саньо, ободренный положительной реакцией продолжил задумчивым тоном ученика младшей школы:

- Актер, который играл Херонимо, погонялся за овечкой, но без толку. Плюнул в сердцах, мол стой глупая, где хочешь. Играть то дальше надо, король в восторге. Дальше следующая сцена, в которой Херонимо играет первые свои роли на улицах столицы. Овца эта глупая периодически блеет, еще и кучу наложила в шапку с мелочью перед Херонимо. Все гогочут, король счастлив, только запах, конечно, не очень. Артистам приходится слова корректировать, чтобы овечку к действию привязать. Полная отсебятина. Да. Тогда это выражение про Херонимо и появилось, что артист он херовый, даже овце понятно. Потом, значит Херонимо на премьере, на банкете и с кучей любовниц. С этими любовницами тоже конфуз. Они сцену поделили высокими перегородками. Мол Херонимо такой боевой, что от одной к другой. Оббежал он уже трех дамочек, и к четвертой, а зрители в предвкушении. Актрисы там нет, там овца сидит. Зал заливается, а Херонимо, что делать? Он сначала овцу прогнать пытался, а потом любезничать начал.

Богарта хохотала, сгибаясь и хлопая себя по коленкам. Саньо заканчивал рассказ:

- Так вот, постановка заканчивается, Херонимо, который на сцене, счастлив. Ему рукоплещет зал. Тут овечка видно притомилась от своих подвигов, подходит прямо к Херонимо и ласково блеет. Король в восторге, аплодирует стоя. Король потом всех наградил, в том числе и овечку. Но тогда двери за ним закрылись, а пол труппы за овцой бегает, а вторая за Херонимо - автором постановки. Овца себя больше так не вела, на следующих представлениях пришлось на нее хорошенько колдовать.

Богарта отсмеялась, и запрыгнула в седло. Саньо поехал рядом. Повозки тронулись после небольшого перерыва. В седле к Богарте вернулась серьезность:

- К чему ты связал "Огоньки" и "Перекрестья любви"?

- Богарта, я к тому это связал, что может выйти что угодно. История может стать легендой.

Минуты через три напряженного молчания Богарта одела венок на голову.

- Жалко зеркала нет. А что ты сплел?

- Это подарок, о таких вещах не рассказывают. Так как на счет моего вопроса?

- Саньо, я думаю, что легенды мало общего имеют с жизнью. А так я буду готова ко всему.

К их веселой компании подъехал Инрих, который предложил Богарте обсудить вопросы охоты, а Саньо позвал Недай.

- Солнечный, ты бы к Гриму подъехал, а то он решает на ком можно сэкономить в кормлении, - Недай сегодня оделся во все зеленое, а по случаю достал новую шляпу с зеленым пером. Он не мог пока приспособиться ее носить так, чтобы шляпа не наезжала на глаза.

- Ты шляпу уравновесь, или перо сними, - посоветовал Саньо, оглядел безуспешную борьбу Недая за свой достойный внешний вид.

Для того, чтобы пообщаться с поваром Гримом, Саньо съехал на обочину и стал ждать, когда пройдут все повозки. Рабочие сцены курили, сидя в повозках. Актеры болтали, монахи читали, костюмеры шили, Линай общался с учеными мужами, его ученик почтительно прислушивался к их разговору, Илиста отсыпалась, охрана бдела. Мухмур Аран на своем ослике ехал рядом с Одольфо и что-то сердито говорил, справа от них ехал осветитель Нигамар, склонивший голову, и едва слышно похрапывающий. Санвау задумчиво расчесывала волосы, а ее оба супруга хмурились позади нее. Насколько Саньо было известно, акробаты все еще пребывали в состоянии разлада.

Саньо вдоволь налюбовался на странное зрелище, которое представляла их труппа на дороге в Темных землях и восхитился ирреальностью происходящего.

В последней повозке ехал Грим, он зачитывал вездесущему Хэссу что-то из своей книги стихотворных рецептов. Саньо прислушался и сглотнул слюнки.

- Сок апельсина,

сок лимона,

взбил с сахаром,

взбил с яйцом,

и получился забайон.

- Свои слова повар иллюстрировал действием. Желтоватая пена в кастрюльке и запах понравились Хэссу.

- А водяная баня? В этом стихе не все и он не такой, как твои обычные тягучие стихи.

- Это еще не стих, а лишь набросок. Мне самому кажется, что еще нет вкуса, но уже есть основа. Я, конечно, начну не так. Сначала я расскажу о забайоне. Что это чудовище? Или может это сказочный напиток? Потом я скажу о его запахе, потом о цвете, потом уже об основных ингредиентах и раскрою тайну готовки. Но тот будущий стих, он для потребителей, а этот для меня, он как короткий рецепт.

- Чего тебе? - Грим соизволил оторваться от своих кулинарных изысков.

- Ничего себе. Чего тебе? - возмутился Саньо. - Недай сказал, что я тебе нужен. Приветствую, Хэсс. Как творчество? Оставь эту штуку и мне попробовать. Ладно?

Грим закрыл свою книгу, и строго смотрел, сколько Хэсс оставит Саньо.

- Прости, Солнечный, увлекся. Я к чему звал. К тому, что хорошо бы наши запасы пополнять. Корешки собирать умеешь? Охотится? Рыбку ловить? Или может, что в личных запасах есть? Сам понимаешь, что решение это ваше пойти по Темным землям резко снижает мои шансы пополнить продуктовые запасы, а обеды и ужины никто не отменял.

Оставив повара и ведущего актера труппы обсуждать вопросы питания, Хэсс отправился спать в свою повозку. Ворочаясь с боку на бок на своем матрасе, Хэсс обдумывал план, как бы втереться в доверие к Линаю. В последние несколько дней Хэсс уверился, что с Линаем может быть много проблем в будущем. К вечеру план был составлен, обдуман, откорректирован и утвержден. Тонко чувствующий человек, такой как Линай, требовал особенного подхода. Линая предстояло обмануть на уровне чувств. Благодаря своим воровским навыкам, Хэсс умел становиться кем или чем угодно. Наилучшим объектом для подражания Хэссу показался ученик Линая. Вечером Хэсс уселся под деревом недалеко от Эльниня. Он рассматривал профиль молодого ученика. Широкий лоб дисгармонировал с тонким длинным носом и пухлыми губами. Наивность и неловкость в движениях. Для себя Хэсс определил, что некрасивость Эльниня заключена в его неуверенности. Состояние души и ума у Эльниня называлось смешным словом варваров "разнобой". Дальше Хэсс стал сравнивать себя и Эльниня. Ему надо было выявить отличия, иначе Линай не клюнет на столь лакомую приманку. Состязаться с таким опытным хрычом бесперспективно, а вот выставить его в некрасивом свете гораздо проще. Судя по словам Эльниня, Линай велел ему стремиться к абстракции, то есть цель для него неясна. Хэсс его спросил: "Зачем ты учишься у Линая?". Эльнинь ответил "Потому что он мудр и известен". По мнению лирика и вора, это не цель и не причина. "Я тоже должен стать таким неуверенным, ищущим что-нибудь мудрое". Небольшая нелепость в одежде, рассеянность, а главное надо нащупать цель этого самодовольного типа и найти первую тему для разговора. Хэсс занимался подобными рассуждениями до самого утра.

Великий Мастер пошел поговорить. В темной теплой пещере в больших колыбелях спали его друзья. Раньше у каждого из них был один или два, а у некоторых и по три зверюги. На этих зверях они летали, спали с ними, жили с ними, играли, а те их любили, защищали, наполняли энергией. Теперь же зверушки спали. Звери были тем самым сокровищем, которому он - Великий Мастер - должен был найти новых друзей, симбиотов, партнеров. В этом и состоял долг его лично. Его раса вымерла, а вот зверушки жили. Они спали, погрузившись в спячку лет четыреста назад. Великий так истосковался засыпать в одиночестве. Никто ему не пел песен, не рассказывал новости, не приносил тапочки в постель. Великий шел по длинным коридорам и мечтал о дне, когда зверушки проснутся, а в небе станет темно от разноцветных крыльев. Он остановился перед ложем предводителя одного из пяти кланов - клана Волнения. Теплая шерсть согревала ледяную руку Великого.

- Привет, мудрейший, - мысленно сказал зверь.

- Что хочешь сказать, что не спишь? - забеспокоился Великий.

- Знаешь, мы скоро проснемся. Похоже твои поиски скоро закончатся, - ответил зверь.

- Откуда знаешь?

- Ты забыл, что основной функцией клана Волнения является страстное желание искать, - зверь говорил лениво, а на последних словах заснул.

Великий постоял еще немного, он понял, что пора собираться в вечный путь. Назад Великий возвращался еще медленнее, но временами появлялась улыбка и вокруг становилось теплее.

Его заместитель и верный помощник молодой Мастер не поверил своим глазам, когда увидел улыбающегося Великого. Молодой Мастер стоял в боковом проходе, он возвращался от старейшины клана Тишины, символизирующей мудрость. Старейшина не пожелал особо разговаривать с молодым Мастером, лишь пробурчал, что ходят всякие выспаться не дают.

Старейшину клана мудрости звали соответствующе - Мудр. Он не желал признаваться, что его сын и наследник Мрым уже проснулся, перебудил своих подружек и вылетает из пещеры, что и сейчас Мудр не знает, где летает Мрым.

Мрым же не летел, а ходил своими мягкими коричневыми лапами по краю дороги и вглядывался своими большими глазищами, разыскивая красавицу Илисту.

- Донна Илиста, расскажите, а как вы стали такой знаменитой? - на общих посиделках попросил неугомонный Тьямин.

- Ох, любопытный мальчишка, - Илиста достала из кармашка конфету и протянула Тьямину. Тот застенчиво улыбнулся.

- А мне? - послышался голос Одольфо.

- А ты уже большой мальчик, - но Илиста протянула и ему конфету. - Тьямин, эту историю уже один ненормальный пытался переложить в постановку, но пока не удачно. Мне не понравилось.

- А вы расскажите еще раз, - Тьямин не отставал. - Я послушаю и сам напишу. Вам понравится, - уверил он. - Это будет мой дебут.

- Дебют, - поправил Альтарен.

- Ага, он самый, - улыбка Тьямина растопила бы и лед.

- Была я тогда молоденькой, еще наивной, но в свою луну верила всегда. Я - варварка и не скрываю этого. Это для здешних варвар, значит огонь не разожжет, а так мы такие же. Приехала я в Стальэвари с караваном с юга и влюбилась в первого встречного. Это был директор театра Мошталь. Я уже не помню, куда он шел, но, увидев меня, остановился. Я тоже замерла с отрытым ртом, потом брякнула: "Бесподобный красавец". Он еще больше удивился, так себя девушки не должны вести, но не растерялся, цап меня за руку и поволок. В театр мы попали дня через три. Его нашли сотрудники театра и жена. Жена, конечно, в скандал. Надо сказать, что Мошталь все ей оставил. Из театра его выкинули, здесь жена постаралась. Мошталь на мне женился, у нас двое детей. И не смотри так. Старший твоего возраста. Они с отцом уже больше года на севере. А тогда мы начинали с начала. Мошталь труппу собрал. Мы по улицам и трактирам выступали, потом уже он свой театр смог открыть.

- Донна Илиста, а почему Мошталь с нами не поехал? - Тьямин по молодости сморозил глупость.

Илиста поправила цветастую юбку, сегодня длинной до колена, и печально вздохнула.

- Он болеет, Тьямин.

Мальчик смутился, что обидел свою покровительницу.

- Простите, донна Илиста. Лучше скажите, а, правда, что варвары....

Глава 11. Как обычно

"Как обычно" - самые лучшие слова, если у Вас все хорошо.

Илиста ощущала, что за ней смотрят. Такое чувство, что на спине появилась дырка. Прирожденная актриса Илиста чувствовала назойливое внимание не хуже тайных агентов и иностранных послов. Свои не могли вызвать подобного, значит, кто-то чужой. На эту мысль Илиста восприняла обиду. Обида была не ее, Илиста поняла, что кто-то читает ее мысли, но сам разговаривать не хочет. Безмолвные разговоры были свойственны колдунам, лекарям и иноземцам. Рассеяно отвечая на вопросы Тьямина о варварах, Илиста попыталась нащупать своего молчаливого собеседника. Благодаря Мошталю, у Илисты был опыт по безмолвному общению.

"Как сможешь приходи сюда", - просочилась теплая, но слегка обиженная мысль. В голове актрисы хлопнула дверь. Потом при общении с Мрымом это всегда было так. В зависимости его настроения у Илисты возникали ощущения отрывающихся и закрывающихся дверей, калиток, окошек, крышек, пробок.

Илиста шла вперед по дороге. Холодный ночной ветер кусался, но любопытство было сильнее. Шагов за двести от ночной стоянки на дорогу мягко опустился Мрым. Илиста рассматривала того, кто ее позвал. Большой, пушистый, коричнево-черный, с белыми пятнами, усатый, нос черный, глазища размером с ладони Илисты, крылатый с хвостом. Илиста протянула руку и дотронулась до Мрыма. В темноте зазвучало громкое мурлыканье.

- Ты большой летучий зверь? - минут через десять сладкого мурлыканья спросила Илиста.

"Говори внутрь", - предложило существо. "Хорошо поели?".

"Поели? Мы же гладились", - удивилась Илиста.

"Мы ели силу, Илиста", - существо легкомысленно улыбалось. "Вкусно, спасибо".

"А как тебя зовут?", - Илиста согласилась со словами существа, и перешла к этапу активного знакомства.

"Мрым. Я будущий глава мудрости, а так называют клан Тишины", - галантно представился зверь.

"А я Илиста", - в свою очередь сообщила Илиста.

"Я знаю", - вежливо ответил Мрым.

"Пойдем со мной?", - Илиста раздумывала над вопросом, что надо Мрыму от нее.

"Не могу. Я здесь в тайне. Пока другие спят. Я тебе нравлюсь?", - последовал самый главный вопрос.

"Очень", - призналась Илиста. "Ты такой необычный и теплый, и добрый и уютный, и волшебный. А как тебя называть?"

Мрым ощутил, что Илиста спрашивала не о его имени, а об общем названии.

"Кодр. Это среднее между котом и драконом", - сообщил зверь интересующие Илисту данные.

"Как такое может быть? Кошки маленькие, а драконы большие. И вообще драконов почти нет", - Илиста пыталась что-то совместить в своей голове, но выходила белиберда.

"В этом мире нет, а в другом есть", - Мрым вздохнул чуть не сдув Илисту с дороги.

"Так ты заблудился? Ты из другого мира?", - Илиста была готова заплакать от жалости к Мрыму.

"Нет, мы сменили место жительства", - сообщил кодр. Он поднял голову вверх, посмотрел на звезды. "Мне пора назад. Будем болтать или покушаем?"

Илиста принялась гладить большого Мрыма. Она дотянулась до шеи и минут десять ее чесала. Наконец, Мрым расправил крылья: "Спасибо. Приходи, как стемнеет за вал травы".

"Куда?".

"Завтра доберетесь до кучи сухой травы. Дальше не идите завтра".

"Хорошо", - Илиста собиралась во всем слушаться зверя.

Назад она возвращалась, распевая песню о любви славного короля Эвари к своим поданным.

В пещере, которую кодры считали неправильным гнездом, ругались двое: Мрым и Мудр.

- Ты в своем уме? - сердился Мудр.

- Она мне нравится, - упорствовал Мрым.

- Это дело десятое. Я тебе говорю о дорогах. Ты, что сделал? Ты все испытания с их пути сметать собрался? Великий не дурак.

- Это не он, а мы должны выбирать себе с кем жить вместе, - мотал головой Мрым.

- Да уж, выбирали, попробовали, - саркастически усмехнулся Мудр. Его сын закусил губу. Клык ее проколол. Мудру это не понравилось, он ощущал боль своего сына.

- До исхода заживет, - помотал хвостом Мудр. - Я посмотрел, ты варваров спугнул. Молодой мастер посчитал, что те случайно отошли, но на твоих актеров вот-вот нападут.

- Нет, - зарычал Мрым.

- Смирись, сыночек, - Мудр не любил быть жестоким. - Но знаешь, мы не можем убирать испытания, но поговорить тебе никто не запрещает.

На такую интерпретацию испытаний, придуманных Великим, Мрым встрепенулся, но Мудр покачал головой:

- Сейчас уже поздно, сыночек. Ты расскажешь им про остальные завтра. И вот еще, что расскажи про них мне.

Мудр улегся поудобнее и принялся слушать о новых друзьях.

Туман сгустился над повозками ранним утром. Они еще не тронулись в путь, Инрих не дал приказ. В густом молочном тумане невозможно было увидеть свою руку, если вытянуть ее вперед.

- Переклич, - скомандовала Богарта.

Люди стали откликаться по очереди по порядку букв алфавита:

- Санвау!

- Инрих!

- Илиста!

- Тьямин!

- Альтарен!

- Алила!....

Все были на месте, Инрих вздохнул с облегчением, а вот Богарта еще больше напряглась.

Послышались хряпающие звуки. Как будто бы кто-то в десяток топоров рубил дерево.

- АААА! - вопил Грим.

Богарта и Крысеныш кинулись на крик. Перед последней повозкой туман кончился. Грим стоял с тесаком в руках, со слезами глядя на то, как с десяток призрачных фигур рубят в мелкие щепки одну из его повозок с едой.

- Колдовство, - зачарованно прошептал Крысеныш.

Богарта кинула в призраков, рубящих имущество труппы, огненным шаром. У нее еще оставалось их небольшой запас о бывшего мужа.

Две фигуры сгорели, зато остальные оторвались от своего разрушительного занятия. Они кинулись на противников. Биться с призраками то еще удовольствие. Сейчас об этом узнали не только Богарта с Крысенышем, но и Кхельт с Лаймом. Им пришлось отбивать повозку Дикаря. Еще одна повозка выпала из тумана и подверглась нападению. Призраки бестелесны, спалить их можно магическим огнем. Но боевые призраки отличаются от обычных настоящим оружием. Как бы вам понравилось биться с подобным противником? Если нет огня, или вы не маг, то фактически противник неуязвим.

- Оружие, - рявкнула Богарта

Крысеныш попытался выбить меч у славного однорукого призрака. Этот однорукий был не слишком подвижен, но мешал еще троим. Удар, звон мечей, еще удар. Крысеныш на секунду открылся, и призрак постарался ударить, но взял чуть больший замах, чем необходимо. Крысеныш успел переместиться к левому боку призрака. Выбить оружие не составило труда. Но сразу же на него рванулись три весьма резвых призрака, один стал метать ножи.

- В туман! - закричал Грим. Он втаскивал в туман то, что оставалось от повозки. Богарта и Крысеныш отступили, прикрывая друг друга.

- Кровь? - сжав зубы от злости, Богарта осматривал своего подчиненного.

- Это с один из них нож метнул, - боль в руке Крысеныша нарастала.

- Туман уходит, - Грим тащил повозку дальше в туман.

Призраки сделали шаг вперед, но не касались тумана.

- Туман их не впускает. За туман, - послышалось со всех сторон.

Через минуту Богарта была рядом с Инрихом

- А если туман пройдет? - Инрих старался держаться спокойно, но дрожь в голосе прорывалась.

- Мы все равно справимся, Инрих, - Богарта верила в себя. - Смотри по краю, их не менее сотни, но в туман они не идут.

- Был бы у нас дорожный маг, - Инрих чуть ли не взвыл, а Богарта опять почувствовала вкус своей вины.

В последующие десять минут повозки все сильнее сбивались в кучу.

- Туман, туман, туман, - Недай повторял, как заклинание.

- А какой туман? - возник рядом Боцман. - У нас много тумана.

- Декорации! - Инрих кинулся к повозке рабочих сцены.

- Это сможет помочь, - радовался Мухмур Аран. Его ослик вжал голову в шею, и опустил уши. По мере сил Аран утешал ослика, повторяя, что ничего страшного не случится.

Первым нашел декорации с туманом Мореход. Он встряхнул их, и тумана стало очень много. Богарта осторожно приблизилась к границе тумана и утреннего света. Ни одного призрака не было, под ногами валялось оружие.

- Они попали в туман и исчезли, - заключил Инрих после ее доклада.

- Но туман то был обычный, - в недоумении пожал плечами приободрившийся Одольфо.

- Дело в солнце, - фыркнула Санвау. - Если нет солнца, то нет и призраков. Всем известно.

- Минуточку, а нам не известно. Ты откуда знаешь? - Флат упер руки в боки.

- А чего здесь знать? - За Санвау вступился ее муж Лахса. - Это каждый ребенок знает. Есть призраки ночные, они питаются лунным и звездным светом, есть дневные, они едят солнечный свет. Есть темные, эти любят страх и темноту.

- Если лишить их источника существования, то они умрут? - отец Григорий быстро писал в своей книге.

Санвау кивнула.

- У нас нет таких сказок, - покачал головой Флат. - Варвары вы.

- Мы не варвары, Флат, - Лахса педантично стал объяснять разницу. - Юг большой, на самом крайнем юге и живут варвары.

- Подождите, а где же орк? - перебил всех Тьямин.

- Он еще до восхода с Линаем и учеником ушел смотреть дорогу впереди, - сообщил флегматичный Лайм. - Еще не возвращался.

- А если и их? - делая круглые глаза, предположил впечатлительный Тьямин.

- Нам не о них надо беспокоиться, а считать ущерб, - Недай пытался вспомнить, что было в уничтоженных повозках. В конце концов, он посчитал, что надо поднимать списки.

- Посмотри, доложишь, - скомандовал Инрих. - Вот, что Боцман давайте-ка достанем декорации с туманом, светом, ночью, смехом. В общем, все то, что может пригодиться. Может у нас в обычай войдет так утро начинать.

Окружающие переглянулись с ужасом. Им совсем не хотелось утренних волнений.

- С охранной пусть донна Богарта решает, - Инрих организовывал людей к действию, истерики ему были совсем ни к чему.

Осмотреть Крысеныша доверили Хэссу.

- Ты уже штатный лекарь, мальчик, - повар Грим подбадривал Хэсса, хоть, по мнению самого Хэсса, повар сам нуждался в утешении. Было подсчитано, что пропала треть оставшихся запасов. Была уничтожена одна, уже полностью законченная книга рецептов повара Грима. Так же повар лишился большей части своих личных вещей и одежды. Его любимая лошадка нервно дрожала, и старалась забиться под повозку.

- Грим, можно я возьму маленький котелочек?

Повар предлагал своей лошадке сахар, надеясь ее успокоить.

- Только сам, Хэсс. Хорошо?

- Конечно, Грим. Ты так не расстраивайся, вещи купим, стихи новые напишем. Не плачь, пожалуйста, - Хэсс положил котелок на землю потому, что он мешал обнять повара.

- Что, похоже, что я заплачу? Я не плачу, - Грим ответил на объятия, и сразу же отстранился. - Иди, тебя ждут.

Хэсс варил отвар, вернее ему надо было ошпарить травки кипящей водой.

- Кто тебя? Призрак?

- Нет, начальница, - пошутил Крысеныш.

- Серьезная тетя, - ответил на шутку Хэсс.

- Ты сам то где был? - Крысеныш озверел от боли. Оказалось, что оружие призраков причиняло сильную, все нарастающую боль, несмотря на поверхность раны.

Хэсс бухнул на кровавый порез на руке охранника компресс из горячей травы. Пациенту показалось, что трава забирается в рану и начинает там прорастать.

- Охххо, - застонал Крысеныш.

Хэсс хладнокровно закреплял компресс на руке:

- Я вообще с женщинами был. Донна Илиста в одну руку схватила нож. Другой держала Анну. У той бедняжечки началась истерика. Мы с Най ее еле удержали. С виду вроде небольшая, но такая сильная тетя.

- Где Най? - Крысенышу стало стыдно, за свою язвительность. - Прости, Хэсс. Ты не воин. - Охранник поднялся и сделал шаг на встречу бегущей Най.

Хэсс давно научился не стыдиться, что он не воин.

- Я вор, поэт и лекарь, - пробормотал вор, поэт и лекарь сам себе под нос. - А это не так уж мало.

Невнятное бормотание Хэсса расслышал маленький Вунь, который закатил глаза в глубоком экстазе. Во время этого неприятного утреннего нападения Вунь рылся в вещах Хэсса. Ему особо понравилась коробочка с травами и магические вещички из другой коробочки.

Недай зачитывал дяде список пропавшего имущества, когда вернулись Линай с учеником и орк Страхолюд.

- Хорошо повеселились, - осматривая остатки нескольких повозок бурчал орк.

- Что произошло? - Испуганные глаза Эльниня уперлись в Хэсса.

- Ученик, - одернул его Линай, Эльнинь опустил глаза.

- Простите, учитель, - Эльнинь слез с лошади и застыл в нерешительности.

- Погибших нет? - Линай разговаривал, не слезая с лошади.

Орк не стал выслушивал последующие разъяснения Инриха, он отправился прямо к Богарте.

- Что?

- Тени воинов, - Богарта говорила отрывисто. - Три повозки, Крысеныша задели, но поверхностно.

Женщина устало оперлась на ящики, которые удалось спасти из частично разрушенной повозки Флата.

- При пятидесяти повозках вас на все не хватит, - осторожно заметил мудрый орк.

Богарту очень подмывало огрызнуться, но воспитание взяло верх. К ним подошел Боцман.

- Хорошо дралась, женщина-воин.

По лицу Богарты было видно, что очевидный комплимент ее не порадовал.

- Что вам?

- Орк дело говорит. Мага нет, людей мало.

- Да если бы Илиста не потащила всех по..., - все-таки огрызнулась воительница, и покраснела.

- Это она с отчаянья, - пожалел ее Боцман. - Мы к чему? К тому, что я, Мореход, Плинт и Секач можем подсобить. Один будет занят с хозяйством, остальные в вашем распоряжении. Деремся мы неплохо, хоть не воины, а моряки. В пределах обывателя даже хорошо, в переделках бывали и на море и на суше.

Страхолюд одобрительно кивнул.

- Думаю, что и разведчик вам не помешает? Не зачем распылять силы, пусть остальные занимаются караваном.

Богарта начала осознавать, что сегодня не такой уж и плохой день. Людей у нее все еще не хватало, но настроение явно улучшилось. Это выгодно, что Страхолюд займется разведкой. Своими людьми Богарта не желала жертвовать.

- Спасибо, - Богарта поднялась и твердо посмотрела в глаза Боцману, - Спасибо, - такой же взгляд получил орк.

Одна из уничтоженных повозок была собственностью костюмеров: Риса и Монетки. В отличие от повара Грима, который держался, Монетка плакал. Слезы текли из серых глаз молодого парня. В руках он вертел лоскуты одежды.

- Здесь что-нибудь уцелело? - Рис в отличие от Монетки сдерживался.

- нет, ну, пропала одна повозка, и что страдать? Лучше надо было ее защищать, - Вика не дала Монетке открыть рот, чтобы ответить. Она подошла несколько минут назад. Ребята из труппы сказали, что ее воздыхатель плачет, но Вика не поверила, и отправилась проверять слова Дикаря и Казимира. Сказанное ей ударило обоих: Монетку и Риса. Монетка еще больше сгорбился и застыл будто закаменел. Под неуютным тяжелым молчанием Вика постаралась все свести в шутку, что еще больше ухудшило положение.

- Вика! - издалека позвала Анна. Девушка стремительно унеслась к гримерше.

Рис сел на землю рядом со своим товарищем.

- Не переживай, дура она.

- Знаю, - глухо прозвучал всегда звонкий голос, но Рис порадовался, что Монетка стал говорить.

- Остальное уцелело. Недай обещал, что мы все восстановим в ближайшем городе.

Монетка повернул голову:

- А ты уверен, что мы доберемся до ближайшего города?

- Доберемся, - сзади стояла Илиста.

- Простите, Илиста, - Рис встал с земли.

- Ничего, мальчики. Там Богарта решает с перестановкой. Подойдите к ней, - актриса также мягко ушла, а Монетка смог себя заставить встать с земли.

К вечеру труппа преодолела только треть обычного расстояния. Остановиться решили за мостом. Мост был деревянный, но вес одной повозки выдерживал.

- Кто присматривает за этим мостом? - подозрительный орк думал об очередной ловушке, но все пока было тихо.

- Да этот мост точно кто-то содержит в порядке, - Богарту не оставляли дурные предчувствия.

- Поедем дальше? - Инрих говорил неуверенно, спрашивая совета Богарты.

- Ох, Инрих, - в разговор вмешалась Илиста, - а может устроим постирушки, покупаемся, рыбки половим? Река - такое хорошее место.

- Да река именно подходящее для этого место, - ерничал орк, но его не слушали.

Прорвался голос Мухмура Арана:

- Я уже запаршивел весь. Представляете вшивых на фестивале? И осла отмыть надо.

- Осла? Это уважительная причина, - Инрих все еще не решался.

Богарта кивнула, и труппа расцвела улыбками.

- Надо только поставить людей у реки, последить, чтобы все нормально было. Лагерь надо ставить поближе, чтобы если, что...

Костры горели, посты стояли, у реки дежурило трое: Лайм, Кхельт и Богарта. Хорошее освещение над прилегающим участком реки установил Нигмар.

- Сначала рыба, - скомандовал повар. - Если вы тут все помоетесь, то рыбу пуганете.

- Рыбу, так рыбу, - сегодня не в меру разворчался Саньо. К удивлению Богарты, Саньо с моста прыгнул в реку. Его примеру последовал орк и Грим. Чуть позже к ним на смену пришли Дикарь, Флат и Казимир. Порывавшегося помочь им Тьямина, остановила Илиста. Скоро на берегу девушки разделывали рыбу.

- А я не знал, что ты еще и добытчик, - Хэсс дружески восхищался поваром.

- Какой бы я тогда был повар, если бы не умел добыть то из чего готовят? - Грим говорил серьезно.

- А в городе, ты также...? - Хэсс представил себе, как Грим бегает за городскую стену и ежедневно ловит рыбу.

- В городе у меня свои аквариумы, Хэсс, - Грим ностальгически вздохнул, но сразу же вернулся к действительности. - Так, девочки эту рыбу сюда, сейчас будем варить. Это будем вялить.

Всю поездку Хэсс потихоньку пытался помогать повару с готовкой. Сначала Грим согласился на его присутствие, потом разрешил чистить овощи, потом разводить огонь. В настоящий момент Хэсс дошел до стадии, когда ему разрешалось смотреть, как мастер режет и складывает, взбивает и варит, кроме того, ему доверили мытье горшочков, котелочков, кастрюлек и прочей утвари.

- Я посмотрю, как вялят, а тебе надо пока все это порезать, - разрешил повар.

Сегодняшний ужин стал новым этапом в готовочной жизни Хэсса. Это так сказать было внеплановое повышение в ранге. Грим угадал его мысли и глубокомысленно покачал головой.

- Растешь, парень, но смешивать я пока тебе не доверю. Все дело в пропорциях.

Грим исчез, а Хэссу пришлось резать то, что начистили девушки. Пока они занимались готовкой, остальные мылись и стирались. Хэсс слышал голоса, над водой они разносятся далеко. Ужин удался на славу, и осоловевшие артисты расползлись по повозкам, спать. Охрана стояла на посту, а Хэсс отправился купаться.

- Ты куда? - остановил его Лайм.

Хэссу не очень то нравился этот женственный парень. Для себя Хэсс сформулировал, что не стоит доверять человеку, который постоянно носит шапку и водится с мужиками. Лайм надо отдавать должное чувствовал неприязнь поэта, но ничего не предпринимал.

- Купаться, - Хэсс спокойно ждал, когда охранник его пропустит.

- Там уже темно, - предупредил Лайм.

- Я хорошо вижу в темноте, - улыбнулся Хэсс, оценивая иронию ситуации. Воры обязаны видеть в темноте лучше других людей.

Лайм молча посторонился, решив, что уже достаточно предостерег лирика. На его вкус Хэсс был бесполезным существом, но Лайм привык, что таких существ больше всего в мире.

Купаться при луне в одиночестве было приятно. Хэсс решил сплавать на другой берег, который они недавно покинули. Ступив на влажную землю, Хэсс посмотрел через реку на их ночной лагерь, и что-то неприятное зашевелилось в душе. Поэт почувствовал, что немного им осталось покоя, похоже, что битвы начнутся опять. Прохладный ветер загнал Хэсса в воду, он поплыл назад, когда услышал позади себя ворчание. Развернуться в воде, да еще так быстро, учитель Шаа был бы доволен своим учеником. В трех метрах от Хэсса на оставшемся от его ноги следе, стоял странный парень.

В шароварах, темной рубашке, синей курточке, лысый, но как-то и всклокоченный, с маленькой бородкой, ростом с три ладони, а так прямо человек, только миниатюрный.

- Чего расплавался? Я уже замучился туды-сюды по мосту бегать, - заявило кошмарным скрипучим голосом это чудовище.

Хэсс обалдел от подобного заявления. Несколько гребков к берегу, и он стоит по пояс в воде, разглядывая этого человечка.

- А???

- Чего? - человечек все еще ворчал.

- Я уже назад плыву, но еще одежду надо простирать. Всякие там тряпки, - удивляясь самому себе сообщил Хэсс. Ему пригрезилось, что этот маленький тип, наверное, хранитель моста.

- Размечтался, делать мне нечего, как мост охранять. Пусть этим занимается Люань, - читая его мысли, все еще ворчал человечек.

- Но я..., - Хэсс постарался ничего не думать.

- Да, я не мысли читаю, я сны вижу, так сказать, все предвижу.

- Все?

Человечек смутился.

- Почти. Только самое важное, - признался человечек.

- Так ты это видел во сне? - понял Хэсс.

Человечек кивнул.

- Ты - Хэсс. Вор, поэт и лекарь, - заявил человечек. Хэсс вздрогнул. -А я.. - Вунь не назвал своего имени. - Будем знакомы?

- Будем, - Хэсс сделал еще шаг вперед к Вуню. - А зачем это ты за мной бегаешь?

- Стерегу, - нахально, переминаясь с ноги на ногу, сообщило чудо.

- Зачем? - Хэсс уже порядком замерз, и раздумывал что делать.

- Чтобы не убег, - рационально съязвил Вунь.

- Отпад, - вспомнилось Хэссу словечко из своего дикого детства.

- Замерз? Плыви назад, - велел Вунь и исчез в зарослях прибрежной травы.

Хэсс выбрался на берег, а там его ждал сюрприз. Вся его одежда, тряпки были чистыми.

- Отпад, - повторил Хэсс, рассматривая СУХИЕ и ЧИСТЫЕ вещи.

Сколько он не оглядывался, Вуня не видел. Вунь же сидел в повозке Хэсса и хвалил своих родственников:

- Молодцы, с одеждой это правильно. Нам главное, что? А главное - это приручить этого вора, поэта и лекаря.

Два маленьких человечка умильно слушали и кивали своими большими головами.

- Идите и засыпите этого страшного нелюдя. Нечего ему спать с нашим Хэссом. Пусть опять дрыхнет у смешного дядьки.

Человечки двинулись выполнять указание своего отца Вуня.

- Правильно детей воспитать - первое дело, - порадовался Вунь и выбрался из повозки. У него было еще много дел, в том числе, он хотел посмотреть, что выйдет из свидания толстого кодра Мрыма и пышной женщины Илисты.

Илиста в сомнениях и надежде шла вперед по дороге. В руке у женщины был короткий меч, который она стащила в повозке одного из охранников. Подумать, что поднимется переполох, если обнаружат ее отсутствие, Илисте не довелось. Ее манил вперед вчерашний разговор с пушистым красавцем Мрымом. Она переживала, что труппа не добралась ни до каких стогов с травой. Идти одной вперед было страшно, но Илиста не для того становилась ведущей актрисой, чтобы бояться чего бы то ни было. Тени шептались, ветер покусывал, но Илиста упорно шла. Она решила пройти триста шагов вперед, если не увидит кодра, то повернуть назад.

Через двести пятьдесят один шаг появился кодр. Он сидел на дороге и напряженно смотрел на идущую Илисту.

- Привет, - женщина по привычке поздоровалась вслух.

"Говори внутрь", - предложил Мрым.

"Хорошо", - Илиста счастливо улыбнулась. - "Привет".

"Привет", - озадачено заявил кодр. "Покушаем?".

Илиста принялась истово гладить и чесать зверя. Прервать это восхитительное занятие им удалось минут через двадцать.

"Спасибо", - поблагодарил довольный кодр. "Чем занимались?".

"Утро плохо началось. На нас напали.."

Зверь перебил ее, зафырчав и опустив голову.

"Тени?" - потребовал ответа взволнованный Мрым.

Илиста отодвинулась, решительно выдвинула ногу, вздернула бровь.

"Это твоих рук дело?"

"Что ты", - возмутился зверь. "Я наоборот их хотел потравить туманом".

"Так туман был твой?", - Илиста порадовалась, что зверь их защищал.

"Я думал, что они уничтожатся, и до вас не дойдут", - признался кодр. "Но так тяжело за всем уследить из неправильного гнезда".

"Причем тут неправильное гнездо?", - заинтересовалась женщина.

"Потому, что это пещера, нора", - заявил умопомрачительный кодр.

"Гыы", - запутать варварку было не просто, но зверю это удалось с трех фраз. "Ладно, оставим до лучших времен", - решилась Илиста. "Лучше расскажи не предвидится ли еще каких теней?"

Кодр улегся на дороге, вытянув лапы вперед. Если бы не размеры и крылья, то Илиста считала бы, что это громадная кошка. Кодр раздумывал, как приступить к объяснениям.

"Впереди еще будут всякие, но я тебе помогу. Я не могу их убрать, но говорить никто не запрещал. Ты главное не бойся никогда-никогда".

Илиста молчала, открытие, что впереди их ждут неприятности надо было еще переварить.

"И другим не разрешай", - продолжил кодр.

"Чего не разрешать?", - уточнила Илиста.

"Бояться, конечно", - еще раз повторил Мрым. "Этот старый зануда все здесь придумал. Мы ничего сделать не можем. Иначе ничего не выйдет", - кодр старательно формулировал свою речь.

"Кто такой старый зануда?" - потребовала немедленного ответа Илиста.

"Разница какая?", - Мрым раздумывал что еще можно сказать без серьезных проблем со стороны Великого Мастера и собственного отца Мудра. "Не бери то, что блестит, не бойся, не гонись за невозможным", - кодр старался дать подробные инструкции, но опять таки ничего не выходило. "Ты иди вперед, и тогда все будет хорошо", - закончил он свою речь.

"Что-то странно. Ты не находишь?", - Илиста требовала конкретных ответов.

"Я попробую привести к вам других", - порадовался кодр своей идее.

"Каких?", - Илиста подозрительно косилась на зверя.

"Которые тоже тут ходят", - пояснил счастливый кодр. "Они много могут сказать. Завтра, как стемнеет, иди не вперед, а назад", - заключил он и взлетел.

Илиста отправилась в обратный путь. Сегодня ей повезло, ее отсутствие заметил орк Страхолюд, который не стал поднимать шум, а последовал за актрисой на некотором расстоянии. Его поразило величие и монументальность зверя, с которым общалась Илиста, но ничего не изменило в будущих планах на Темные земли. Страхолюд предположил, что зверь весьма разумный, по-видимому, он разговаривал с Илистой по средством внутренней речи. Решив положиться на судьбу, Страхолюд сообщил заинтересовавшемуся Лайму, что сопровождал Илисту по ее просьбе. Та мол, ходила вознести жертву дороге, чтобы им было легче идти. Охранник безразлично пожал плечами, он привык и не к такой дурости, когда служил под руководством бывшего мужа Богарты.

В ту же ночь ученый спор вели все Мастера Темных земель. Мастер Сыч откровенно скучал, а голова его клонилась в сон. Мастер Линч наоборот был в боевом настроении, и непременно желал испортить настроение Великому Мастеру.

- Гнать в зашей, этих вшей, - Линч мог и поэтически высказаться при жесткой необходимости. - Кто из этих финифлюх сможет все преодолеть, да при них нет ни одного достойного.

Великий Мастер начал сердиться, чего с ним не происходило лет сорок.

- Вот насчет достойных, не вам судить.

- И почему это не мне? Мы что здесь сидим тогда? Давно бы уже в посмертие ушли и жили бы нормально.

- Да, чтобы тебя грызли загрызли, - послышалось от стен большого зала заседаний, который всерьез обиделся на Мастера Линча.

- Чего? Ты молчи! - огрызнулся Линч.

- Тише, не надо оскорблений, между прочим, всех касается, - умиротворенно попросил Мастер Сыч, которому всеобщее ворчание мешало сладко дремать.

- Послушайте, что говорит большинство, Линч, - Великий Мастер апеллировал к общественному самосознанию Линча.

- Все это ерунда, Великий. Не подходят эти многолики. Выгнать их отсюда.

В пустой разговор встрял молодой Мастер:

- И кажется мне, что некоторые боятся расставаться со своей великой миссией?

В зале наступило тяжелое молчание. Линч резко встал со стула и исчез.

- Зачем ты так? - Великий смотрел на своего заместителя весьма укоризненно.

- Простите, Великий, но Линч отнимает у нас время, - молодой Мастер каялся, но не сильно.

- Он - хороший показатель. Никогда раньше он так не возражал против кого-то. А это значит, что у нас есть шанс, - Великий сложил руки, как отличник в школе, и мечтательный блеск глаз осветил всё прилегающее пространство.

Молодой Мастер молча согласился с Великим. Волна предвкушения подхлестнула его еще активнее заняться своими непосредственными обязанностями всех испытывать.

Глава 12. Левая задняя нога

Сыр в мышеловке достается второй мышке.

Из английской пословицы

Вунь был просто необыкновенно счастлив. Утро принесло ему новое богатство. Вунь услышал разговор Недая и Инриха о Хэссе. Два больших мужчины сидели в повозке смешного дядьки, как Вунь характеризовал директора труппы артистов.

- Дядя, я настоятельно предлагаю последовать моему совету. Хэсс бездарен в стихах, но талантлив во многих других вещах. Дядя, вам он не откажет. Илисте не откажет, если надо вы поговорите с ней, и она попросит Хэсса.

На этом Вунь слегка озлобился, ему не понравилось, что кто-то пытается отрицать, что Хэсс пишет замечательные стихи. Придумать тяжелую кару глупому Недаю, Вунь не успел, его увлек дальнейший разговор.

- Недай, ты понимаешь, что просишь? А если этот Хэсс что-нибудь найдет? Люди не желают раскрывать свои тайны, - Инрих несомненно был гораздо мудрее своего племянника.

- Дядя, я понимаю в обычной ситуации следовало бы об этом говорить. Но сила у Хэсса есть. Я думаю, что он справится, а всем можно объяснить, что происходит. Или не объяснять, а проверить тайно.

- Тайно? В труппе? Ты в своем уме-разуме? Здесь чихнуть не получится, все всё знают, - Инриха могло бы позабавить упрямство племянника, если бы он не был раздражен.

В повозку заглянула пышная тетя Илиста, Вунь ждал развития событий:

- О чем разговор, мальчики? - Илиста очаровательно улыбнулась, и уселась рядом. Она стянула со столика маленькую булочку, которые сегодня полагались на завтрак.

- Да вот мой племянник Недай пытается меня убедить, что кому-то надо проверить всех людей в труппе на наличие меток.

- Не кому-то, а Хэссу, - Недай продолжал упрямиться, и надеялся склонить Илисту на свою сторону.

- В Темных землях это может быть очень полезным, - Илиста перестала мучить булочку, и взялась за чашку Инриха. - А Хэсс согласен?

Недай смутился, а Инрих вздохнул, он понял, что Илиста все уже решила.

- Вот так мужчины спорят, а в жизни все решают женщины, - Инрих примирился с новой ситуацией. - Поговоришь с Хэссом?

Разговор продолжился в присутствии Хэсса. Вунь млел от счастья потому, что все эти люди считали, что Хэсс сильный колдун.

- Попробовать, конечно, можно, но донна Илиста..., - Хэсс в задумчивости продолжил начатое Илистой дело - он истреблял завтрак Инриха.

- В сущности, это может кому-то спасти жизнь, Хэсс, - давил на свое Недай, которому показалось, что Илиста недостаточно убедительна.

- А что скажут остальные? - Хэсс беспокоился.

- Мы ничего им не будем говорить. Если у кого-то окажутся метки, то мы поговорим с ними отдельно, уже позже, - оптимистично предложил Недай.

- Вот-вот, - Инрих криво улыбался. - Вы что думаете, что люди не поймут, что на них колдуют?

- Поймут, не поймут? Потом это будет без разницы. Они работают у донны Илисты, а она обещала обеспечить безопасность, когда набирала труппу, - Недай взялся за юридические формулировки.

- Я попробую, но никаких гарантий, - Хэсс согласился. Ему было невероятно интересно, что получится из этого.

- Когда сможешь все сделать? - Недай деловито достал книгу и приготовился записывать за Хэссом. - Что тебе надо?

- Мне ничего не надо. Блюдечко пригодилось, - Хэсс улыбнулся Недаю, помощнику директора ничего не оставалось, как ответить на его улыбку своей вымученной.

- Что за блюдечко? - моментально заинтересовалась Илиста.

- Да, так, - Хэсс поднялся, и с сожаление посмотрел на пустой стол. - Что-то я голодный, пойду поем, колдовать буду после полудня. Лучше, чтобы мне никто не мешал.

- Стой! Стой! Стой! - понеслось со всех сторон.

На дороге всем любопытствующим предстало примечательное зрелище: дорога завалена каменными обломками, чуть поодаль на траве лежит эльф, а двое оборванных типов радостно обнимаются с Боцманом, Секачем, Мореходом и Плинтом.

- Это же Гармаш и Железяка, - Секач радостно представлял оборванцев остальным.

- Как дела? Чем заняты? Три ветра тебе в зад, - радовался Плинт.

Одноглазый Боцман заливисто ругался на трех десятках языков.

- А это что за тип? - осторожно приблизился к грязным личностям Недай.

- Эльф, он у нас родился из мешка той каменюги, - патетически вещал Гармаш. - Мы когда эту каменюгу пришибли, то из нее выполз полудохлый эльф.

- Помедленнее, пожалуйста, - попросил отец Григорий, который все записывал в свою книгу.

- Эльф? А чего он лежит? Мертвый? - повар Грим рискнул приблизиться к оборванцам и лежащему эльфу. - Живой, жар у него. Вообще эльфы не болеют. Что с ним?

- Да откуда мы знаем? Мы его не обижали, он сам уже такой вылез, - Железяка беспомощно пожал плечами.

- Это кто вообще такие? Ну-ка, Боцман, отойди от них, - потребовала Илиста.

Боцман воззрился на нее в некотором замешательстве. Он считал донну Илисту умной и понятливой женщиной, но через три секунды Боцман громогласно потребовал того же от Секача, Морехода и Плинта.

- Ты чего, Боц? - Гармаш в замешательстве развел руки.

- А того. Они думают, что мы очередные уловки этого треклятого места, - Железяка оказался гораздо проницательнее товарища.

- Как это? - опешил Гармаш.

- Я так вижу что эти бродяги ваши хорошие знакомые? - Инрих взял дело в свои руки.

По знаку Богарты двое охранников переместились ближе к случайным попутчикам.

- Мы ходили на "Старой вампирше", - признался растерянный Секач.

- И совершенно неожиданно встретились здесь? - ухмыльнулся Линай. - Что делают здесь эти милые люди? Согласитесь, что случайно сюда никто не попадает.

- Между прочим, - флегматично заметил Железяка, - мы тоже можем думать так о вас. Чего это вас сюда всем кораблем понесло?

- Отбито, - пробормотал отец Логорифмус.

- Так вы признаете, что в Темных землях? - встрял подозрительный Казимир.

- Именно, - Вика демонстративно положила руку на пояс, к которому был пристегнут нож.

В голове у Илисты хлопнула тяжелая каменная дверь, поэтому она пропустила остальную часть препирательств.

"Это я тебе их послал. Что они совсем тебе не нравятся?", - тревожился Мрым.

Илисте удалось сдержать непроизвольное движение головой. Так же внезапно для окружающих Илиста сменила гнев на милость.

- Накормите их, Грим, слышишь? Этим больным тоже займитесь, а остальные, что встали? Кто будет камни разгребать? Я?

Народ опешил от столь странной и властной тирады, но ослушаться никому не пришло в голову.

И, конечно же, эльфа притащили в повозку Хэсса. Недовольный Вунь метался под повозками. Указание лечить эльфа, который никогда не болеет, Хэсс воспринял почти спокойно.

- Как его лечить? - Хэсс ворчал и серчал на Илисту, на эльфа и Инриха.

В повозке Хэсс замер, ему пришло в голову, что эльф вполне годится, чтобы стать поводом для тесного общения с Линаем. Но это чуть позже, а сначала следовало бы хоть что-то сделать для эльфа.

Хэсс наклонился, чтобы устроить пациента поудобнее. Голову на подушку, лоб горячий, испарина, руки холодные. Одежду с эльфа Хэсс срезал ножом. За водой Хэсс крикнул Тьямина. Мальчик боготворил одного из своих спасителей, и принес два котелочка воды.

- Помоги его обтереть, - попросил Хэсс, вручая Тьямину чистую тряпку.

- А ты? - Тьямин принялся за дело.

- Надо сбить ему жар, успокоить, - Хэсс поставил на маленький столик объемную коробку и маленький сундучок.

Тьямин мочил тряпку, добросовестно выполнял указания Хэсса, но не забывал наблюдать за всеми его действиями. Хэсс доставал и раскладывал мешочки на столике.

- А как ты разбираешь какие надо доставать? - полюбопытствовал Тьямин.

- В зависимости от того, что хочу приготовить, - Хэсс еще раз переложил мешочки на столике, некоторые поменяв местами.

- Да я не о том, - в досаде на свой глупый вопрос, Тьямин задел котелок, который расплескал половину воды. - Я о том, как их различать? Мешки же все одинаковые.

- Нет, смотри, на каждом мешочке вышит маленький знак. Видишь?

Тьямин старательно тянул шею и таращил глаза.

- И ты помнишь, где что?

- Конечно, помню. Один человек учил меня. По началу он заставил меня выучить все травки на цвет, вид и вкус. И не думай, что это легко. Травки сушат и мелят. Это, когда они цветут удобно, а так отличи тот и этот порошок. - Хэсс открыл мешочки и показал Тьямину. - Этот порошок из пустын-травы. Любое ее добавление в настой вызывает снижение кровотока в теле. А этот порошок из кошачей травы и помогает успокоиться, так сказать отрешиться от мира.

- С виду они абсолютно одинаковые, - Тьямин в очередной раз восхитился Хэссом.

Вунь оставил свой наблюдательный пост в повозке Хэсса. Ему срочно понадобилось принести корешок колтун-травы. По набору трав Вунь высчитал, что за отвар будет готовить Хэсс. Для эльфа он не подходил, это Вунь знал точно. Он видел сон, а сейчас помчался за корешком колтун-травы. Вуня немного пугали некоторые сны, тем более, он видел не сны, а их обрывки, отрывки и кусочки. В прошлый сон Вунь видел, что летает по небу в компании Хэсса и радостно кричит. Если быть честным, то маленькому Вуню понравилось, что снизу на него взирали восхищенные родственники и знакомые. После такого сна Вунь был готов сделать для Хэсса все.

Маленькому человечку пришлось приостановиться и понаблюдать, как силачи-люди разбирали каменные куски, загородившие дорогу. Большой дядька с вышитым знаком на рубашке ворочал камни. Ему помогали другие: дядька с бородой и в плаще, а также нелюдь-орк. Двое брались за глыбы, третий страховал. Мелкие осколки развалившегося каменного великана таскали Флат, Казимир, Рис, Монетка, Жанеко, Саньо и Эльнинь.

Вунь засмотрелся на то, как бородатый старик один поднял большой и тяжелый камень.

- Ух ты, - восхитился Дикарь. - Не надорветесь?

- Великие и не такое могут, - прерывистым от усилий голосом поведал Эльнинь.

Линай сверкнул глазами на хвастливо-льстивое заявление ученика.

Корень колтун-травы нашелся после тщательного обыска дома и всех закромов семейства Вунь.

Маленький человечек успел вернуться к тому моменту, когда Хэсс закончил смешивать все нужные ингредиенты.

- Еле успел, - заворчало у Хэсса над ухом, а в кипящий отвар упал корешок.

Хэсс медленно, предельно медленно повернул голову вправо. Его давешний знакомый сидел на полочке и болтал ногами.

- И что ты уронил в отвар? - Хэсс старался говорить как можно более спокойнее, но помешивать отвар перестал.

- Колтун-траву, - радостно ответил человечек. - И прекрати звать меня человечек, - меняя тему, попросил Вунь. - У меня и имя есть.

- Зачем колтун-траву? - Хэсс проигнорировал вторую часть речи маленького человечка с неизвестным именем.

- Сон никогда не обманет, Хэсс. Эльфы же нелюди, помрут чай от твоих экспериментов.

- Спасибо, а ты много знаешь про эльфов? Как его лечить?

- Откуда я знаю, во сне такого нечего не было, - Вунь еще сильнее замотал ногами.

- А как тебя зовут? - Хэсс проникся благодарностью к маленькому человечку.

Вунь ничем не выдал своей радости. По старым поверьям, их человек должен был должен добровольно сделать три вещи, чтобы Вунь и все остальные могли избрать его своим защитником. Наипервейшей вещью было официальное знакомство. Человек спросил, как его зовут. Маленький Вунь встал, вытянулся, церемониально поклонился в пояс:

- Вунь Лао Дзиань Лю Хи Кне, - представился Вунь. - Но можно звать меня по-простому Вунь.

-Хэсс, но ты знаешь, - вору хватило ума прикусить язык и не добавить "Незваный". - Вунь, а это имя?

- Не-а, - человечек опять сидел на полке, и разглядывал, как кипит отвар для эльфа. - А может я туда плюну?

- А ты и это во сне видел? - Хэсс сомневался в такой надобности, но все-таки решил уточнить.

- Не-а, - огорчился Вунь, - просто плюнуть захотелось. А добро пропадать не должно.

- Грим, позови Недая, пожалуйста, - Хэсс высунулся из повозки и покричал.

Вунь предпочел за лучшее спрятаться.

Сидя с Недаем за чашкой сладкой фруктовой воды, Хэсс излагал возникшие трудности:

- Если мне поколдовать, вернее, посмотреть, то надо бы это делать в одиночестве. Тем более, чтобы никто не беспокоил, понимаешь? Такие вещи не терпят суеты. В присутствие больного это делать категорически нельзя, Недай. Место я думаю, ты найдешь, но все надо сделать, не привлекая внимания. Также надо решить, кто посидит с больным эльфом. Это еще одна проблема: нельзя оставлять его одного. В общем, я все изложил, считай сам, - подытожил Хэсс.

- А тебе нужна отдельная повозка?

- Только отдельная, - Хэсс поглядывал на успокоившегося после отвара эльфа.

- Я обернусь за час. Собирай, что тебе необходимо, Хэсс, - легкий на подъем Недай встал.

- Подожди, Недай, есть еще один вопрос. За мной надо присмотреть, когда я буду смотреть. Лучше, чтобы это был человек, которому доверяешь. Я хочу тебя попросить посидеть со мной.

Недай раздумывал над оказанным доверием:

- А Алила?

- Люби.., в смысле женщинам не надо на такое смотреть. Да и отвлекает, когда кто-то за тебя беспокоится, - Хэсс смутился от оговорки. - А кого ты приведешь за эльфом смотреть? Учти, что его надо отваром поить и обтирать все время, - предупредил Хэсс.

- Машу. Я ее попрошу. Хорошая девушка.

- Маша? - Хэсс напрягся. Он точно знал эту девушку, но не мог ее быстро вспомнить.

- Голос у нее красивый, а внешность обычная, - подсказал Недай.

- В юбках серых, скучных ходит? Мало говорит?

- Да, Хэсс. Вспомнил? Она играет хорошо.

- Не видел, - Хэсса мало интересовала Маша, как актриса, больше, как сиделка.

- Не замечал. Помнишь, репетировали "Красное поле"? Ты еще восхищался тамошней Наташей.

- Так это она? Красавица, - Хэсс совмещал в уме два разных облика, но не преуспел. - А почему ее?

- Она больше года ухаживала за больной бабкой. Я слышал, как Вика обсуждала и смеялась.

Хэсс осуждающе подумал о Вике, но высказываться не стал.

Вунь с большим неодобрением смотрел на воцарение в повозке Маши. На счет эльфа у маленького человека было свое мнение, он считал, что хорошо бы уволочь этого больного типа подальше, чтобы не мешал его Хэссу.

Хэсс вольготно устроился в повозке Недая. Интерьер отражал личность хозяина. Ничего лишнего, полный порядок, все дышало упорядоченностью и занудством.

- Устраивайся, - Недай махнул рукой. - Я тебе когда буду нужен?

- Часа через два и растолкуй остальным, чтобы не совались в твою повозку.

- Я скажу, что ты мне будешь свои стихи читать, - Недай заявил это очень серьезным тоном, что спасло ему жизнь. Вунь решил, что прикончит следующего, кто плохо отзовется о стихах Хэсса.

Столь своевременное напоминание о качестве его стихов развеселило Хэсса и сняло напряжение. Он вспомнил, что он - вор, и у него всегда все получается, кроме стихов. Дверь за Недаем закрылась.

- Что ты будешь делать? - Вунь материализовался перед Хэссом, который ожидал чего-то подобного.

- Колдовать, чтобы посмотреть, есть ли на ком-нибудь метки.

- Как это? - Вунь насупился. - Что за метки такие?

- Это не колдовство. Это просто взгляд. Представь себе, что у людей, у каждого человека, есть зарубки, как кольца у деревьев. Так вот они не видны, если ты просто на них смотришь. Смотреть надо по-другому.

- Это я понял, - Вунь перебил. - Зачем эти метки?

- Метки - это своего рода предрасположенности к чему-нибудь. Объяснять довольно трудно, проще увидеть. Причем бесполезно думать, что достаточно один раз посмотреть на человека, чтобы разобраться с метками. Все завистит от обстоятельств, они как источник света. Утром освещают кроны деревьев, днем больше всего света, вечером тени падают не так, как утром, а ночью все выглядит не так, как в действительности.

- Понял я, понял, - Вунь успел осмотреть все жилище Недая, пока Хэсс разглагольствовал. - Так ты будешь смотреть на остальных?

- Буду, - Хэсс поближе подошел к Вуню. Ему пришло в голову, что маленький человечек все подслушивает. - Ты, что подслушиваешь? - Хэсс был готов быстро протянуть руку, чтобы схватить местного шпиона.

- Подслушиваю, - Вунь гордо в этом признался поэтому, Хэсс пересмотрел свое намерение немедленно хватать человечка. - Ты сам мало, что можешь сообщить, - казалось Вунь корит Хэсса.

- За всеми?

- За кем успеваю, - еще честнее признался Вунь. - Только почему те люди в повозке волновались, что другим не понравится, что ты будешь всех метить?

- Не метить, - Хэсс скорчил рожу. - Я буду смотреть. Надо узнать нет ли на ком роковых печатей и наоборот светлого пути.

- Роковых, чтобы их не слушать? - Вунь нашел сладкую заначку Недая. Раскидал сласти по кровати, и придирчиво их осматривал. - Это что?

- Сладкий фрукт в сахарном соусе, - Хэсс рассеяно сообщал Вуню название и содержание сластей, а сам занимался подготовкой очередного отвара.

- Сладкий шукумуд вкусный! - в маленьком Вуне уместилась большая часть сластей Недая. - Хэсс, а по идее есть такие метки, которые видны всегда. И это я так понимаю то, что люди не очень хотят обнародовать? Например, ты же вор, а они не знают. Все о тебе думают, как о лекаре и поэте. Я смотрел, но на тебе эти метки не сильные.

- Погоди, ты, что видишь метки? - оцепенел Хэсс, открытие потребовало подкрепиться сладеньким.

Вунь лопался от гордости и количества сладкого в животе.

- Вижу, только я не знал, что ты это зовешь метками, - сообщил Вунь, раздумывая влезет ли еще сладкий шукудуд в живот.

- Вот это да! А что ты видишь на остальных?

- Всякое разное. Вот, например, тот Волосатый, который и у тебя спал, судя по его волосам в твоей повозке. Он сильный, и он пришел неслучайно. Он совпадает по ритму с этой землей.

- Это хорошо?

- Конечно, - Вунь прикончил все сласти Недая и захотел пить. - Значит, что ему здесь будет помогать сама земля, но, конечно, не дороги.

- Не понял, а почему не дороги?

- Они же заколдованы, - Вунь нашел большой кувшин, сцарапал с него крышку, наклонил голову и стал пить.

- Может лучше из чашки? - участливо предложил Хэсс.

- Для меня ваши чашки, как для тебя котелок. Не удобно, - пробулькало из кувшина.

- А про других ты что-нибудь видишь?

- Вижу, конечно. Глупая девочка вряд ли выживет. Еще один мальчик тоже скоро уйдет. У другого есть два защитника, но как для них троих дело обернется, не знаю. Пышная дама все себе сграбастает, период у нее такой. Есть еще один, но он как-то к тебе привязан. Хотя бросил бы ты его, на фиг он нам нужен. - Вунь разглагольствовал, вынул голову из кувшина, и старательно отмывая там руки, потом он снял маленькую обувь и помыл ноги. - А еще другая девочка вся в крике, это тоже плохо, а ее соседка скоро родит, а эльф - дурак. Старику нет хороших путей.

Хэсс выслушал, не перебивая.

- Так, а кто вообще кто?

- Кто? - Недай стоял за спиной Хэсса. - Ты что уже с собой разговариваешь? Или это так и надо? Прости, Хэсс, я не вовремя?

Хэсс Незваный пребывал в замешательстве. Во-первых, Вунь пропал, ничего толком не объяснив. Во-вторых, Хэсс на мгновение заподозрил, что у него начались глюки. Возможно, что никакого Вуня нет, а он сходит с ума в Темных землях. Хэсс еще помнил знакомого Светило. В-третьих, что отвечать Недаю?

- И вообще ты, что все съел? - Недай обвиняюще надвигался на него.

Столь вопиющий факт кражи и поедания чужого имущества уверил Хэсса в его душевном равновесии.

- Прости, Недай. Всегда, когда я занимаюсь такими вещами безотчетно потребляю сладкое, - покаянная гримаса Хэсса смягчила гнев Недая.

- Так ты, что смотрел?

- Кое-что, - выкрутился Хэсс, - но не все.

- Что мне надо делать? Тебе сладкого хватило? - обеспокоился Недай. - Я могу у Грима еще попросить, хоть сейчас он - страшный скряга. Говорит, что покажите ваши конвульсии, тогда он и определит, так ли плохо, чтобы давать сладкое, - Недай передразнил столичный выговор повара.

- Не суетись, Недай, - Хэсс снял покрывало, и отряхнул крошки после пиршества Вуня. - Я выпью из этой чашки, лягу.

- И?

- Что и? А! Я буду смотреть, если что буду говорить, то запоминай. Если мне станет плохо, то тебе надо подсунуть мне под нос это блюдечко. Но сначала сними с него тарелку. Здесь смесь и мертвого поднимет. Самому советую нос зажать. - Хэсс уселся на спальное место Недая, поправил подушку, собрался выпить свое зелье, сделал глубокий выдох, но остановился. - Вопросов нет?

- Есть один. Как определить, что тебе плохо? - Недай чрезвычайно ответственно относился к своей миссии.

- Самостоятельно я этого никогда не делал Недай. И вообще я делал это только с вещами, но думаю, я побледнею, или замечусь.

- Что? - Недая поразила безответственность в подобном вопросе.

- Не переживай ты так, - Хэсс хлопнул его по плечу. - У меня все получится, а если не получится, то ты меня вытащишь.

Для того, чтобы не припираться с возмущенным Недаем, Хэсс осушил свою чашку, и улегся.

Действие началось мгновенно, Хэсс ощутил, что он проваливается внутрь себя. Темнота не напрягала его. Он постоял, определился в направлениях, и пошел. В прошлый раз было так же. Шаа учил, что надо успокоиться, послушать темноту и пойти туда, куда дует ветер. Затем надо сосредоточится на тех вещах, которые хочешь увидеть. До этого момента у Хэсса все шло хорошо, но вместо людей, Хэсс увидел дорогу, и прямо таки выпал на нее.

- Хей, да мы вчера здесь были, - и точно позади него река, и знакомый мост. - Что-то я не пойму. Меня, что выкинуло назад? Или мне это сниться?

- Хы, хы, хы, - послышалось из под ног.

- Кто здесь?

- Я, - ответило снизу.

- Кто я? - продолжая выяснять обстановку, Хэсс топтался на месте.

- Дорога.

- Ага, это уже более содержательный ответ. А почему я здесь?

- В Темных землях все действует совсем не так, как обычно, - доверительно поведала дорога.

- Все пошло не так?

Получить ответ Хэсс не успел, со всех сторон запахло предельно гадко, и он чихнул.

- Ты как? - Недай настороженно осматривал Хэсса, все еще подсовывая под нос блюдечко с гадостью.

- Убери, - замычал Хэсс, его тошнило.

Закрыв блюдце, открыв все окошки, Недай сел рядом с Хэссом.

- Ты зачем меня так рано вытащил? - Наконец смог выговорить вор.

- Так ты сам сказал, что все пошло не так. Помнишь? - Недай разволновался, что сделал неправильно.

- Все в порядке. Все действительно пошло не так. Помоги мне выйти на воздух. Мы еще едем?

Помощнику директора стало здорово не по себе. Если уж Хэсс не понимает стоят они или едут, то все явно пошло не так.

- Ты что-нибудь успел увидеть?

- Нет, в этих землях все действует не так. Здесь все сдвинуто.

Недай был обескуражен неудачей своего плана.

- Здесь лучше не колдовать, Недай, - цепляясь за него, Хэсс выбрался наружу.

Темно, костры горят, повар готовит рыбные блюда. Акробаты показывают Арану свои достижения. Все заняты делами.

- Хэсс, - к ним подбежал Эльнинь. - Хэсс, что с тобой?

- Укачало, - невпопад сообщил за него Недай. - Присмотри за ним. А ту гадость можно выкинуть?

- Ага. Ой, меня точно вырвет, - Хэсса долго и мучительно тошнило. Эльнинь придерживал его, не давая упасть на колени.

- Что же случилось? - Эльнинь распереживался.

- Укачало. Отведи меня, пожалуйста, к костру. Мне попить надо, - слабым от усталости голосом попросил Хэсс.

Эльнинь буквально дотащил Хэсса, еле переставляющего ноги, до костра и усадил. Он кинулся за чашкой, за вином, за миской с едой. Хэссу сказочно повезло, Эльнинь усадил его на свое место рядом с Линаем.

- Поколдовал? - проницательно заметил Линай.

-Под оценивающим взглядом старика Хэссу стало не по себе.

- Да, эльф у меня помирает, а что делать не знаю, - Хэсс сочетал в ответе две правды.

- Эльф? А которого нашли эти два бывших моряка, - Линая абсолютно не занимала судьба больного эльфа.

- Так тяжело быть поэтом и лекарем, такое ощущение, что я ничего не могу, - Хэсс втирался в доверие, жалуясь на свою беспомощность.

Он успел отметить почти неуловимую усмешку Линая, когда тот уверился, что сидящий перед ним опустошенный парень такой же несчастненький и неустроенный, как все остальные.

- Нельзя все силы терять. Никуда это не годится, - Линай сказал что-то, чтобы просто что-то сказать и еще больше разговорить мальчишку.

Хэссу захотелось потянуть время, он постарался осторожно повернуться. К ним подбежал Эльнинь:

- Я тебе поесть принес. Повар сказал, что это каша, а рыбу тебе лучше не есть, если укачало.

Эльнинь заботливо расставлял мисочки. Хэсс заметил неуловимую брезгливость Линая. "Он презирает своего ученика?", - отметил Хэсс, но обдумывать не стал, следовало что-то говорить, вести беседу, и не испортить впечатление. Хэсс открыл рот, но в центре всеобщего внимания оказалась Алила и Казимир. Алила громко рассказывала в лицах одну из старинных легенд. Она играла за женские, а Казимир за мужские роли.

История в лицах так заворожила Хэсса, что он пропустил начало всеобщей суматохи. Впрочем, нападение прошляпила еще куча народа, за исключением орка. Со стороны хвойного леса, который был справа от дороги, появились животные. Впереди бежали более быстрые волки, за ними передвигались медведи, за ними что-то типа собак, лис, кабанов. Следом бежали более медленные животные, потом прыгали еще какие-то создания, за ними ползли змеи всех размеров.

Этот табор пронесся, как ураган по лагерю труппы. Почти всем хватило ума отбежать к деревьям, а кому-то удалось даже залезть на них. Хаос продолжался минут десять. Когда пространство очистилось от толпы зверей, люди сползлись к уже потухшим кострам.

- Смотрите, здесь змеюка зажарилась! - Тьямин палкой ворошил остатки костра.

- Что это было? - Эльнинь со священным ужасом оглядывал воцарившийся хаос.

Где-то более крупные животные повредили часть повозок.

- Все в порядке? - Богарта велела вновь запалить костры. - Все на месте?

- Вроде, да, - откликнулась Илиста, которая провела вторжение в объятиях Инриха.

- Что это было? - лепетала Санвау, оба супруга суетились вокруг нее.

- Животные так себя не ведут. Обычно они совместно уходят от стихийных бедствий, например, от пожара - сообщил Страхолюд.

- Там пожар? - заверещал Одольфо.

- Хорошо бы посмотреть, - мечтательно заметил Нигмар. Каждой природное явление дарило осветителю новое видение мира в свете, тьме и полутенях.

- О, Инрих! Что нам делать? - Илиста не выпускала руку директора.

- Собираться, - авторитетно решил Страхолюд. - Все проверились? Богарта, объявите прекличку.

Результат подсчета и идентификации оказался плачевным: пропали отцы Логорифмус и Григорий.

- Ищите их все. Может ушиблись без памяти лежат. Где они были до нападения? - орк разбирался в обстоятельствах пропажи.

- Рядом с нами, - послышался озабоченный и неуверенный голос Мириам. - Мы пили, слушали, что Алила говорила.

- И где их искать? - забурчал Мухмур Аран. - Тише, - Аран успокаивал своего ослика.

- А если их съели? - высказала то ли предположение, то ли надежду Вика.

- Наперво, надо проверить, что там справа, - командирским голосом велел орк.

Богарта распорядилась, но Лайм и Кхельт не успели уйти далеко. Вторжение животных повторилось. На этот раз к нему отнеслись более спокойно.

- Что же такое происходит? - из-за всех сил верещал на своем дереве Одольфо. - Теперь они обратно идут.

- Надо отыскать этих ученых, - не обращая внимания на вопли драматурга, орк кричал Богарте. - У большого есть шансы продержаться, а вот маленький точно по дороге сдохнет.

Богарта слезла с дерева:

- Собираем вещи, и вперед, - командирский голос гремел над округой. - Успокойте лошадей, Аран заткни своего осла. Собирайтесь, если они пойдут в третий раз, то мы еще что-нибудь потеряем.

Собираться в темноте, пересчитывая потери, устранять истерики пришлось Богарте. Орк отправился в лес за пропавшими учеными-богословами.

Глава 13. А мы идем по пыльной, жаркой...

Вы родились.

Очередной закон Мэрфи.

Тори очнулся в новом для себя мире. Рядом с ним сидела девушка. По человеческим меркам, кои Тори успел освоить за год своих скитаний, девушка была невзрачная и неинтересная. Она заметила, что Тори проснулся.

- Пить хотите? - Девушка уже держала в руках белую чашку.

- Хочу, - горло представляло из себя ржавый инструмент, голос сипел и прерывался. - Спасибо, - поблагодарил девушку Тори уже более нормальным голосом, и она уже казалась ему гораздо более привлекательной.

- Это голос, - девушка серьезно разговаривала с эльфом и была неестественно напряжена. - Так я страшненькая, а голос все меняет. Не беспокойтесь.

- Вы мысли читаете? - эльф в изнеможении от усилий откинулся на подушку.

- Нет, но видели бы вы свое лицо. По лицу читаешь, как по открытой книге. К тому же я актриса, и чувствую людей.

- Я не человек, - Тори застеснялся своей наготы, прикрытой тонкой светлой тряпкой.

- Не переживайте, так. Я долго ухаживала за больным человеком. Здесь нет ничего страшного, - девушка очаровывала эльфа своим волнующим голосом.

- А где я?

- Мы еще стоим, скоро завтрак. Я принесу поесть, но сначала вас осмотрит Хэсс.

- Он лекарь? - эльф попытался приподняться.

Маша остановила его:

- Вас вылечил, значит, лекарь. Скажите, Тори, правильно Тори? - эльф кивнул, хотя всем, кроме своих сородичей было обязательным сообщать полное имя, а не домашнее. - Я - Маша. Временно за вами присматриваю. Так вот, Тори вы голодны? Слабость есть? Опишите, что чувствуете?

На такие глобальные вопросы Тори дал исчерпывающие ответы, Маша отправилась к повару Гриму. Эльф остался один, лежать ему претило, и чуть подтянувшись Тори выглянул в окошко. Множество людей суетились, общались, носились перед его глазами.

- Где это я? Снится мне что ли?

Тори осмотрел повозку. Ничего особенного, внимание привлекали только сундучки и коробочки. Эльф посчитал, что там, наверное, лекарские травки. Свою одежду Тори обнаружил разрезанную и запиханную под один из углов лежанки. Замотавшись в тряпку, которой он ранее был накрыт, Тори выполз из повозки. Теплый ветер поприветствовал дитя долины эльфов, солнце рассказало, что жизнь прекрасна.

- Куда? - перед Тори возник молодой человек с черном платке, с почти черными глазами и с ножом в руках. - Сбегаете? А что лекарь скажет?

Тори посмотрел на седого старца, которого заприметел ранее.

- Не он, я - лекарь. Меня зовут Хэсс, - представился молодой человек.

- Да? Я - Тори, - эльф еле удерживался на ногах.

- Пойдемте, я вас положу, Тори, - молодой лекарь подхватил эльфа. - А Маша где?

- Девушка ушла за едой, - Тори устроился на лежанке, его клонило в сон.

Хэсс чистил овощи для завтрака, когда появился маленький человечек. Он разместился между большим мешком с овощами и не менее большим, но еще не наполненным мешком с очистками.

- Приветствую, Хэсс - поэт, вор и лекарь, - поклонился Вунь.

Очищая сладкий корень черной редахи, Хэсс покосился на бродячую загадку.

- Приветствую, Вунь - самый загадочный тип в Темных землях, - ответил Хэсс.

От подобной похвалы Вунь покраснел и слился цветом со своими красными шароварами и бордовой рубашкой.

- Поговорим? - Хэсс спрашивал осторожно, не желая в очередной раз остаться без ответов. - Ты бороду сбрил?

- Да сбрил, а теперь и поговорим, - Вунь был счастлив. - А что это ты делаешь? Дай попробовать.

- Это сладкая черная редаха, а есть и горькая белая редаха, но их варить надо.

- А они не варенные? - Вунь разочаровался в происходящем.

- Я же их еще чищу, значит, не варенные, - Хэсс взялся за очередной корень черной редахо. - Ты мне так и не ответил, Вунь. Зачем ты меня стережешь?

Столь серьезный вопрос требовал от маленького человечка умственного напряжения и четкой формулировки.

- Чтобы тобой никто другой не завладел, - выдал Вунь на вопрос Хэсса.

- Ничего не понимаю, Вунь. А мной что кто-то другой может завладеть?

- Конечно, ты же поэт, лекарь и вор, - Вунь объяснял ему очень дотошно.

- Вунь я вор. Я не спорю, но можно ли тебя попросить не кричать об этом. Это не та информация, которую я хочу о себе обнародовать.

- Правда? - растерялся маленький человечек. - Жаль, - он стал подавать Хэссу корни, чтобы работа пошла быстрее.

- Правда. Что касается, того, что я лекарь, то это тоже не так. Я лечу в меру сил и возможностей, но я не занимаюсь этим постоянно. Просто сейчас сложилась ситуация, когда у меня больше всех возможностей, чтобы лечить.

- А тот седая борода? Он тоже умеет, - подсказал Вунь.

Хэссу следовало быть очень осторожным в ответе.

- Я не знаю его причин, но несомненно они уважительные. Оставим это, Вунь. Теперь, на счет поэта, видишь ли Вунь, поэт из меня вообще аховый.

- Аховый - это как? - Вунь запомнил новое слово, и оно ему понравилось.

- Поэты должны видеть мир несколько искаженным или розовым или черным. Я, как вор, этим зрением не обладаю, Вунь. Видеть мир искаженным для вора это равносильно концу.

- Тогда зачем же ты говоришь, что ты поэт? Выходит "аховый" - это плохой?

Хэсс пододвинул новый мешок с морковью и принялся ее чистить.

- Понимаешь, Вунь, я должен говорить, что поэт. Я же путешествую с труппой донны Илисты. Квалификации лекаря у меня нет, а сообщать о воровских навыках как-то небезопасно.

- Это, что ты прячешься? Как на охоте? - Вунь остановился на половине движения. Ему очень понравилась тайная миссия Хэсса. - Теперь о тебе лучше говорить, что ты вор, немножко лекарь и временный поэт?

- Где-то так, Вунь. Но я вообще хотел бы поговорить о другом. Ты все еще не сказал, от кого ты меня стережешь?

- От других, - с готовностью ответил Вунь. К нему опять вернулось хорошее настроение.

- Уфф, - Хэссу захотелось зафырчать. Он достаточно долго вел разговор, а ничего полезного не узнал. - А для кого ты меня стережешь?

- Для себя, - Вунь посмотрел в мешок с морковкой, там оставалось еще половина.

- Зачем я тебе, Вунь?

- Понимаешь, Хэсс, нам нужен кто-то вроде тебя, - этот обтекаемый ответ вывел терпеливого юношу из себя, но сорваться он себе не позволил.

- Хорошо, Вунь, потом расскажешь. Только ответь, пожалуйста, должен ли я что-нибудь делать?

- Надо, чтобы ты просто был, - Вунь обрадовался, что Хэсс все так быстро понял.

- Замечательно, Вунь. Лучше-ка расскажи мне о тех метках. Помнишь в прошлый раз ты говорил, - Хэсс принялся за чистку зелени.

- А, помню, - Вунь залез в мешок с зелень, на поверхности оставалась одна голова. - Что ты хочешь узнать? Я тебе все тогда сказал.

- Ты не сказал про кого ты говорил, - напомнил Хэсс.

- Нда, нда, знаешь, - Вунь нырнул в мешок с головой и закопошился там. - Я плохой смотрящий, сходил бы ты к матери Валай.

- А она хороший смотрящий?

- Ага. Я ей скажу, кто ты такой, она тебе на всех посмотрит, - Вунь вынырнул из мешка с куском стебля неизвестной Хэссу травы. - Я возьму?

- Конечно, бери. А как бы мне устроить встречу с матерью Валай, - Хэсс стоял на своем. - Вунь, а ты можешь мне рассказать о Темных землях? Ты давно здесь живешь?

- Я здесь родился, - Вунь теребил стебелек, который выпросил у Хэсса. - А рассказывать я не очень умею, ты лучше поговори с отцом Гкмылом.

- Хорошо, - Хэсс обречено согласился. - А когда можно встретится с ...

- Ну, что ты там уже с собой разговариваешь? - послышалось от повара, Вунь мгновенно пропал. - Все почистил? Тащи скорее.

Сегодня труппа изменила расписание, уже солнце встало, а повозки стоят. Общий завтрак не сплотил, а разделил на противоборствующие группировки. Объектом для нападок послужила Богарта.

- Какого бодяжника, вчера нас мучили? Это дурная охрана не способна нас уберечь! - высказывался эмоциональный Одольфо. - Мы так не до фестиваля, а до могилы доберемся.

Менее эмоциональный Флат не соглашался:

- Охрана не причем, дело в этой земле!

- Да, а если я не могу быть уверен, что охрана меня бережет, то как я могу писать? - Одольфо высказывал свои основные претензии. - У меня два листа вчера пропало.

- Волки съели, - съехидничала Вика.

- Дело не в волках, - себе внимания затребовал Мухмур Аран. - Мы не знаем дороги, и мага у нас нет.

- Мага? Да с такой охраной нам мага не видать! - высказался Казимир.

Саньо метнул на него сумрачный взгляд, не менее тяжелый, чем вчерашние камни, которые они убирали с дороги.

- Какой маг? Что нам делать? Кто нас защитит? - Мириам подала голос. Пока она вопрошала, Йол стащил из ее тарелки сладкую редаху.

- Да, мы здесь никому не нужны. Нас специально заманили в ловушку, чтобы выиграл этот проходимец! - не отличающуюся оригинальностью, но заманчивую идею подал Инрих.

Актеры приостановились, от директора никто не ожидал подобного признания.

- Что подавились? - Инриху надоело слушать пререкательства. - Мы едем и все. А если кого не устраивает, может возвращаться, только попрошу неустоечку заплатить, и повозку здесь оставить. Всем ясно? Еще слово услышу, оштрафую, а второе - не позволю играть на фестивале. Значок получите, но играть не дам. А теперь собирайтесь, - Инрих так безжалостно еще никогда не угрожал. Совсем другим тоном, он попросил: - Богарта, можно на минутку пройти ко мне? И ты Боцман тоже, - Инрих поставил свою миску, и величественно прошествовал в свою повозку.

В повозке Инрих закрыл все окна, ему не нужны были лишние уши, но Вуня никогда не останавливали закрытые пространства.

- Когда вернется орк? Идеи есть? - Богарта и Боцман отметили, что директор держится из последних сил.

- Он пошел за потеряшками, и думаю, что не вернется без них, - уверенность Богарты убедила Инриха.

- Оставаться на одном месте мы не можем, надо идти, - директор рассеяно крутил камушек, который ему подарила Илиста к очередному дню рождения. В полутьме камень мерцал зеленым, а на ярком солнце искрился черным.

- Страхолюд нас найдет где угодно. С ориентировкой в пространстве у опытного наемника проблем не возникнет, - Богарта успокаивала директора и успокаивалась сама. - Инрих, я хотела сказать о том, что сегодня ...

- Потом, воительница, - директор отмахнулся. - Нам надо идти быстрее, в запасе у нас не более десяти дней, а с ориентировкой, как вы любезно подсказали, у нас проблемы. Как нам выйти из этих Темных земель?

- Мы движемся не по краю земли, а идем внутрь, - в разговор вступил до селе молчавший Боцман.

- Ты уверен?

- Чувство направления меня никогда не обманывало, - Боцман перехватил камушек, который Инрих соизволил оставить в покое, и стал его вертеть с боку на бок.

- Что с этим можно сделать? - директор покрылся испариной. В закрытом помещении стало достаточно душно.

- Мои ребята уже пробовали свернуть с дороги, но это никому не удалось, - призналась Богарта.

- Почему мне не сообщили? - Инрих не обвинял, но холодный тон стоил Богарте душевного равновесия.

- Мы сделать ничего не можем, а ваше состояние передается всей труппе, - отчиталась Богарта.

- У нас единственный шанс как можно быстрее пройти сквозь Темные земли с минимальными потерями, - подытожил Боцман.

- Остальным сообщать не будем, - Инрих отобрал у Боцмана свой камушек. - Все за работу, мы идем день и ночь, день и ночь. Остановки минимальные, разъясните остальным.

С этого момента труппа поехала в ускоренном режиме. Им сообщили, что ехать они будут до первых звезд, питаться сухим пайком, повару разрешили готовить по ночам, днем ему предложили отсыпаться. Остальным приказали не высовываться из повозок, не собирать цветы, не шляться без дела, не кричать, не привлекать к себе внимание.

Лия стонала во сне. Она прилегла отдохнуть после завтрака, но сон оказался неприятным. Ей снилось, что злые великаны стремятся отобрать ее еще не родившегося ребенка. Рамон с беспокойством смотрел на спящую жену. Когда Лия просыпалась, то не могла вспомнить, что ей снилось. Состояние ее ухудшалось, и происходило это незаметно, исподволь. Рамон перестал думать о музыке, и не отходил от жены. Они ехали на фестиваль потому, что планировали дальнейшую поездку. Рамон мечтал жену перевезти подальше на север к своим родственникам. Лия откладывала поездку на неопределенный срок, а когда к ним пришла Илиста, то Лия мгновенно согласилась ехать. Рамон не стал игнорировать такой шанс, тем более, что Лия уверяла, что беременность переносит хорошо, и проблем не возникнет. Однако в этой поездке все пошло не так. Во-первых, не было мага. Во-вторых, вместо лекаря работал смешной мальчишка. В-третьих, забрели они неизвестно куда. В-четвертых, Лия стала чувствовать себя не очень хорошо. В-пятых, еще не известно, когда они из этого выберутся. Рамон сидел на лежанке и загибал пальцы. Лия застонала, Рамон знал, что минут через десять она проснется с больными глазами и ему надо будет ее успокаивать.

Внезапно полилась музыка. Джу играла на скрипке. Ехать и играть это целое искусство доступное разве что дитю акробатки и музыканта, но Джу освоила и это. Музыка лилась спокойной и тягучей волной. Рамон в очередной раз восхитился талантом маленькой ревнивой Джу. После их массового выступления по поводу нерабочего поведения Джу, она задумалась. В результате полилась музыка. Джу каждый раз как бы проверяла себя не ушел ли Огонь. Рамон заслушался, а когда обратил внимание на проснувшуюся жену, то увидел, что она улыбается.

- Как спала?

- Хорошо, милый. Ребеночек успокоился. Джу хорошо играет, правда?

Усадив супругу, подсунув подушки под спину, Рамон отправился к Лаврентио.

Прелестная парочка Джу и Лаврентио страстно обсуждала вопросы музыки и мастерства. На пороге появился Рамон.

- Лаврентио, Джу, приветствую.

Джу скуксилась, все еще остро реагируя на своих товарищей.

- Проходи, - Лаврентио был рад видеть смуглого гитариста. - Как жена?

- Спасибо, хорошо, - Рамон впервые за последние дни широко улыбнулся.

- Я пойду? - Джу спрашивала разрешения у Лаврентио.

- Останься, Джу, - в два голоса попросили Лаврентио и Рамон.

Джу покорно вернулась на место.

- Мне тяжело начинать, Лаврентио, - Рамон подбирал слова, глядя на Джу. Она поняла, что разговор опять пойдет о ней. - Я расскажу тебе, что заметил сегодня. Лия она плохо спит. Все последнее время, Лаврентио. Но сегодня она проснулась под музыку Джу. Ты просто великолепно играла.

Джу восприняла комплимент, а Лаврентио подумал о своих снах.

- Я тоже не очень сплю, когда засыпаю один, - признался он. - Похоже, что тебя куда-то тянут, но я не помню своих снов.

- Я сплю совершенно нормально, - Джу покачала головой. - Ложусь и сразу засыпаю, потом встаю.

- Это хорошо, Джу, но не все такие счастливчики, как ты.

- Ты хочешь сказать, что здесь плохие места? - Лаврентио вслух повторил, то о чем думал все чаще и чаще.

- Да, все говорит об этом. Но музыка как-то защищает нас.

- Так, что все теперь будут спать, а мне играть? - Джу готова была надуться словно рыба-шар.

- Было бы замечательно, - Лаврентио постарался разрядить атмосферу. - Но не выполнимо, Джу. Я предлагаю вам побольше играть, именно не репетировать, а играть от души. Лии в самый раз спать под музыку.

- Я тоже так думаю, - обстоятельно признал Рамон.

- Так, что мы не репетируем, а играем? - Джу не понимала логики любовника.

- Да, Джу, лучше бы вам всем поделить время, чтобы музыка звучала почти постоянно, - Лаврентио уже чертил на листе график музыкальных занятий. - Ты с утра в наилучшей форме. Потом я думаю, ты Рамон? Потом Негда, за ним Метт. Ты, Джу еще можешь вечером поиграть.

- Отлично, - Рамон одобрительно покивал, он всегда знал к кому можно обратиться за советом.

- Так что мне делать? - Джу готова была заварить новую ссору, после ухода Рамон.

- Бери в руки скрипку, и сыграй для своего усталого лапушки, - Лаврентио знал, как вить из девушки веревки, канаты и ниточки.

Музыка опять полилась, а людям становилось легче на душе. Всеобщему настроению не поддавался Гармаш. Боцман отвел старым друзьям спальные места в повозке Морехода, который переселился к Боцману. Секач не поскупился на одежду. Бывшие оборванцы выглядели представительно. Гармаш получил новые штаны, куртку, рубашку, а также полусапожки. Железяке достался аналогичный набор с дополнением. Плинт нашел ему маленькую сумочку взамен безвозвратно испорченного мешка.

Гармаш и Железяка валялись на мягких матрасах, и раздумывали о будущем.

- Смотри-ка, нас отпустило, - Железяка радовался, что теперь не они не одни.

- Отпустило, - Гармаш же напротив был каким-то унылым. - Что делать будем?

- Как что? Едем с ними, - Железяка не понимал печали товарища.

- Они куда едут? На фестиваль. Им сокровища не нужны, - Гармаш уже забыл, что не так давно и ему сокровища не были нужны.

- Ты чего? - Железяка уселся на лежанке. - Ты, что думаешь, что нам надо их бросить?

- Нет, конечно, - здесь Гармаш лукавил. - Но, это все как-то безвыходно.

- Безвыходно было, когда мы вдвоем из угла в угол ходили, - огрызнулся Железяка. - С тобой точно что-то не то.

- С чего ты взял?

- Да ты о море не вспоминаешь, - сообщил Железяка, обратно укладываясь на лежанку.

Гармаш скривился, будто у него заболели разом все зубы.

- Тебе Боцман говорил, что они и охраной заняты? - Железяка раздумывал об их удаче.

- Говорил, - Гармаш не горел желанием обсуждать и эту тему.

- Я вообще собираюсь присоединиться к дозору. А ты как?

Гармашу пришлось основательно наступить себе на горло и согласиться и с этим предложением.

- Только тоскливо все как-то, - пожаловался он спустя минут десять молчания.

Железяка пробудился от дремоты.

- Тебе все покоя сокровища не дают. Нужны они тебе? Что ты будешь делать? Одному в этих землях нет пути.

Гармаш рывком уселся на лежаке:

- Так ты со мной не пойдешь дальше?

- Увольте меня, я пас.

- Ну да, ты рад, что мы их встретили, стоило тебя чуть испугать, как ты струсил, - Гармаш играл на вечном: на неуверенности в себе.

- Да я рад, что мы их встретили. Я не понимаю, чего тебе приспичило эти сокровища искать. Ты глянь, как Боцман и ребята устроились. Они тоже путешествуют, но не по морю, а по суше. Но это плавание. Они не потеряны, не оборваны, не потушены. А мы?

- А мы ищем путь назад к морю, - Гармаш запальчиво сжимал кулаки.

Железяка не торопясь, уселся напротив него.

- Пути назад нет. Мне дороги в этом Темном месте ясно это продемонстрировали, - заявил он убежденно, и опять улегся на лежак. - Ты как хочешь, а я скажу Боцману, что с ними. А если после того, как мы выберемся отсюда до населенной земли, мне будет с ними неплохо, то я пойду и попрошу ту даму, чтобы мне разрешили остаться.

- Ты уже все решил? Быстро же ты успел, - Гармаш злился на товарища.

- Да и тебя не спросил. Знаешь, Гармаш, мне нравилось ходить за тобой, но сейчас я вижу, что никуда твой путь не ведет, - Железяка надеялся, что друг хоть о чем-то задумается.

- Даже так? - Гармаш ощутил вселенскую пустоту. - А я все-таки найду сокровища, а ты будешь кусать себе локти.

- Нет, не буду, - Железяка не согласился, он твердо был уверен, что не будет.

Орк скользил между деревьев с наслаждением вдыхая воздух Темных земель. Пропажа ученых-богословов позволила ему оторваться от труппы, висящей камнем на ногах. Орк несколько раз слышал от членов труппы, что Темные земли навевают им тоску, безысходность, но он радовался окружающему пространству. Сумрачность и загадочность Темных земель нравились орку Страхолюду. Ему нравилось буквально все: и полоумное поведение животных, ходящих туда-сюда, и странный туман, и каменные великаны, и неожиданные встречи Илисты с пушистым зверем. Орк Страхолюд осознавал душой и разумом, что Темные земли дышат с ним в одном ритме.

- Это - моя земля! - Страхолюд остановился, чтобы сказать это вслух.

Орк шел по следам потерявшихся ученых. Сначала он дошел до места, где табор животных остановился и повернул назад. Животные обошли поляну, и отправились обратным путем. Причем, похоже, что более быстрые животные подождали более медленных. Темные земли преподносили еще один сюрприз. Отсюда орк стал искать следы ученых. На Темной земле отпечатался след от ботинка Логорифмуса. Так, а рядом еще один более маленький и четкий след от обуви отца Григория.

Орку нравился огромный, в чем-то на него похожий, отец Логорифмус. Единственное, что он не одобрял, так это странного и мало продуктивного занятия отца Логорифмуса. Его спутник представлялся орку как нечто маленькое и суетливое.

Шагов через тридцать орк приостановился, здесь спутники разделились.

- Куда кинулись эти люди? - для орка люди и идиоты были почти равноценными понятиями. Тех людей, которые его интересовали, он предпочитал звать по именам.

Орк пошел по следам маленького человечка. Сломанные ветки, ободранный кустарник. Странное это все. Можно предположить, что маленького человечка тащат за задницу, а он цепляется за ветки руками. Орк сошел с тропы маленького человека. Под ногами он заметил оторванный кусок от балахона отца Григория. Рядом, зацепившись за ветку, болталась сумка.

Страхолюд подобрал сумку, еще сотня шагов и ему послышался голос отца Григория. Еще два десятка шагов, и Страхолюд уже может разобрать слова.

Отец Григорий голосом полным ужаса рассказывал анекдоты, нес чепуху, читал молитвы. Все это смешивалось, и показалось орку забавным. Он подошел еще ближе. На небольшой полянке стоял отец Григорий и голосил свою белиберду. В шаге от него сидело большое прожорливое чудовище. Видом страшилище напоминало переросшую лягушку в скрещение с собакой.

Орк наблюдал. Отец Григорий говорил и говорил, сдвинуться с места он не пытался. Стоило ему на минуту снизить темп речи, как чудовище разевало рот и пучило глаза.

"Гипнотизирует он голосом что ли?". Эта догадка показалась орку наиболее близкой к истине. Страхолюд обошел поляну по кругу, за спиной чудовища орк нашел большую нору в земле.

"Видимо он там живет, миленький дом, однако. Но эта тварюга мне на земле не нужна", Сказано - сделано. Запалить ветку и кинуть в нору показалось орку удачной идеей. Через три секунды раздался дикий визг, заставивший даже орка вздрогнуть. Чудовищная лягушка ввалилась в свою нору за три прыжка с той полянки. Доставив себе удовольствие, орк кинул в нору вслед забравшейся туда лягушке-переростку ножик-самоед. Уходя из дома, орк получил его в дар от своего друга. Вещь была колдовская, и полезная в странствиях. Основным его назначением было резать живую плоть до размеров ногтя. Судя по звукам нож принялся за дело, визг усиливался. Внезапный чавк подсказал орку, что чудовище заглотнуло нож. "И отлично. Теперь нож будет рубить эту тварь изнутри, пока не сделает свое дело". Нож подчинялся только хозяину так, что орк оставил нож заниматься общественно полезным делом, и пошел к отцу Григорию. Тот все также стоял посреди поляны. Осторожно ступая, чтобы не попасть в ловушку, орк приблизился. Отец Григорий был упакован в прозрачную клейкую массу и смотрел на орка невидящим взглядом. Когда Страхолюд дотронулся до человека, тот потерял сознание, но кокон не давал ему упасть.

Силы Страхолюда хватило на то, чтобы вытащить отца Григория из земли в этом неприятном коконе и отнести шагов за сто от полянки. Орк вернулся к норе. Нож спокойно висел над ней на уровне его глаз и ждал очередной команды.

Отец Григорий не верил собственной удаче, он был жив и мог, наконец молчать.

- Что с вами случилось? - Орк оглядывал человека, а тот истово держался за сумку, найденную орком и за него самого.

- Когда все потемнело, я испугался. Но сразу заметил, что отец Логорифмус уплывает на волне животных, я кинулся следом, и меня тоже подхватило. - Григорий рассказывал сбивчиво и хрипло. - Остановились мы на поляне. Нас как будто выбросило из этого потока. Я поднялся, отец Логорифмус лежал шагах в двадцати от меня. Он лежал и не шевелился. Я пошел к нему, но тут меня потащило. Не знаю, как описать, меня тащило и тащило. Я цеплялся за все, что мог, но меня тащило.

- Успокойтесь, - орк понял, почему эти два товарища разошлись в разные стороны.

- А что с отцом Логорифмусом? Его нашли? - Григорий забеспокоился о друге.

- Расскажите дальше, - орк мягко обращался с испуганным человеком.

- Меня дотащило до этого ужаса, но я молился, а оно все смотрело и смотрело, и пока я говорил, оно не двигалось. Я замолк, и оно потащило меня в рот. Это было ужасно, и противно, и страшно. Я опять стал говорить.

- Говорили вы примерно часа два.

- А оно?

- Его больше нет, не волнуйтесь. Вы сможете идти? Нам надо найти вашего спутника по несчатью, - орк обдумывал свои дальнейшие действия.

- Я смогу, а его, что не нашли на той поляне? - Отец Григорий боялся услышать ответ.

Орк отрицательно покачал головой.

Вернуться на полянку, где расстались незадачливые ученые-богословы, удалось достаточно быстро. Орк взял след. Но след отца Логорифмуса отличался от следа Григория. Здесь не было сломанных веток, потерянных вещей.

- Он шел спокойно, - отметил орк, успокаивая своего спутника.

- Да? А может его околдовали? - отец Григорий стал глубоким пессимистом.

- И это может. Не мешайте мне, ладно? - орк уткнулся в землю. - Прибавился еще один след. Похож на женский. Нога легкая и маленькая.

- Куда он мог деться? - бормотал отец Григорий.

По следу они шли больше трех часов. Орку уже поднадоело таскаться с бормочущим человеком. Внезапно след оборвался.

- Куда он делся? - повторил вопрос отца Григория орк.

- А что такое?

- Здесь след обрывается. Он мог только улететь отсюда.

- А на дереве вы смотрели? - прозвучал голос с верху.

Орк повернулся на голос. Отец Григорий отпрыгнул в сторону и замер, судорожно пялясь на дерево. Там сидел маленький человечек в шароварах, с вьющимися волосами, и без рубашки.

- Гкмыл, - сообщил человечек.

- Это имя? - отец Григорий пролепетал свой вопрос нечленораздельно

- Имя, - человечек спустился на ветку ниже.

- Страхолюд, - представился орк.

- Гр-гр-григорий.

- Как дела? - начал светский разговор Гкмыл.

- Человека ищем, - орк пытался определить, как лучше себя вести с лесным созданием.

- Все ищут человека. Вунь вот говорит, что уже нашел, - со знанием дела согласился Гкмыл.

- Нашего? - отец Григорий успокоился, маленький человек не казался ему страшным.

- Нет, своего, - Гкмыл подумал, что эти двое захотят отнять их человека.

- А мы ищем нашего. Не встречали такой большой, добродушный, шел здесь, - орк обдумывал вопрос о поимке нового знакомого.

- Логорифмус? - белозубо улыбнулся Гкмыл.

- Точно, - орк надеялся, что разгадка близка. - А куда он делся?

- За ним прилетели, - ответ Гкмыла поставил орка и человека в тупик.

- Кто?

- Нимфы, - Гкмыл был рад еще поболтать с новыми знакомыми.

- Они же не летают. И нимф не бывает, - выдал свое мнение отец Григорий.

- Определитесь уж не летают или не бывает, - Гкмылу импонировала парадоксальная манера человека изъяснятся.

- Не бывает, - решил Григорий, орк молчал. Он то знал, что на дорогах этого мира может встретиться все что угодно.

- А куда они улетели, не знаете?

- К себе на реку. Если лететь прямо, то в полудне пути. Он шел, я и сообщил девочкам, что хороший мужик без присмотра ходит.

- Так это вы им сообщили? - отец Григорий угрожающе замахнулся сумкой на Гкмыла. Тот в мгновение ока испарился с дерева.

- Зачем же так? - орк досадовал на не воздержанность человека. - Мы еще не договорили.

- Простите, - отец Григорий смутился до красноты на щеках.

- Придется быстро идти в указанном направлении. Сможете?

Отец Григорий кивнул. Весь путь до реки они проделали до наступления темноты. Отца Логорифмуса было не узнать. Орк подумал, что сходит с ума. Он был готов к любой картине самого развратного разврата, но такого он не представлял. На освещенном факелами пространстве на камне стоял отец Логорифмус и рассказывал обнаженным нимфам о свободе слова, равенстве женщин и достижениях швейного искусства.

- Что будем делать? - шепотом от удивления спросил отец Григорий.

- Думать головой, а вам бы хорошо постоять вон там, - предложил орк, а отец Григорий не вздумал ослушаться.

На орка не действовали возбуждающе тела прекрасных нимф, и он рискнул выйти к реке. Нимфы не обращали на него внимания. Орк подошел к камню, ударил отца Логорифмуса под колено, тот опустился на колени, пребывая в болевом шоке. Страхолюд легонечко, но со знанием дела нажал две точки на шее нимфо-оратора. Логорифмус отрубился. Страхолюд взвалил тяжелое тело себе на плечи и поволок прочь от нимф. Все это происходило в глубоком молчании. У самых деревьев орк обернулся, и довольно громко сказал, обращаясь к нимфам:

- Дефектный экземпляр, девочки, извините.

Тишина нарушилась лишь всхлипами, расходившихся с места митинга нимф.

Дотащить бессознательное тело до места стоянки отца Григория орку удалось с трудом.

- Теперь назад и без разговоров, - орк стал приводить человека в чувство.

- Что это было? Куда все подевались? - Логорифмус пришел в себя.

- Что было? Животные ушли, - вежливо информировал его орк.

- Девушки, - пролепетал отец Логорифмус.

- Какие девушки? - орк деланно удивился. - Никаких девушек я поблизости не видел. А вы?

Отец Григорий истово закивал, подтверждая слова орка.

- Это все тепловой удар, - выдвинул он свою версию. - А что со мной было...

Догнать остальных, им удалось к следующему полудню. Большая часть актеров встречала орка, как победителя, а возвращенных ученых, как родных детей.

Глава 14. Ножи и кастаньеты

Сказочник создает сказку, поэт пишет поэму, стихоплет слагает стихи, законодатель - законы, журналист - журнал, ученый - учебник, секретарь - секреты, руководитель - руководство, машинист - машины... Не доводите жизнь до абсурда.

Тори выздоравливал. Медленно, но верно к нему возвращались силы. Чудесный отвар Хэсса с корешком колтун-травы от Вуня сделал свое дело. Маше не было необходимости сидеть с эльфом, но тот освоил науку отчаянно придуриваться, чтобы девушка посидела с ним. Вторую ночь Хэсс ночевал в своей повозке. Проверив, как дела у эльфа, Хэсс заваливался спать без сновидений.

Утро началось необычно. Проснулся Хэсс от ощущения прикосновения. Не дергаясь, не шевелясь, Хэсс понял, что его скребут по голове. Рывком подскочив на месте, Хэсс обернулся. Там сидел Вунь и еще один маленький человечек. Вунь придерживал чашку, которую он установил в импровизированную держалку из подушки и стены. Другой человечек в темных штанах, не шароварах, в вязанном свитере и перчатках держал в руках что-то типа ножа.

- Что за..? - Хэсс ощутил, как по его голове на щеку медленно стекает пена.

- Доброе утро, Хэсс, - Вунь радостно улыбался. - Это мой сын - Говорун.

- Что здесь происходит? - пена все еще текла по щеке Хэсса, и уже добралась до шеи.

- Голову тебе бреем, пора бы уж, а то волосины стали выползать, - хозяйственный Вунь размахался руками. Его сын сидел молча и лишь пялился на Хэсса во все глаза.

- Ты что хочешь, чтобы я был лысым? - переварить такую заботу рано по утру достаточно тяжело. - А Тори где?

- Я его отправил в другую повозку, - сообщил Вунь.

- Как?

- Да, просто. Я сел на лежак, он проснулся. Я ему сказал, что надо тебя побрить, а чтобы он не мешал, попросил его сходить куда подальше.

Столь вопиющее вмешательство в свою личную жизнь Хэсс Незваный воспринял философски. За прошедшее время короткого знакомства с Вунем, Хэсс привык, что его кто-то стережет. Ему это напомнило чувство безопасности и уюта жизни с Шаа. Кроме того, Хэсс слышал о домовых и уверился, что Вунь один из них, а домовым, как известно, прощается и не такое.

- Вунь, расскажи мне, пожалуйста, а зачем ты меня брить собрался? - Хэссу захотелось узнать причины столь странного поведения. - Понимаешь ли я жил в принципе с волосами и мне это нравилось.

- Да? - Вунь огорчился до крайности. - Тебе нельзя с волосами теперь.

- Почему?

- Потому, что та твоя волосатая жизнь кончилась.

- И что, теперь началась безволосая? - Хэсс искренне пытался разобраться в фанабериях Вуня.

Говорун бережно положил на подушку свой бритвенный прибор и сложил руки у груди:

- Дозвольте и мне объяснить, - мелодичным голосом попросил он.

- Это что? - Хэсс переключился на Говоруна, его удивила манера разговора.

- Мой сын - Говорун, - еще раз напомнил Вунь

- Я помню, Вунь, но почему он так странно разговаривает? И кого из нас спрашивает?

- Меня. Я все время повторяю, Хэсс, главное в жизни это правильно воспитать детей. Тебе это еще предстоит, а мы поможем, - пообещал Вунь, затем повернулся к Говоруну и разрешил говорить.

- Дело в том, что какой человек, такой и у него может быть помощник. Так положено.

Минуты три Хэсс соображал о чем ему пытается толковать Говорун.

- Я бритый, и ... - Хэсс оглядывал Вуня, который тоже щеголял лысой головой. - Понятно, то есть если я отращу волосы, то ...

- Да, - Вунь жалобно скуксился, а потом просиял. - Но ты же не будешь растить волосы?

В этот миг Хэсс Незваный принимал важное решение: красота и женщины или лысина и Вунь.

- Ладно брей, - Хэсс улегся на лежанку и покорно закрыл глаза. Через десять минут вся работа была закончена. - Вунь, я думаю, что тебе придется тогда меня часто брить. Волосы же растут.

- Не, не беспокойся, - Вунь уже сидел на своей любимой полке. - Мы тебе голову соком травы лишшшай натерли так, что волосы вырастут разве, что года через три.

Заявлять, что Хэсс сам на это напросился было бессмысленно. В повозку осторожно заглянул эльф.

- Я уже замерз, можно?

- Заходи, - Вунь приветливо махал руками. Его сын очищал свой нож.

- Какая у тебя голова, - эльф пялился на лысую голову Хэсса.

- Бритая, - лекарь и вор буркнул.

- Ага, и так светится, - эльф спрашивал свои эстетические чувства, соображая к чему отнести светящуюся голову: придури людей или высшему проявлению искусства.

- Что? - Хэсс нашел зеркальце, и взору его предстала печальная картина: кожа светилась ровным серебристым цветом.

- Жаль, конечно, но через час это пройдет, - сверху подал голос Вунь.

- Пройдет? - Хэсс перестал испытывать желание немедленно прибить Вуня. - Скройся с глаз моих, - пожелал он Вуню. Два маленьких человечка немедленно пропали.

- Зачем же так? - Тори посочувствовал им. - Можно было бы еще поговорить с твоими личными духами.

- Это личные духи? Я думал, что это домовые или вернее лесные, - Хэсс завязывал платок, чтобы никто, случайно заглянув, не увидел подобного ужаса.

- По-моему, это личные духи. Я когда проснулся, вижу, на меня смотрят своими глазищами эти двое. У одного из них нож, но они мне все объяснили. Это точно личные духи, ведь они тебе голову брили. Только духи занимаются такими делами.

- Да? А что еще делают личные духи? - Хэсс порадовался возможности узнать про Вуня побольше.

- Они стерегут, заботятся, живут вместе.

- Да, он тоже говорил, что стережет меня, - признался Хэсс. - Кушать будешь? У меня есть хлеб, козий сыр, фрукты.

- Спасибо, - эльф нуждался в усиленном питании, но попросить поесть стеснялся.

- Не за что. Скажи, а если личный дух стережет, то это как?

- Не знаю, - эльф вгрызся в черствый хлеб. - Но надо их слушаться, чтобы ничего плохого не случилось.

- Понятно, - Хэсс сосредоточился на завтраке. - Тори, ты не хочешь рассказать, как попал в Темные земли? Извини, но этот вопрос тебе задут. Я бы тоже не прочь послушать.

Аппетит у эльфа пропал мгновенно, он отложил хлеб и сыр. Хэсс ждал.

- Дело в том, Хэсс, что меня изгнали из долины, - разговор на эту тему был мучителен для Тори. - Без всяких объяснений, в один день мне сказали уходить.

- И ты отправился в Темные земли, что восстановить справедливость?

- Почти, я хотел узнать, почему меня выгнали, - признался Тори, а на сердце стало гораздо легче.

- Ясно, но откуда ты взял, что здесь тебе ответят? Я бы спрашивал у тех, кто тебя выгнал, - довольно логично заключил Хэсс.

Тори открыл рот, подобного замечания на свое признание он не ожидал услышать.

- Расскажи о том, что видел в Темных землях, пожалуйста, - Хэсс пожалел, что высказал свое мнение, вон как эльфа прихватило.

Повозки тронулись, когда эльф рассказывал о своих приключениях в Темных землях.

- Пойми, ты глупая, нельзя себя так вести, - повар Грим сегодня выступал в непривычной роли. - Ямина, тебе нельзя так говорить. Ямина, ты меня слушаешь?

Девушка сидела молча, опустив голову вниз.

- Ямина, - повар Грим отчаялся услышать от Ямины ответ. - Ямина, скажи хоть что-нибудь.

- Не могу, - еле слышный ответ дал повару надежду, что разговор состоится.

- Девочка, перестань дергаться, - повар замолчал, ожидая ответной реакции.

Рано утром эта девочка прибежала к нему в слезах. До этого Грим не общался с девушкой, только обычное "кушайте", "накладывайте" и прочее.

- Можно? - Ямина с непричесанными волосами, в темном платье, с заплаканным лицом заглядывала в повозку.

Это "можно" было произнесено настолько жалобным тоном, что Грим отложил нож.

- Заходи, но скоро трогаться. Что такое, Ямина?

Девушка, заливаясь слезами, рассказала, что она услышала разговор между Флатом и Дикарем. Они обсуждали Недая, а заодно сказали, что Недай собирается с ней переспать в дороге, а на фестивале выгнать ее из труппы. Ямина не знала, что делать и хотела уйти прямо сейчас.

- Глупости все это, девочка, - Грим ошеломленно воспринимал изложенное Яминой. - Ну, подумай, кто такие Флат и Дикарь? Что они могут знать о Недае? И что тебе Недай хоть слово говорил, что хочет тебя заполучить в любовницы?

- Нет, но это же понятно, - Ямина заливалась слезами.

- Ох, - повар пытался апеллировать к логике, но Яминина логика спала. - А ты Недая спрашивала?

- Нет, - подобная перспектива ввергла Ямину в еще большие слезы.

- Ямина, держи вожжи и перестань плакать, - Грим спрыгнул с повозки и помчался к Недаю.

Недай молча выслушал претензии повара.

- И что мне делать с этой девочкой?

- Спасибо за разговор, Грим. Я попрошу успокоить девушку. Вы говорите, она в ужасе от подобных перспектив? - повар кивнул, Недай продолжил. - Успокойте ее, хорошо? Скажите, что это глупая шутка Флата и Дикаря. Я разберусь с ними сам. И еще предложите ей... Нет, не надо, я потом сам.

Что-то в голосе помощника директора показало повару, что Недай действительно решит все проблемы, а для молодых актеров, столь неосторожно распустивших языки, наступят тяжелые времена.

Хэсс ушел к Боцману, когда к нему в повозку заявились Инрих, Илиста, Страхолюд и Богарта. Они расспрашивали эльфа о Темных землях, Хэссу же не хотелось повторно слушать одну историю.

Секач подливал в стакан Хэсса свое отвратное поило, и радовался, что молодой человек развеселился.

- Теперь на тебя и смотреть можно, - Мореход выразил общее мнение.

В повозке Боцмана отдыхали Мореход и Секач.

- А эти двое новеньких, которых мы нашли, как они? - Хэсс уплывал на пьяных волнах.

- Хандрят. Это всегда так, когда меняешь способ передвижения, - Мореход пожал плечами, а Секач и Хэсс захохотали над его шуткой.

- Отлично сказано, способ передвижения, - Секач утер слезы и еще хлебнул. - Заешь?

- Нет, тогда волны перестанут так качать, - отказался Хэсс.

- Наш парень, понимает, - порадовался Секач.

- А, правда, что ваш корабль назывался "Старая вампирша"?

- Да он сейчас так называется, - Мореход вздохнул, вспоминая причал "Старой вампирши".

- Почему такое странное название? - Хэссу жизненно важным под действием настойки показалось узнать причину.

- Как почему? Потому, что хозяин у нас был кровопийцей, да еще старым хрычом.

- Ну, назвали бы "Старый вампир", - недопонял Хэсс.

- У корабля должно быть женское имя. Корабль это женщина для моряка, понимаешь? - Секачу нравилось беседовать с молодым парнем. - Ты кстати подошел бы.

- Почему?

- Стиль есть: платок, башка лысая, серьга и черные глаза, - смеясь над ним, сообщил появившийся в повозке Боцман.

- Спаосссибо, - у Хэсса стал заплетаться язык

Боцман порылся в ящике под столом, и извлек на свет бутылку с прозрачной водой. Стакан у Хэсса был пуст, и Боцман налил туда жидкости из бутылки на один палец:

- Пей, - скомандовал он.

Хэсс глотнул, вся вселенная обрушилась на него, внутренности зажгло огнем.

- Аххха, - смог выдохнуть он. - Это что было?

Действие настойки Секача прошло мгновенно, не без последствий в виде жуткой жажды, но прошло.

- Это маленькая шутка нашего Боцмана, - Секач с некоторым садизмом наблюдал за действием "шутки" Боцмана на Хэсса.

- Здорово, - похвалил Хэсс.

- Видите, оболтусы, малыш ценит, а вы? - Боцман радовался столь бесхитростной похвале.

- А что мы? - притворно возмутился Мореход.

- А они всегда ругаются, - угадал Хэсс.

- Именно, мальчик, - Боцман начал гордится столь сообразительным молодым человеком. - Тебя Недай звал, Хэсс.

После его ухода три старых морских волка обменялись мнениями о Хэссе.

- Он не поэт, это точно, - начал Секач.

- Ты его для этого поил? - Боцман плеснул себе из бутылки Секача в стакан Хэсса.

- Конечно, стихоплеты дай им выпить, так их несет на свое творчество, а этот не вспомнил ни строчки, - Мореход согласно кивал.

- Мальчик этот лишнего слова не скажет, лишь у тебя спросит, - Боцман выхлебал отвратное поило, и высказал свое мнение.

- Движения у него мягкие, глаза черные, внимательные, везде успевает, - Мореход высказал свое наблюдение. - Вор? Разведчик? Убийца?

- Сидеть тебе на кухне. Вор, однозначно, вор. Причем учился у вора высшего ранга, - Секач вынес приговор.

- А к нам чего? - Мореход задал самый важный вопрос.

- Кто его знает, но он не надолго, чует мое сердце, - Боцман вытянул ноги. В повозке стало еще теснее.

- Может этот мальчик нам поможет? - Секач боялся реакции Боцмана, но спросил.

- Все может быть, подождем, ребята, - Боцман говорил спокойно, но сила, проводившая их сквозь десятибалльные шторма показала свое лицо.

В повозке Недая Хэсс попал на другие посиделки. Альтарен и Сесуалий слушали помощника директора труппы.

- Я не вовремя? - Хэсс попятился из повозки.

- Заходи. Тебя ждем, - Недай приглашал его остаться тоном человека, приговоренного к казни.

- Я хочу знать, что случилось с Тьямином? - Недай допрашивал Альтарена и Сесуалия.

Оба выглядели виноватыми. Говорить начал Альтарен:

- Мы не знали, что мальчик может нас подслушивать, поэтому мы не остереглись. Сами понимаете, никогда такого не было.

- У мальчика ожоги рук и лица, - Недай сурово хмурился.

Хэсс встрепенулся:

- Мне надо пойти посмотреть?

- Сиди, им занимается Анна и Илиста. У них какое-то средство есть, все ожоги проходят. Для актеров это частые травмы, особенно, если постановка с огнем, - Недай успокаивающе махнул рукой. - Я тебя звал, чтобы ты поговорил с ним. Тьямин тебя слушает, ему надо дня два оставаться в повозке в темноте. С ним посидят Маша и Анна.

- Конечно, - Хэсс поднялся, чтобы уйти. - А что случилось?

- Эти двое размножали свои рецензии, которые будут обнародовать на улицах. Мы же должны дней через пять-семь выбраться с этих земель. Не бесконечны же они. Там используется маленькое такое заклинание, но с сильным боковым выплеском. В сторону летят чернила, бумага и при этом все очень и очень горячее. В этот бок и угодил Тьямин. Ему, видите ли, хотелось посмотреть, как это делается, - разъяснил ситуацию помощник директора.

Еще не наступил полдень, а Хэсс уже устал. Тьямин клятвенно обещал его послушаться и остаться в постели в ближайшее время. В обед объявили привал. Повар кашеварил, люди отдыхали от бесконечной езды. Первые лица и охрана совещались.

Хэсс уселся на обочине дороги отдохнуть. Вторую половину дня Хэсс решил ехать на своей лошадке Ле. "Ехать в одиночестве. Что может быть приятнее?", - Хэсс поднялся, чтобы воплотить свои мысли в реальность.

Справа возник Одольфо.

- Ты не занят? - драматург придержал Хэсса за руку.

- У вас что-то случилось? - осторожно спросил Хэсс, понимая, что планы покататься на Ле летят в пропасть.

- Да, я хочу тебя пригласить к себе, - Одольфо развернулся в сторону своей повозки.

- Хорошо, - обречено согласился вор.

В повозке его уже ждали Альтарен и Сесуалий.

- Еще раз приветствую, - Хэсс прикидывал, куда усесться поудобнее.

Альтарен и Сесуалий кивнули.

- Я позвал вас всех, чтобы почитать свое новое творение, - торжественно заявил Одольфо.

- Минуточку, а разве ваше творчество не читает первой донна Илиста? - Хэсс примостился на сундуке, стоявшем в углу повозки.

- Это не то, что она читает. Я, пожалуй, должен объяснить, Хэсс. Я позвал вас троих сюда потому, что судей должно быть трое. Вы потом выскажете мне свое мнение. Вы все имеете дело со словом, и не возражай мне Хэсс, ты пока у нас поэт. То, что я хочу почитать вам лишь отрывок из моего нового вечного произведения. Я пишу его уже десять лет, и надеюсь, что сегодня хоть немного приблизился к тому, что стоит считать великим, что переживет меня.

Одольфо объяснял Хэссу, а сам еще больше волновался.

- Хорошо, я понял.

Одольфо разместился на другом сундуке, приставленном к маленькому столику, бережно разложил листы, еще раз поправил штору на окне, пододвинул к себе поближе стакан с вином и принялся читать.

- Я называю мое произведение: "Романом", именно с большой буквы. Пока я не придумал для него названия, Хэсс, но надеюсь, что как только я допишу свой роман, то название придет само. Я буду читать отрывок из пятой главы, в которой мой главный герой решает основополагающую для себя задачу: жить или умереть. Для тебя, Хэсс, я поясню, что моего героя зовут Судзуками. Это молодой человек, он учится в магической школе, и только что по его вине погиб его друг. Это произошло случайно, но Судзуками очень страдает, по настоящему страдает, а не как страдают обычные люди. Тебе все ясно, Хэсс?

Хэсс кивнул, он заметил, что Сесуалий стал придремывать, а Альтарен таращится в окно. Одольфо начал медленно и прочувствованно читать:

- "Судзуками представлялись женщины с большой грудью, вызывающе тыкающие в него своими длинными пальцами. Они обвиняюще стонали и требовали смерти Судзуками. Одну из этих женщин Судзуками узнал. Это была сестра его погибшего друга. Судзуками видел ее один раз в жизни, но сразу захотел. Ему запомнилась темная почти черная кожа. Судзуками страшно хотелось провести по ее плечу ладонью. Мимолетность встречи выветрила из его головы образ женщин, но сейчас она снова пришла к нему. Судзуками ощутил себя настоящим бодяжником, как он мог думать о женщине, тем более о сестре друга, когда сам друг умер. Судзуками взял меч, но меч ему показался непереносимо тяжелым. Судзуками бросил его на пол, меч жалобно застонал. Судзуками представилась та женщина тающая под его руками. Нет, Судзуками не мог себе этого позволить, он взял нож. Нож должен был принести яркость и спокойствие в его жизнь и даровать смерть". Ну как? Хороший абзац? - Одольфо оторвал сияющие глаза от своих листов.

Хэсс Незваный мучительно выдумывал, что можно на такое сказать. Положение спас Сесуалий, открывший глаза:

- Отлично, в этом чувствует некий оптимизм, а это сравнение эротики и смерти, как оно актуально.

- Правда? - Одольфо буквально засветился от счастья, от похвалы.

Хэсс покивал, и выдавил из себя, что он бы лучше сказать не смог.

Чуть позже Хэсс, Альтарен и Сесуалий сидели в рабочей повозке. Среди разбросанных листов с новыми положительными и отрицательными рецензиями, Хэсс приходил в душевное равновесие после приватных чтений драматурга Одольфо.

- Не переживай, парень. Экий ты незакаленный, - Сесуалий достал бутылку, а Хэсс тоскливо подумал, что второй раз за сегодня он точно не хочет пить.

- Ты что будешь? - Альтарен достал кувшин. - Здесь сладкий чай, а у Сесуалия сам знаешь что.

- Я лучше чай, - выбрал Хэсс. - Скажите, а что это он читал? Вы уже слышали это раньше?

Сесуалий усмехнулся, вспоминая бессмертное творение мастера Одольфо.

- Да он периодически нам читает. В начале трудно было. Слишком ему пообсуждать это хотелось. Но мы приспособились. Альтарен пишет мне положительные, а я ему отрицательные отзывы. И мы то его хвалим, то ругаем. Скажем, это сильно стимулирует его на творчество и меньше на приставания к нам. Сегодня он и тебя припахал. Не ожидали, но видимо ему требуется все больше зрителей.

- Сесуалий, а что это вообще он читал? Муть какая-то, - Хэсс выпил свою чашку чая, и налил еще.

- Ты еще молодой мальчик. Понимаешь, у некоторых возникает желание сделать что-то эдакое, с чем можно запомниться. А что может запомниться? Что-то не самое лучшее. Я вот заметил, что плохое люди помнят дольше, чем хорошее. Одольфо он неизвестно сколько лет пишет всякие любовные истории, и, как я думаю, достало это его. Кризис у бедняги. Он не удовлетворен потому, что идеи доит из себя, как молоко из козы. Понял? - Хэсс кивнул на объяснения Сесуалия. - Я так предполагаю, что он сам свои творения считает чем-то проходящим, и не может смириться, что его забудут. Одольфо страстно желает остаться в истории.

- Поэтому он стал писать про этого Судзуками?

- Где-то так, он объединяет тему смерти и любовных фантазий. Ты не слышал предыдущие четыре главы. Там все о том же, это Судзуками так и сидит с первой главы, перебирая способы своей смерти и вспоминая всех девок, которые ему понравились

- А? - Хэсс подавился чаем. - Все четыре главы?

- Ага, я вот в его план заглянул. С седьмой главы этот Судзуками попробует повеситься, но его остановит призрак соседки, на задницу которой он засматривался в детстве. А в восьмой он попробует отравиться, но что-то перепутает, и так далее, - поделился Альтарен своими знаниями.

- Да уж. Но разве это будут читать? - не поверил Хэсс.

- Будут, Хэсс, будут. Все зависит от правильно организованного продвижения в массы, - Альтарен показался Хэссу невообразимо старым.

- Я уж точно это не куплю, - Хэссу показалось, что своим заявлением, он отгородился от прозы Одольфо.

- И я не буду, он нам сам подарит, - Сесуалий достаточно выпил, но еще не захмелел.

Альтарен добавил:

- Еще и на обложке будет указано наше мнение и участие в работе.

- Бррр, - Хэссу больше нечего было заявить на перспективу увидеть свое имя на обложке нового творения Одольфо.

Хэсс ушел, а Альтарен и Сесуалий продолжили разговор об Одольфо и Хэссе.

- Интересный мальчик со здоровым восприятием жизни, - Сессуалий вытянул ноги на кипу бумаг с рецензиями Альтарена. Тот не остался в долгу и положил ноги на рецензии Сесуалия.

- Да, интересно бы историю его жизни послушать, - согласился Альтарен. - Как его пробрало у Одольфо. Не ожидал услышать такой бредятины, - Альтарен и Сесуалий синхронно захихикали.

- Что ты сегодня не в ударе, Альт, - Сесуалий озабоченно посмотрел на своего друга. - За мальчика Тьямина переживаешь? У него даже шрамов не останется. Недай разрешил нам зайти и поговорить с ним. Я заметил, что мальчишка метко оценивает окружающих и не лишен забавности. Я бы даже предложил ему написать рецензии на репетиции, которые он видел в труппе. Надеюсь, что получится что-то забавное.

- Ты прав, Сес. Я действительно не в себе. Гнетет меня, и жизнь муторная такая, хоть вешайся, - Альтарен расслабился и снял с лица вечную улыбку.

- Ты поосторожнее, Альт. Ты же всегда в лучшее веришь. Что тебя так достало?

- Невозможность отдохнуть, Сес.

Сесуалий обдумал заявление друга и партнера.

- Меня то уже давно достало поэтому, я и выпиваю. Но если уж и ты не в порядке, нам пора что-то менять, Альт.

- Что именно? - Альтарен ожил от разговора о переменах.

- Во-первых, работу, во-вторых, окружение. Давай оттарабаним последнее выступление на фестивале, и откроем где-нибудь книжную лавку. Как тебе моя идея? Станем кургузыми стариками, ты сможешь даже ворчать и всех критиковать. А?

- У нас не хватит денег, Сес, а идея хорошая.

- Если получим главный приз на фестивале, то хватит. В крайнем случае дозаймем у кого-нибудь, - Сесуалий пытался вспомнить сколько у денег у него в заначке.

- В любом случае после фестиваля завязываем, - Альтарен пытался объективно сосчитать своих финансовые возможности. - Только давай назад возвращаться не будем.

- Там леди Немиса, - со знанием дела кивнул Сесуалий. - Она тебе не пара, Альт.

- Знаю, - Альтарен говорил о леди Немисе почти отрешенно, но Сесуалий знал, что сердце его друга все еще в трещинах.

- Сильно она тебя зацепила, друг, - пожалел его Сесуалий. - Все еще не хочешь рассказать, что у вас там было?

Альтарен покачал головой, пока он был не готов к серьезному разговору о леди Немисе.

Хэссу не удалось быстро вернуться к себе в повозку, на пути он встрял в семейный скандал Санвау и двух ее мужей Лахсы и Химю. Хэсса буквально захватили врасплох. Санвау вышвыривала вещи своих мужей из движущейся повозки, а Лахса и Химю их собирали. Санвау работала очень быстро, но не очень метко поэтому, она и угодила сапогом Лахсы в голову Хэсса.

- Что за..., - Хэссу показалось, что по голове ударили тяжелой скамьей. В глазах появились зайчики и блики.

- Осторожнее! - закричал кто-то из актеров. Повозки, следующие за повозками акробатов, остановились, построение сбилось. Откуда-то появился Кхельт. Порядок был восстановлен через полчаса, которые Хэсс провел в повозке Санвау. Девушка суетилась вокруг Хэсса, Лахса и Химю начали смотреть на несчастную жертву с неприязнью.

- Что это было? - Хэсс, наконец, вернулся к нормальному восприятию окружающего мира.

- Мой сапог, - угрюмо сообщил Лахса.

- А! Вещи делите. Только зачем же в меня так? - Хэсс не видел, кто в него кинул сапогом. - И вообще, чего это он у тебя такой тяжелый?

- Некоторые трюки надо отрабатывать с утяжелением, - Химю был еще более мрачен, чем Лахса.

- Хэссс, - Санвау говорила правильно, но чуть затягивала "сс". - Это я, простите!

Хэсс уверил девушку, что все в порядке, и собрался уходить, мечтая оказаться в своей повозке.

- Хэсс, останьтесь, - рука Санвау легла на его руку.

Химю и Лахсу перекосило.

- Я ээ...- Вору не понравились неприязненные взгляды парней в его сторону.

- Останьтесь, Хэссс, - Санвау с еще большим напором просила его.

- Санни! - Лахса призывал жену к порядку, но та его абсолютно игнорировала.

- Хэсс, я хочу вас попросить, чтобы вы объяснили моим мужьям, почему я не могу жить с ними, - Санвау мягко и нежно просила Хэсса.

- Но я и сам не знаю, - растерялся вор.

- А вы бы хотели жить с двумя мужчинами, считающими, что себя лучшими друзьями?

- Я ээ...С мужчинами нет, - определился Хэсс.

- Видите, - торжеству Санвау не было предела.

- У меня нормальная ориентация, - добавил Хэсс.

На этом уже радовались мужчины.

- Хэсс дело не в том мужчина или женщина, дело в том, что они друзья, а я их жена. Понятно? - печальный голос Санвау тронул Хэсса до глубины души.

- Вы не их друг? Вы не друзья? - Хэсс обдумывал вслух ответы на заявление акробатки.

- Да, именно, - Санвау аплодировала догадке Хэсса. - Я для них, как игрушка, любимая, но игрушка. Они меня берегут, не ссорятся, но друзья они, а я так.

После столь эмоциональных слов Санвау, мужчины молчали. Хэссу удалось выскользнуть из повозки, когда Лахса и Химю в два голоса принялись разубеждать свою жену.

Эльфа в повозке не было, Вуня тоже. Тишина и одиночество сподвигли Хэсса на обдумывание событий текущего дня и совсем уж философские мысли о любви.

Предметом номер один в раздумьях Хэсса стал орк Страхолюд, а особенно слова Вуня о нем. С одной стороны, Хэсс восхищался столь совершенным механизмом для убийств и тайных операций, как Страхолюд. С другой стороны, Хэссу не устраивало, что тот все время находится поблизости от него.

Орк и до этого вел себя странно. Хэсс был уверен, что орк явился по чью-то душу в труппу донны Илисты.

Но за прошедшее время орк никого не убил. Это представлялось Хэссу загадкой, над которой он еще с полчаса ломал голову. Он пришел к выводу, что орк не знает, кого убивать или похищать. Видимо, есть какие-то данные, которые могут ему определить жертву. Хэсс прокручивал события минувших дней. Ему припомнилось, что орк вертелся среди актеров. Внимание орка привлекали молодые актеры, например к Илисте, орк был абсолютно равнодушен. Открытие заставило Хэсса сесть на лежанке, он попил воды, и опять лег.

Перед глазами Хэсса проходили картины недавних событий. Орк точно кого-то ищет, а сейчас перестал, значит, что нашел и вполне возможно ждет, когда мы выберемся из Темных земель. Хэсс решил поговорить с Инрихом, и узнать причину, по которой тот так легко принял в труппу орка. Но также надо рассказать об особой связи Страхолюда и этой земли. В последующие дни это может помочь в трудной ситуации.

Мысли Хэсса плавно перетекли на Алилу. Алила ему нравилась, если бы не его проблемы, то Хэсс с удовольствием поухаживал за ней. По его мнению, девушка была здравомыслящая, занятая не только собой и своими переживаниями, тактичная и немного с сумасшедшенкой, такие заводили Хэсса. В городе, когда он еще был жив Шаа, Хэсс влюбился в одну такую ненормальную. Шаа сквозь пальцы смотрел на безумства Хэсса и Мирты. В одну ночь он повел девушку в королевский погреб. Они миновали охрану, забрались в погреб, пили там терпкое вино двадцатилетней давности, и согревались весьма приятным способом. Как их не поймали, когда они веселые выбирались по утру из погреба? Это для Хэсса осталось загадкой. Он улыбнулся, подумав, что тогда его подвигло на подготовку ненормального вечера. Сегодня бы он не стал два десятка дней разведывать ходы, таскать в погреб закуску, меховые шкуры и теплую обувь.

Алила, Хэсс опять вернулся к своим мыслям о девушке. В самом начале их путешествия на фестиваль, Хэсс видел, как она танцует. Сладкие северные мелодии требовали почти обнаженного тела. Девушка вышла в коротком шелковом платье. Длинна и красота ног заворожила почти всех смотрящих за танцем. Волосы она распустила, глаза подвела, на руки одела смешные звенящие браслеты. Резко зазвучали бубны, потом гитара, потом все усилилось еще одной гитарой. Хэсс помнил, что танец назывался романтично, что-то типа "Агонии любви" или "Всевластия страсти". Ему очень понравилось, пожалуй, в тот момент Хэсс осознал, что Мирта потеряла власть над его сердцем.

Если Хэссу удалось насладиться вечером одиночеством и покоем, то Флат и Дикарь запомнили его надолго. Проблему, которую они создали Недаю, вызвала бешенство у достаточно флегматичного помощника директора. Недай сдерживал себя весь день, он не хотел показать насколько ему плохо. Но в нравоучениях Альтарена и Сесуалия Недай немного перегнул палку.

Вечером, когда все успокоились, а повозки еще катили, до остановки оставалось не меньше трех часов, Недай пошел разбираться с актерами.

Диспозиция, которую застал бы посторонний наблюдатель, если бы заглянул в повозку Флата и Дикаря, свидетельствовала о преимуществах Недая. Он перекрыл выход, а Флата и Дикаря смог рассадить по разным углам повозки. В руках у Недая была кастрюлька с кипящей водой, только что любезно одолженная у повара Грима.

- Итак, я повторяю свой вопрос, - вкрадчиво и в тоже время агрессивно Недай требовал ответа у потрясенных его коварством Флата и Дикаря. - Откуда у вас такие сведения о моем отношении к Ямине?

- Мы это... Мы... - Флат не находил, что безопасного можно сказать Недаю.

- Она вас слышала, и мне не нравится, что по труппе гуляют подобные сплетни. Сидеть! - Недай рявкнул на пошевелившегося Дикаря. - Итак, кто вам наплел про подобное поведение с моей стороны?

- А почему ты считаешь, что мы не можем такое увидеть сами? - Дикарь оказался побойчее своего приятеля.

- А потому, что ваши мозги заняты только собой. У вас и глаз то нету. Между прочим, мое терпение не бесконечно, - Недай чуть повернул руки, и оба актера с ужасом поняли, что на руках у него скоро вздуются волдыри.

- Вика говорила с Гвенни и Мириам, - выпалил Флат.

- А теперь послушайте меня внимательно, молодые люди. Во-первых, если я еще услышу что-то подобное, то угрозы свои реализую. Во-вторых, к Ямине близко не подходите, не зачем смущать ее покой. Да и не стоит ей общаться с такими бодяжниками, как вы. И, в-третьих, держите рот на замке, если не хотите, чтобы я вернулся к пункту номер один. Это понятно? - Недай все еще держал кастрюльку в руках.

Оба кивнули в ответ. Недай отдал кастрюлю повару, и спросил о самочувствии Ямины.

- Успокоилась, не волнуйся. А ты, я гляжу, с горячей водой ходил в гости?

- Ходил, - Недай угрюмо согласился.

- Зачем с водой? Ты же им морды можешь набить?

- Ох, Грим. Я должен еще думать и о фестивале. Если я полезу в драку, то и на них раж может найти. Для них актерская карьера может надолго прекратиться, а я помощник Инриха и не могу его так подставлять. Просто угрозами от них мало чего добьешься, а вот горячая вода, которая сулит ожоги, это страшно. Очень обыденно и страшно. Угрожать надо со знанием дела. Ты как думаешь?

Грим кивнул, соглашаясь с Недаем, затем он предложил свою помощь:

- У Илисты и Анны еще осталось что-то от ожогов, они Тьямина лечат. Посиди, я схожу, скажу им, что ты случайно руки ожог.

- Лучше ничего не говори, - попросил Недай. - Они же не дуры, по крайне мере, Илиста.

Недай уныло смотрел на мелькающие в окошке деревья до тех пор, пока не пришел повар Грим с маленьким горшочком мази. "Вот, и моя жизнь весьма обыденная вещь", - пришло в голову Недаю.

Глава 15. Спорщики

В споре узнаешь столько всего нового, а особенно слов.

Нигмар стал сходить с ума в этом унылом однообразии. В свои сорок с хвостиком Нигмар понял, что видел все то, что интересовало его в этом мире. Устанавливать освещение для постановок стало для него рутиной, а рисовать он устал. Вопрос, что делать со своей жизнью, настойчиво вертелся в его душе. За свою жизнь он так и не встретил свою вторую половину: мужчину или женщину, которые бы видели мир как он, сквозь призму света. Это еще больше его угнетало.

С Илистой он согласился поехать потому, что предполагал какое-то разнообразие, но ничего не получилось. Все опять было также скучно. Сегодня начался очередной бесполезный день. Нигмар проснулся, умылся, съел остатки от ужина.

Нигмар достал свой альбом с набросками, которые делал по пути. В альбоме осталось еще два листа. Нигмар покупал альбомы по мере их заполнения, сейчас же не предвиделось ни одного населенного пункта, где он бы мог это сделать. Оставалось идти на поклон к повару Гриму. Нигмар знал, что повар запасся бумагой, в том числе у него должен быть альбом для рисования.

Повозки еще не тронулись в путь, и Нигмару было легко найти повара Грима.

- Приветствую, что-то мы задерживаемся, - Нигмар поклонился повару.

Грим хмуро ответил на приветствие и сообщил, что у одной из повозок повредилась ось, пока не починят, не поедут.

- Ты зачем пришел? - Грим внимательно посмотрел на посетителя.

- Почему ты думаешь, что я за чем-то пришел? - Нигмар был недоволен проницательностью повара.

Грим повернулся всем тело к нему и пристально посмотрел, будто видел в первый раз.

- Ты лишний раз слова не скажешь, Нигмар. А здесь светский разговор о поездке.

- Ну да, ну да, - Нигмар смутился. Он не представлял, что является таким антисоциальным типом в глазах остальных.

- Ну так что? Не тяни.

- У тебя вроде альбом был, Грим. Мой, знаешь ли, почти закончился.

Повар залез в повозку и долго там копошился. На свет он выбрался, держа в руках большой красиво переплетенный альбом.

- Держи, в городе купишь мне такой же, - Грим подал альбом осветителю.

- Куплю, спасибо, Грим.

- Не за что, Нигмар. Ты чего-то много говоришь, не случилось ли и с тобой что-нибудь?

- Да нет, все так же скучно, - Нигмар получил, что хотел и желал уйти поскорее.

- Правда? А я то думал, что Темные земли как раз то место, где не будет скучно никогда, - Грим вернулся к своим делам.

Нигмар удивил сегодня Инриха, он попросил разрешения поехать на лошади. Инрих выделил ему спокойную лошадку, и Нигмар ехал чуть впереди всей колонны. Он внимательно смотрел по сторонам, воображая себя одиноким путешественником на этой дороге.

- И как? - к нему подъехал Гармаш, который вернулся с разведки.

- Странное место, - Нигмар не поскупился на свои впечатления.

- Я вот тоже думаю, что пора уплыть в свободное плавание, - Гармаш отправился дальше, а Нигмар стал представлять себя в свободном плавании.

Чуть позже Нигмар увидел передовой отряд в лице Страхолюда и седобородого старца, имени которого Нигмар не запомнил. Они стояли в ожидании повозок. Нигмар смотрел за импровизированным совещанием Инриха, Илисты, Богарты, старца и орка. Ему даже показалось, что он понял, о чем они спорили. Дело в том, что впереди дорога расходилась в разные стороны. Без карты было довольно сложно решить, куда все-таки ехать.

В конце постановили разбить лагерь на развилке, а разведке пройти по дорогам вперед, вернуться и доложить, тогда и примут решение.

- Лучше потерять несколько часов, чем несколько дней, - резюмировал Инрих.

Люди с облегчением выбирались из повозок, занимались неотложными делами. Кто-то из музыкантов заиграл на свирели. Свирели вторила скрипка, получился забавный дуэт. Лаврентио застыл с блаженной улыбкой у повозки.

Мухмур Аран сердился и выговаривал Недаю, Анна смотрела за дочерью, которая в открытую обнималась со своим охранником. Повар распевал песню о сладком пироге, еще кто-то передразнивал птиц, а дружный смех свидетельствовал, что он это делал не слишком хорошо.

Нигмару стало настолько противно находиться среди всех этих слишком счастливых людей, что его скрутил приступ острой боли. Отдышавшись, он добрался до своей повозки. Закрыв шторки, Нигмар завалился на лежак.

- Надо что-то делать. Надо что-то делать. Надо что-то делать, - стучало в висках осветителя. - Уйти от них на совсем. Уйти и жить одному, только одному.

Очередной болевой приступ свел на нет его мысли. Нигмар старался не кричать, но стон прорывался сквозь сомкнутые губы.

- Мне здесь не нравится, - услышал Нигмар слова эльфа.

Тори стоял с Машей возле повозки осветителя, и как эльф чувствовал, что рядом происходят неприятные вещи.

Девушка подала ему руку. При ходьбе Тори все еще нуждался в поддержке, или вернее он это изображал.

- Пойдем туда, - Тори предложил посидеть на холме, с которого открывался прекрасный вид на дорогу.

- Шагов пятьдесят до места, и там наверх взбираться, - усомнилась она в физическом состоянии эльфа.

- Мне гораздо лучше, - поспешил ее тот уверить. - Я даже сам дойду до холма. Только пойдем.

- Хорошо, - Маша отпустила руку эльфа, и он заковылял достаточно уверенно для ее придирчивого взгляда.

- Это даже не холм, - Маша оглядывала побледневшего от усилий Тори.

- Да, больше похоже на возвышенность, - согласился тот.

- Тори, расскажи, а что ты будешь делать сейчас? Я знаю твою историю, Хэсс рассказал, - Маша спрашивала, но на эльфа не смотрела.

Торивердиль пожал плечами, этот характерно человеческий жест он перенял у людей.

- Я решил, что вернусь к себе и выясню, за что со мной так поступили.

- Понятно, - Маша молчала. - Тори, а эльфы и люди они вместе не сходятся?

- Бывают такие истории, но обычно нет. Что нам..., - Тори осекся на полуслове.

- Понятно, ты хотел сказать, что вам эльфам с нами не интересно. Правильно? - Маша все еще на него не смотрела.

- В основном дело в возрасте. Мы живем раз в пять дольше, чем вы, Маша, - Тори пытался сгладить неловкость.

Маша развернулась к нему:

- Ты мне нравишься, Тори, - сообщила она.

Эльф покраснел вплоть до кончиков ушей.

- Ааа эээ..

- Я хочу предложить тебе побыть со мной немножко. Я знаю, что ты уйдешь, но сейчас почему бы нет? - Маша гипнотизировала его своими глазами и голосом.

- Ааа эээ...

- Если ты хочешь, - Маша улыбнулась. Бордовый эльф, будет, что вспомнить в старости.

- Ааа эээ...

Тори покраснел еще больше, потом побелел, а потом приобрел нежно зеленый цвет. Он так и не решился ничего сказать, обдумывая, проговаривая про себя.

- Тори, пойдем, - Маша поднялась и протянула ему руку.

- Ааа эээ...

- Тебя заклинило? - Маша забеспокоилась о психическом состоянии эльфа.

- Маша, - Тори попросил ее сесть. - Эльфы.. у эльфов.... Эльфам ...люди...

- Тори, да не заикайся ты, - Маша опять встала, Тори тоже поднялся. - Я знаю про эльфов не так мало. Я знаю, что вы живете только со своими, причем без разницы с мужчинами или женщинами. Я все знаю, и знаю, что с людьми вам не очень нравится спать. Для эльфов это некий вид извращения, но я тебе предложила, просто спросила. Не надо так напрягаться, Тори, а то опять заболеешь. - Маша пошла вниз с холма.

У самых повозок Тори нагнал ее.

- Маша, а откуда ты такое знаешь? - спросил он девушку.

- В детстве, мне лет десять было, у отца был знакомый эльф. Его звали Ларахваэль. Он известный ученый, исследователь животных. Так вот он и людей изучал. С отцом они общались и пили по черному. Этот ученый много рассказывал папе о вас, а отец ему взамен о себе, о жизни и обычаях людей. Был разговор и о личной жизни. Я тогда поразилась, хоть и не все поняла, но хорошо запомнила о чем он говорил о сексуальной жизни эльфов. Также он говорил, что из долин эльфов уходят в основном те, которым чего-то не хватает, с которыми что-то не так.

Тори знал труды Ларахваэля, он сам много читал о животных. В частности, он помнил, что эльф приравнял людей к животным, по крайне мере, люди описывались наряду с дикими утками и лесными кабанами.

- Меня изгнали, - напомнил Тори, Маша покачала головой.

- А девушка или недевушка у тебя была?

- Аааа...эээ.., - Тори опять замялся.

- Понятно, - Маша с легкостью сбросила с себя тяготы состоявшегося разговора. - Хэсс говорит, что тебе надо силы восстановить, побольше пей его отвар и ходи.

- А ты?

- У меня новый пациент - Тьямин. Слышал? Мальчик получил ожоги, ему лежать надо, - Маша поднялась на цыпочки и поцеловала эльфа в щеку, потом повернулась и ушла.

Тори дополз до повозки, Хэсса не было на месте, что его порадовало. Завалившись на лежак, Тори переживал свое позорное поведение. Внезапно ему пришло на ум, что девушка фактически заявила, что из долины уходят эльфы, с которыми что-то не так, то есть извращенцы поэтому, она и предложила ему с ней... Тори успокоился, а потом расстроился, а еще позже разозлился. Он строил планы, как разобраться со своими проблемами. Как проникнуть в долину и добиться ответа на все важные вопросы, а главное, что делать потом, если окажется, что он не сможет остаться в долине. Незаметно для себя Тори заснул. Ему опять приснился кошмар, что он никак не может выбраться из каменного мешка, а члены эльфийского Совета пинают его ногами и говорят гадости. Тори проснулся от того, что ребра болели. И действительно, его ласково будил Вунь - личный дух Хэсса.

- Вставай, спать нельзя, - твердил Вунь, как заведенный, пиная обутыми ногами эльфа под ребра.

- Да что такое? - эльф сбросил с себя Вуня.

- Удумал где спать! - Вунь не просто сердился, он был в гневе. - Нельзя спать на развилке дорог.

- Почему? - со сна Тори еще плохо соображал.

- А если твой дух пойдет по одной дороге, а тело повезут по другой? - Вунь поразился тупости и необразованности эльфа.

- Ааа...эээ...

- Я уже это слышал, прекрати, - потребовал Вунь и исчез.

Через три минуты до эльфа дошло, что его разговор с Машей был подслушан. Зверское желание прибить маленького человечка вплеснуло в эльфа новую порцию сил. Он долго и упорно искал Вуня по лагерю все время стоянки до очередной команды Инриха: "Поехали!".

Пока труппа стояла на вынужденном привале, Мухмур Аран собрал актеров для общего собрания.

- Наша разведка уверяет, что мы выберемся из Темных земель не позже, чем через три-пять дней. И вот, что девочки и мальчики. Еще три дня и мы на фестивале, а постановка не готова. Вы понимаете, что это значит?

Все молчали, народ знал, что Аран задает вопросы, на которые сам потом и отвечает.

- Это значит, что мы не готовы. А это самое плохое, что может быть, дети мои, - Аран подустал кричать, и снизил громкость голоса. Илиста заботливо подала ему чашку с водой. - Следовательно, дети мои, нам надо за оставшиеся дни в этих Темных землях выучить роли, подогнать костюмы, решить с освещением, и гримом. Сразу после того, как мы выйдем из Темных земель, то будет большая грандиозная репетиция. А для того, чтобы не попасть впросак, я бы посоветовал вам составить списки и каждому, я подчеркиваю каждому, за оставшиеся дни здесь пройти и гримера и костюмеров, и осветителя, выучить роль и рассказать лично мне, как вы намерены двигаться, читать, дышать на постановке. Илиста позаботится о распределении времени, а потом за работу, дети мои, я хочу получить главный приз.

Раздались аплодисменты, актеры умели ценить настойчивость, рациональность и уверенность своего постановщика.

Илиста стала центром внимания:

- Итак, с костюмами разбираемся по этому списку, с гримом по этому. Смотрите, кому-то костюм будем подбирать под грим, кому-то наоборот, и попрошу без обид. Итак, с осветителем следует отработать по этому списку, завтра вечером наши рабочие сцены покажут все декорации по всей постановке, надо чтобы все договорились, кто и где, что и когда говорит. К Арану по этому списку. Кто заканчивает с костюмом, смотрит на список, который будет у Риса и идет сам сообщает следующему по списку, что Рис свободен. Ясно? Так же и с остальными. Закончил у Анны и Най и сообщил следующему по списку. Мы сделали расчет на пять дней. Должны все успеть, в перерывах учите слова, суфлеров не будет. Вопросы есть?

Вперед опять выступил Мухмур Аран:

- Боцман прошу ко мне. Вы уже решили, что за декорации можете предоставить? А хронометраж рассчитали? Здесь тоже надо будет помочь, чтобы не было осечек.

- Время хорошо Хэсс считает, - Илиста повернулась в его сторону. - Тебе вменяется помочь Боцману.

Хэсс кивнул:

- Объясните, что делать, я завсегда.

- Грим, побалуйте нас, - Илиста обворожительно улыбнулась повару, и многие в труппе оживились. Наступала предпремьерная лихорадка.

Боцман дал четкие указания, достать коробочки с декорациями на которых написано "лев", "пустыня", "сон", "звон", "квартал", "ночевка", "приют", "раут", "буря", "туман" и еще два десятка названий. Хэсс выволакивал сундук, аккуратно доставал коробочки, читал названия, нужные откладывал в сторону, а ненужные складывал обратно. Сундуков было сорок шесть штук, так что занятия Хэссу хватит на пару дней.

За этим благостным занятием Хэсса застал Вунь. Он появился, как всегда внезапно, и принялся помогать Хэссу.

- Чем помочь? - Вунь запрыгнул в сундук и стал подавать Хэссу коробки. Дело пошло быстрее в несколько раз.

- Ты аккуратнее, - предупредил его вор, - если коробка раскроется, то декорация развернется.

- Как они их интересно хранят, - Вунь обожал рыться в чьих-нибудь вещах.

- Есть еще особо ценные декорации, они в мешочках, - сообщил Хэсс. - С ними будет занимать Боцман, или поручит нам, когда закончим с сундуками.

- Да? - Вунь получал массу удовольствия от новых для себя дел.

- Да. Вунь, не расскажешь мне про личных духов? - попросил Хэсс.

Вунь замер, а потом ликующе заголосил.

- Ты потише, - потребовал Хэсс, - у меня уши заложило.

Вунь бы еще завалился на бок и поорал, но Хэсс просил этого не делать. Только что Хэсс сделал вторую важную вещь, которая подтверждала правильность выбора Вуня. Хэсс спросил о личных духах.

- Так ты ничего не знаешь? - Вунь готов был пересказать ему все, что знал.

- Мало что. Знаю, что есть личные духи, которые заботятся и их надо слушаться, - Хэсс осматривал очередную коробку.

- Хорошо. Значит так, личный дух должен не только любить, но и очень любить того, кого охраняет. Это - первое. Второе - личного духа надо всегда слушаться. Третье - личный дух заботится о тех, кого любит.

- Подожди, выходит, что личный дух может быть не для одного? - уточнил Хэсс.

- Конечно, бывает, что и для одного, но бывает и наоборот.

- Отлично, что еще?

- Еще? Личный дух обладает некоторыми преимуществами, во-первых, он может попросить помощи у тех, кого охраняет, если, конечно, это очень надо. Во-вторых, духу надо хорошо платить, чтобы он не смотрел на сторону. Обычно, платят раз в год. Ну, мешок золота там, или два мешка. - Услышав насчет мешков с золотом, Хэсс приостановился. - Что еще? - Вунь вспоминал, не упустил ли он чего-нибудь. - Так! Главное - личному духу даруют силу, но с этим разберемся потом, сейчас не время.

Хэсс покорно кивнул, его слишком занимала информация о мешке золота.

- Вунь, а ты про Страхолюда ничего нового не слышал?

- А что про него нового можно услышать? - Вунь перенял у Хэсса характерное движение - пожатие плечами. - Хэсс, а я тебе подарок принес.

- Какой?

- Вот, - Вунь достал из кармана шароваров серьгу. - Вдень.

Хэсс рассматривал серьгу. Серебренная, в два раза меньше, чем его нынешняя, тонкое плетение образовывало странный узор, в середке горел яркий черный камень.

- Это тебе, - Вунь настороженно смотрел на Хэсса. - Нравится?

- Нравится, - определился Хэсс. - А зачем ты хочешь мне ее подарить?

- Смотри, - Вунь достал из второго кармана сережку в пять раз меньше той, которую он подарил Хэссу. - Точная копия. У тебя будет такая же. Мы не можем сделать такую же, как у тебя в ухе. Пришлось сделать новые, они магические, не сомневайся, наш жемчужный мастер свое дело знает.

- Ага, ты говорил, чтобы все было одинаковое с личным духом? - Хэсс расстегнул свою серьгу, снял ее и одел новую.

- Ура! - Вунь быстро проделал тоже со своей.

- Что еще?

- Ну, костюм такой, как у тебя мне шьют, - заверил его Вунь.

- Отпад, - Хэсс все чаще вспоминал свои уличные привычки и говор с маленьким Вунем.

- Отпад - мне нравится, - довольный Вунь, стал подавать новые коробки.

- А знаешь, волосатик твой что-то задумал, Хэсс, - Вунь нагнулся за очередной коробкой.

- Кто?

- Страхолюд.

- Это не новость. Он сильно подозрительный тип.

- Да, все кто не похожи на нас подозрительные типы, - философски согласился Вунь.

- Еще что знаешь?

- Дороги гудят, Хэсс, - Вунь стал очень серьезным. - Но ты не бойся, мы тебя защитим.

- От чего?

- Да, от всего. Тебя мы всегда будем беречь.

- А остальные?

- Остальные? Смотрю я на вас, и удивляюсь, кто-то вам помогает. Не было еще, чтобы так долго ходили люди по Темным землям. Я и думаю, что будет что-то неприятное.

- Вунь, а почему неприятное? - Хэсс ощутил приятное щекотание в ухе, серьга приспосабливалась к своему новому хозяину.

- Почему, почему? На то и Темные земли, чтобы было неприятно, - поворчал Вунь. Очередной сундук подошел к концу, Хэссу оставалось найти еще двенадцать декораций по списку Боцмана.

Ямина решила поговорить с кем-нибудь о том, что ее беспокоит. Обычно рассудительный Казимир помогал ей, давал советы. В Казимире сочетались глубокий ум, подозрительность и некая экспансивность. Свои негативные качества Казимир усиливал и развивал, иногда покуривая травку. В такие минуты он становился неисправимым пессимистом. Он воспринимал мир в черном цвете, что требовалось Ямине в нынешнем состоянии растерянности. Девушка постучала:

- Заходи, - крикнул Казимир. Он разбирался с тряпками, которые выдал ему Рис. Ямина смотрела, как Казимир одевается.

Природная узкая кость подчеркивалась черными облегающими лосинами, высокими сапогами и белой облегающей рубашкой.

- Тебе еще зеленую шапочку и будешь похож на сына художника, - Ямина всерьез относилась к созданию сценического образа.

- Да уж, - Казимир любовался свои отражением в зеркале, которое по случаю попросил у Анны. - Ты чего? - Казимир, наконец, воспринял приход девушки.

- Спросить хочу, Казимир, - Ямина тоже посмотрела на свое отражение в зеркале.

Правильные черты лица, но незаметные для окружающих. Стройная, или скорее худая. Высокая, длинная открытая шея, длинные руки и ноги. Короткие волосы, которые Ямина подкрашивает сбором травок. Больные испуганные глаза, маленькая грудь, почти доска, как злобно отзывалась о ней Вика. Ямина отвела глаза, и стала смотреть на Казимира. Тот разоблачался, скидывая сценический наряд для первого акта на лежак.

- Спрашивай, - благосклонно разрешил Казимир. По его настроению Ямина поняла, что Казимир еще не курил травку, и наверняка посоветует ей какую-нибудь гадость, но деваться было некуда.

- Скажи, а как ты думаешь, Недай он подлый?

- Что? - такого уж Казимир не ожидал. - Недай? Этот простак? - Казимир расхохотался.

Поведение Казимира явственно свидетельствовало, что он наоборот перекурил травы. Отгадка заключалась в том, что Казимир создал собственную смесь, найдя привлекательную травку, растущую на обочине дороги. За Казимиром водилась дурная привычка искать новые ощущения, и он срывал разные травки и пробовал их использовать по назначению. Пару раз это кончалось сильными отравлениями, но в этот раз Казимир подобрал восхитительный состав. Следовало смешивать чуть подсушенную новую травку, которую Казимир называл про себя "травища", с той которую он обычно покупал в пропорции три к одному. Эффект был непроходящий. После одной выкуренной дозы на Казимира периодически накатывало, а периодически он был абсолютно нормальным. Действие одной дозы растягивалось не на три-четыре часа, а на двое суток. Казимир уже предчувствовал большие перспективы в будущем.

- Именно Недай, - Ямина не знала о новых особенностях в поведении Казимира и терялась в догадках. - Я слышала, что ребята говорили, что он может сделать неприятные плохие вещи.

На Казимира опять накатило, вещи поплыли перед глазами. Он с размаху плюхнулся на лежак. Его руки бессмысленно перебирали завязки на штанах, в которых он должен был появиться во втором акте фестивальной постановки.

- Недай может все, Ямина. Но как бы тебе объяснить, - Казимир считал девушку не самой умной в этом мире, поэтому старался говорить попонятнее. - Недай он и убьет, если надо. Парень он основательный, Ямина, но сделает он это по какой-то весомой причине. Обычно он предпочитает быть добрым, или незлым. Подлость он тоже может сделать, если это будет очень нужно. Понятно?

- Не совсем, - честно призналась Ямина.

- Уф, - Казимиру опять полегчало, и он стал примеривать наряд для третьего акта, но стал натягивать сапоги вперед штанов. Анна дала зеркало не больше, чем на час, были и другие желающие. - Что конкретно может тебе сделать Недай? Чего ты так боишься? - Казимир подошел с другой стороны к волнующему девушку вопросу. - Что вообще говорили ребята?

Ямина колебалась говорить или не говорить Казимиру.

- Я слышала, что ребята говорили, что Недай хочет мной попользоваться и выгнать из труппы, - призналась Ямина.

- Тобой? - Казимир даже под действием травищи пожалел бедолагу Недая.

Ямина обиделась на столь явное пренебрежение.

- Недай говорил, что я красивая, - сообщила она. - И что фигуристая, и что запоминающаяся, и что талантливая.

- Как далеко дело зашло! - Казимир забалдел от предстоящих перспектив. - Ты молодец девочка окрутить такого перспективного парня, - поздравил ее Казимир.

- Окрутить? - Ямина посчитала, что Казимир насмехается.

- Конечно же. Ты что думаешь, что наш помощник в тебе так просто чудо увидел? Предложение точно сделает.

- А какое предложение? - не в меру наивная Ямина позабавила Казимира.

- На какое согласишься, - Казимир постарался быть добрым. За все время разговора он сообразил, что напялить штаны на сапоги проблематично, и снял сапоги.

- Я замуж хочу, - мечтательность Ямины уже не волновала Казимира, он отключился от окружающего мира под очередным накатом травы.

Серьезный разговор вели и Илиста с Саньо. Илиста пришла к нему в повозку обсудить ключевые моменты будущей постановки. Саньо же покорно соглашался со всеми предложениями своей партнерши по сцене. Илисту такое пассивное отношение не устраивало, о чем она и поведала Саньо в довольно скандальной форме. Но и это не разрядило обстановку.

- Да соберись ты! - Илиста уже съехала на крик.

Саньо лишь вздохнул на окрик, хотя в другое время не спустил бы его ни за что.

- Что тебя так припекло? - актриса поняла, что криком ничего не добиться, пора переходить к задушевным беседам.

- Богарта, - Саньо соизволил сообщить причину своих страданий.

- Это понятно, что не Одольфо, - Илисту уже раздражала меланхоличная влюбленность Солнечного. - Что случилось с Богартой?

- Не с ней, а со мной, - Саньо знал, что легче пообщаться с Илистой, чем выгнать ее из повозки.

- Мне из тебя все по волосу тянуть? Или все-таки расскажешь?

- Что здесь можно рассказать? Не ложится у меня с ней, ну, хоть ты тресни.

- Это как? - Илиста усомнилась в прямом значении слов Саньо.

- Она вроде как застыла на одном месте и все, - Саньо слегка приободрился, излив свои мысли в слова.

- Знаешь, Саньо, ты жуткий эгоист, - Илиста сообщила ему об этом с жалостью.

- Почему это?

- А потому это, что она занята по горло. У нее столько проблем и обязанностей, а ты о любви, бодяжник, только и думаешь. Она же в напряжении, она ответственность за всех несет. А тебе все поцелуи да перетрах один на уме. Помог бы женщине что ли. Так нет, ты ее достаешь. У нее и так не очень отношение с мужиками. Муж таким подонком оказался, поискать надо. А тут ты на нее давишь, как стадо коров.

- Ты думаешь? - Саньо оживился.

- Я уверена, - Илиста, когда хотела, могла быть очень убедительной. - Так ты будешь дальше страдать или обсудим постановку?

Дело пошло на лад.

Хэсс разобрался с делами и просто бездельничал. Отдыхал в свое удовольствие, валясь на травке холма у дороги. Дело было к обеду, в этот раз повар управился без его помощи. Внимание Хэсса привлекла странная сцена, которую наблюдал он один. Никому другому с дороги ее видно не было.

У самой развилки встретились двое: Линай и Страхолюд. Они остановились и долго смотрели друг на друга. Затем Страхолюд что-то сказал, махнув рукой в направлении дороги, с которой приехал Линай. Тот приторно улыбнулся и кивнул. Страхолюд еще раз что-то сказал, а Линай покачал головой. Затем они синхронно посмотрели на дорогу, которую проверял орк. Линай еще раз приторно улыбнулся, и они поехали к лагерю.

Хэссу не повезло, он не слышал разговор. Не слышал этот разговор и вездесущий Вунь. Но вора озаботила улыбка Линая, и чуть неуверенные движения орка Страхолюда. Если бы Хэсса заставили угадывать разговор этих двоих, то он бы предположил, что они о чем-то сговорились.

И он был недалек от истины.

Линай поджидал Страхолюда. Обоим надо было поговорить. Оба преследовали свои личные цели. Они встретились на развилке чуть в стороне от общих глаз.

- Я так предполагаю, что ваша дорога, уважаемый Линай, ведет в глубь? - Страхолюд говорил осторожно, ожидая решения Линая.

Поскольку орк Страхолюд проехал по своей дороге, он знал, что именно она ведет вглубь. Следовательно, дорога Линая должна была вывести на обжитые земли.

Линай приторно улыбнулся, показывая, что оценил осторожность собеседника.

- Именно, моя дорога ведет вглубь Темных земель, - Линай согласился не моргнув глазом.

Линай и Страхолюд смотрели друг на друга, они заключали молчаливый договор о сотрудничестве на этом этапе путешествия в Темных землях.

Орк решил определить, кто будет докладывать Инриху и Богарте.

- Мне поговорить с актерами? - спросил он.

Линай покачал головой:

- Простите, уважаемый, - Линай не поморщился, хотя и назвал орка уважаемым через силу. - Думаю, что лучше поговорить мне.

- Понимаю, - кивнул тот.

Они постояли еще немного и тронулись в лагерь.

В итоге Инрих решил не ехать в ночь. Актеры с энтузиазмом поддержали своего директора, отдых был им необходим.

Для Хэсса опять удачно сложились обстоятельства. Недай просил Хэсса обойти все повозки и проверить их состояние, по словам тоже же Линая, дорога предстояла неровная. Поломки в пути были никому не нужны.

- Можно? - Хэсс уже заглядывал в повозку в Линая и его ученика. Инрих разрешил им спать в повозке с рабочим инструментом. За прошедшее с этого момента время Линай и Эльнинь обжили повозку, на окошках висели старенькие шторы. Лежак был один. Как знал Хэсс, на нем спал учитель, а его ученик ютился на полу, на маленьком одеяле.

Линай был один. Он сосредоточено рассматривал свои руки. Хэсс еще раз попросил разрешения войти.

- Да, конечно, - Линай с неохотой оторвался от своего занятия. - Проходи. С чем пожаловал?

- Повозку проверить. Директор сказал, что каждый отвечает за себя, - Хэсс старательно представлял себя маленьким мальчиком в мире больших дядек и теток. Линай улыбнулся с чувством превосходства, а Хэсс порадовался, что вживание в образ прошло удачно.

- Сам посмотришь? - предложил Линай.

- Да завсегда, но я уже вижу, что с правым бортом что-то не то, - простодушно заметил Хэсс.

Линай скривился от слов Хэсса, но из повозки выбрался. Хэсс расслышал, как старик бормотал что-то о нерадивых учениках, которые неизвестно где шляются.

Когда Эльнинь добрался до их повозки с учителем, то застал следующую картину. На плаще его любимого учителя Линая было заметно свежее пятно грязи, рядом стоял лекарь Хэсс с ног до головы испачканный в грязи. Линай отчитывал Хэсса, выговаривая ему за доставленные неудобства. Хэсс стоял, опустив голову вниз, рассматривая собственные носки. Эльнинь еще не видел своего учителя в состоянии настоящего гнева. Рот у учителя скривился на бок, брови растрепались и сошлись на переносице.

- Да как ты посмел меня? Меня Великого считать? Меня? Меня? - Линая заклинило на значительности собственной личности.

Хэсс стоя, опустив голову вниз, рассматривая свои носки. Эльнинь не ожидал застать такую некрасивую сцену, он замер. Линай его заметил и прекратил орать на лекаря. Резко развернувшись, Линай забрался в повозку. Эльнинь не знал, что делать.

- Хэсс, а что случилось? - Эльнинь говорил тихо, боясь, что гневный учитель его услышит.

- Да, ничего, - Хэсс ответил еле слышно, повернулся, стараясь не встречаться с Эльнинем глазами, и пошел в сторону походкой пьяной вороны.

Растерянный Эльнинь еще постоял у повозки, а потом все же рискнул залезть в нее.

- Учитель? - Эльнинь топтался у входа. - Я принес все травы, которые вы приказали собрать.

- Хорошо, - Линай уже владел собой. - Положи все здесь, и иди к повару попроси еще один его магический котелок. Скажи, что я хочу попить специальный настой от простуды.

Эльнинь покорно отправился выполнять поручение учителя. Но по дороге, он все еще думал о Хэссе. "Что же там произошло? Что такого мог сделать Хэсс, чтобы вывести учителя из себя?", - Эльнинь решил допытаться Хэсса, но того в своей повозке не было.

Хэсс отправился отдохнуть и вымыться. Шагах в трех ста, Вунь показал, где именно, журчал ручей. Хэсс мылся, Вунь помогал ему постирать одежду.

- А здорово ты его! - искренне радовался Вунь. - Только зачем ты это сделал? - Вунь перестал радоваться.

- Все проще простого, Вунь, - Хэсс был сам доволен собой. - Мой у..Один человек учил меня, что, если тебе надо выставить человека, то надо действовать осторожно. В целом я общался с Линаем почтительно, даже по-детски. Это видели все, в том числе и его ученик. И здесь, раз люди видят, что он меня ударил, я упал в грязь, он на меня кричит, а я закрываюсь, и не даю отпор. Затем надо отвечать, что ничего такого не произошло. А тогда я его спровоцировал. Конечно, это нехорошо, но если бы этот бодяжник не был таким гадом, то он бы не повелся на мои слова.

- Хэсс, - Вунь отложил уже отстиранные штаны. - А почему ты ему сказал, что он неучитель и все такое прочее?

- Я сказал ему правду, а правда, как известно, самая взрывоопасная вещь в мире, - Хэсс сам стирал свой платок.

- Хэсс, а зачем ты на него грязью попал? - Вунь вылез из ручья.

- Это причина для остальных. Со стороны, что было видно? Что я неловко плеснул на него грязью, затем что-то говорил. Другие решат, что я извинялся. А затем его срыв на мне.

- Да, Хэсс. А это не опасно? - Вунь еще раз пересмотрел тряпки Хэсса на предмет обнаружения незамеченных пятен.

- Опасно, но у меня же есть ты, - Хэсс пожал плечами.

- Я за ним присмотрю, - Вуню совсем не улыбалось потерять Хэсса. - А что дальше?

- Дальше? Надо его спровоцировать еще на один нехороший поступок. Причем сделать это надо без моего прямого участия.

- Да? А я можно буду помогать? - Вуню понравилось участвовать в махинациях Хэсса. В прошлый раз, он следил, когда появится ученик, и подал Хэссу сигнал вовремя высказаться.

- Скажи, а все личные духи такие коварные?

Вунь выпучил глаза:

- Тебе виднее.

Над ручьем зазвенел смех личного духа.

Великий Мастер впервые за довольно долгое время изволил гневаться. С ним случилось страшное, Великого три раза за день послали в неизвестном направлении. Первым, кто это сделал, был Мастер Сыч. Этот рассыпающийся от ветхости тип изволил не согласится с Великим Мастером. А вопрос они обсуждали принципиальный. Великий Мастер просил помощи Мастера Сыча. Дело было в том, что у Великого вышли из-под контроля созданные им ловушки и испытания для избранных. Понять в чем причина возможно было при помощи Мастера Сыча.

Сыч обладал уникальным даром. Он мог говорить с ветром. Это умение досталось ему еще в те времена, когда Мастер Сыч был спутником главы клана Легкости, стихией которого был воздух.

Великий Мастер и сам бы мог узнать, кто вмешался в его планы, но это требовало гораздо больше времени и усилий с его стороны. А вот ветер, который везде бывает, все слышит, да еще может ответить на любой вопрос, мог бы оказать существенную поддержку.

Но Мастер Сыч послал Великого решать свои проблемы самому, а, кроме того, в оскорбительной форме заявил, что Великий сам пригрел на груди беду.

Еще не остыв от ссоры с Мастером Сычом, Великий поругался со своим верным помощником. Великий посчитал, что больше некому устраивать подобные гадости, и в жесткой форме предъявил ультиматум. Его помощник - молодой Мастер - поразевал рот, словно плохо прожаренная рыба, и не стал оправдываться. Великий уверился в свой правоте. И в самом деле, кто еще, если не его помощник?

И здесь судьба этого несчастного дня преподнесла ему еще один неприятный сюрприз. Великий увидел, что один из кодров вылетел из пещеры. При этом это был кто-то из молодых, которых Великий не знал.

Великому было не свойственно долго испытывать негативные эмоции. По своей натуре он старался обращать их в действие. В тот миг, когда чаша его терпения переполнилась, Великий решил, что пора брать все в свои руки. До этого он благополучно хвалил результаты, которых добивался молодой Мастер, но сейчас надо все делать самому.

Во-первых, следовало определиться сколько народа у него в Темных землях. Это он выяснил сразу. Кроме смешных людей на повозках никого больше не было.

Во-вторых, Великий решил временно закрыть границы. У него кодры летают, да и непонятно, кто в землях решил еще похозяйничать. Лишние здесь совсем ни к чему.

В-третьих, Великий стал готовить испытания для всех скопом. Если эти люди с чей-то помощью успешно обошли целую кучу препятствий, то лучше всего все завлечь их всех в самую глубину земель, и там уж разбираться.

В-четвертых, Великий обдумывал вопрос, как ему узнать, что придумали кодры.

В-пятых, надо было помириться с помощником.

В-шестых, хорошо бы отдохнуть.

Великий высчитал, что ему хватит два дня, чтобы завлечь смешных людей в нужное ему место. Этого же времени должно хватить на подготовку испытаний.

Наступил вечер, который изменил мир вокруг, не без деятельного содействия седобородого старца Линая, Великого Мастера и, конечно, дорог этого мира.

Глава 16. Вот и доверяй этим людям

-- Как такая эфемерная вещь, как доверие, может быть крепким фундаментом для дружбы и любви?

-- Все это выверты эльфовской психики, дочка. Не слушай их. Главное в жизни это выгода. Живи, как человек.

Разговор 40-летнего отца и 15-летней дочери.

Линай отослал своего ученика к общему костру, велев не заглядывать в повозку, пока он не позовет. Линай готовил зелье для того, чтобы заморочить голову и глаза всей несчастной труппе. Ему надо было управиться до утра, и всего две капли капнуть в общий котел.

Вся сложность в приготовлении заморочного зелья состояла не в наборе трав, да он и не имел особого значения. Главное, чтобы рос обычный лопух в тех местах, где наводят морок. Самое сложное состояло в приведении зелья в нужную кондицию. Здесь нельзя было перечитать или не дочитать волшебный речитатив, который Линай узнал еще в юности у своего друга.

Покидав травки в воду, Линай бурчал, бухтел и рычал на неизвестном языке. За шесть часов Линай устал, зелье заискрилось маленькими зелеными искорками. Утром Линаю надо было довести свое дело до конца. Почти все зелье вылить на дорогу, а две капли должны упасть в общий котел, из которого будут есть или пить люди.

Ночью многим не спалось, в том числе и Илисте. Она вернулась с очередного свидания с Мрымом, но уснуть не могла. За день стоянки люди ожили, а их проблемы обострились. Первой к Илисте пришла Анна.

- У меня остались еще сладкие конфетки будешь? - Илиста пододвинула маленький табурет к столу, приглашая гримершу сесть.

Анна кивнула, поесть она любила.

- Что у тебя, Анна? - Илиста сдерживала зевоту, но откладывать разговор на потом не хотела, слишком расстроенное лицо было у Анны. - Ты плакала?

Анна виновато кивнула головой:

- Илиста, я хочу спросить, что же мне делать с дочкой? - Анна в волнении прижала руки к груди и шумно выдохнула.

- А в каком там все положении? - Илиста сосредоточилась на помешивании чая в чашке.

- Ах, ты сегодня, что не слышала? - Анна искренне удивилась неосведомленности подруги.

- Нет, а что? - Илиста поняла, что сейчас ее порадуют пересказом очередных скандалов, или на худой конец сплетен.

- Сегодня с самого утра моя дочка Най накричала на меня, - Анна горестно вздохнула, и стала выбирать с блюда конфетки с цукатами, которые ей нравились больше всего.

- А в чем причина? Что ее так разозлило? Я же знаю, что девочка у тебя добрая, - Илиста еще раз подавила зевок.

- Причина и вовсе смешная, - Анна опять вздохнула. - Рано утром я заговорила, что Лаврентио обещал выделить деньги на новенький домик. Я собираюсь купить его где-нибудь подальше от столицы. Хорошо бы переехать на север, там лекари хорошие.

- Понятно, тогда почему она вспылила. Ты ее разлучаешь с этим симпатичным охранником, - пожала плечами Илиста.

- Симпатичным? - всплыла Анна.

Илиста пожала плечами, не желая ввязываться в пустой спор.

- И что было дальше? Я так подозреваю, что это отнюдь не конец?

Анна приложила руки к горящим щекам, видимо, воспоминания о скандале ее возбудили:

- Я так разгневалась, на то, что она сказала, что я могу жить, где хочу. А она собирается вернуться в столицу и связать свою жизнь с тем охранником.

- Да? - Илиста скептически подняла бровь. Она то знала, что Анна не умеет орать по-настоящему.

- Да, я так кричала, что даже подумала, что слышно на весь лагерь. Девочка выслушала, но, знаешь, она сильно побелела, а я вся покраснела. Чувствую, что кровь стучит, а ничего не слышу. Все будто застит.

Анна приостановилась, ей не хватало слов, чтобы описать собственное состояние.

- И что? - Илиста выбрала еще одну конфетку.

- Потом, - Анна начала всхлипывать, - потом, Най повернулась, взяла свою сумку, покидала в нее часть своих вещей, и сказала... - Анна зарыдала в голос, краснота еще больше усилилась.

- Не переживай ты так, - Илиста погладила женщину по руке. - Попей водички.

- Потом, - Анна справилась со слезами, - Най сказала, что ей обрыдло жить с такой матерью, как я, которая все контролирует, во все лезет, и она уходит. Не желает больше слушать мои вопли и стенания. И еще она мне сказала, что ей надоело выполнять мои приказы, она хочет жить свободной с кем и когда хочет.

- Да? - Илиста представила Най, когда та излагала все это матери. По мнению Илисты, Най имела ту жесткость и твердость, которой так не хватало ее матери.

- А потом она ушла, - всхлипнула Анна.

- Куда? - недопоняла Илиста.

- Жить к тому охраннику, - презрительно пояснила гримерша.

- Вот даже как, - Илиста не знала, что еще сказать.

- Да, да, да, а собственная мать ей не нужна. Она помешалась в этой поездке. Я понимаю, заиграла кровь, но мать то чем ей не угодила? Я всегда пеклась только об ее благе! Я живу только ради нее. Я ни одного мужика в дом не привела, я все делаю только для нее, - Анна сорвалась в истерику, которую Илиста переждала, как пережидают внезапный лесной дождь.

- Анна, может быть у нее это несерьезно? Ты спрашивала, она не беременна?

- Не знаю, - Анна утирала слезы платком, который ей подала Илиста.

- Ты сама говорила с этим охранником? Может быть у него все несерьезно? - Илиста сама не зная подала гримерше идею.

- Нет, - Анна покачала головой.

- Что ты будешь делать сама, Анна? - Илиста сочувственно смотрела на расстроенную подругу.

Анна не восприняла вопрос подруги, она думала над тем, что ей делать с дочерью.

- Анна, - Илиста еще раз потормошила ее. - Ты ничего не можешь сделать с Най, ты можешь сделать что-то только с собой.

- Да? Я не знаю, Илиста. А что обычно делают в таких случаях? У тебя и опыта больше.

Илиста не стала рассказывать свой подруге, что она не выясняет отношения с детьми, что она уже давно им заявила: "любая невестка станет родной дочерью", что ругать своих детей последнее дело, что Най права, желая иметь свою личную жизнь. Илиста раздумывала, что же можно сказать Анне.

- Я бы на твоем месте помирилась бы с дочерью, поговорила бы с ее избранником.

Анна неверящими глазами смотрела не подругу, она не ожидала, что Илиста предложит такое коварство. Анна думала, что Илиста подскажет, что сделать, чтобы все вернулось на круги своя.

За Анной заркылись двери, но спокойно отдохнуть ведущей актрисе труппы было не суждено. На пороге объявился Саньо.

- Я вот все думаю, - с порога заявил Солнечный.

- Фрр, - больше Илиста ничего не стала произносить, все-таки ее воспитывали в хорошей семье. Но подумать она подумала.

- Я вот все думаю, - повторил Саньо свою фразу. - Я вот все думаю, а что если мне бросить все нафиг, и дело свое открыть.

- Какое?

- По пошиву теплой одежды. На север можно было бы съехать, - Саньо рассказывал о своих планах и вдохновлено и апатично.

- Ты зовешь меня в компаньоны? - Илиста подустала от поздних посетителей.

- Нет, с тобой не интересно. С тобой всегда все хорошо, - Саньо не проникся иронией собеседницы.

- А ты, значит, хочешь, чтобы плохо было? - Илисту очаровала манера ведущего актера впадать в депрессию.

Саньо кивнул, выражая свое полное и беззаговорочное согласие.

- Тогда я бы посоветовала тебе, пойти и сделать донне Богарте предложение, но это, в-третьих, а во-первых, сходи и выскажи свое желание Инриху, а потом и Одольфо. Я думаю, что оба тебе сделают плохо-плохо, и перестанешь доставать меня всякими глупостями.

Саньо рассмотрел предложение Илисты, и даже задумался, а не последовать ли ему. Это открыло глаза женщине, которая поняла, что ее друг впал в глубокий омут проблем.

- Саньо, а хочешь я тебя с кем-то познакомлю, - повинуясь порыву сострадания, предложила Илиста

- С кем это? - Саньо не поверил Илисте. - С кем можно познакомится в этом лесу?

- С... - Илиста запнулась. - Пойдем, только сначала скажи: "Я не скажу ни слова, я не напишу ни слова, я не сообщу никому ни слова о том, что узнаю сейчас от Илисты".

Саньо повторил слова, а Илиста приняла его обещание.

- Пойдем, - Илиста потянула его за руку. Они выбрались из повозки, и Илиста потащила Саньо назад по дороге.

- Долго еще идти? Между прочим, мне уже лучше, - вяло сопротивлялся Саньо.

- Уже пришли, - Илиста опустила его руку, вынула из корсажа камушек и бросила его на землю. - Посиди, если устал.

Затем она напряженно вглядывалась в темноту, а минут через десять прилетел Мрым с подружкой.

- Чтоб меня.. Чтоб тебя... Чтоб их всех... - слышалось самое приличное из уст актера. Он машинально произносил монолог одного из самых гадких персонажей, ругающегося на протяжении всей постановки "Глаз ночи".

- Ну, как? - Илиста развела руками. - Нравится?

Великий актер современности Саньо и не заметил, как убежало его плохое настроение и безграничная жалость к себе.

Они возвращались далеко за полночь. Саньо мог вполне оправдать свое прозвище "Солнечный", так он светился от переполнявших его чувств.

- Смотри-ка, что творит седобород! - заметила Илиста. - Лучики зеленые.

- Где? - Саньо пытался рассмотреть, но все было темно.

- Были лучики из его повозки, - сообщила Илиста.

К ним подошел Кхельт.

- Что это вам не спится? Вы за границу лагеря выходили?

- Прогулялись, - ляпнул Саньо, Илиста толкнула его в бок локтем.

- Оно и видно, - сам себе ухмыльнулся Кхельт, когда пара прошла в повозку Илисты. - Хорошо погуляли вместе, вон как мужик светится.

К сожалению, его замечание услышала Богарта, стоявшая между повозок. И ее настроение резко пришло в упадок, могло показаться, что в глазах блеснула слеза.

- Ну, как? - Илиста вытянула ноги, а Саньо обтирал их мокрой тряпкой от грязи.

- Сама упала, не зачем было так быстро взбираться, - Саньо не собирался утешать Илисту. - Синяк будет, но до премьеры заживет. Не хорошо зрителям синюшные ноги показывать.

- Ха, без тебя знаю. Анна замажет. А так тебе понравилось?

Саньо мечтательно улыбнулся, вспоминая свой короткий, но высокий полет на кодре.

- А у тебя тоже двери внутри открываются, когда они говорить начинают? - спросила Илиста.

- У тебя двери? А мне кажется, что на меня волна наплывает, так лениво и протяжно, а потом поднимает вверх, так здорово, - поделился Саньо.

- А у меня двери, разные, но двери. В последний раз мне показалось, что я сама стала дверью, представляешь?

Саньо поболтал с Илистой еще час, который Богарта провела в раздумьях о несовершенстве людей, то и дело слыша смех из повозки ведущей актрисы.

Почти под самое утро Хэсс Незваный проснулся, или вернее, ему показалось, что он проснулся. Стоя на пустой и холодной скале, Хэсс пытался вспомнить, как он сюда попал. За его спиной раздалось вежливое покашливание. Молниеносно Хэсс обернулся, в руке блеснул нож.

- Шаа? - удивлению юноши не было предела. Перед ним стоял его ныне покойный учитель и друг Шаа Змееныш.

- Не забыл еще старого осла, мальчик? - улыбнулся учитель.

- Шаа? Но ты же умер? - Хэссу захотелось кинуться на грудь учителя и обнять его крепко-крепко.

- Там я умер, - согласился Шаа. - Но не до конца. Знаешь, существует поверие, что если ты в этом мире, что-то должен еще сделать, если тебя кто-то любит, и ты любишь кого-то, то смерть не означает еще полный уход.

- Да? - Хэсс еле сдерживался, чтобы не заплакать. - А можно тебя обнять?

- Пока нет, - сообщился Шаа. Но это "пока" сделало жизнь Хэсса почти выносимой.

- А когда можно будет ты мне скажешь? - потребовал он ответа.

Шаа еще раз улыбнулся:

- Тебе бы все обниматься, но я тебе скажу.

- Шаа, а что...?

- Ты хотел спросить, что я здесь делаю? - продолжил вопрос ученика его учитель. - Но тебе страшно спрашивать?

- Да, но только не то, что так страшно, как страшно, а страшно, что ты ответишь и уйдешь, - признался Хэсс. Он зачарованно рассматривал своего учителя. Сейчас Шаа выглядел лет на десять моложе, чем в последний их день совместной жизни. Вокруг глаз почти разгладились морщины, губы не кривились от боли, и волосы были почти черные.

- Ладно, мальчик, пойдем со мной.

- Куда?

- Там, где погреться можно. Я, между прочим, живой человек, тоже мерзну.

- Живой? - Хэсс прошептал, но Шаа лишь пожал плечами.

Они сидели на уступе, закрытом выступом скалы. Огонь горел, и грел двоих, встретившихся столь нежданно.

- Вниз не сойдешь, да и вверх тоже, - сообщил учитель. - Хорошее место для встречи.

Хэсс кивнул, не вникая, как он сюда попал.

- Учитель, а вы живой?

- Частично, я вот, что думаю, Хэсс, ты жениться не надумал?

Разговора о женитьбе Хэсс ожидал меньше всего, и в растерянности поморгал глазами.

- Все приходится делать за тебя, - поворчал Шаа, но лишь для порядка. - Так вот, когда жениться надумаешь, спроси свою девушку, согласна ли она возиться с потомственным вором и колдуном.

- Это вы обо мне? - Хэсс не понял Шаа.

- Это я о себе, - Шаа еще раз улыбнулся.

Через тридцать секунд Хэсс смог сформулировать вопрос: "Вы что можете выбирать у кого родится?".

- Ну, скажем так, я договорился. Но хорошо бы тебе не тянуть, но и не спеши. Дом заведи, профессию более выгодную освой. Так, чтобы детей вырастить, Хэсс. Воровством всегда успеешь заняться. Друзей найди, а потом и предложение делай, - напутствовал его учитель.

- Так вы родитесь у Ал..., в смысле у меня?

- Я рожусь, - Шаа развеселился, понимая, что скоро ему прийти в мир перерожденным. - Я с моими талантами, умом, характером, но без памяти. Я думаю, что это хорошо повзрослеть заново. Тяжело быть старым еще не родившись.

- Ага, - Хэсс таял от подобного подарка, предвкушая жизнь полную чудес.

- Только никто тебе не говорит, что я буду первым, Хэсс, - привел его в чувство Шаа. - Я здесь кое с кем договорился... Но вообще-то ты скоро проснешься, а о деле мы не говорили.

- О деле?

- А ты думал, я пришел тебя попросить жениться? - Шаа, как обычно, получал массу удовольствия от общения со своим учеником и другом.

- Да, нет, но...

- Сиди и слушай, Хэсс, - Шаа стал серьезным и спокойным. Он тщательно подбирал слова. Это его состояние Хэсс всегда узнавал, а значило оно, что следовало запоминать каждое слово, интонацию, они расскажут то, что учитель не сказал впрямую. Хэсс сосредоточился. - У тебя впереди нелегкие времена, но это неважно. Важно, чтобы ты не струсил. Но не струсил, как трусливые люди, а как осторожные.

Хэсс слабо себе представлял, как трусят осторожные люди, но кивнул на слова учителя, продолжая внимательно слушать.

- Вернешься в столицу, разберись с медальоном. Дело надо довести до конца. Но сейчас ты должен, нет, сумей не струсить. Это самое главное, Хэсс.

Все еще плохо понимая, о чем толкует учитель, Хэсс кивал.

- Учитель, а что-то еще вы сказать можете? - спросил Хэсс, когда уверился, что учитель все высказал.

- Хорошая у тебя серьга, мальчик, да и насмешил ты меня, однако. Не ожидал, что именно ты... Но с другой стороны, работой ты на всю жизнь будешь обеспечен.

Шаа встал, и сделал шаг со скалы в воздух. Но он не падал, а раздумывал, что делать дальше. Затем повернулся, еще раз улыбнулся своему любимому ученику.

- К Илисте сходи и пообщайся. Дар у нее редкий, может поможет, если она согласится - завершил их встречу учитель и растаял в воздухе.

Хэсс остался сидеть. Повинуясь внутреннему импульсу, Хэсс протянул руку в огонь, и резко проснулся. За ухо его дергал Вунь.

- Не смей спать, - Вунь еще раз дернул Хэсса за ухо.

- Больно же, - Хэсс отмахнулся от маленького человечка.

- Проснулся. Я здесь, между прочим, с десяток наших поставил. Как тебя удержать, если ты таешь? - Вунь обидчиво, но в то же время с облегчением, отчитывал Хэсса.

- Таю? Я?

- Именно, - заверили его хорошо десяток голосов.

- Кошмар какой-то, - согласился Хэсс, а затем вспомнил свой сон, и рассмеялся. Такого радостного настроения у него не было уже очень давно.

Линай смог осуществить свой коварный план без особых проблем. Он подошел к одному из котелков, в которых повар варил кашу и капнул две капли своего зелья. Остальное он вылил на дорогу, пройдя чуть вперед до самой развилки. Оставалось ждать действия зелья.

Линай довольный собой, позволил себе расслабиться. Ему следовало обдумать странное поведение Хэсса. Этот парень с первой минуты знакомства показался ему трудолюбивым дурачком, последующее общение укрепило его в этом мнении, а вот последняя встреча вывела из себя. Линай попробовал посмотреть за Хэссом, он выполнил самый простой ритуал, и попытался увидеть прошлое Хэсса. По всему выходило, что прошлого у него не было. Это могло значить, что либо Хэсса кто-то закрывает, либо имя его вовсе не Хэсс.

Совершив новый ритуал, Линай уверился, что имя странного парня действительно Хэсс. Выходит, что парень находится под чьей-то защитой или контролем. Линай знал, что в этом мире были у него враги, которые могли расставить сети в виде подконтрольных им людей на дорогах этого мира. Но их встреча была случайной, Линай был уверен. Да и силы столько не наберешь, чтобы расставить такие сети. А это говорило, что Хэсса уже кто-то позже взял под контроль.

Вполне возможно, что Хэсс лишь приманка, а в засаде сидит некто, и этот некто в труппе, или только пришел в нее. Линай раздумывал над каждой возможностью, но так и не пришел к однозначному выводу. Мальчишка Хэсс, скорее всего, выполнял волю того, кто его контролировал, а, значит, может и не помнить вчерашнего происшествия. Линай решил с ним встретиться, посмотреть, как тот станет себя вести.

Обдумывая разные возможности, Линай решил приготовиться к нападению, а также надеть на себя с десяток полезных амулетов. О безопасности своего ученика, Линай даже не вспомнил. Затем, Линай, уверенный, что люди уже позавтракали, вылез из своей повозки, запоздало вспомнив, что так и не позвал Эльниня.

- Уфф, эти глупые ученики, - Линай поискал глазами Эльниня. Ученик спал под повозкой, боясь пропустить зов своего учителя. Линай пожал плечами, и отправился завтракать.

- Выходим! - спустя какое-то время раздался приказ директора. Люди улыбались уже не так вымучено, день отдыха дал им поднакопить силы, и вступить в борьбу.

Они ехали, все дальше углубляясь в Темные земли, но почти все из них были уверены, что скоро они выедут из Темных земель к обжитой земле. Словно морок застил им глаза и душу, люди не замечали, что лес становится темнее, а дорога уже, что сгущаются тучи и дует неправильный северный ветер. Темная земля не отпускала свои жертвы, а дороге пришлось лишь жалобно вздыхать. Орк Страхолюд понял, что случилось, но протестовать не стал. Это упрощало его задачу по завоеванию или присвоению Темных земель.

Хэсс ворвался в повозку Илисты.

- Приветствую, прекраснейшая, - Хэсс постарался поклониться, но очередной ухаб свалил его на колени.

- Даже так? - Илиста учила роль. - Что тебе от меня надо?

- Бесполезно спрашивать, а как ты узнала? - Хэсс уселся рядом и пялился в листки, которые читала Илиста.

- Хэсс ты просто мальчик. У меня два своих сына, - Илиста ослепительно улыбнулась своему протеже в труппе. - Стихи плохо идут? Не огорчайся, ты талантлив в других областях.

Хэсс побежал к Илисте без тщательного обдумывания, что именно ей следует сказать.

- Мне снился странный сон. Снился человек, которому я доверяю, как себе. И он сказал, что у Вас, Илиста, редкий дар, который может помочь мне.

Актриса молчала, накручивая локон на палец. Между бровей залегла морщинка.

- Если уж тебе снится, то я скажу, но сам понимаешь, что это не для распространения, Хэсс. Варвары живут на востоке, но я приехала с юга в столицу, я говорила, помнишь? - Хэсс неопределенно пожал плечами. - Да, это неважно, а важно то, что на юге я была у своих дальних родственников. Хотя бабушка моего отца не такой уж и дальний родственник, но я виделась с ней один раз в тот приезд. Представляешь, я приехала в приличный дом, а в огромных хоромах живет скрюченная старуха - моя бабка. Она живет одна, без родных. У старухи страшный дар. Она держит время. Она живет в его потоках. Иногда она просыпается молоденькой девочкой, иногда скелетом, но все еще живет. - Хэсс поежился, да и Илисте было неприятно. - Она предложила мне научится держать время, но мне хватило трех секунд, чтобы выскочить из этого дома. Вслед она кричала, что у меня есть дар, его надо только развивать.

- Илиста, а держать время это как? - Хэсс не мог сориентироваться как держат время.

- Это просто, Хэсс. Ей все равно какое время сейчас для нас. Она оказывается в любом времени.

- Ходит по времени? - ужаснулся Хэсс.

- Примерно так, - согласилась Илиста.

- А вы так не умеете?

- Один раз в жизни у меня так было, Хэсс. Тогда мой ребенок умирал, а лекарство все не приходило, и не приходило в город. Тогда была эпидемия. В сильном отчаянии, я очутилась у каравана, который только входил в город, я взяла лекарство, а потом смотрю, я стою у городских ворот, и никакого каравана нет. Но за все приходится платить, Хэсс. Ровно через десять лет заболел мой муж, мы обращались к лекарям и магам, но все твердят, что замешано само время. Они бессильны. - Илиста говорила почти спокойно, но Хэсс чувствовал, что разбередил рану.

- Простите, я не хотел, чтобы вы об этом вспоминали, - Хэсс сочувственно погладил руку Илисты.

- Ничего страшного, Хэсс. Я всегда об этом помню, но не позволяю себе горевать. Я поэтому и поехала на фестиваль. Мне сказали, что лучше мне сейчас не находиться рядом с Мошталем. Он с детьми уехал на север, там лучшие в мире лекари, которые возможно что-нибудь придумают, - Илиста улыбнулась сквозь боль.

- Тогда лучше не пытаться использовать ваш дар, Илиста, - Хэсс разочаровался, но в тоже время был признателен Илисте за откровенность. - Я хотел вас спросить, что с Линаем?

- О чем ты? О вашей безобразной ссоре? - актриса обрадовалась перемене темы разговора.

- Уже доложили?

- Рассказали, - поправила Илиста. - Анна стремится все всегда мне рассказывать. Порой это бывает достаточно утомительно, но иногда и полезно.

Хэсс обдумывал насколько полно можно изложить имеющиеся у него подозрения насчет седобородого старца.

- Илиста, у меня сильное интуитивная неприязнь к Линаю, но это можно списать за счет личных причин. Но, понимаете, мне кажется, что он что-то делает не так. Он как-то нас использует. Я не могу яснее выразиться, но тревога меня не отпускает, - Хэсс говорил медленно и размерено, выговаривая каждый слог, делая большие паузы между словами.

- Тревога? А при твоем занятии она значит гораздо больше, чем прямые угрозы, - раздумывала Илиста.

Хэсс кивнул.

- Я присмотрю за ним, Хэсс. Просто посмотрю, и подумаю. Мы актеры всегда сосредоточены на себе, в этом залог нашего успеха. Но и на других мы умеем концентрироваться, если надо, конечно. Зачем мы ему можем быть нужны? У тебя есть предположения? - Илиста внимательно смотрела на Хэсса, а тому казалось, что она оценивает каждое сказанное им слово.

- Не буду настаиваться на истине, но мне кажется, - Хэсс выделил "кажется", - что ему хочется что-то получить. И это что-то находится здесь в Темных землях, и он использует нас как разменную монету. С другой стороны, мы вроде бы выезжаем из Темных земель. Но тревога в моей душе становится все больше и больше.

- Что у вас там произошло? - Илиста потребовала ответа о прошедшей ссоре.

Хэсс пересказал.

- Но это еще не все? - проницательно заметила актриса.

- Нет, я хочу спровоцировать этого типа, чтобы раскрылся во всей красе, - поделиться своими планами с умной женщиной Хэсс не счел зазорным.

- Мило, и как я полагаю, тебе еще раз действовать нельзя. Не будет эффекта неожиданности. И кого ты выбрал в качестве добровольного помощника?

- Его ученика, - признался Хэсс. - Надо...

За окошком раздался крик, повозки остановились.

- Да что такое? - Илиста подняла юбки и спрыгнула с повозки, Хэсс за ней.

Вопреки здравому смыслу Альтарен залез на крышу повозки и кричал от ужаса. Его крик полный животного страха, сводил людей с ума. Хэсс поежился, он видел, как передернуло Илисту.

- Это что? - грозный окрик Богарты, вернул веру в нормальную жизнь.

- Не знаю, - заикаясь, сообщил Сесуалий.

- Снимите его, - потребовал Инрих. В это время Альтарен набрал в легкие еще воздуха и опять закричал.

- Да заткните его, - потребовали актеры.

И здесь всех удивил одноглазый Боцман, он махнул рукой, и Альтарен рухнул на крышу повозки, как подкошенный.

- Что ты с ним сделал? - потребовал ответа встревоженный Сесуалий.

- Засыпил, так всегда поступают со спятившими моряками, - пояснил Боцман.

На крышу легко запрыгнул Кхельт, Лайм принял тело Альтарена внизу.

- Сложите его у Хэсса, - велел Инрих. - Сготовь ему успокоительный отвар, - это уже Инрих велел Хэссу. - А теперь, ты доложи, что у вас произошло? - Инрих уставился на Сесуалия.

- Ничего, - тот замотал головой. - Мы сидели, писали, там и бумага валяется. Альт раскрыл окно, чтобы было получше, попрохладнее, и как взвыл, потом забрался на крышу и дальше выл.

- Похоже, его что-то зацепило за окном? - Инрих делал выводы. - А ты ничего не видел?

- Нет, - замотал головой Сесуалий, - ничего-ничего. Я и не смотрел.

- А кто-нибудь смотрел? - закономерный вопрос от орка.

Линай сосредоточено смотрит на каждого. Богарта ожидает нового приступа сумасшествия от любого из присутствующих. Женщины жмутся к мужчинам. Страх и недоумение прокладывают путь в души.

- Моя повозка идет почти вровень с его, - голос подала Санвау. Я ничего не видела. Деревья, дымка, и все.

Инрих опросил еще нескольких человек, но они не добавили новых сведений.

- Когда он проснется? - Инрих обернулся к Боцману.

- Час - два, - неопределенность свойственна Боцману при общении с сухопутными.

- Хорошо, - Инрих обратился к Хэссу. - Свари пока отвар. Через час у тебя будет Железяка. Он свободный сегодня, поможет подержать Альта, если что. И еще я хочу, чтобы Альтарен рассказал, что его так напугало. Если он будет говорить, запоминай. Позовешь меня, когда он придет в себя. Восстановить порядок, нам пора ехать.

Повозки опять тронулись в путь, а Хэсс отправился заниматься очередным пациентом.

Альтарен мирно проспал два часа, а когда проснулся, без возражений согласился выпить успокаивающий отвар. Железяка уместился в уголке Хэссовой повозки, и напряженно смотрел за Альтареном. Он слышал, что сумасшедшие часто маскируются под нормальных, а потом неожиданно для остальных нападают.

Хэсс стал расспрашивать Альтарена о том, что случилось. Альт был смущен, он не помнил, как залез на повозку и кричал от ужаса. Стараясь успокоить нервы, и в тоже время разбудить воспоминания Альтарена, Хэсс напомнил события прошедшего утра.

Альтарен долго и мучительно напрягался, но вспомнил. Его рассказ уже слушали втроем. Хэсс, Железяка и Инрих.

- Мы писали, Сес сказал, чтобы я открыл окошко, а то воняет. Я повернул ручку, и распахнул окошко, а там мне показалось, что я вижу дорогу домой.

Хэсс и Железяка не поняли, а вот Инрих понял. Он знал, что Альтарен в своем детстве жил в жутком городе, название которого запретили произносить. Это был весьма странный город, вытянувшиеся вдоль дороги дома в два ряда были мрачными и страшными. Путешественникам, оказавшимся там, и просто вынужденным проехать сквозь город по дороге, доставалось. Они заболевали, теряли молодость, силу, деньги, любимых людей. Город жил своей жестокой жизнью. В конце концов, его уничтожил какой-то заезжий маг. Бывшие жители города, в котором царил ужас и крик, разъехались по другим городам, разнеся частички несчастий по всей земле. Инрих знал, что Альт родился прямо на дороге, у несчастливой путешественницы. Женщина осталась в городе с ребенком, но смогла уехать, когда Альту было пять лет.

- Возможно, на тебя наслали морок, - решил Инрих. - Надо быть осторожнее, предупреди всех. Темная земля не хочет нас отпускать.

Как тонко чувствующий человек, Инрих интуитивно угадал, что Альтарен попал под действие морока. Морок был связан с возвращением домой, но, как многие люди не дал своему озарению продолжения. Инриху же тоже казалось, что они выбираются из Темных земель домой. Но директор отнес свои ощущения возвращения домой, который был весьма благополучным, на счет объективной реальности. Однако, мысль зацепилась и мелькала где-то на периферии сознания. Хэсс Незваный тоже не понял связи между кошмаром Альтарена и дорогой. Дело в том, что Хэсс не успел позавтракать. Утром он ел маленькие пирожки, которые приволок Вунь в большой корзине.

Единственным, кто оценил масштабность и значимость кошмара Альтарена, был Линай. Ему то уж не требовалось объяснять причинно-следственные связи. Поцокав языком, Линай стал обдумывать какое бы еще зелье сварить, чтобы заморочить путь труппы. Но скоро Линай увидел, что дорога свернула к черной скале, о которой он кое-что знал. Добраться до черной скалы - это второй шаг в достижении подлинного Величия. Линай еще раз перебрал в памяти все указания, и отправился разговаривать с учеником о полезных вещах: самопожертвовании, сыновей любви, послушании и взаимовыручке.

Великий Мастер определился, что застанет врасплох людей ночью. Он уже знал, что под вечер большинство расслабляется, а ночью вообще предпочитает спать, согласно биологическим ритмам этого мира. Великий взял на себя работу, чтобы выбрать для всех наиболее жесткие испытания, на пределе их возможностей. Великий посмотрел на каждого из труппы, и сделал свой выбор. Это помогало ему отвлечься от беспокойных мыслей о самоуправстве кодров. Мудр не пожелал с ним разговаривать, пофырчал и другой кодр, обычно с удовольствием общающийся с ним. Великий решил лично выяснить, куда летает Мрым и остальные. На сегодня он приготовился основательно. Своему помощнику, перед которым он извинился, чем привел беднягу в состоянии прострации, поручил придумать отвлекающий маневр.

Молодой Мастер остался думать над задачей, как разъединить всех людей из труппы, чтобы каждый пошел своим путем. Время - ночь, было выбрано, а вот способ еще нет. Молодой Мастер понимал, что любое нападение лишь сплотит их в круговой обороне. Надо было действовать тоньше. Через час умственных усилий план был готов. Теперь следовало дождаться Великого, и получить его одобрение.

Мастер Сыч и Мастер Линч обсуждали поведение кодров и Великого мастера. Они пришли к выводу, что Великий явно сдал, и им придется самим решать все проблемы. Гениальную голову Мастера Линча осенила идея - поплотнее пообщаться с людьми, которые так интересуют Великого Мастера. Вторая по гениальности идея принадлежала Мастеру Сычу. Он предложил отправиться в дорогу, чтобы общаться лично, и прикинуться путешественниками, попавшими в беду. Долгое совещание мастеров привело к согласию по основным пунктам их будущего путешествия.

Два старых хрыча стали собираться в дорогу, при этом Мастер Линч пошел проверять какие ловушки расставлены по их предполагаемому пути. Мастер Сыч собирал запасы в дорогу, одежду и старался придумать правдоподобную легенду.

Над Темной землей взошла луна, и запылали звезды. Труппа остановилась, сегодня вечером был предварительный прогон постановки, несмотря на то, что некоторые актеры еще не разобрались с нарядами и гримом. Всем требовалось осмотреться в декорациях, определиться с дополнительным реквизитом, и своим местом в постановке.

Глава 17. Такие разные улыбки

-- Мария, дай мне шанс. Нам надо поговорить.

-- Не дам, Инрике.

-- Мария, дай мне шанс. Нам надо поговорить.

-- Не дам, Инрике...

-- Мария, дай мне шанс. Нам надо поговорить.

-- Хорошо, Инрике, я дам тебе шанс. Бери.

-- Спасибо, Мария. Пойду подумаю, чтобы еще попросить.

Из 32121 серии сериала "Любовь-морковь под луной в Санта-Брбре".

Боцман устанавливал реквизит. Хэсс стоял с часами в руках, дублировал его действия Инрих. Железяка вызвался помогать Боцману, Мореход, Плинт и Секач готовили декорации для второго и третьего действий. Они были ответственными за их своевременное появление и исчезновение.

- Поехали! - крикнул Мухмур Аран.

Пошло действие. Первая сцена первого действия начиналась с песчаной бури, от которой укрывались закутанные в плащи воины. Затем резкая смена декораций и приятное летнее утро, в котором Саньо-художник рисует на балконе своего дома.

- Считаем, - скомандовал Мухмур Аран.

- Тридцать, ... пятьдесят..., перемена, - откликнулся Инрих.

- Следующая сцена! - прокричал Аран.

Развернулась панорама, и люди сконцентрировались на двери дома художника. Пришли послы короля.

- Считаем! - Аран не забывал отмечать точки входа и выхода сцены.

Сменилось еще шесть сцен, первое действие было закончено.

- Общий итог? - Аран смотрел записи. - Отлично, на двадцать убрать вторую сцену, на треть сократить пятую. Отметили? Готовы ко второму акту? Замена!

Надо отметить, что смена обстановки по актам происходит совсем не так, как по сценам внутри одного акта. Обычно, и это стандартная практика, магически удается вместить в один акт до девяти-десяти сцен. Потом надо все обновлять, и пойдет следующий акт.

На каждый акт на расчищенной площадке размещались предметы, которые активизировались от движения или слова определенного актера. Кроме того, размещать подобные точки смены обстановки надо было на некотором расстоянии друг от друга. В результате масштабы сцены давали возможность разместить до десяти точек перехода.

Таким же образом прогнали второе и третье действие.

- Отлично, - Аран был самым главным в происходящем действе. - Теперь еще раз и с точками. В первом действии смену первой сцены на вторую осуществляет Флат, который дополняет иллюзию воинов в пустыне, вторую на третью - Саньо, третью на четвертую - Йол, четвертую на пятую - Дикарь, пятую на шестую - Казимир, шестую на седьмую - Алила, седьмую на восьмую и на девятую - Илиста, в темноту выводит Саньо. Порядок ясен. Теперь прогон по концовке, начинаем смену с пяти последних реплик. Десять минут и разберитесь кто за кем и с кем. Боцман покажи им места перехода, всем, чтобы не учудили.

Мухмур Аран раздал ценные указания, и приготовился максимально эффективно передохнуть эти десять минут. Ему требовалось много терпения и силы воли, чтобы не перебить артистов, рабочих сцены и просто глазеющих во время предварительных прогонов постановки.

Во втором действии заменить Дикаря, на ногу которого упал мольберт, попросили помощника директора Недая. Недай смущался, и жался к Алиле, которая играла с ним в одной сцене.

- Прогон! - рявкнул уже порядком доведенный Мухмур Аран, и запылали костры.

Алила спросила:

- Ты не сможешь оставаться с нами?

Недай, читая по листку, ответил:

- Магда, как ты думаешь, почему я с вами?

Алила, игравшая Магду:

- Не по приказу же? Ты не похож на безумца, и на службе не состоишь.

Недай постарался придать своему голосу как можно больше горечи:

- Как видишь, я на службе, но служба это моему сердцу не помеха.

Дальше следовали короткие объятия Алилы и Недая, с переключением сцены.

- Повернись, девчонка! - громогласно потребовал Мухмур Аран. - Ты должна демонстрировать жалость к этому придурку. - Переключение!

Сцена сменилась, актеры окутались дымкой, и пропали для остальных. Эффект невидимости действовал двадцать секунд за которые актеры должны были убежать с площадки.

Недай стоял рядом с Инрихом, все еще записывающим время и порядок переключения сцен.

- Молодец, - подошел Мухмур Аран. - Ты хорошо читаешь, а обнимаешься даже лучше. Главное в этой сцене показать партнершу, которая ведет всю сцену. Тебя, Дикарь, это в первую очередь касается. Не лыбся мне здесь! Еще сцены с этим придурком есть?

Одольфо покивал головой:

- Через две, Ара - информировал он Мурмура Арана.

- Готовься, - Аран хлопнул Недая по плечу. - Дайте ему текстовку.

Ямина, которой предстояло появиться в следующей сцене с Викой и Казимиром, во все глаза смотрела на Недая. Ей понравилось, как держался помощник директора, как он говорил, как смотрел и что делал. Она относилась к Недаю, как к обычному человеку, а сейчас оказалось, что он не лишен таланта.

Недаем также гордился Инрих, а он то перевидал на сцене множество актеров. Хорошо понимая, что если бы Недай учился, то мог бы вполне стать известным актером, Инрих засомневался в своих поступках. Он помогал растить племянника, и выделял деньги на его учебу. Это Инрих настоял, чтобы племянник учился финансовому и торговому делу. Профессию актера Инрих считал слишком зыбкой и опасной. Недай никогда не проявлял возражений по этому поводу. Но в этот миг Инрих усомнился, правильно ли он поступил? Не было ли у Недая желания учиться и блистать на сцене вместе с Илистой, Саньо и остальными.

Пошла следующая сцена. Мухмур Аран надрывался, ругая Ямину:

- Ты куда прешь? Ты, что время считать не умеешь? Все с начала, и встаньте чуть левее, а то полсцены свободно.

Актеры передвинулись и начали сначала. Ямина в образе подруги славной Вики, которой в конечном счете досталась роль подруги будущей жены Казимира. Казимир играл сына художника, а Вика - его супругу, которая родит ему ребенка.

- Милая моя, ты понимаешь на какие жертвы себя обрекаешь? - Ямина сделала шаг к понурой Вике.

Вика распрямилась:

- Я люблю этого человека, и ничто не остановит меня.

Их подслушивал Казимир для которого собственно и разыгрывалась эта сцена. Он восхитился отношением к нему красотки Вики, и постучал в двери.

- Лиана, - Казимир изобразил глубокую тоску и надежду, Аран одобрительно щелкнул пальцами. - Лиана, возьмем в свидетели Джонаю и пригласим твоих родителей на будущую церемонию.

Вика сложила руки и чуть наклонила голову:

- Какую церемонию? И любишь ты меня?

- О, да, - Казимир подхватил падающую Вику в объятия и крепко поцеловал. Декорации сменились.

- Молодцы, - Аран хлопнул в ладоши. - Следующая концовка сцена третья? Пропускаем? А где шляется Саньо, позвольте спросить? Да пошел он, следующая сцена. Недай ты готов? Тебе начинать. И найдите главного героя, я что ли буду его изображать? Не появится через пять минут, я роль отдам своему ослу. Это ясно?

Аран бушевал, но больше для порядка. Он же сам и послал Саньо одеться в лохмотья, в которых главный герой выбирается из пустыни. Эту сцену Аран желал сделать одной из центральных в постановке. Нравственные и физические страдания человека доставляли ему подлинное удовольствие, а почти оголенное тело красавца Саньо нравилось женщинам.

Недай отлично отыграл кусочек роли Дикаря, сменилась сцена. В общем фокусе оказался Саньо, который подговорил Боцмана сделать перемену без приказа Арана.

Истерзанное, но весьма привлекательное тело Солнечного, отличный грим, терзаемого человека и общий фон пустыни с далеким городом на горизонте вызвали овации у актеров. Мухмур Аран еще раз одобрительно щелкнул пальцами.

- Старается, а какой актер, - послышалось от Тьямина.

- И ты ли дашь мне волю к небу просить пощады? Я не смогу жить без нее, не дай мне жить. Я откажусь от дара, но лишь позволь на миг ее увидеть. Я вижу! О милая моя, ты здесь? Нет, то ветер завывает, и слезы, как дань пустыне отдаю. Прощай, моя любовь. Я не вернусь к тебе. Хотя быть может...

К страдающему и тянущему руки вперед Саньо подошел мальчишка-собиратель змей, которого изображал Тьямин.

- Ты кто? - мальчишка потрогал ногой человека.

- Отлично, - Аран хлопнул в ладоши. - Следующая сцена. Плинт шевелись.

Несколько сцен пришлось прогонять заново. Мухмуру не понравилось, как переходит действие. Для еще одной сцены меняли общий фон. По этому поводу были долгие споры, что позволило всем вдоволь накричаться друг на друга. Но последнее слово осталось за Мухмуром Араном.

Хэсс уже не нужен был в качестве измерителя времени. Он сидел на лестнице одной из повозок, и смотрел за актерами. К нему присоединился Инрих.

- Удивительный мир. Тебе не кажется? - Инрих сел рядом.

- Удивительный, - согласился Хэсс. - Очаровательный, непостижимый и немного сумасшедший. Едем мы по Темной земле, а эти люди знай себе думают о постановке. Так яростно отстаивают свою точку зрения, всецело поглощены работой.

- Это ты верно заметил, - Инрих заметил, что намечается очередной скандал с применением физической силы. - Смотри сейчас Илиста врежет Казимиру.

Оба понаблюдали за развитием событий.

- Какая она сильная женщина, - уважительно отозвался Хэсс.

- Нравится тебе с нами? - внезапно захотелось узнать Инриху.

- Нравится, - не стал отпираться Хэсс. - Такое ощущение, что вы живете по-настоящему, хотя и играете роли.

- Все-таки у тебя душа поэта, - заключил Инрих. - Живете по-настоящему, хоть играете роли. В тебе есть дар подмечать такие вещи. Только ты его выражать не умеешь.

- Не умею, - Хэсса это не расстраивало.

- Знаешь, а Одольфо говорит, что тебе писать постановки надо, - раскрыл секрет Инрих.

- Нет, простите меня, Инрих, но такой тягомотиной я заниматься точно не буду. Одно дело подмечать, а другое писать.

На сцене намечалось очередное побоище.

- Хэсс, а играть ты не хочешь? - Инрих не отступал.

- Нет, не хочу. Я думал, но это не по мне. Недай мне кажется другое дело. У него глаза так разгорелись, когда он свои реплики читал. Вы не заметили?

Инрих задумчиво кивнул, но, сообразив, что Хэсс на него не смотрит, сказал:

- Да, заметил. Недай может стать хорошим актером. Раньше я в нем этого не замечал.

- Может быть это не проявлялось? - откликнулся Хэсс.

- Ты думаешь? И что теперь делать?

Хэсс коротко взглянул на потерянного директора.

- Поговорите с ним, Инрих. Никогда не поздно менять свою жизнь.

- Ты думаешь? - Инрих был уверен в обратном.

- Я абсолютно в этом уверен, - твердо заявил Хэсс.

Закончились многотрудные подборки декораций, на сегодня оставалось разобраться с музыкой и акробатическими этюдами.

- Лаврентио, прошу, - Аран уселся на стул, который ему вынес Недай.

Лаврентио в белых штанах, белой рубашке, освещенный софитами Нигмара, не уступал в экзотической красоте ведущему актеру труппы Саньо

- Для первого действия у меня следующие варианты. Сцена первая, - Лаврентио махнул рукой, и зазвучала скрипка.

Ее умиротворенная песнь не сочеталась с бурей, которую показывал Аран.

- Подождите, - Лаврентио не дал никому сказать ни слова. - Вторая сцена.

Яростно и грубо завыл скайвик.

- Это своего рода контраст, - предвосхитил вопросы остальных композитор.

- Не плохо, - после минут раздумья согласился Мухмур Аран. - Так это привлечет внимание. Ребята отметьте это в будущих рецензиях, - Аран повернулся к Альтарену и Сесуалию, которые делали заметки на листах. - Что ты нам еще приготовил?

Опять запела скрипка нежно и печально, но ее мелодия контрастировала с ритмом ударных.

- Это для сцены встречи художника и его женщины, - сообщил Лаврентио. - Продолжаем.

Музыкальное представление длилось не меньше часа. Музыканты вымотались, но их переполняла энергия удовольствия от зрителей и от самих себя. После длительных обсуждений было решено, что Лаврентио, как всегда, гениален. Но ему следует додумать музыку к двум ключевым сценам. Мухмур Аран мягко сообщил, что предложенная музыка не заводит зрителя, а умиротворяет его. Для ключевых сцен это абсолютно не подходит.

В перерыве дебатов о музыкальном сопровождении повар Грим с Недаем разнесли всем чай со сладкими тягучими конфетками. Актеры восстановили свои силы. Наступила очередь акробатических вставок.

Мухмур Аран выдвинулся на первый план.

- Итак, мы решили, что по замыслу постановки нам надо вставить сложные трюки в две сцены. Первая сцена это панорама битвы, а вторая сцена - это прием у короля. В первой сцене придется участвовать также Илисте, Флату, Дикарю и всем девочкам. Во второй сцене к этой компании добавляется еще Саньо, Казимир и Йол. Тьямин ты изображаешь королевского шута. Не забыл? Там у тебя роль без слов, ты просто смеешься. Его научили заразительно смеяться? Ну-ка, похохочи.

Тьямин засмеялся, люди улыбнулись.

- Не плохо, но не так. Улыбка в твоем случае мало, ты смеешься, и тебе должен вернуться смех. Саньо займись мальчиком. В крайнем случае, привлеките Одольфо. Тьямин завтра с утра и каждый день по три раза в день я хочу тебя видеть и слышать твой смех. Мне надо, чтобы он отзывался в сердцах людей. Ну, все поехали. Химю, командуй. Давайте посмотрим, что вы там придумали.

Драматург Одольфо с удивлением смотрел, как его постановка становится самостоятельной и живой. Ему больше всего в своей работе нравилось время, когда постановка выходила в люди. Потом будет премьера, овации и прочее, но эти предварительные прогоны лучше всего в жизни. В такие минуты Одольфо ощущал себя равным природе, которая тоже создавала невообразимо прекрасные вещи. Приподнятость настроения, мощный заряд давали Одольфо возможность написать еще один лист в своей нетленной рукописи о славном Судзуками. Одольфо достал лист и карандаш и принялся лихорадочно писать.

Внезапно он почувствовал ноющую боль в области сердца. Он уже знал, что скоро начнется приступ. Одольфо, стараясь не привлекать внимание, поднялся и дошел до своей повозки. Как он забрался в нее, Одольфо не помнил. Он упал на колени, и ползком дополз до лежака. Там под подушкой он хранил лекарство. Открыв маленькую коробочку, Одольфо положил на язык маленький травяной шарик. Он стал рассасывать шарик, несмотря на бесконечную горечь. Сердцу стало полегче, ноющая боль отступила. Одольфо весь мокрый, тем противным холодным потом, который говорит о серьезных неприятностях, забрался на лежак. Теперь надо было попытаться заснуть. Короткий сон способствовал утиханию сердечного ритма до нормального, и восстановлению сил. Драматург почти заснул, когда приступ начался снова. Дрожащими руками Одольфо достал второй травяной шарик. Через десять минут боль стала отпускать. Одольфо смог подремать минут пятнадцать.

Проснувшись, он задумался. Сердце у него было больное почти всю жизнь, но долго это не проявлялось столь неприятно. Лет десять назад у Одольфо был тяжелый приступ, и тогда ему прописали эти лечебные травки. Но еще тогда ему объяснили, что лечение будет помогать какое-то время, а потом ничего нельзя будет сделать. Как говорится, будет близко перерождение. Единственным критерием близкого перерождения лекарь назвал учащение приступов, и снижение действия лекарства. За поездку у Одольфо было уже два приступа, хотя раньше он дней по сорок не вспоминал о больном сердце. Сегодня был третий и подряд четвертый приступ за эту поездку. Драматург Одольфо всю свою фантазию вкладывал в написание текстов, и никогда не врал самому себе. Он мужественно признался, что его конец уже близок.

Когда человек признается себе, что его конец уже близок, то он начинает думать о вещах, которые должен завершить сам и попросить завершить за него. У Одольфо на повестке дня встало два вопроса. Один из которых был, что делать со своей бесценной рукописью про Судзуками. Он понимал, что закончить ее вряд ли успеет. Но должен же найтись кто-то, кто ее допишет. Одольфо считал, что его рукопись должна выйти в широкие массы и быть оценена по достоинству, даже после его смерти. Он должен трудится над рукописью, но и найти преемника. Одольфо принялся в уме перебирать все подходящие варианты.

Хэсс нашел замечательный повод, чтобы пообщаться с учеником Линая. Он попросил спокойного отца Логорифмуса устроить ему встречу с Эльнинем на его территории. Мотивировал Хэсс необходимость тайной встречи весьма забавно на взгляд отца Логорифмуса.

- Я недавно столкнулся с Линаем. До этого все было хорошо, но здесь явно произошел срыв. Я ничего толком и не понял, но переживаю, что если Линай болен, или возможно есть другие причины для такого капитального срыва. Эльнинь, как ученик, должен больше всех знать об учителе. Я хочу его расспросить, но не на глазах у Линая. Если природа срыва была хронической, то может быть еще один. Я, конечно, не профессиональный лекарь, но, занимаясь лекарством в поездке, быстро пришел к выводу, что каждый путешественник должен быть здоров, и пребывать в нормальном настроении. Мне совсем не нравится, что только вот Альтарен сорвался, до этого Линай.

Рациональный Логорифмус согласно кивнул и обещал помочь. Эльниня он позвал помогать ему записать те места, которые они видели. Отец Логорифмус, также как и Григорий делили свои дни между записями и охранной труппы. Правда, отец Григорий все больше помогал повару в готовке, а вот отец Логорифмус постоянно разъезжал с охраной. Ему даже прилюбилось беседовать с Богартой о жизни, охране и окружающем мире.

Эльнинь спросил разрешения учителя, и отравился в повозку к отцу Логорифмусу.

- Я здесь посижу, - ухмыльнулся отец Логорифмус, устраиваясь в углу, что не входило в план Хэсса. Он рассчитывал, что сможет общаться с Эльнинем один на один.

- Хэсс? - Эльнинь не ожидал его здесь увидеть.

- Да, проходи. Тебя позвал отец Логорифмус, чтобы мы могли поговорить.

- О чем? - Эльнинь держался насторожено.

- Мне не хотелось бы задевать твои чувства, но ты же согласен, что мы должны заботится о тех, кого любим? - Хэсс вопросами обеспечивал себе положительные ответы Эльниня.

- Да, конечно.

На растерянное согласие Эльниня, отец Логорифмус слегка улыбнулся, но прогнал всякие чувства с лица, и опять уставился в пространство.

- Эта встреча тайная, - Хэсс понизил голос. - Но только потому, что я тревожусь о Линае.

- Линае? С ним все в порядке.

Поспешность утверждения Эльниня о душевном состоянии Линая показывала, что не все в порядке. Да и сам Эльнинь предпочитает не думать об этом. Хэсс укоризненно покачал головой:

- Не надо врать себе. Это не хорошо. Разве учитель не говорил тебе об этом?

Эльнинь промолчал, а вот Логорифмус одобрительно кивнул.

- Эльнинь, - Хэсс говорил с оглядкой на Логорифмуса. - Я не прошу тебя рассказывать мне все. Я хотел бы попросить тебя подумать о здоровье своего учителя. Я уже говорил отцу Логорифмусу, что эти земли странно и опасно влияют на людей. Альтарен тому яркое подтверждение.

- Так ты говоришь, что учитель сходит с ума, как Альтарен? - возмутился Эльнинь.

Хэсс обрадовался, семена раздора падают на благодатную почву. Он придал себе еще более серьезный и сострадательный вид.

- Я так не говорю, Эльнинь. Но ты, наверное, прав. Не буду лукавить, я так думаю. Нельзя закрывать глаза на правду. Это может покалечить того человека, который тебе не безразличен.

Эльнинь сосредоточено кивнул.

- Так чего ты хочешь от меня, Хэсс? - наконец, Эльнинь заговорил о деле.

Хэсс мысленно похлопал в ладоши, но постарался выглядеть, как можно более нерешительно и смущенно.

- Даже не знаю, как тебе сказать, Эльнинь. Это не просьба, а так скажем совет. Я прошу тебя при удобном случае поговорить с учителем о Темной земле. Из тех слов, ну, которые...В общем я понял, что его цель в Темных землях как-то сильно на него влияет, да так неадекватно.

- Это все? - Эльнинь нахмурился. В эту минуту он постарел лет на десять. Детская внешность и старые озабоченные глаза не вязались. Хэссу стало жаль Эльниня на секунду, но вор быстро прогнал это неуместное для дело чувство.

- Да, Эльнинь. Я прошу тебя посмотреть на его поведение. Если он будет спокоен, то видимо я ошибся. - Вот прямо сейчас Хэсс дал Эльниню шанс доказать, что он - Хэсс - ошибся. Хэсс был уверен, что Эльнинь непременно поговорит с учителем, и это гораздо действеннее, чем брать с того же Эльниня обещания. - И еще, если возможно не говори ему о нашем разговоре. Если с ним все в порядке, я не хочу еще больше портить наши отношения лишними подозрениями, а если он... мне придется ему помогать, и мне тоже нужны нормальные отношения.

Эльнинь обдумал просьбу Хэсса, и сосредоточено кивнул. Хэсс чувствовал шкурой, что Эльнинь прокручивает странности, недомолвки, выкрики, неровности в разговорах с Линаем. Людям свойственно интерпретировать события в зависимости от новой информации. Хэсс как раз подбросил достаточно веток в костер, чтобы занялся хороший огонь.

Когда ушел Эльнинь, выход из повозки загородил отец Логорифмус:

- А теперь я хочу знать правду. Зачем ты так поступил с мальчиком?

Хэсс Незваный обдумывал ответ три секунды, и принял решение не врать умному и сильному человеку. Он рассказал о своих пусть и невнятных подозрениях. Логорифмус все выслушал, и пожелал ему удачи. Ни помощи, ни плохого отношения он не выразил. Хэсс вздохнул с облегчением, оставалось ждать результата. Присматривать за сладкой парочкой: учителя и его ученика придется Вуню.

Илиста шла по дороге, напевая о любви мальчишки из пригорода к дочке короля. Песенка была веселая, и дороге нравилось ее слушать. Дорога слегка удлинилась, чтобы актриса успела допеть песню до конца. Кончились слова, и возник долгожданный поворот, за которым ее должен был ждать большой и пушистый кодр Мрым.

Илиста обнималась со зверем, а в кустах, что в принципе не мыслимо, но оказалось возможно, прятался Великий Мастер. Найти одного из кодров для него не составило труда. Он уже около часа сидел в кустах орешника, продрогнув и отсырев от одуряющей влажности. Великий Мастер стал подслушивать разговор женщины и Мрыма.

"...Саньо не придет сегодня. Он хотел, но не могут же два ведущих артиста гулять одновременно. Прости, Мрым. И скажи своей подруге. Ладно".

Мрым покачал головой, из соседних кустов выбралась большая кодра, которая в прошлый раз катала на себе Саньо. Она развернула крылья и взмыла в звездное небо.

"Давай я тебя почешу. Я такую замечательную штуку принесла. И не смейся, да, расческу. У тебя вон какая красивая шерсть или мех? Не важно. Главное, надо тебя расчесать".

Илиста принялась вычесывать кодра. Мрым стоял смирно, но начал громко урчать. Илиста настолько сосредоточилась на своем занятии, что вздрогнула, когда послышался крик птицы.

"Что это?"

"Птица черной скалы", - поведал Мрым.

"А что за черная скала?"

"Та, к которой вы едете", - Мрым наклонил голову, рассматривая, как женщина чешет его бок.

"К скале? А вижу. Она даже в темноте сияет черным. Красивое место", - согласилась Илиста. - "А почему она черная?".

"Это скала из камня, в котором заточают колдунов. И умереть нельзя и жить не получается", - Мрым сообщил известные ему сведения.

"Брр", - поежилась Илиста. - "Кто такое придумал?".

"Великий Мастер. Раньше он торговал камнями для всяких темниц, а потом мы спрятались, и Великий Мастер перестал торговать".

"Ну, и ладно. А куда сейчас делся Великий Мастер? Он умер?", - заинтересовалась судьбой Великого Илиста.

"Почти", - печаль в мыслях кодра задела подслушивающего Великого. - "Он еще живет, но скоро уйдет. Понимаешь, он здесь все сторожит, чтобы отдать это потом кому-нибудь".

"И как отдаст умрет? Бедненький, такая ужасная участь быть сторожем", - эта жалость от незнакомой женщины тоже задела Великого.

"Илиста, а тебе, что-нибудь надо?", - спросил кодр. Великий Мастер в кустах чуть было не упал.

"Отсюда?", - Илиста поняла суть вопроса.

"Да".

"А что здесь могут дать?", - практичная Илиста стремилась всегда выяснять все.

"Все что угодно", - любезно сообщил кодр.

Илиста чувствовала, что это разговор чрезвычайно важен для Мрыма.

"Все что угодно почти равно ничему, Мрым. Я бы попросила тебя, но ты же живой и за тебя решать я не буду. А больше, мне кажется, что здесь ничего нет".

Великому не понравилась такая интерпретация его могущества, кодр же склонил голову.

"А где мы будем жить?", - кодр перестроился на вопросы быта.

"Ну, ты же не один будешь. У тебя подруга есть. А где ты обычно живешь?", - Илиста закончила вычесывать правый бок, и перешла к левому.

"Мы живем в норах, которые гнезда".

Илиста не стала осознано говорить, что ответ ее потряс, но Мрым понял и сам. Он стал пояснять свою мысль:

"В какой-то части мы похожи на кошек. Нам нужно место, где можно свернуться калачиком. И это должно быть большое место, чтобы было уютно. Но еще нам надо летать. И голый камень мы не любим".

"Исчерпывающий ответ", - Илиста раздумывала. - "Повозок таких больших нет. Дома надо строить совсем другие. Такие, как большие замки, чтобы вы могли спокойно жить. Но может лучше при доме строить башню?".

"Башня? В башнях мы никогда не жили", - Мрым обдумывал идею со всех сторон. - "Это может быть забавно. Мы любим веселиться".

"Угу, а что ты ешь?", - Илиста перешла к следующему важному вопросу.

"То, что поймаю. Но для нас разводят больших животных. Еще мы едим траву, но самое главное - энергию, силу. Ее берут от солнца, от спутников, таких, как ты, от ветра, от хорошего настроения".

"Здорово. Значит, если мы с тобой построим башню для тебя..."

" ....и моей подруги...только их у меня шесть", - добавил кодр.

"..., то надо еще разводить больших животных", - закончила свою мысль Илиста.

"Да, но мне еда не так часто требуется, а вот маленьким кодрам часто".

"А как часто у тебя кодры появляются?"

"Не часто", - взгрустнулось Мрыму. - "Но я их люблю. Такие забавные. Сам с ними молодеешь".

"Так сколько же тебе лет?", - удивилась Илиста.

"Почти пятьсот. Но лет двести я проспал", - Мрым высчитывал свой возраст, но сбился.

"Ого!", - обалдела Илиста.

Великому Мастеру надоело слушать интимные разговоры женщины и кодра. Он выполз из кустов орешника, и отправился в свою резиденцию. Реакция женщины на сообщение о возрасте позволило ему изменить испытание для нее. Он предложит ей молодость и бессмертие. Ну, кто откажется в таком случае? А Мрым поймет, что был не прав, пренебрегая волей Великого Мастера.

Мастер Сыч и Мастер Линч собрались в дальний путь. Набор предметов, который они с собой брали, впечатлил бы любого. Первыми в списке, поражающим воображение, были меч-защитник и стол-кормилец. Дальше шли: две парадных мантии, две белых мантии, две синих мантии, одну пару сапог, большую палку, две черных курицы, аквариум с золотой рыбкой, флейту и шляпу с широкими полями

Мастера вышли в путь в глубокую ночь, они были настолько стары, что день и ночь уже не имели особых различий. Мастер Линч налакался возбуждающей настойки, ему сильно захотелось с кем-нибудь подраться. А вот на Мастера Сыча настойка произвела угнетающее действие. Ему захотелось закопать Великого Мастера, и смыться из этого мира. Давно пора было переродиться, а он все тянул лямку, не желая бросать своих сотоварищей на произвол мира.

Они вышли в путь. Когда выходишь в путь, основная опасность состоит в том, что первый шаг надо сделать в верном направлении, иначе весь путь будут обречен на неудачу. Мастер Линч и Мастер Сыч долго решали, как сделать этот первый шаг. В одно из счастливых озарений, составляющих нашу жизнь, Мастер Сыч вспомнил, что дороги то заколдованы Молодым Мастером.

- Значит, они нас сами приведут куда надо, - заключил он.

- Как же! - возмутился Мастер Линч. - Они куда всех тащат? В Темные земли.

- Точно, - обескуражено согласился Мастер Сыч. - Что же делать?

- Колдовать будем, - безапелляционно решил Мастер Линч.

- И как?

- Да, как умеем. Давай вместе.

Они напряглись, и выдали такую волну силы, что по миру пошла рябь. Эта волна сбила с ног Великого Мастера, который инстинктивно успел ее загасить. Себе Великий пообещал, как вернется домой, разобраться с выжившими из ума стариканами.

- Кто же такое творит? - первым завопить успел Мастер Сыч.

- Сам-то тоже хорош, - не уступил ему Мастер Линч.

Препирались они минут десять. Спустя еще два часа первый шаг был сделан.

- Пойдем, старый хрыч, - Мастер Сыч протянул руку Мастеру Линчу.

- Пойдем, старый хрыч, - Мастер Линч принял его руку.

Два старых мастера отправились искать встречи с труппой, которая мирно шла на фестиваль.

Этой ночью волну силы почувствовала и Алила. Волна сбила ее с ног, и забросила в маленькое озерко, на берегу которого она стояла с Хэссом.

- Ты в порядке? - Хэсс приготовился прыгнуть в воду. Он то устоял на ногах, помогла воровская сноровка.

- Как сказать, - Алила встала на ноги. Вода доходила ей до подбородка. - Здесь поплавать можно. Но сначала помоги мне выбраться.

Хэсс нагнулся протянул руку, чтобы девушка удержалась на крутом склоне. Коварная актриса вместо того, чтобы выбираться на берег, потянула Хэсса в воду.

- Ты что? - он оказался в воде.

- Меня мама учила, что разговоры надо вести в равном положении, - очень серьезно сообщила девушка.

Подбородок Хэсса зажил собственной жизнью, он отпал, брови взметнулись вверх, а глаза широко распахнулись. Видимо он представлял такое забавное зрелище, что Алила расхохоталась. Не прошло и секунды, как Хэсс присоединился к ней. Они досмеялись до того, что Алила поскользнулась и упала на Хэсса. Он тоже не удержался, и оба пошли под воду.

Веселый смех привлек к озеру монахов Жанеко и Шевчека. Они с момента, как труппа попала в Темные земли, сидели в своей повозке тише воды, ниже травы. Жанеко считал, что нельзя нарушать сложившееся в мире равновесие. А не нарушить равновесие возможно ничего не предпринимая. Он объявил Инриху, что они - Шевчек и Жанеко - будут заниматься глубокой медитацией. Лучшее, что возможно сделать это не обращаться к ним, даже не замечать их.

Шевчек испытывал беспокойство, он все раздумывал, когда будет разумно уйти от труппы. Его первоначальные планы пойти своим путем претерпели изменения, и теперь постоянно Шевчек направлял свои мысли на решение этого важного вопроса. Пока ответ не приходил, но Шевчеку не понравилось, что труппа опять направляется вглубь Темных земель. Его тревожила черная скала, возникшая на горизонте. Шевчек счел возможным покинуть труппу без объяснений и прощаний этим вечером.

Они оставил повозку, все прибрали, оставили дополнительную плату, как раньше договорились с Инрихом, и пошли. Но судьба преподнесла свой сюрприз им на прощание. Путь монахов пролегал мимо маленького озерка, где хохотали Хэсс и Алила.

Молодому и влюбленному в Алилу монаху Жанеко довелось получить сильный удар по самолюбию. Он увидел, как девушка упала на Хэсса, и оба пошли под воду. Через полминуты они вынырнули, отфыркались, и принялись хохотать пуще прежнего.

Смотреть, как рушатся твои надежды, было для Жанеко больно, почти нестерпимо, но его старший товарищ Шевчек все не уходил. Жанеко закрыл глаза, но смех было невозможно заглушить. Шевчек тронулся в путь, только оценив, что зрелище для Жанеко стало невыносимым. Шевчек порадовался, что и эта проблема решилась столь благоприятно для него. Жанеко шел следом, не разбирая дороги, все еще видя перед собой смеющихся и мокрых Алилу и Хэсса.

Шевчек и Жанеко не заметили маленького человечка в шароварах, который заметал их следы, и ворчал какое-то заклинание. Это был один из родственников Вуня, который следил и оберегал Хэсса. Бабайху не понравилось, что за Хэссом подглядывали. Справедливо решив, что этим двум типам лучше всего не возвращаться, Бабайх замел следы, зачаровал тропку.

Хэсс Незваный уверовал в собственное счастье, на чем и попался. Когда ночь перевалила за вторую половину, в лагере затихли разговоры, костры заснули, Хэсс вышел из повозки, чтобы сорвать цветочек Амары, который он заприметил у озера. Цветы Амары чрезвычайно полезны в воровских делах. Из них получается масло, несколько капель, которого полностью меняют запах человека. И маги, и собаки стражи не могут найти вора. Амара продается на рынке по бешенным ценам, да к тому же ее сбыт тайно контролируют заинтересованные личности от стражников до судебных исполнителей.

Хэсс стырил тростниковую корзинку из повозки повара Грима, который сладко спал. "Не будить же человека", - подумал Хэсс. Но если говорить правду, то ему уже давно хотелось что-нибудь украсть. "Принесу цветочки, и положу корзинку назад", - решил Хэсс мысленную дилемму, не обижать повара Грима.

Он оделся во все черное, и осторожно пошел к озеру. Не тревожа траву, деревья, свет луны и звезд, даже обходя ветер, Хэсс ощутил, что становится легкой и понятной частью этого мира. Через десять минут вор прибыл на место.

В лунном свете озеро искрилось маленькими голубыми кристалликами, изредка выныривали рыбки. Восхищенно улыбнувшись ирреальной картине, Хэсс стал осторожно передвигаться по берегу. Ему надо было сделать шагов сорок до места, где цвела Амара. Двадцать два шага он сделал успешно, а вот двадцать третий оказался входом в большую глубокую нору. Попробовав зацепиться за край, Хэсс ободрал руки. Он летел вниз, не соображая, какой же глубины эта нора. Вору повезло, он упал на большое ложе из цветков Амары. Примяв их в половину, Хэсс поднялся, потирая спину.

- Что за зверь такой?

- Я не зверь, - возмутился голос. - Я змей.

Перед Хэссом возникла огромная голова зеленого змея.

- Ты между прочим в моей спальне насвинячил, - попенял змей.

- Я...? - Хэсс приноравливался к масштабам змея.

- Ну, не я же, - откликнулся змей. - Я здесь уже лет двести живу, а ты только пришел.

- Простите, а как вас зовут? - ничего более умного Хэсс не мог спросить.

- Августо, - представился змей.

- А теперь больших змей называют по-человечески? - Хэсс смутился. - Или простите, это у людей ваши имена?

Змей мирно покачивал головой.

- Да, нет людей, - высказался он, наконец.

- Да? - когда люди не знают, как реагировать, это поистине волшебное слово.

- Конечно, - змея забавляла растерянность нового человека.

- А вообще можно ли мне выбраться отсюда? - осторожно спросил вор.

- Вообще можно, а в частности...

Разговор затих. Змей вытянул перед Хэссом себя полностью. Зеленые полосы перемежались с желтыми. Августо проследил за взглядом Хэсса:

- Когда зеленый с желтым, у меня отличное настроение, - доверительно поведал змей-Августо.

- Скажите, а вы не человек? - Хэсс слез со змеиного ложа.

- Был когда-то, - печально вздохнул Августо. - Пришел сюда за новой жизнью, ну и получил ее.

История, рассказанная в трех словах, производит на слушателей гораздо большее впечатление потому, что подробности люди додумывают сами.

- О? - Хэсс пожалел Августо. - А не вы ли Августо Тандил Гайран?

- Был, - флегматично поправил змей. - А что про меня слышно? - соизволил он полюбопытствовать.

- Да я портрет ваш видел. Вы там такой в зеленом халате с трубкой и надпись есть, - поделился Хэсс.

- Да? - уже змей не знал, что сказать. - А где ты видел портрет?

- У своего учителя Шаа, - признался Хэсс.

- И что он тебе сказал по поводу него? - не отставал змей.

- Что это Августо Тандил Гайран.

- И все? - змей поднял хвост.

- Все, - вор пожал плечами. - Что сказал, - добавил Хэсс. - А так у него этот портрет хранился в семейном сундуке.

- О? - змей помахал хвостом из стороны в сторону. - И где это Шаа?

- Умер, - коротко сообщил Хэсс. - Больше я ничего не знаю.

- Жаль, а ты Тандий не знал?

- Это его бабушка была, - вспомнил Хэсс.

- Значит, мой внук, а ты его ученик? - Хэсс кивнул на вопрос змея.

Разговор опять утих. Хэсс раздумывал, что дальше предпримет змей, а змей-Августо вспоминал свою человеческую жизнь.

- Я вот предложение тебе хочу сделать, - определился змей.

- Я слушаю, Августо.

Глава 18. Аффилированные лица

Иногда полезно что-то потерять.

Тренер по фитнесу.

Напрасно Хэсс думал, что он один ушел из лагеря. За ним следом пошел орк Страхолюд. Идя за Хэссом, орк видел, какая участь постигла юношу. Ему надо было решить, что делать дальше. Было два варианта: помогать Хэссу или сделать вид, что все так и надо. Вопрос решила орда маленьких человечков, выбежавших вслед за орком. Они неслись с оружием по берегу, и храбро прыгали в нору.

Человечки, которых орк насчитал двадцать шесть, пронеслись мимо, как ураган в варварских степях. Двадцать седьмой человечек выскочил не из-за спины Страхолюда, а откуда-то сбоку. Человечек задержался, окинув орка взглядом, он велел:

- Прыгай, идиот!

Страхолюд счел возможным не заметить оскорбления, а поинтересоваться причинами суеты маленьких человечков. Страхолюд видел уже маленьких человечков во время своих разведывательных поездок. Они, как правило, не обращали на него особого внимания. Первый раз маленький человечек скакал с ветки на ветку. Было похоже, что это специально сделанная воздушная тропа. Маленький человечек тогда скрылся достаточно быстро с глаз орка. Страхолюд взял себе на заметку, что в лесу живут симпатичные маленькие люди, но связываться с ними не стал. Еще раз он видел маленькую женщину. Она выглядела грузной матроной и тяжело передвигалась по тропинке прямо перед Страхолюдом. Он за два шага приблизился к ней, встал не четвереньки и посмотрел на маленькую женщину. Та его отнюдь не испугалась, остановилась и нахмурилась. Орк почувствовал, что его стала одолевать сонливость. Но он бы не был жив до сих пор, если бы не научился противостоять подобной бытовой магии.

- Не надо, - вежливо попросил орк.

- Не буду, а чего тебе надо, волосатик? - сурово спросила маленькая женщина.

- Да вот присматриваюсь, а вы аборигены?

- Хто? - по голосу орк понял, что женщина обиделась.

- В смысле живете здесь? - пояснил он.

- Временно, - сообщила женщина. - Чего еще знать хочешь?

- А есть ли тут, кто держит Темные земли? - орку очень хотелось получить ответ на этот вопрос.

Женщина поправила платок на голове, пошамкала губами.

- А ты хочешь сюда своих волосатиков привести? - проницательно сказала женщина.

Страхолюд понял, что женщина владеет не только бытовой магией, а явно или мысли читает, или ясновидящая.

- Хочу, - орк не стал отпираться, беседа приобретала новый оборот.

- Хммм, - женщина опять поправила платок. - Да отодвинься, а то у меня голова кружится от твоих глазищ.

Орк сдвинулся в сторону, и уселся на колени.

- Ты ничего не получишь, пока не решишь проблемы здешних жителей, - женщина, хотя теперь орк назвал бы ее старушкой, поставила на землю корзину, с которой шла.

- А подробнее? - Страхолюд любил большую определенность, но уже сказанного было достаточно, чтобы вселить в него хорошее настроение.

- Мы и сами уйдем, надоело жить в глуши. Летучек надо хорошо пристроить, ну, и всякой пакости здесь поразвели лет за пятьсот. Никому до этой земли дела не было, те Великие, - женщина произнесла с пафосом, - тьфу на них, землю не любят, вот и вымирают. Но летучек точно пристроить надо.

Орк выслушал, тщательно проанализировал полученную информацию, и уточнил:

- Это прогноз или предположение?

Женщина улыбнулась, что проявило ее поистине огромное обаяние:

- Шанс, Страхолюд, - женщина подняла руку и сжала кулак. Орк сморгнул, перед ним никого не было.

Маленький человечек, который кричал, чтобы он прыгал, приостановился у норы и оглянулся:

- Чего не идешь? - оскалился человечек.

- А зачем? - Страхолюд любил во всем основательность. Его, конечно, заботила участь Хэсса, как возможного кандидата во внуки барона Д'Оро. Но напрасно Страхолюду рисковать не хотелось. Ему надо было стать хозяином Темных земель.

Человечек возвел глаза к небу:

- Если он умрет, то все пропадет в этом мире, - экспансивно откликнулся человечек.

- Прямо все? - усомнился орк.

- Для очень многих, орк. Не стой дубом, сделай что-нибудь.

Страхолюд вздохнул, похоже, предстояла хлопотная заварушка, достал веревку, привязал к стволу дерева, и полез вниз. Но перед этим увидел, как стыдивший его человечек с громким криком: "Вайя!" прыгнул в нору.

Что для одних представлялось, как спасение, то для Августо-змея и вора Хэсса явилось нападением. Августо не успел изложить свои условия, как на них стали падать вопящие комочки. Один угодил Хэссу на голову. Вор упал на колени, а потом подумал, что голова, наверное, сплющилась. Комочек воинственно закричал:

- Вайя!

Вопль еще больше оглушил Хэсса. Еще два десятка воплей раздались следом. Все человечки, кроме одного упавшего на Хэсса, попадали на воздушную подушку из цветков Амары.

- Ой! - Хэсс сжал голову.

Змей сочувственно подполз к юноше.

- Бо... - ничего сказать он не успел, маленькие человечки накинулись на него. Они деловито принялись пилить, кромсать и даже кусать змея.

- Ай! - Завопил Августо и развернул свой хвост. Человечки разлетелись по сторонам, кроме того, который вцепился в Августо зубами.

Хэсс поднял голову, которую перестала звенеть и отваливаться от боли.

- Что это?

Змей не реагировал на вопросы Хэсса, Августо наклонил голову и уставился на человечка, который добросовестно его грыз. Другие человечки стали подниматься с земли, и готовились к очередной атаке. Хэсс определился с составом нападающих, и не нашел ничего умного, как спросить:

- Все в порядке? А где Вунь?

В этот самый миг на Хэсса свалился этот самый Вунь. Отскочить Хэсс успел, что спасло его голову от повторного отрывания. Вунь приземлился на ложе из цветов. Секунды ему хватило, чтобы разобраться в ситуации:

- За нас! - провозгласил Вунь и кинулся на Августо. Хэссу удалось его перехватить.

Маленький человечек болтал руками и ногами в его руках.

- Полегче, мне и так больно, - попросил Хэсс.

- Он тебя обидел? - Вунь кровожадно оскалился на змея.

Августо страшно обиделся:

- Я вообще знакомых не ем, - сообщил змей.

Вунь пошевелил бровями:

- Приятно познакомиться, Вунь.

Со всех сторон послышались подобные представления.

Августо захохотал. Смех у него получился странный, он смешивался с шипением. Хэсс и остальные следили за ним с завороженным вниманием.

- Как вы все здесь оказались? - полюбопытствовал Хэсс.

Вунь скорчил такую рожу, что вор смутился от идиотизма своего вопроса.

- Прости, Вунь, а зачем... - И этот вопрос оказался ничем не лучшим, чем предыдущий.

- Мы отсюда выбираемся? - Вунь взял разговор в свои руки.

- Идите, - разрешил змей.

- Куда? - Хэсс осматривал разные земляные ходы, уходящие в неизвестность.

- Я тебе спасителя привел, - Вунь поднял голову вверх. - Вон лезет.

Все задрали голову вверх. Орк почти спустился вниз. Веревки не доставало до низа норы на два человеческих роста.

Змей вытянулся вверх, и посмотрел на Страхолюда:

- Одобряю, - заявил он.

- Его зовут Страхолюд, - встрял Хэсс.

- Ну, пошутил, - Августо раскрыл пасть. - Скучно так жить.

Одним плавным движение Августо опустился вниз, подхватил Хэсса за талию, и поднял его до уровня веревки, выше того места, где висел орк. Хэсс ухватился и полез. Вунь вцепился в его шею и начал радостно щебетать что-то хорошее. Змей еще раз опустился вниз, маленькие человечки, уже не горящие желанием его изрубить, стали хвататься за шкуру Августо. Тот поднимал их к веревке. Страхолюд все еще висел, присматривая, как лезут вверх маленькие человечки. Змей развернул к нему голову, рассматривая орка не моргающим взглядом.

- Стражем границы стать не желаете? - предложил орк.

Августо изобразил раздумья на морде.

- Много новых знакомых, да и развлечений, - посулил орк.

- Если так? Когда приступать, - сдался змей. Ему порядком осточертело сидеть в этой глухой норе.

- Как только я улажу маленькие вопросы, - скромно заявил орк.

- Я подожду, - Августо опустился вниз и свернулся на своем цветочном ложе. - Но не очень-то затягивай, а то я в спячку лягу.

Орк ухмыльнулся, и отправился наверх. Маленьких человечков не было видно, а вот Хэсс собирал цветочки Амары. Орк полюбовался на ползающего человека, и отправился в лагерь. Вернуть корзинку Хэсс успел вовремя, да и повозка была пуста. Утро еще занималось, а в лагере закипала жизнь.

Хэсс проходил мимо двух новеньких: Гармаша и Железяки. Они привлекли его внимание странным занятием. Гармаш и Железяка играли в альданс. Это древняя и глупая игра была распространена лет триста назад по материку, потом о ней забыли. Хэсс знал о возможных играх от своего учителя, который обучал Хэсса. Шаа говаривал, что воровать и в игре можно, если, конечно знаешь как.

Правила в альданс были просты до невозможности. У каждого игрока было шесть фишек и стаканчик. На фишках, на каждой стороне были нарисованы или лилии или звезды. Каждый бросал фишки, потом бросал второй. Открывали. У кого больше звезд, тот и победил. Если фишка стоит на ребре, то выбывает из игры. Ведется счет до сорока трех. Кто проиграл отдает заклад или исполняет желание. Судя по выражению лиц, выигрывал Железяка. Хэсс посмотрел с минуту на их игру. Выиграл Железяка. Вору было интересно на что они играли.

- Говори, - мрачно потребовал Гармаш.

Железяка смутился.

- Решай сам, а я пас.

Гармаш поднялся и ушел. Железяка собрал фишки, стаканчики и тоже ушел, но в другую сторону.

- Ну, и дела, - пожал плечами вор, и пошел дальше.

Через пять шагов Хэсс врезался в Боцмана.

- Простите, - проборматал он.

- Ничего, - Боцман оправил куртку. - Ребят не видел?

- Только новеньких, - Хэсс попытался обойти Боцмана, но тот казалось заполнил все пространство.

- Где?

- Да, здесь сидели в альданс играли, - вору хотелось, наконец, добраться до лежака.

- Кто выиграл? - спросил Боцман после секундного молчания.

- Железяка, - Хэсс засыпал на ходу. - А что это они играют в альданс? - любопытство все-таки еще не так крепко спало.

- Когда спор решить не могут, то моряки часто играют в альданс. Здесь чистое везение, а у удачливого, как правило, больше шансов быть правым, - хмуро пояснил Боцман и посторонился.

Хэсс дополз до своего лежака, но так и не заснул. Где-то рядом с ним происходил другой любопытный разговор.

Мухмур Аран спорил с Инрихом. Они говорили, чуть ли не шепотом, но чуткие уши Хэсса слышали почти все.

- Ты соображаешь в чем его обвиняешь? - шептал Инрих.

- А как по-твоему это можно объяснить? - в ответ зашептал Мухмур Аран.

- Ну, может быть все само сложилось? - предположил Инрих.

- У меня есть достоверные сведения, что орк отлучался ночью из лагеря. Его видел Лайм, - Мухмур Аран стоял на своем.

Хэсс встрепенулся, речь шла о ночной прогулке Страхолюда.

- Он их точно убил, - Аран гнул свою линую.

- Ты думаешь? - почти сдался Инрих, но здравая мысль пришла в его светлую голову. - А тел же он не тащил? Твой бы охранник это заметил?

- Он ничего не говорил, - дрогнул Аран.

- Надо обыскать все потихоньку, а если ничего не найдем, попросим Хэсса поколдовать, может, что узнает. А если и не узнает, то будем считать, что ушли сами, - постановил директор.

- Ну и как ты это объяснишь? Кому в здравом уме придет уходить от людей в Темной земле? - возмутился Аран.

Помолчали.

- Скажем, что они рассудком помутились, или, что цель у них такая была. Особо горевать никто не будет, - рассудительно шептал директор.

По вздоху Арана, Хэсс определил, что тот согласился с директором. Так и не сообразив о ком шла речь, Хэсс заснул.

Не все такие ночные жители, как Хэсс, народ просыпался и сразу же вступал в дискуссии, порой весьма занятные.

Костюмер Рис разродился идей, как ему смягчить душевные страдания друга. Монетка решил подкатиться к красотке Вике. По-мнению Риса, когда Монетка увидит, как Вика бесстыдно кокетничает с его другом, то выкинет пустозвонку из своего сердца. Для флирта Рис прихорошился.

- Приветствую, красавица, - Рис подал девушке букет полевых цветов.

- Мне? - ахнула Вика. - За что такие почести?

- Да вот, - Рис потупил глазки. - Только начало доходить, какая необыкновенная девушка рядом.

- Я? - Вика получала массу удовольствия от комплиментов.

- Кто на свете всех милее, и прекрасней и стройнее? - Рис пафосно упал на одно колено. Девушка приняла цветы. - Помочь чем? - спросил Рис, зная, что девушка еще не получила предназначенные для постановки наряды.

- А что есть возможность? - актриса попалась на крючок.

- Есть небольшой отрезик красного кашмирского шелка, - поделился Рис.

- О! - Вика ошалела от открывающихся перспектив.

- И маленькие в тон им туфельки, - продолжил искуситель Рис.

Актеры, присутствующие в зоне слышимости, многозначительно переглянулись. Вика уловила всеобщее настроение.

- А что это ты таким добрым стал? - подозрительно осведомилась она.

- Даром, конечно, ничего не бывает, - Рис говорил спокойно, но веско делая паузы между словами. - Я тоже не самый добрый, прекраснейшая, и я попрошу страшную цену, - Рис замолчал.

- Какую? - притихла Вика, но не удержалась и спросила.

- Одно свидание при луне и музыке, - выдал свое предложение костюмер.

- Со мной?

- Давай я все это предложу Казимиру, и с ним буду танцевать, - притворно обиделся Рис.

- Нет, - замахала руками Вика. - Я согласна.

- Отлично.

- Но только я пойду на свидание в новом наряде из красного кашмирского шелка, - поставила она условие.

Рис не растерялся:

- Тогда сегодня после завтрака на примерку, и ешь поменьше, - деловым тоном велел он.

В другой повозке велись разговоры гораздо более содержательные, чем общение костюмера и актрисы. Альтарен исписал два больших листа. Тьямин и Сесуалий слушали теперь пояснения Альтарена к записям на листах.

- Вот здесь отмечено сколько у нас с тобой денег, Сес, - Альтарен тыкал пальцем в верхние цифры. - Так, а теперь смотрите в вот до этой черты я рассчитал сколько будет стоить начать свое дело. Здесь все цифры приведены по минимуму. К тому же нам нужны деньги не только на покупку, но и на раскрутку. И прошу еще не забыть проживание: питание и лечение, а также одежду и прочие услуги. Вот так то! Но это сумма по минимуму, дальше до этой черты на первом листе я считал, сколько денег нам надо, если мы останемся в Фестивальном. Там нам может понадобиться меньше денег на так называемую раскрутку. И кое-что мы можем взять в долг, но проценты и общее проживание там гораздо дороже, чем скажем в Айкосте. Наши затраты для жизни в Айкосте я посчитал на втором листе. Вот здесь, видите? Да, в Айкосте хороший климат, но зимы суровые. Но, город портовый, много возможностей для роста. Но для нашего дела подойдет и столица, где много людей умеют читать. Вот теперь про третий вариант. Он вот здесь. По-моему, это наилучший выбор, но на него у нас точно не хватает денег.

- А что это за цифра? - Тьямин указал на подчеркнутую цифру на втором листе.

- Это стоимость покупки гильдейского разрешения на открытие постоянного дела в столице, - угрюмо сообщил Сесуалий. - Таких денег у нас точно нет. Но это действительно был бы лучший вариант, Тьямин. Ты бы мог учиться у мастера Льяма. Мы у него учились, и видишь живем. По общим меркам даже неплохо.

Тьямин затаил дыхание:

- Это мастер Льяма, который у самого короля служит?

- Он самый, - Альтарен тоже представил себе перспективы жизни в столице.

- А я никогда не мечтал жить в столице, - внезапно поделился Тьямин. - Мне у вас здесь очень нравится. Даже очень-очень нравится. Так хорошо, конечно, много всяких пугательных вещей, но это ничего. Я ничего толком и не помню из своей прошлой жизни: вонь и крики. А здесь так все ярко и весело, но в тоже время все заняты. Я бы хотел учиться у мастера Льяма. Я слышал о нем один раз в жизни. Я подслушивал. Тогда у моего позапрошлого хозяина валялся один пьяный человек, но он точно был знатный. Он все рассказывал про двор короля Главрика. Он называл его Главрюшей. Мой хозяин затыкал каждый раз уши, когда это человек говорил Главрюша.

- И что? - полюбопытствовал Альтарен. Он припомнил, что был такой человек, который звал и в глаза и за глаза короля Главрюша.

- Ну, тот человек говорил, что всех их ненавидит, что он еще до них доберется, в том числе и до мастера Льямы. И все перечислял, что все те люди, которых он ненавидел, сделали против него. Про мастера Льяму он сказал, что мастер сочинял про него скабрезные стихи и читал их всем желающим и не желающим тоже.

- Даже так? - Сесуалий тоже вспомнил о каком человеке мог говорить Тьямин.

- Ну, да. Тот человек совсем пьяный зачитал кусок стиха, я ничего не запомнил, но тогда я смеялся. Меня услышал хозяин и побил немножко.

- Погоди, а кем был твой позапрошлый хозяин?

- Он сдавал комнаты хорошим людям, в том числе и знатным. Правда, того человека он быстро выгнал, ему платить было нечем. Его обобрали еще на дороге, но мой хозяин отобрал у него вещи и выставил вон.

- Добрый человек, - прокомментировал Альтарен.

Тьямин так и не понял похвалили его бывшего хозяина или обругали, уж больно тон у Альтарена был странный. Выбор места жительства и торговли застопорился. Альтарен и Сесуалий решили еще раз обсудить этот вопрос после выступления. Всегда была надежда, что они победят, тогда вознаграждение за победу даст им возможность поселиться в столице. Тьямин был согласен на любой вариант. Иметь постоянный дом и учиться для него было верхом мечтаний, место жительства в данном случае особого значения не имело. Альтарен надеялся вернуться в столицу вопреки или все-таки благодаря надежде еще раз увидеться со своей роковой страстью - леди Немисой. Сесуалию нравилось вино из столичных погребов, да и публика там, по его мнению, была лучшей.

К обеду Инрих официально заявил, что монахи Шевчек и Жанеко, путешествующие с ними, ушли по свои делам. Эмоций их пропажа не вызвала.

Хэсс выполз из повозки и помогал повару Гриму чистить овощи для ужина. Повозку трясло, Хэсс работал медленно. Повар позвал актеров помогать. Для важной миссии чистки овощей Инрих выделил: Сайлуса и Йола. Монолог Йола на тему ролей в жизни и на сцене настолько увлек Сайлуса и Хэсса, что они переделали всю работу, в том числе и работу Йола, пока он разглагольствовал. Йол сухопарый, подтянутый, в черных клешоных штанах, с непокорной челкой и правильными чертами лица не привлекал внимание Хэсса до этих памятных овоще-чисток. Хэсс воспринимал Йола, как обычного городского парня. Теперь же он переменил мнение, оказалось, что Йол - его ровесник - но уже сумел сложить свою философию жизни. Подчас многие люди проживали до глубокой старости, но так и не смогли разобраться в своем устройстве мира.

- Роли на сцене бывают первые и вторые. Первые роли - это не всегда и главные роли. Скажем, ходит главный герой, подвиги совершает, а он не главный, а главной является, та дева, ради которой он старается. Без этих своих переживаний главный герой ни то чтобы одного подвига не совершил, он бы из дома не вышел. Но на сцене люди видят только главного героя, а уж про его мысли о прекрасной деве не вспоминают. Вся слава, величие и прочее все достается главному герою. Но вот еще парадокс. Почти всегда в постановке движущей силой является главный герой, а остальные, я подчеркиваю остальные герои, такое ощущение только и ждут, когда придет главный, и они будут что-то делать. Все остальные герои, какой бы объем слов им не отводился, лишь второсортные статисты. У меня возникает мысль, что неглавные герои живут лишь в приложении к главному. В жизни, Хэсс, все не так. Нельзя забывать, что каждый-каждый имеет свои цели. И получается, что вторых героев в жизни нет. Но! Почти все уверены, что их роль слишком обычна, а главные герои ходят где-то далеко от них. А почему они так уверены? Я, Сайлус не отвлекайся, я уверен, что это от того, что люди смотрят слишком много постановок. Они переносят то, что видят на сцене, на свою обычную жизнь. А это что дает? Хэсс не мотай головой, а это дает неудовлетворенность. Своего рода конфликт между своим восприятием всего себя, как личность, полную желаний, и осознанием своей второсортности. И все! Нет жизни.

Хэсс не все понял, не совсем согласился, но заметил, что они с Сайлусом переделали всю работу по чистке овощей.

- А ты так себя не воспринимаешь? - Хэсс решил извлечь из разговоров выгоды по максимуму, узнать еще одну точку зрения на этот мир.

Йол помычал, покряхтел, в общем творчески протянул время и изобразил умственную деятельность.

- Я? Я воспринимаю себя первым человеком в мире, и вторым на сцене, в этом и есть мой конфликт.

- Что же ты ничего не изменишь? - полюбопытствовал Сайлус,

- А зачем? - искренне удивился Йол. - Меня-то все устраивает.

И Хэсс, и Сайлус встали в эмоциональный тупик. Йол захохотал:

- Давно ребята вас так не разводили? Излагали про конфликты, страдания, переживания, что не скрою, всегда привлекает внимание. А в конце пшик и нету. Так вот я получил такой урок у нашей несравненной Илисты. Тогда, конечно, тоже был выбит из колеи. Провела она меня знатно, а сейчас я подумал, не попробовать ли и мне? Я рассказываю, а вы работаете. Согласитесь, что не слишком большая цена для такого урока?

В отличие от Сайлуса, Хэсс согласился с утверждением Йола.

Еще до полудня у Сентенуса - будущего короля Эвари - на столе лежал отчет с планом, прогнозом, замечаниями, предложениями и сметой. Сентенус читал дурацкий отчет уже в двадцать шестой раз. Можно сказать, что он его уже запомнил наизусть. Сто двадцать три страницы текста, из которых он смог подчерпнуть только два ценных факта. Первый, что труппа отправилась в Фестивальный на театральный фестиваль, а второй, что она туда еще не добралась. Куда все делись, определить было невозможно. Разведка на этот раз не сработала.

Ко всеобщим проблемам примешалась еще одна не менее разрушительная. Папа Сентенуса - несравненный маэстро Льяма - привел сыну большого толстого черного кота Болтуна. Со словами: "Присмотри за ним!" папа испарился. Поручить кота заботам кого-нибудь другого не удалось. Болтун улегся на любимый стол Сентенуса и мурчал.

- Оторви папе жопу, - поругался Сентенус.

Чего он не ожидал, так это ответной реплики кота:

- Папе не надо, лучше деду, - разявив пасть, откликнулся кот.

Сентенус уставился на кота во все глаза, забыв обо всех правилах приличия.

- Рот закрой, - попросил кот. - Муха залетит, а они вредные.

- Это что? - наконец шок прошел. - Говорящих котов не бывает.

- Пойди и скажи этому засранцу из Белой башни, - любезно откликнулся кот.

- Колдуну? Так это он?

- Он. Экспериментатор хренов, - вздохнул кот. - Но знаешь, мне так нравится, кормят, поют, гладют, даже в поэтический клуб таскают. А ведь раньше меня туда не пускали.

- Ого, - Сентенус почти пришел в себя. - А надолго тебя колданули?

- Года на три, этот хрен колданул. Хотя и я виноват, пришел к нему, спросил по-человечески. Он сказал, что надо в полночь вылить в реку чашку со сладким кофе. Я вылил, но сахар положить забыл. На утро я уже был котом.

- И что колдун ничего не может сделать?

- Может, он уже сам колдонул, но срок превращения три года. Уже полтора прошло. Вот думаю, может мне обратно не надо.

- Но?

- Да мне нравится, с твоим отцом весело. Я у вас заселился. Между прочим, сплю в твой кровати. Папа твой атас!

- А дед? - Сентенус вспомнил с чего начался разговор.

- Дед? Бодяжник хренов. Никого чувства стиля, одни мысли о жратве и о бабах.

- Да? - Сентенус не поверил подобной характеристики деда.

- Ну, на работе я его не вижу, а дома он такой. Жрет мое сало, - пожаловался кот.

Сентенус счел, что теперь можно узнать кто его собеседник.

- А! Я великий Ульрих, - представился кот Болтун.

- Ульрих? - Сентенус помнил донесения о доставучем соседе из вольных баронов.

- Ну, не смотри на меня так. Сейчас за меня сын правит. Он вообще сказал, что я позор рода.

- Ульрих...

- Болтун, лучше Болтун, - перебил Сентенуса кот.

- Болтун, а что ты просил у колдуна?

- Жена у меня молодая, член хотел удлинить на шесть сантиметров, - признался кот.

- Что? - Сентенус не мог представить, что из-за этого можно идти к колдуну.

- Молод еще, - резюмировал кот. - Я спать буду, почитай что-нибудь вслух, - попросил он.

- Ты совсем не в себе? - Сентенус обалдел от наглости кота и бывшего вольного барона.

- Нет, - кот в себе не сомневался. - Я же из лучших побуждений, а у тебя я вижу проблемы.

- Спятить можно. А дед знает про тебя?

- Знает, но ему насрать, лишь бы мое сало сожрать, - Болтун приоткрыл глаза, и повернул морду. - Почитаешь?

- Почитаю, - легко согласился будущий король.

Вычитать сто двадцать три страницы текста, в очередной раз Сентенусу не удалось. Он остановился на семидесятой. Кот поднял голову, зевнул и пристально уставился на свои лапы.

- Могу одно сказать, пока сам не встанешь у мышеловки, то мыши до нее не добегут.

- Что? - не понял совета Сентенус.

- Объясняю, самым лучшим было бы встретить этих людей у границы, как только они хапнут твое сокровище-спасение и отобрать его у них.

- Да?

- Точняк, - кот подивился тупости собеседника.

Рациональное зерно в предложении кота Болтуна и бывшего вольного барона Ульриха было. Мысли Сентенуса приняли новый оборот.

Мыслить о будущем пытались еще двое: отец Логорифмус и отец Григорий. Они размышляли над проблемой, как им сохранить труппу. Уход или пропажа двоих монахов уверила их в мысли, что что-то не так. Отец Логорифмус составлял перечень странностей, а отец Григорий пытался их объяснить. Затем они менялись местами. Прогноз, который сделали оба ученых, не радовал. Им казалось, что атмосфера ухудшается. Внезапно, отец Григорий поднял голову от бумаг, и расстроено замолчал. Отец Логорифмус забеспокоился за друга.

- Мы же истину искали и знания, - потянул он в задумчивости. - А ничего в этих Темных землях и нет.

- Возможно, - не согласился отец Логорифмус.

- Почему только возможно? - возмутился Григорий.

- Потому, что мы не все видели в этих Темных землях. Я склонен думать, что ничего мы не видели.

- Так нас специально отводит? - возмутился отец Григорий. Первая мысль была о том, что злые люди не дают им узнать правду.

- Не знаю, думаю, что дело в артистах. Все что-то скрывают, - поделился своими наблюдениями отец Логорифмус. Его теплая уверенность подкрепила подозрения отца Григория.

- Ты что-то знаешь?

- Например, мне очень интересно куда ходит донна Илиста по ночам. Также я бы не отказался узнать про Хэсса и про Страхолюда. Весьма примечательные личности. Есть еще один насущный вопрос про старца Линая. Что ему надо от нас? Потом меня смущает уход этих дурных монахов. А также возмущает поведение директора. Странные типы примкнули к рабочим сцены. Не согласен?

Отец Григорий кивнул, соглашаясь и поддерживая своего друга.

- И это только часть моих вопросов, - продолжил отец Логорифмус. - А в общем мне кажется, что Темные земли от нас скрылись, или может быть...

- Что может быть?

- Может быть это затишье перед бурей, - закончил свою мысль отец Логорифмус. - Ты чувствуешь?

Отец Григорий неопределенно пожал плечами.

- Но и это подождет, - заключил Логорифмус. - Главное, что нам делать, чтобы люди не разбежались. Сила этих людей в единстве. Вроде бы и все хорошо, но личные тайны или это общественные тайны сильно меня тревожат. А еще знаешь, я видел маленьких человечков бегающих между повозок. И не думай, я же не пью.

- Я тоже видел, - признался отец Григорий.

- Значит, мы их оба видели, - откликнулся Логорифмус.

- Идеи есть?

- Если бы были, то я бы их уже изложил. А у тебя?

- И я тоже, - отец Григорий вернулся к своим бумагам. - Подумаем?

- Подумаем, - через минуту отозвался Логорифмус.

Думать им долго не пришлось, повозка налетела на камень, и отлетело колесо. Оба ученых-богослова полетели вверх тормашками. Ход каравана замедлился и вовсе остановился. Люди выбирались из повозок, охрана бдительно проверяла, не случилось ли нападения.

- Что у вас происходит? Почему остановились? - раздалось над повозками зычное директора.

Ответ дал эмоциональный отец Григорий.

- Уффх...., - это было единственное цензурное, что прозвучало в ответе такого приближенного к вере человека.

Глава 19. Отношения к отношениям

-- В отношении моего отношения к нему, то мое отношение к отношениям положительное.

-- Это, значит, да? - нахмурил брови священник.

-- Да, - согласилась новобрачная (риск-консультант).

Сентенус привык к обществу кота Болтуна - бывшего вольного барона Ульриха - за те два дня, которые провел в его обществе. Болтун отпускал множество гадких высказываний по поводу и без повода. Сентенус счел чем-то мистическим свое знакомство с ним, но больше он присматривать за котом не мог. Пришло время двигаться, а не просиживать штаны в кабинете. Отсюда следовал единственный вывод, кота надо было вернуть папе. Сентенус было решился приказать доставить загулявшего маэстро Льяму к нему, но потом решил не унижать папу принудительным приходом. Творческая личность может обидеться. Болтун категорически отказывался покидать Сентенуса и отправляться искать маэстро Льяму с кем-либо другим. "Погуляю", - оптимистично решил Сентенус. Но данными разведки все же воспользовался, узнал, где сейчас отец.

Вывеска была без одной буквы, а остальные висели вкривь и вкось: "Клубное кафе "ПОХ..АЛА". Сентенус постоял минуту, соображая, какая именно буква пропущена, а затем толкнул дверь. Болтун тащился за ним на цепочке и гнусно хихикал. Разумом Сентенус понимал, что коты не умеют гнусно хихикать, но действительность опровергала знания разума.

Густой туман всосал Сентенуса с котом в поэтическую атмосферу клубного кафе.

- Что за ...? - послышалось от человека, на ноги которого случайно наступил молодой человек.

- Простите, - извинился Сентенус.

Кот радостно укусил уже отдавленную ногу, а человек вынырнул из тумана, чтобы дать Сентенусу в глаз. Надо думать, что фингал получится отменный. От неожиданности подобного обращения в творческом месте, молодой человек растерялся, но кот проявил свою гадкую сущность, он еще раз укусил ногу. Второй удар Сентенус блокировал и благополучно ухватил драчливого субъекта за воротник. Субъект, оказавшийся бородатым чмом, воспользовался тактикой кота Болтуна. Он склонил голову и попытался укусить Сентенуса в руку.

- Хрень...мать... перемать.. - в кафе началась радостная драка.

Разные личности показывались из тумана, дубасили друг друга, не забывая и о Сентенусе. Кот Болтун радостно подвывал, но когда кто-то наступил ему на хвост, нассал на кого смог.

Звон разбитого стекла и крик "Свои!" завершили потасовку. Образовавшийся сквозняк вытягивал дым, Сентенус смог разглядеть помещение, людей и себя в зеркале. Кот Болтун взгромоздился на стойку, засунул морду в чей-то стакан и радостно лакал спиртное, под его лапой с кинжальными когтями лежал кусок, похожий на сало.

Помещение с треть королевской залы впечатляло. По стенам висели картины разных подозрительных личностей, в том числе и маэстро Льямы. Светлые стены давно покрылись разводами. Столики в клубном кафе впечатляли своей разноплановостью. Сентенус не увидел двух одинаковых столов. Зеркало в половину стены за стойкой отразило слегка помятого, с наливающимся синяком под глазом взъерошенного человека. Сентенус признал себя. Бармен, который оказался миловидным дедушкой, вылез из-под стойки. Насколько знал Сентенус, клубное кафе было единственным подобным заведением во всей столице. Все остальные содержали старые добрые трактиры и постоялые дворы. Клубное кафе открыл дедуля, появившийся в столице лет пятнадцать назад. До сих этот дедуля стоял за стойкой, слушал поэтический бред, и даже иногда сам участвовал в потасовках. Сентенус рассмотрел Бармена. По докладам его разведки, и по рассказам его папочки Сентенус знал, что дедуля требует называть его Бармен. Было две версии, что Бармен это или имя или фамильное имя милого чокнутого дедули.

- Сына! - радостно послышалось справа. Маэстро Льяма выполз из-под стола, он выглядел сильно помятым, в отличие от Сентенуса. - Приветствую!

На столь экспансивное заявление папы Сентенус поморщился, но к папе подошел. После ритуальных семейных объятий, Сентенус протянул папе цепочку, которая оторвалась от ошейника черного кота Болтуна, и молча вышел из клубного кафе. За его спиной раздались хвастливые слова маэстро: "Мой сын Сентенус зверюшку папе привел, не побоялся прийти в вертеп разврата". За "зверюшку" маэстро Льяме досталось, кот Болтун нагадил на его сапог.

Сентенус вернулся во дворец, и неожиданно для себя осознал, что потасовка в клубном кафе сняла с него излишнее напряжение. Сентенус смог с новыми силами приняться за разработку плана действий. Во-первых, следовало уломать деда - министра Язона - и его королевское величество. Сентенусу надо было собираться в дорогу. Он решил последовать совету бывшего вольного барона Ульриха, и отправиться встречать артистов. Во-вторых, надо было заручиться уверенностью, что труппа выйдет к определенному месту. Сентенус не мог с ними разминуться. В этом мог помочь один тип - колдун из Белой Башни. Следовало подумать, как с ним об этом договориться.

Второй день труппа встречала на одном месте. Ни шага вперед, ни шага назад. Зарядил дождь. Он лил сплошной стеной, дорога превратилась в месиво из грязи и воды. Труппа коротала дни разговорами и воспоминаниями.

После урока Йола, когда Хэсс чистил овощи, вор понял, что мало знает об актерах. Что смеяться, Хэсс понял, что он вообще ничего о них не знает. Главные в походе - Илиста, Инрих, Недай, Одольфо, Мухмур Аран, Боцман, Богарта и повар Грим - были более или менее знакомы Хэссу. С остальными он не общался. А ведь среди них попадаются весьма примечательные личности. В эти дождливые дни Хэсс решил пообщаться с Йолом, Сайлусом, Гвенни и Мириам, Флатом и Дикарем. Решив, вор не стал оттягивать. Почавкав сквозь грязь, Хэсс постучался в повозку Флата. Актер был один.

- Пустите? - спросил Хэсс.

- Заходи, - разрешил Флат.

Когда с кем-то решаешь знакомиться заново, то и смотреть на него надо по-новому, так как будто никогда до этого не видел. По мнению Хэсса, невозможно точно определить то ли Флату двадцать, то ли тридцать. Черняв, верхняя губа надвинута на тонкую нижнюю губу, лохматые брови, эмоционален и говорлив, тонкие запястья, которыми Флат гордится, рубашка с воротом на заговоренных пуговицах. Модная рубашка подсказала Хэссу, что Флат модник, и это помогло вору определиться с темой сегодняшнего разговора. Но все это дикое сочетание весьма благоприятно в общении. Все черты его личности спрессованы и скреплены обаянием.

- Зачем заглянул? - Флат придирчиво смотрел на гостя.

- Хочу спросить, - лаконично сообщил Хэсс.

- Спрашивай, - Флату польстило, что к нему пришли посоветоваться.

Хэсс стянул с себя сапоги и поправил юбку.

- И не смотри на меня, - Хэсс проследил взгляд актера. - В столице юбки носят не только актеры. На такую гадкую погоду вполне удобно.

- А в жару еше и яйцам прохладно, - поддержал Флат. Статус Хэсса повысился из-за его прогрессивных взглядов на моду. - Так что хотел спросить?

Хэсс помялся для вида, поговорил о важности разговора, и, наконец, сочтя, что столичный ритуал для важных разговоров выполнен, приступил к теме разговора.

- Дело в том, Флат, что мне хотелось бы помочь одной девушке из наших. Сразу скажу, что она ничего не знает, я хочу помочь, чтобы она как-то все сделала сама. Маша в труппе привлекательная девушка, конечно, на внешность она серая мышь, но голос! Мне Маша очень нравится, она мне сильно помогла, а что можно подарить человеку, у которого все есть? Талант, голос, внимание. Я знаю, что все Машу любят, но вы все привыкли к ней, а я человек новый вижу, что девушке чуть сменить стиль одежды, и засияет она яркой звездой. Вика слезами умоется, на нее никто смотреть не будет.

Хэсс верно рассчитал, Вику никто не любил. Флат, также как и Хэсс, стерпели от девушки немало оскорбительных высказываний.

- Маша? - Флату понравилась идея поразвлечься. - А что ты хочешь от меня?

- Во-первых, совета насчет одежды, во-вторых, как ей сделать подарок и убедить ее принять его, - Хэсс покачал головой, показывая предстоящие трудности.

- Лучше бы тебе поговорить с девчонками, - откликнулся Флат. - Они это умеют.

- Если бы девчонки, что-то могли сделать для Маши, то уже бы сделали, - нахмурился Хэсс. - Не доверяю я им. И еще я точно знаю, что мужчине и женщине нравятся разные вещи. Я хочу, что бы в результате Маша нравилась мужикам, а не завистливым девицам.

- Хм, - Флат принял аргументы собеседника. Актеру чрезвычайно льстил приход Хэсса. - Ты думаешь, что реально сможешь это сделать?

- Да, - вор многозначительно кивнул.

- Подожди, - велел Флат и выскочил из повозки.

Пока он отсутствовал, Хэсс просмотрел бумаги, названия книг, заглянул в сундук для одежды и во второй - для обуви, и в третий - для шляп. В целом впечатление Хэсса подтвердилось. Осмотр печатного слова добавил, что мудрее последних обзоров моды и светских сплетен, да и, включая родословные, Флат не читает.

Флат вернулся со своим другом Дикарем. Хэсс посмотрел на него. Рассудительность, но некая социальная незрелость пришедшего актера не позволили Хэссу составить однозначного впечатления о Дикаре.

- И ты за это возьмешься? - спросил Дикарь без приветствия.

- Да, - подтвердил свои намерения Хэсс.

- Хорошо, я схожу в мою новую повозку, - пообещал Дикарь.

В расспросах о родословных известных личностей прошло с полчаса. Дикарь вернулся с красивой красной книгой, в бархатном переплете.

- Держи, - подал он книгу Хэссу. - Читай, а когда все сделаешь, не забудь рассказать.

Дикарь исчез в пелене дождя. Хэсс завернул книгу в кожу, которую одолжил Флат, отправился к себе. Читать умопомрачительно познавательную книгу "О любовных недугах и позиционировании внешности в исцелении" было интересно. Хэсс освоил первую главу, когда явился и к нему гость - орк Страхолюд.

- Маленького человечка не видел? - с порога спросил орк.

- Нет, а что? - Хэсс оторвался от книги.

- Как его позвать? - настаивал орк.

- Кто его знает, - уж это не волновало Хэсса. - Вунь сам решает, когда приходить.

- Даже так? - не поверил Страхолюд.

- Да, - уверил его Хэсс.

- Тогда я отдам тебе, - орк расстегнул кожаную куртку, в которой щеголял по случаю дождя. Страхолюд извлек маленького человечка.

- Что с ним? - Хэсс бережно положил человечка на кровать. Насколько он помнил этого родственника Вуня, Хэсс никогда прежде не видел.

- Откуда я знаю, - раздраженно пожаловался Страхолюд, - я его нашел заваленного ветками и грязью. Думаю, не бросать же.

С этими словами орк покинул повозку Хэсса, а тот действительно испугался. Что делать с маленьким человечком? Как его лечить, ведь ясно же, что тот болен. Нога вывернута неестественно, бледность, обкусанные в кровь губы.

Привычным движением, Хэсс срезал с человечка одежду, и обувь. Ощупав кости, и вызвав жалобные стоны маленького человечка, Хэсс сложил кости. Закрепить их помог самоотвердевающий материал, который пришлось варить, попортив один из котелков повара Грима. Напоив маленького человечка, Хэсс укутал его в теплое одеяло и уложил на собственную подушку. Оставалось ждать Вуня. А тот как назло все не приходил.

Обдумывая, что делать дальше, Хэсс придремал. Разбудил его вопль появившегося Вуня.

- Нинихмай!

- Что? - Хэсс оторвал голову от лежанки.

- Нинихмай! - Вунь бухнулся на колени и запричитал.

- Ты чего? - Хэсс первый раз видел расстроенного Вуня.

- Заткнись, - послышался скрипучий голос с лежанки Хэсса.

Нинихмай открыл глаза, и сейчас занимался ощупыванием себя. На Хэсса он смотрел с радостью, на Вуня поглядывал раздраженно.

- Нинихмай это что? - Хэсс уточнил у Вуня.

- Это я, - сообщил Нинихмай.

- А.. простите, - извинился Хэсс.

- Не за что, - принял его извинения Нинихмай.

- Ты жив? - Вунь оторопело хлопал глазами.

- А что ты думаешь, что люди нас на подушке будут хронить? - съерничал Нинихмай.

- Ээээ.., - Вунь не знал точного ответа на такой закрученный вопрос. - А что ты здесь делаешь? Мы уже обыскались все, в такую дождину это кошмар. - Вунь залез на лежак и возвышался над Нинихмаем.

- На ногу посмотри, - рассвирепел Нинихмай.

- Костяножка, - ахнул Вунь.

Хэссу пришлось растолковывать о предназначении фиксирующего ногу материала. Вунь кивал в след словам, как заведенный, а Нинихмай все выше и выше задирал брови.

Через полчаса повозка Хэсса была полна родственниками Нинихмая. Его упаковали два силача на самодельные носилки, и утащили. Вунь долго кланялся Хэссу, когда тот все же не вытерпел, выслушивать благодарственные вопли, то разразился скандал. Вунь обкричал Хэсса, что тот мешает ему выразить соответствующую благодарность, а то ведь вещи, за которые не отблагодарили, могут и исчезнуть. Смирившись с этим, Хэсс еще с полчаса выслушивал хвалебные речи, под которые и заснул. Он уже не видел, что Вунь достал маленький листочек и поставил палочку, как зарубку на дереве.

В отличие от Хэсса, который мирно грелся в повозке, охране пришлось большую часть времени проводить на воздухе и почти в воде. Саньо приготовил крепкий кофе и пошел искать Богарту, чтобы та провела с ним немножко времени. Но дождливый день для него сложился неудачно. Саньо нашел Богарту в обществе, которое ему не понравилось. Богарта причесывала одного из своих охранников - Кхельта.

Этот улыбчивый, вечно одетый в черное женственный парень вызвал дикую волну неприязни у Саньо. Актер знал, что Кхельт живет с Лаймом, знал, что Кхельт даже делал предложение Хэссу, а Лайм приревновал. Саньо так же знал, что иногда Кхельт играет на тростниковой дудочке. Но сейчас Саньо было неприятно видеть Кхельта и Богарту рядом.

- Чем заняты? - Саньо забрался в повозку.

Одежда у Богарты была сухая, видимо она долго сидела в повозке. Женщина не отвлекалась, она заплетала косу и завязывала охранную ленту.

- Ты? - Богарта повернула голову.

Наглый охранник развалился, вытянув ноги.

- Зашел вот на кофе пригласить. Повар выдал запасы, - сообщил Саньо, пересиливая себя.

- Мне не надо, спасибо, - ровно поблагодарила его женщина.

- А я бы выпил, - неожиданно для всех заявил Кхельт.

Посылать его на фиг, Саньо хотел, но не сделал. Вместо этого актер широко улыбнулся:

- Попрошу ко мне.

Кхельт ответил на улыбку, Богарта очень странно на него посмотрела. Пока Кхельт одевался и обувался, продолжалось напряженное молчание.

В повозке Саньо охранник уселся и молча взял чашку, предназначенную для Богарты.

- Ты с кем там гулял? - вместо обычных благодарственных слов заявил Кхельт.

- Что?

- Что слышал, - явная грубость обещала неприятности, - мы Богарту любим, есть у нее элемент удачливости. Сколько с ней работали, и чувствуем это. А вот с мужиками ей не везет сильно. Муж то сам знаешь какой, да и ты не лучше.

- Что? - Саньо не понимал претензий добровольного защитника Богарты.

- Я тебя от нас всех предупреждаю, оставь ее в покое, не нагнетай атмосферу, - вежливо, но твердо попросил Кхельт.

Через десять минут директор труппы Инрих ругался хуже Боцмана. Увечья главного героя будущей постановки и одного из охранников, а также разгром повозки были основной причиной ругани.

В труппе появилась новая сплетня, что Саньо сменил ориентацию, и подрался из-за этого с охранником. Богарта так и не получила ответа у своего подчиненного о причине драки, и велела два дня отлежаться. Над побитым Саньо хлопотали все женщины труппы. Хэссу пришлось поделиться запасами травок. Особо Саньо понравилось прикладывать к ноющим ребрам блюдечко работы мастера Варварнурава. Молодой вор заподозрил, что вторая ипостась блюдечка исцелять боль. Решив проверить это в ближайшее время на следующем побитом, Хэсс продолжил чтение познавательной книги о моде и любовных недугах.

Линай придавался радостным и тревожащим мыслям. Он думал о своем скором Величии. Никто другой до него не достиг и уже не достигнет подобной силы. Линай всю свою жизнь потратил на достижение этой цели, а сейчас она была от него в нескольких днях пути. Понимая, что непогода не позволяет двигаться вперед, Линай старался терпеливо ждать. Ученик, ощущая напряжение учителя, держался тихо и скромно, даже вопросов лишних не задавал. Бегал за едой и чаем, совершал в углу дыхательные упражнения.

Линай прикрыл глаза и еще раз перебрал в уме свои будущие действия. Во-первых, ему надо добраться до Черной скалы, и пройти от нее по правой тропинке десять тысяч шагов. Там будет долина колодцев. Линай должен не сбиться со счета, не свернуть с тропинки и выйти в долину колодцев. По некоторым сведениям в долине два десятка колодцев, и надо выбрать свой. Все они разные - эти колодцы мира. Линаю надо будет заключить с колодцем договор, и отдать колодцу то, что он попросит. По предчувствиям и знамениям Линай знал, что отдать надо будет живого человека. Жертвой предназначено стать Эльниню. Только тогда колодец позволит напиться силы. Затем Линаю надо будет вернуться по тропинке до Черной скалы, и тогда он сможет увидеть записанное на скале слово, которое является основой этого мира. Линай, зная основу мира, станет всесильным. От этой мысли старца обдало таким жаром предвкушения, что заметил и ученик.

- Простите, учитель, - побеспокоил его Эльнинь.

- Да? - Линай вернулся в образ лучшего учителя. - Что тебе?

Эльнинь хотел сказать вовсе не это, он открыл, а потом закрыл рот, сглотнул, и тогда только сказал:

- Я сбегаю за чаем, учитель?

- Сбегай, - разрешил Линай.

Он еще раз напомнил себе, что с учеником надо обращаться терпеливо и по-доброму. До этого у Линая не было особых надобностей себе об этом напоминать, но сейчас нетерпение затмевало все вокруг, и Линай проявлял раздражительность.

Подумав о своем последнем ученике, Линай вспомнил и других своих учеников. Первый ученик у него появился в двадцать пять лет. Вернее, это был не ученик, а товарищ. Они вместе ходили по земле около трех лет, а потом случилась трагедия. Его товарищ не выплыл из реки, говорили, что ушел жить к русалкам. У Линая не хватило силы, чтобы убедить своего товарища остаться, когда его очаровали русалки. Тогда-то в реке на общем сборе Линай и услышал о колодцах силы и об основе мира. Он собирал сведения по крупицам, но через десять лет, знал уже многое. Линай стал искать эти колодцы по всему миру. Два его ученика погибли в странствиях. Еще один сгорел по болезни. Еще через десять лет Линай узнал, где находятся эти колодцы мира.

Линай стал собирать информацию о Темных землях, и узнал, что в мире живут люди, возвратившиеся из Темных земель. Тогда Линай стал искать их. Он нашел девять человек. Вытрясти из них сведения удалось, применив грубую силу. Он использовал технику, разрывающую жизнь и энергию человека на куски. Только так и удавалось восстановить, забытые воспоминания.

Потоками воспоминаний Линаю вспомнился один из его любимых учеников Камил. Когда Камил попал к Линаю, это был уже не подросток, а вполне сформировавшаяся личность. Камил уже многое знал, он научился многому сам по книгам. Камил целенаправленно искал себе настоящего живого учителя. И на беду Камилу попался Линай. Борода, умение ходить по воде, лечить, говорить умные вещи, понимать языки мира, чувствовать потоки силы и сражаться сделали Линая кумиром в глазах Камила. Их общение продолжалось меньше года, до тех пор, когда Камил понял, что именно ищет его учитель. Яркий смешливый Камил сбежал, оставив все свои вещи и книги. Линай искал его полтора года и нашел. Тогда он вытряс все то, что знал Камил, и что его так напугало. Оказывается, Камил знал о жертве, которую надо принести колодцам мира. Он справедливо рассудил, что учитель сделает жертвой его. Линай поморщился воспоминаниям, тогда он ушел от ученика, но потом нанял убийцу, который расправился с Камилом. Линай тогда убил и убийцу, и посредника, его нашедшего.

После всего Линай, положившись на удачу и время, встретил Эльниня. Мальчик попал к нему в подходящем отроческом возрасте, и стал глиной в его руках. Линай был абсолютно уверен в своей власти управлять мальчиком потому, что Линай знал, что жертва должна взойти на алтарь совершенно добровольно. Колодец с силой этого мира никогда не примет насилие. В том, что основой этого мира является все что угодно, но не принуждение Линай знал точно.

Эльнинь вернулся с горячим чаем, но по уши измазанный. Они сели пить чай, Линай добавил в заварник хорошие травки, укрепляющие дух.

- Простите, учитель, а с погодой вы ничего не можете сделать? - осмелился спросить Эльнинь.

- Нет, слишком много сил на это уйдет. Я останусь без них на год, а то и на два, - Линай не желал становиться беспомощным. На самом деле он мог справиться с непогодой, и силы бы восстановились дней через пять.

- Учитель, простите, а что мне говорить о вашей ссоре с лекарем Хэссом?

Линай контролировал себя и улыбнулся, он не понял, что ученик не поверил его улыбке.

- Какой он лекарь, - презрительно фыркнул Линай. - Выскочка. Тебя, что спрашивают о ссоре?

Эльнинь кивнул.

- Кто? - потребовал ответа Линай.

- Повар, донна Илиста, Боцман, Сесуалий, - перечислил Эльнинь.

- Ты ничего им не говори. Ничего не знаешь, и не говори, если что хотят узнать, то пусть спрашивают у меня, - велел Линай. Его мысли переключились на выходку Хэсса. "Ничего меня не догонишь", - думал Линай. - "А потом это для меня будет неважно".

Темпераментная, как огненное солнце, скрипачка Джу сбила Лаврентио с очередной гениальной мысли. "Кто бы мог подумать", - пенял Лаврентио. Она ничего такого и не делала. Нудный дождь не мешал Лаврентио работать. Ему мешала работать Джу. Она так контрастировала с тусклыми каплями, струившимися за окошками повозки, что Лаврентио начинал заводиться.

Он спал с Джу, просыпаться вдвоем особое удовольствие, еще один миг прекрасного мира. Лаврентио любил своих женщин и старался наслаждаться каждым мгновением. Джу выпорхнула из его объятий и унеслась к повару за горячим чаем и завтраком. Лаврентио безжалостно вытолкал себя из теплых объятий сна, чтобы записать мелодию, которая вертелась в его голове с полуночи. Разложив свои бумаги, он принялся записывать. Стоило мелодии лечь на бумагу, как она забывалась. Лаврентио знал, что если написанная мелодия не уходит из головы, то она не совершенна, то где-то он не досмотрел.

Вернулась Джу, ослепительно жаркая и мокрая. Она старалась не тревожить Лаврентио, не отвлекать его от работы, но ему хватило одного взгляда на свою женщину, чтобы разом забыть о работе. Поцелуи, страстные слова и падение на одеяла привели к тому, что Лаврентио с удивлением узнал, что пришло время обеда.

Джу стала прибираться в повозке, Лаврентио опять засел за работу. Но она его сводила с ума. Обнаженные плечи, волосы, собранные в хвост, Лаврентио зарычал:

- Вон отсюда.

Джу обернулась, подарила ему лукавую улыбку:

- Отвечаешь за свои слова?

Лаврентио благоразумно предпочел от них отказаться. Записать музыкальную тему ему удалось глубокой ночью, когда Джу отсыпалась после столь бурно проведенного дня.

Лаврентио закончил писать, но все еще не ложился на лежак. Ему вспомнилась Анна, потом мысли перекинулись на его дочь Най. Потом Лаврентио подумал о фестивале, затем он вспомнил свои годы, и стал обдумывать, как прожить без Джу, когда она устанет от него. По его мнению, Джу его не любила, она к нему пылала. Страсть и любовь - разные вещи опытный Лаврентио мог отличать одно от другого. В дороге страсть разгорелась, а что будет потом покажет будущее. Лаврентио еще раз подумал, что Джу его ревнует, и эта ревность то и дело прорывается. В любви ревность не уместна, а вот в страсти она, как правило, присутствует. Со своей стороны, Лаврентио признался, что влюблен в Джу, и что ему будет стоить с ней расстаться, он старался не думать. Платить способностью писать или слышать музыку, он не хотел, но однажды в его жизни подобное было. "Ничего, найду другое занятие", - ободрил он себя, и отбросил дурные мысли. Сейчас следовало ловить каждое мгновение счастья, а не накликивать беду на порог.

Орк Страхолюд сидел на дереве. Он смотрел вперед, но и там висела пелена проливного дождя. Орк обдумывал важную задачу, как использовать старика Линая, чтобы избавиться от так называемых неведомых хозяев Темных земель. Выходило одно, что надо хорошенько потрясти этого старикашку на информацию. Но тогда придется его убить. Орк был в курсе, что его подозревают в исчезновении двух тихих монахов. Присоединять к уже существующим подозрениям уверенность в убийстве Линая, орк не хотел. Это было бы невыгодно.

И так и эдак прикидывая разные варианты, орк пришел к неожиданному выводу. Реализовывая свои задумки, орк отправился к Хэссу. В очередной раз Хэсса оторвали от чтения.

- Что опять? - встрепенулся Хэсс.

- Нет, но почти, - лаконично успокоил его орк. - А куда ты того дел?

- Вунь пришел и унес, - информировал Хэсс.

- А сам Вунь где? - орк снял мокрые тряпки и обувь, и развалился за столом. - Чашку подай, - попросил он у хозяина повозки.

- Зачем тебе Вунь? - Подозрительность вора опять вышла на первый план.

- Поговорить. Я тогда подожду его здесь, - решил орк, стал прихлебывать чай и пододвинул себе книгу, которую читал Хэсс. - Ммм, про любовные недуги? Признаться никогда этого не понимал, - орк бубнил сам себе под нос.

Отнимать у большого волосатого чудовища книгу о моде, показалось Хэссу слишком неприятным занятием, и он завалился спать. Вунь появился через полчаса, но это не разбудило Хэсса. Надо сказать, что орк использовал один из своих маленьких профессиональных секретов и искусственно поддержал сон Хэсса.

- Да? - Вунь насупил брови.

- Мне бы повидаться с маленькой такой старушкой, которая исчезает мгновенно, - высказал свою просьбу орк.

- Матерью Валай, - полуутвердительно полувопросительно вздохнул Вунь.

- Видимо, - кивнул орк.

- Хорошо, - Вунь не стал задавать никаких вопросов. - Каждый имеет право поговорить с матушкой Валай. Выйдешь за лагерь, свернешь на юго-восток к скале, сделаешь триста шагов, там будет большое желтое дерево. Подойди к нему и постучи по стволу. Скажи, что пришел поговорить с матушкой Валай.

- Потом? - орк спокойно выслушал странные инструкции.

- Потом жди, - Вунь пожал плечами и пошел снимать сонные чары с Хэсса.

Когда вор проснулся, Вунь пускал плавать чайные листочки в чашке орка. Поговорить они не успели, к Хэссу пожаловал очередной гость, Вунь мгновенно спрятался.

- Йол? - удивился Хэсс.

- Если меня родители не переименовали, то Йол, - актер раскладывал на столе угощение.

- Мне? - продолжал удивляться Хэсс.

- Нам, - откликнулся Йол, поправляя челку.

- Думаю, это не спроста, - Хэсс разглядывал угощение, и увидел за спиной гостя Вуня, который делал непонятные знаки. Хэсс таращил глаза, но все равно не понимал, что имел в виду маленький человечек, когда одновременно кивал головой, вращал глазами и махал руками.

- Правильно думаешь, - похвалил Йол. - Поговорить надо, Хэсс Незваный.

От названного вслух его воровского имени, Хэсс ни вздрогнул, ни дернулся. Он спокойно смотрел на информированного гостя. Вунь же ощутил резкую перемену в настроении друга и перестал подавать знаки. Он достал из кармана своих шаровар, на этот раз черных, маленький нож, и стал осторожно ступая приближаться к незваному гостю.

- Я слушаю, - ровным голосом сказал Хэсс.

- Ты не напрягайся, - по-отечески предложил этот мальчишка. - Я хотел бы ...Ааай!

Что хотел Йол, осталось для всех загадкой потому, что он упал с табурета, как подкошенный. Пока Йол формулировал свои мысли и желания, Вунь подкрался и воткнул нож в голую ногу. От столь маленького ножа была, конечно, боль, но рана - несерьезная.

- И чего это он? - спокойно полюбопытствовал Хэсс.

- Если не дать противоядие, но через два часа он уже никому не будет мешать, - с чувством собственной значимости заявил Вунь. - Убрал бы ты его, - по-хозяйски потребовал Вунь. - А сласти не ешь, я их сам проверю, а то вдруг он тебя отравить хотел.

- Да? - Хэсс прикидывал, что делать с Йолом. - А противоядие у тебя далеко?

- Вот, - Вунь показал маленькую коробочку. - Надо засунуть под язык один шарик.

- Что же за нож у тебя такой?

- Это чтобы отбиваться от любых размерных животных, - Вунь еще раз показал свой нож.

- Скройся с глаз моих, - предложил Хэсс. Затем наклонился к Йолу, разжал челюсти и засунул под язык маленький шарик из коробочки Вуня.

Актер пришел в себя через несколько минут:

- Что это было, Хэсс?

Вор сделал покаянное лицо.

- Прости, не успел тебе сказать, Йол. Меня за что ищут то? Ищут меня за то, что поймать не могут.

- Это как? - Йол никак не осмысливал заявление Хэсса.

- Про меня нельзя упоминать, говорить, обсуждать, срабатывает заклятие, наложенное неким типом, и человек умирает, если не капнуть ему в рот немножко целебного раствора. Сам понимаешь, что я себе купил этот эликсир за большие, очень большие, просто огромные деньги. И часть уже потратил на тебя, - Хэсс подвинулся на него угрожающе.

Йол сглотнул слюну.

- Да?

- Именно, а на других я свой эликсир тратить не буду. Мне самому его приходится пить.

- Ну да, ну да, - Йол переваривал услышанное. - Ты же все равно о себе говоришь и думаешь. На тебя оно распространяется в первую очередь.

- Вот видишь, а теперь быстро скажи чего хотел, пока действие эликсира не закончилось, а потом иди к себе, отдохни.

- Да вообще что? Я ничего. Я хотел тебя расспросить про другие земли, я видишь ли собираюсь остаться в Фестивальном, и профессию сменить хочу.

Хэсс закатил глаза.

- Ты лучше оставайся актером, с твоими данными вора из тебя не получится, слишком приметный, - Хэсс не стал говорить о неком слабоумии, которое явно было свойственно Йолу. - Попробуй остаться с актерами, но если тебе не нравится играть, то стань директором, как Инрих.

- Да? - Йолу понравилась идея. - Но у меня нет таких денег.

- Стань тогда помощником директора - второе лицо в труппе. Все, а теперь марш отсюда.

Йол подхватился и, не обуваясь, вывалился на улицу. Вунь высунулся из-за сундука.

- Ну, ты даешь! - похвалил он Хэсса.

- Спасибо, - поклонился вор.

Утром кончился дождь, но дорога была все еще не пригодна для дальнейшего продвижения. Люди высовывались из повозок, весело перекрикивались, шутили. Шутки и смех прервал крик Илисты:

- Помогите! - Богарта, Лайм и Линай кинулись на ее крик, приказав остальным оставаться на месте.

Но актеры на то и актеры, чтобы не слушать своих охранников.

В полусотне шагов от стоянки лагеря Инрих упал в яму, полную грязи. Илиста держала Инриха за руку, не давая ему уйти с головой в смертельную жижу.

- Какого бодяжника, вы здесь делаете? - вспылила Богарта. - Я же сказала...

Она наклонилась и подхватила директора за вторую руку, Лайм перехватил донну Илисту за талию и потянул. Инрих ощутил твердую землю под ногами через две минуты.

- Какой ты грязный, - Илиста прогладила его щеку.

Богарта осматривала яму:

- Милая, - похвалила она грязевую ловушку. - А глубина?

- Я дна не чувствовал, - поделился Инрих, все еще тяжело вдыхая и выдыхая.

Вокруг толпились артисты.

Недай и Боцман подхватили Инриха и поволокли в лагерь.

- Во-первых, отмыться, во-вторых, напоить горячим. А потом я хочу знать, что вы делали так далеко от лагеря, - Богарта оттирала руки от грязи.

- Мммм, - Илиста смотрела на нее широко раскрытыми карими глазами.

- И честно, пожалуйста, - Богарта буравила приму взглядом, напоминающим разделку туши у мясника.

- Мммм, - Илиста уступил требовательному взгляду. - Я пошла за Инрихом, пусть он и объясняет, - выкрутилась актриса.

Директора утащили еще не так далеко, чтобы он не услышал ответ Илисты. Тонкая улыбка осветила его лицо. Много лет назад Инрих и Илиста договорились, что если возникнет ситуация, когда надо отвечать на неудобные вопросы, то Илиста мгновенно играет в дурочку, и валит все на Инриха, а потом лишь соглашается с ним. Сложившаяся договоренность применялась уже дважды, это был третий раз. Инрих знал, что у него есть время придумать ответ, к тому же он нанимал Богарту. Чуть позже он пригласил охранницу к себе, и поведал ей историю о том, что он ощущает некие смутные сигналы, он пошел их проверять, а Илиста утянулась за ним. На вопрос о происхождении этих сигналов Инирих предложил Богарте выйти и посмотреть вокруг. Если ему раньше казалось, что они выходят из Темных земель, то теперь ощущается, что они возвращаются назад. Этих мыслей было достаточно, чтобы Богарта призадумалась, и посоветовала директору еще задержать труппу на месте.

Илисту допустили к телу директора только после ухода Богарты.

- Что ты ей сказал? - полюбопытствовала женщина.

- Что что-то неладно в Темных землях, - Инрих говорил серьезно, обстоятельно.

- Я бы поверила, - Илиста скорчила рожу бедной доверчивой сиротки.

- Ничего про тебя я не говорил. Так что ты мне хотела показать?

- О, Инрих! - Илиста набрала побольше воздуха в грудь. - Я так испугалась, когда ты провалился.

Инрих перебил ее:

- Значит, говорить не будешь?

- Покажу, вечером, - Илиста перешла в амплуа тайной заговорщицы.

- Ладно, - согласился директор. - Так что ты там говорила про яму?

Женщина подсела к нему на лежак, и так проникновенно, как будто видела его в первый раз, посмотрела на Инриха:

- Я испугалась, Инрих. Я же знаю тебя сколько лет, ты мой друг, но я даже не думала, что могу так за тебя испугаться, - Илиста говорила медленно и напряженно.

- Правда?

- Правда, - Илиста сложила руки в ритуальном для варваров знаке.

Инрих почувствовал, что недавний страх уходит вместе с улыбкой Илисты.

- Спасибо, родная, - на секунду директору показалось, что он опять стал молодым мальчишкой.

Это утро принесло в труппу мнительность и тревогу. Многие стали чувствовать себя потерянными, что свойственно, когда спадает морок. Дождь смыл с дороги морок, наложенный Линаем, а без поддержки спал и морок, наложенный на людей. Люди озирались потеряно и недоверчиво. Всем было неудобно и неуютно. Так примерно действует на людей внезапное пробуждение в незнакомом месте. Богарта затеяла всеобщий совет, на котором было решено никуда не трогаться с места, пока разведка не найдет гарантированный путь из Темных земель.

Глава 20. Учитель и его ученик

-- Я буду звать тебя Эдвин.

-- Почему?

-- Вся твоя жизнь - это доброе дело за пятницу.

Навеяно П.Г. Вудхаузом

После совета Линай готов был рвать и метать, но по его спокойному лицу никто бы этого не предположил. Проливной дождь помешал планам Линая, но не изменил их. Обдумать, что делать дальше, и действовать, таково было основное правило целеустремленного старца.

Линай собрался в дорогу, он велел собираться и Эльниню.

- Богарта, я проверю ту дорогу, по которой мы шли, - Линай говорил и давил авторитетом на женщину. - У меня больше вашего шансов справиться с любыми неприятностями. Эльнинь, если что, принесет весть.

- По этой дороге может быть опасно идти, - предостерегла Богарта.

- Не мне, - коротко ответил Линай.

Учитель и его ученик отправились на лошадях, которых выделила Богарта в путь к Черной скале. По расчетам Линая, они должны были добраться до скалы к вечеру.

Хэсс резал на порции вяленую рыбу. Повар доверил ему сегодня новую ступень в приготовлении пищи для актеров.

- Что это у тебя ухо такое красное? - заметил Грим, когда обернулся, чтобы взять очередную рыбку под разделку.

Хэсс и сам чувствовал, что ухо у него зудит. Он скосил глаза, но ничего не увидел.

- Возьми там мое маленькое зеркальце, - разрешил повар.

Хэсс рассматривал свое красное ухо. Серьга дергалась, черный камень пульсировал. Повар тоже обратил на это внимание.

- Магическая штучка, - одобрил он.

- И что она хочет? - потребовал у него ответа Хэсс.

Повар лишь развел руками.

- Ну, ты парень даешь, носить волшебную вещь и не знать, чего она хочет. Попробуй себя послушать. Чего ты хочешь?

Хэсс понял, что ему не нравится резать рыбу, что хочет куда-то уйти. Грим лишь махнул ему рукой, некогда отрываться от готовки.

Хэсса тянуло в сторону, он сделал еще шаг, еще один, затем еще несколько. Ухо переставало гореть. Для проверки Хэсс повернул назад, в ухо будто вонзили раскаленную кочергу. Идти по дороге вперед в фартуке и с ножом в руках пришлось довольно долго. Сзади Хэсс услышал звуки, и обернулся, за ним резво бежала по слякотной дороге его любимая лошадка Ле. Хэсс понял, что ехать вперед придется до того места, пока серьга не отпустит. В то время вору не пришло в голову попробовать снять серьгу, но уже позже он узнал, что снять именно эту серьгу нельзя никогда. Вунь рассказал, что серьга с камнем из колодца мира всегда живет и умирает с ее владельцем.

Дорогу до Черной скалы учитель и его ученик преодолевали в полном молчании. Линай сосредоточено проверял и перепроверял себя, пытаясь успокоиться. Он понимал, что через несколько часов станет самым могущественным в этом мире. Слова "самым могущественным" в сознании Линая равнялись настоящему неподдельному величию.

Эльнинь же напротив ощущал себя угнетенным, каким-то глухо забытым на постоялом дворе поздней ночью. Для того чтобы не думать о своих тревогах, Эльнинь стал смотреть вокруг. Дорога клубилась под его ногами словно лента в девичьей косе. Эльнинь так и не научился общаться с девушками. До этого времени для Эльниня главным была учеба и любимый несравненный учитель. Сейчас отчего-то Эльнинь пожалел, что так и не согласился пойти с одной из деревенских девушек на ярмарку. Тогда он подумал, что учитель не разрешит. Перестав смотреть вниз, Эльнинь перевел взгляд вдаль на Черную скалу. Почему-то ему казалось, что их путь лежит до этой скалы, и их судьбы как-то связаны с этим огромным каменным идолом. Эльниню не нравилось, как скала сияет черным солнечным светом. Решив больше не смотреть на скалу, Эльнинь посмотрел на учителя. Такой решительной и безжалостной физиономии Эльнинь не видел никогда в жизни. От этого можно было только отвести глаза, что он и сделал. "Смотри вправо!", - велел себе Эльнинь. Справа поднимался густой хвойный лес.

- Учитель, там полянка, отдохнем? - внезапно даже для себя, попросил Эльнинь.

Линай поморщился, словно у него схватило все зубы сразу, но разрешающе кивнул.

- Хорошо, ученик. Приготовь все, а я умоюсь.

Эльнинь вытащил припасы и запалил огонь. Линай долго не приходил, Эльнинь даже уверился, что он один в мире, и никто его не найдет. Учитель появился настолько торжественный и сияющий, что Эльнинь восхищенно на него взирал. Столь резкие перепады состояний учителя напомнили ученику его недавний разговор с лекарем Хэссом.

- Ты здесь спать собрался? - Линай похлопал ученика по плечу. - Собирайся, поехали.

Эльниню так было жалко уезжать, что он еле сдерживал слезы. Учитель торопился вперед к свой цели.

Хэсса резко остановило, если раньше его тянуло вперед, то сейчас затормозило. Хэсс стоял посреди дороги с полчаса, но повернуть назад и не подумал. "Все чудесней и разноцветнее", - подумалось вору, ухо все еще горело. У него было время задуматься, куда и зачем его тянет неведомая сила, живущая в серьге.

Пока он маялся посреди дороги, то в голову стали закрадываться странные мысли, но настойчиво мерещился шепоток: "Помоги мне, а я тебе". Вор предпочел поверить себе и согласиться на предлагаемую кем-то странную поездку.

Так как и Эльнинь, Хэсс смотрел по сторонам. Ему нравилось то, что он видел. Окружающее пространство после длительного дождя почистилось, дышалось легче, на душе было светлее. Постепенно становилось темнее, а ухо все также жгло. Хэсс стал всерьез опасаться, что его дорога лежит далеко за пределы Темных земель. Он был уверен, что никто искать не будет. Хотя, стоп, Вунь и его родственник точно будут. А вот орк куда-то пропал еще со вчера, но за Страхолюдом подобное водилось, так что люди не обращали внимание. Хэсс ехал вперед, гадая, что ему предстоит увидеть. Дорога внезапно закончилась. Хэсс видел, что она есть впереди, но Ле стояла, да и ему казалось, что дальше пути нет. Но серьга так и горела в ухе. Хэсс посмотрел по сторонам, на его глазах появилась узкая тропинка, уводившая его вправо. Лошадка покорно направилась к тропинке, да и ухо стало меньше гореть. "Что меня ждет впереди?", - вертелось в голове у Хэсса, но к такому даже он оказался не готов.

Они прибыли на место еще засветло. Учитель Линай дрожал от нетерпения. До его величия было рукой подать. Они спешились.

- Теперь, Эльнинь, пойдем за мной, шаг в шаг. Ты должен идти, иди и ничего не спрашивай, считай шаги. Их должно быть десять тысяч.

Линай пошел по тропе. Эльнинь шел на два шага позади, молча и сосредоточено считая, как велел учитель.

В десять тысяч шагов для учителя Линая и его ученика Эльниня вплелись вечность и одно крошечное мгновение. Выдох остановил Эльниня, не досчитавшего до десяти тысяч двух шагов.

Линай замер, а Эльнинь позволил себе оторвать глаза от тропинки. Вокруг была равнина, Эльниню показалось, что это была искусственная равнина. Он даже уверился, что ее создали люди. На равнине были только колодцы. По привычке считать Эльнинь посчитал их. Вышло двадцать шесть. Каждый колодец был уникален в своем роде. Во-первых, все колодцы светились, но разными тонами красного. Эльнинь заворожено подумал, что не видел столько красного в своей жизни, да еще таких разных оттенков. Внезапно все изменилось, и колодцы стали светиться синим. Вдвоем с учителем они простояли пока цвет не сменился на желтый, потом на белый, потом на черный, потом на коричневый и опять вернулся к красному.

- Что это? - позволил себе спросить Эльнинь.

Учитель радостно улыбнулся:

- Это начало этого мира, Эльнинь. Вся сила, которая может быть.

Ученик блаженно выдохнул. Его сознание затмила мысль, что он - ученик - удостоился такой чести созерцать истоки мира.

- А что будет дальше? - спросил Эльнинь.

Учитель странно на него посмотрел:

- Теперь все зависит от тебя, мой лучший ученик, - заявил он торжественно.

- Да? А что мне надо делать? - Эльнинь был готов ко всему: свернуть горы, начать танцевать, сражаться и умереть.

- Ты должен залезть в колодец, - заявил Линай, при этом он внимательно смотрел на ученика.

- Зачем? - Эльнинь уже был готов лезть в колодец.

- Для того, чтобы я мог получить силу, - Линай говорил только правду, но не всю.

- Хорошо, учитель, - кивнул Эльнинь. - А в какой колодец лезть?

Вопрос был своевременным, более двух десятков колодцев сияли черным.

Линай вспоминал все, что знал про это место. Вроде бы говорилось, что тропа сама приводит к нужному колодцу. Однако Линай остановился, чуть не доходя до колодцев. Справа и слева от него на равном расстоянии сияли два колодца. Еще один был дальше впереди. Линай раздумывал над сложившимся феноменом. Возможно ли что он чего-то не знал и не учел? Возможно, но тогда надо придумать выход из положения, и действовать. Линай уже начал чувствовать, как его сила приспосабливается к ритму сияния в этой долине. За этим, Линай знал совершенно точно, сила начнет перетекать в колодцы, как в более мощные источники силы. Время тянуть нельзя. Пока он думал, судьба решила за него.

Эльнинь снял сумку, положил ее на землю, снял короткие сапоги, подтянул свои зеленые штаны и обошел учителя. Перед Эльнинем заструилась тропинка, ведущая к одному из дальних колодцев. Восприняв, это как сигнал к действию, Эльнинь пошел. Линай двинулся вслед за ним. Сорок семь шагов им понадобилось, чтобы достичь их колодца.

С первого взгляда он ничем не отличался от остальных, но если посмотреть повнимательнее, то увидишь, что он чуть меньше рядом находящихся колодцев, что в сиянии, возникают тонкие фантомные узоры, что рядом слышится шепот темного прошлого и светлого будущего.

- Этот, - благоговейно выдохнул Линай.

Эльнинь заглянул в колодец. Там был все тот же свет. Свет струился, и ласкался. Кроме всего прочего, Эльнинь отметил, что в самой глубине колодца свет не меняется, он постоянно красный. Учитель и его ученик молчали, наслаждаясь ощущением сокровенной тайны, доверенной им.

- Как туда залезть? - Эльнинь не знал, что делать.

Учитель помолчал еще с минуту, думая над ответом.

- Здесь цепи с ведром, опустим вниз, и ты залезешь, - решил учитель.

- Тогда зачем лезть, если можно так зачерпнуть? - справедливо возразил Эльнинь.

Линай сжал кулаки, чтобы не сорваться:

- Таков ритуал, понимаешь, цепь не достает до дна. Ты должен спуститься вниз, снять ведерко, и зачерпнуть сам. Понимаешь?

В этот миг Эльнинь подумал, как много он живет в традициях и ритуалах. Они сильно усложняют жизнь. Кто бы их не придумывал - традиции и ритуалы - явно любитель потянуть время. Оказывается и его учитель приверженец многоуровневых ритуалов и традиций.

- Понятно? - учитель говорил спокойно, очень размеряно. Он говорил, как говорят с тяжело больными капризными детьми.

- Понятно, - Эльнинь пожал плечами.

Заскрипела цепь, ведерко исчезло в красном сиянии. Эльнин боялся лезть в красный туман, но с другой стороны, рядом учитель, который знает, что делает.

Эльнинь занес ногу, взялся за цепь, но Линай его остановил:

- Погоди, - сказал он. - Ты сам на это согласен? Не побоишься?

- Нет, Вы же мой учитель, - Эльнинь смотрел спокойно и уверенно.

- Хорошо, ученик, - Линай задрожал от нетерпения.

Эльнинь спускался в красный туман. Сначала он ничего не видел, потом глаза приспособились к красному свету. Эльнинь вздрогнул, у колодца не было стенок. Эльнинь протянул руку, она ушла в темноту. Сняв ведерко с крюка, Эльнинь, зацепившись ногами, свесился вниз. Он зачерпнул красную жидкость. Ведерко наполнилось.

- Поднимай! - крикнул он вверх.

Заскрипела цепь. Эльнинь одной рукой держал ведерко, а второй держался за цепь. Скоро показался край колодца и рука Линая:

- Давай, - велел он.

Эльнинь протянул ведерко, Линай взял ведерко. Эльнинь держался за цепь, он протянул руку, чтобы ухватиться за край колодца, но не смог. Перед его рукой склубился красный туман. Эльнинь попробовал еще раз с тем же результатом.

Линай держал ведерко в своих руках, он смотрел и страшился вздохнуть, опасаясь, что туман рассеется, и он проснется. Его ученик болтался на цепи, Линай сделал два шага назад, и начал пить. Красная жидкость по вкусу напоминала кровь, разбавленную вином. Солоноватость причудливо смешивалась со свежестью винограда. Линай почти захлебнулся, делая большие глотки.

- Учитель, - послышалось от ученика, но Линай не прислушивался.

Учитель Линай забыл про своего ученика. Он слушал и видел только себя. Внутри у Линая вспыхивали звезды и гасли солнца. Он наполнялся энергией, он сливался с ней. На какой-то миг Линаю показалось, что видит этот мир целиком, а потом, что он ослеп.

- Учитель, - несколько истеричное послышалось от Эльниня.

Линай сейчас бы не мог сказать, кого зовут учителем. Линай расправил плечи, с его лица сходили прожитые годы. Эльнинь увидел, как учитель Линай молодел. Темные волосы, яркие глаза, никаких морщин, бороды, молодые сильные руки. Эльнинь заворожено наблюдал за этим. Но его внимание привлек шум из колодца. Оттуда повалил пар. Пар был удушающим, гадким, оставляя соленый привкус на губах. Эльнинь закашлялся. Он еще раз позвал учителя, но Линай уже шел назад по тропинке. Эльнинь закричал, как не кричал с самого детства, но и этот крик не возвратил учителя. Учитель Линай шел к Черной скале.

Хэсс Незваный свалился с лошади. Такого с ним никогда не было. Но порыв ветра вышиб его из седла. Удивительно, но Хэсс упал мягко, его будто поддержали. Ухо воспалилось, Хэсс потрогал его, не сидит ли там маленький человечек и держит ли огненную головешку. Он пошел по тропе вперед, продираясь сквозь колючий и цеплючий кустарник, Хэсс торопился. Еще секунда и ему казалось, что ухо расплавится. Кустарник кончился, и появилась вымощенная каменная дорожка. Хэсс ступил на нее, ухо дергало, но уже не плавилось от жара и боли. Хэсс побежал, ухо стало отпускать. Дорожка терялась в маленькой рощице, которую Хэсс тоже преодолел на одном дыхании, не сбавляя темпа бега. Сумерки ему не мешали.

Темноту заменил пульсирующий свет, Хэсс приостановился. Странные сооружения, в которых Хэсс только с пятого раза признал колодцы, светились красным. Над одним из колодцев поднимался пар, и высовывалась голова Эльниня.

- Ты? - Хэсс кинулся к нему. Он не заметил, что перед ним появилась тропинка, которой раньше не было.

Эльнинь уже закатил глаза, но рефлекторно держался за цепь. Хэсс протянул руку, и ухватил его руку. Эльнинь открыл безумные глаза, это заставило Хэсса отшатнуться, но руку он не выпустил.

- Ты? - безумно спросил Эльнинь.

Хэсс подтянул Эльниня к себе, подхватил его подмышки, и потянул на себя. Эльнинь стал помогать, он ухватился за край, занес ногу, и оба упали на землю.

- Что ты там делал? - Хэсс потряс ученика.

- Умирал, - слабо улыбнувшись, ответил бывший ученик.

- Зачем? - Хэсс все еще не мог вникнуть в ситуацию, но ощутил, что ухо не горит.

Недоверчивый Хэсс потрогал его, достал зеркальце, посмотрелся, все в порядке. Эльнинь с интересом рассматривал манипуляции спасителя.

- Так получилось, - Эльнинь рассказал свою историю.

Так они и сидели, привалившись спинами к колодцу, который перестал бурлить и опять ровно пульсировал. Хэсс соображал быстрее Эльниня, оказавшегося в шоковой ситуации, он просчитал, что тот, кто лезет в колодец не выбирается. Эльнинь тоже это понял, но выговорить вслух не мог.

- А у..Линай где? - уточнил Хэсс. Ему совсем не светило жить в одном мире со столь могущественным магом.

- Ушел, - Эльнинь глотал слезы, но не хотел плакать при Хэссе.

- Угу, ты идти можешь?

Эльнинь встал на четвереньки, и это заняло больше двух минут.

- Полежи-ка здесь, - скомандовал Хэсс.

- А ты куда? - испугался Эльнинь.

- Посмотрю там немножко, - неопределенно пообещал Хэсс.

Вор пошел вперед по следам, которые светились ярко красным. Хэсс старался не наступить на них. Он передвигался осторожно, и не оглядывался даже когда услышал сдавленные рыдания. Слух у вора был обострен природой и волшебством в силу его воровского призвания. Эльнинь на это не рассчитывал.

"Пусть плачет", - решил Хэсс. Он не дошел до Черной скалы шагов триста, когда она обрушилась. Хэсс помчался назад со всей мочи. Ему не хотелось попасть под летящие обломки.

Линай шел по тропинке, идти ему удавалось с трудом, так хотелось влететь в небо или упасть в толщу земли. Линай помнил, что надо добраться до Черной скалы и прочитать там самое главное, иначе он не будет полновластным господином этого мира. Линай дошел до скалы, ему надо было отойти вперед и остановиться, повернуться, и сфокусировать взгляд, чтобы прочитать огромные горящие красным буквы. Линай остановился лишь на секунду, он прислонился к скале. Его вновь обретенная сила всколыхнула магию Черной скалы.

Камень задрожал, и пошел трещинами, но Линай, занятый своими переживаниями этого не услышал. Скала нависла над Линаем, и стала рушиться, трескаясь, осыпаясь, заваливая несчастного, пробудившего ее.

Линай закричал, и закрылся руками, но камни сыпались и сыпались. Вся Черная скала накрыла маленького, получившего бессмертие человека. Линай так и не успел прочитать, что было написано на скале.

Хэсс бежал обратно, не разбирая дороги.

Эльнинь почувствовал сотрясения земли, и увидел крушение Черной скалы. Вернулся Хэсс.

- Что это было? - Эльнинь беспокойно разглядывал своего спасителя.

- Твой у..бывший учитель, Эльнинь, - Хэсс восстановил дыхание, которое больше сбил не бегом, а испугом.

- Ты его видел?

- Видел, мне так показалось, что его завалило камнями.

- Выберется, - пожал плечами Эльнинь. К нему возвращались силы. - Но как нам выбраться?

- По другой дороге, - эта проблема не волновала Хэсса абсолютно.

Хэсс не стал говорить ученику, что если под слоем земли, где стоял Линай, был тоже черный камень, то выбраться ему изнутри невозможно. Черный камень блокировал любую силу магии, и так было всегда. Проверять, правда, это или нет, Хэсс предоставить самому Линаю. Сейчас было благоразумно уносить ноги, и подумать над странностями происходящего. Хэсс поддерживал Эльниня, они тащились медленно. Эльнинь пытался было что-то спросить, но вор велел держать дыхание, чтобы можно было идти подольше.

Сам же Хэсс думал. Он думал, думал и думал. Главных вопросов было три. Первый - что за серьга такая. Второй - что будет с Линаем. Третий - как помочь этому бедному лопоухому мальчику, потерявшему веру в жизнь.

Повозки так и не тронулись в путь. Они стояли и ждали, а оставшаяся часть руководства собралась на совещание. Присутствовали: Богарта, Инрих, Илиста, отец Логорифмус и отец Григорий, повар Грим и Боцман.

Повар Грим сидел мрачнее тучи. Он расстроился из-за пропажи Хэсса. Уже темнело, звезды появились на небосклоне, но ленивая луна еще не соизволила выползти на глаза людей.

- Как он пропал? - еще раз потребовал очередного повторения напряженный Инрих.

- Мы резали рыбу, а у мальчика загорелось ухо. Не в смысле пожара, а раскалилось. У него сережка в ухе с камушком таким черненьким. Мальчику стало неуютно, плохо. Сами знаете, как действуют волшебные вещи. И он вышел прямо в фартуке и с ножом.

- И что?

- Не знаю, что, - повар Грим сердился не на назойливого директора, а на себя, что не досмотрел за мальчиком.

Илиста горестно вздохнула:

- Что же такое творится? Мы стоим неизвестно где. С дороги сбились. Хэсс ушел с этой вашей серьгой. Кстати, когда мы познакомились, у него была другая серьга. А в дороге неизвестно где он нашел себе новую волшебную? Что бы это значило? Орк-защитничек пропал неизвестно когда и вообще без следа.

- Его видели прошлой ночью, еще в дождь, - педантичная Богарта поправила актрису.

- Будто нам это поможет, - фыркнула Илиста. - Еще и старец этот ушел неизвестно куда. Ни весточки, ни ученичка. Как вы его отпустили Богарта?

Охранница и сама не понимала, как и почему отпустила Линая с учеником.

- Тогда мне показалось, это крайне разумным, - вызывающе сообщила женщина. - Знаете, такое ощущение, что это как морок был.

Отец Логорифмус странно пронзительно посмотрел на нее, но ничего не сказал.

- А орк-то куда ушел? - рискнул полюбопытствовать отец Григорий.

- В гости, - отозвался Инрих.

- Что действительно? - купился на шутку отец Григорий.

- Нет, простите, - у директора проснулось чувство самосохранения под взглядом отца Логорифмуса.

- Но все началось-то с пропажи тех молчаливых монахов, - встрял Боцман.

В повозке все молчали.

- И что с ними? - рискнула спросить Богарта.

- Не знаем, - директор говорил по слогам.

- Дело не в них, - упорствовала Илиста. - Пропали и ну их. Нам надо решить, что делать дальше.

- Назад пути нет, - информация Богарты прозвучала, как приговор.

- Мы не можем повернуть назад? - не поверила Илиста. - Да быть такого не может.

- Может, - директор взял ее за руку. - Мы проверяли сегодня целый день. Все наши попытки были неудачными. Кхельт чуть не убился. Я сам заплутал, и вышел назад к лагерю. Здесь не только дороги, но и все вокруг против нас.

- О, Инрих! - Илиста сочувственно посмотрела. - Значит, мы можем идти только вперед?

- Вперед у нас одна дорога к Черной скале, - заключила Богарта.

- Где-то на этой дороге пропал старик с учеником, - тихо заметил Боцман.

Все опять притихли.

- Мы пойдем вперед по этой дороге, - Илиста встала, - и пусть они содрогнутся.

- Кто они? - заинтересовался отец Григорий.

- Все они, - Илиста не могла обозначить, кого конкретно имела ввиду, но была уверена, что они отступят.

- Хорошо сказано, - одобрил директор.

- Собираемся? - потребовала подтверждения приказа Богарта.

Инрих крепко сжал губы и кивнул.

- Когда?

- Утром, сегодня отдыхаем, а дальше идем и без лишних объяснений остальным.

- Мы должны были уже выйти из Темных земель, - возроптал повар Грим. - Среди актеров начнутся подозрения. Лучше бы им все объяснить.

- Я сам поговорю с остальными, - решил Инрих.

- Мы завтра выступаем по этой дороге? - Богарте требовалось подтверждение приказа.

Инрих сжал губы и кивнул.

Богарта и Боцман ушли заниматься приготовлениями к дальнейшему пути, отец Логорифмус, а за ним и отец Григорий потопали в повозку к повару Гриму. Инрих с Илистой остались вдвоем.

- Жалкое зрелище, - прокомментировала Илиста.

- Мы всегда справлялись сами, и сейчас должны, - не согласился Инрих.

- Как получилось, что нас все бросили? - Илиста все еще не воспринимала изменившееся в один день положение труппы. - Ты думаешь, что мы опоздаем на фестиваль?

- Нам бы выбраться отсюда, какой уже фестиваль, - Инрих не думал о фестивале, он сомневался, что они выберутся из Темных земель.

- Знаешь, а я не отступлю, - неожиданно для директора заявила актриса.

Задать свои вопросы повару Гриму отец Логорифмус решил обязательно вдали от чужих ушей.

- Григорий, я прошу тебя оставить нас, - Логорифмус впервые обращался с подобной просьбой к товарищу по пути.

Отца Григория, который уже успел удобно усесться, и налить себе чашку ароматного кофе из запасов повара Грима, обидела прозвучавшая просьба. Он намеривался возразить, но прикусил себе язык.

Последующая беседа успокоила отца Логорифмуса, но еще больше встревожила повара. Главным невыясненным в беседе для него явилось присутствие в мире маленьких человечков, которые то и дело шастали к Хэссу, по увесистым словам отца Логорифмуса.

Матушка Валай сидела на ветке, болтала ногами, орк уже успел в деталях изучить пошив ее обуви, но ответа пока не дала. Страхолюд ее попросил о помощи.

Матушка Валай приняла решение довольно поспешно, по мнению сопровождающего его маленького человечка. Не прошло и двух часов, как матушка перестала болтать ногами, и ответила орку.

- Делать все сам будешь, - ворчала матушка. - Стара я уже. - На самом деле матушке хотелось быть старой в этом конкретном случае. - Первое, про помощь тебе, чтобы подать весточку твоим оркам. Пойдешь вон к той Черной скале, - на этих словах орк и матушка Валай в немом изумлении ощутили дрожь и увидели крушение Черной скалы. - Однако, сбылось предсказание.

- Какое? - тут же полюбопытствовал орк. На пытливый взгляд матушки Валай, орк добавил: - Если я здесь жить буду хорошо бы быть в курсе подобных вещей.

Матушка согласилась:

- В предсказании было сказано, что один возомнивший себя Великим будет погребен под Черной скалой. Для того она и предназначалась. Вход в долину колодцев закрыт на долгие годы.

- А поподробнее?

Матушка Валай наклонила голову, признавая права орка:

- Который погребенный будет там жить и умирать постоянного, сам выбраться он не сможет, и тебе бы никто не посоветовал его откапывать.

Орк воздержался от комментариев, он примерно представлял, кого пророчество могло иметь в виду.

- И больше никаких последствий?

Матушка Валай восхитилась острым умом орка, но не стала говорить об этом вслух:

- Хмм, там еще кто-то мог проходить, а чтобы попасть в долину колодцев тому, кто о ней не знает, нужен проводник, - туманно прояснила матушка Валай.

Орк уточнил, что должно находится в долине колодцев и сделал свои выводы. Он позволил себе улыбку, представляя, как бы бесился старец Линай, если бы узнал, что он всего лишь несчастливый проводник...

- Вернемся к моим делам, матушка, - предложил орк. - Так куда мне идти?

- Пойдешь мимо Черной скалы, чуть подальше будет роща. Ты не пропустишь. Там много птичьих гнезд, сам там и договаривайся, птички весточку отнесут.

- Хорошо, - орк благодарно согласился. - А второй вопрос?

- Помочь справиться с Мастерами я не могу. Я тебе уже говорила, что надо с них снять их бремя, - матушка поправила платок, и неуместно кокетливо взглянула на орка.

- Как снять с них бремя? - орк старался быть терпеливым.

- Подожди, пока они сделают первый шаг сами, - мудрость подсказывала матушке выжидательную позицию в данной ситуации.

Орк неудовлетворенно насупился, ему не нравилось выжидать неизвестно чего.

- А можно их как-то ускорить?

- Мастеров? - матушка Валай развеселилась, так как не веселилась лет двадцать с тех самых пор, как ее внук нашел новые источники теплой пуховой шерсти. - Что-то мне кажется, что вы им порядком надоели, и не думаю, что они просто так выпустят вас из Темных земель, орк. А теперь иди в рощу, с птицами тебе хорошо бы договорится до рассвета.

- Почему до рассвета? - орк поднялся с земли.

- Потому, что утром они улетают по свои делам и в гнезда возвращаются к вечеру, - матушка применила свой любимый трюк, сжала кулак и исчезла.

- Прелесть какая, - вырвалось человеческой выражение у орка. До этого времени он никак не мог его осмыслить и применить, а теперь понял, что люди подразумевают, говоря "прелесть какая".

Хэсс практически доволок спасенного Эльниня до своей лошадки Ле. Отдохнуть ему очень хотелось, но неясное чувство гнало вперед. В седельной сумке Хэсс нашел засохший кусок булки, и маленькую фляжку с водой.

- Давай пей, - Хэсс держал фляжку, пока Эльнинь пил. - Сейчас жуй, - Хэссу с трудом удалось разломить зачерствевший хлеб. - Это лепешка от повара. Знаешь, он говорит, что разные блюда может научиться готовить любой. Это, конечно, при терпении и навыках, а вот печь такой хлеб, который бы всегда был вкусен могут единицы.

- Да? - Эльнинь неожиданно для себя забыл свои горькие мысли и удивился словам Хэсса.

- Ага, ты жуй, - вор порадовался, что парень воспринимает окружающий мир. Пока он тащил на себе Эльниня, Хэсс уверился, что травма для ученика слишком сильна.

- А ты? - в ученике жили старые привитые годами привычки.

- Я тоже ем, - Хэсс захрумтел черствым куском. - Сейчас еще посмотрю, что у нас полезного.

- Моя сумка там осталась, - вспомнил Эльнинь. - Где-то у колодца.

- Та твоя сумка из прошлой жизни, Эльнинь, - Хэсс говорил уверенно, сейчас главное было удержать ученика от впадения в черную дыру горя.

Хэсс подумал, повздыхал, но правильно понял, что мозги Эльниню ему придется вправлять самому. Кто еще будет заниматься потерянным парнем, а вот ему - Хэссу - придется, раз спас.

- В твоем положении, и не отводи глаза, Эльнинь, жить тяжело. Никто с тобой нянькаться не будет. Ты взрослый, или претендуешь на взрослого, учителя нашел, учеником стал. - Эльниню совсем не хотелось слушать нравоучения, но он терпел, понимая, что от Хэсса никуда не деться. - Так вот в твоем положении трудно найти утешение, но у тебя оно есть. И я тебе скажу, а то много времени пройдет, пока ты додумаешься.

- И какое? - возмутился Эльнинь. Он то бы уверен, что хуже предательства ничего в жизни нет.

- Во-первых, - невозмутимо начал Хэсс, - ты остался в живых. - Эльнинь вздрогнул, вспоминая колодец силы. - Во-вторых, подумай каково тебе быть с той стороны.

- Я бы не смог, - прошептал Эльнинь.

- Да? Видимо по этому тебе и отвели роль преданного, а не предателя. Это ты переживешь, а вот ...

Эльнинь никогда бы не посмотрел на ситуацию с такой стороны, то что сказал ему Хэсс что-то изменило в его мире.

- Мы поедем на Ле, это моя лошадка. Она вежливых любит и легких, - Хэсс решил, что он уже достаточно высказался, пора дать мальчику подумать самому.

Они ехали при полной луне, которая соизволила показаться на радость людям. В лагерь они въехали на рассвете. Первым, кто их заметил, был Лайм, он доложил Богарте, та подняла Инриха.

Хэсс невыносимо жаждал завалиться на высокие подушки, и одновременно вспоминая все вкусные блюда, которые готовил повар Грим, ответил на приветствие директора. Объясняться со всеми о последних событиях пришлось Хэссу. Эльнинь попросил его придумать любую историю, но не рассказывать то, что случилось на самом деле. Выдумывать Хэссу было не привыкать.

Он рассказал, как нашел на дороге без памяти Эльниня, а потом тащил его от обрушающейся Черной скалы. И будто бы ему показалось, что скалу обрушил Линай. Вероятно, что Линай и Эльнинь напоролись на чудовище, которое и погубило мудрого старца и едва не стало причиной гибели его ученика. Эльнинь ничего добавить не мог и ссылался на беспамятство. Грязная одежда, пахнущая кровью, убедила директора. Повар Грим и Богарта лишь покачали головами. Вернувшийся к завтраку орк тоже выслушал всю историю с большим скептицизмом, но своего мнения не высказывал.

Повозки тронулись в путь. Актеры спешили, орк вертелся вокруг Богарты и плел такие же небылицы про свою отлучку.

Эльнинь валялся в повозке и плакал, Хэсс же, отъевшись, отправился отсыпаться. Но завершить свои подвиги на сладкой подушке ему не удалось. Вмешалось проведение в лице маленького человечка - Вуня.

- Ты куда засранец шлялся? - Вунь всерьез ругался и бил Хэсса по ногам.

- Эй, поаккуратнее, - Хэсс поднялся с лежака. - Ты что не в своем уме? И кто тебе разрешил меня называть засранцем?

- Прости, - Вунь чуть поостыл от выговора Хэсса. - Ты не можешь уходить по зову этой серьги.

- Почему не могу? - Хэсс потряс головой, ожидая прояснения сознания.

- На, пожуй, - Вунь достал коричневую палочку. - Взбодришься.

Хэсс послушно стал жевать, легкость и бодрость пришли на смену сна и усталости.

- Что это за фокусы серьги? Что это за камень?

- Сначала расскажи, что было взаправду, - потребовал Вунь. - Ты явно был в долине колодцев.

Хэсс подумал, что темнить с личным духом явно глупо и рассказал, что знал.

- Все ясно, - Вунь поник головой. - Хорошо, что все так обошлось. Этот камень из долины колодцев. Если ты не замечал, что бывают там дорожки вымощенные цветным камнем. Когда наш умелец делал серьгу, то камень был желтый, а потом, когда я принес ее тебе, то камень стал черным.

- Понятно, то есть ты думаешь, что меня потянуло туда потому, что камень оттуда?

- Да нет, - Вунь пожал плечами. - Тебя потянуло туда в нарушение правил.

- Это как?

- Да так, что сам колодец отпустить мальчика не мог, а ты вроде как тоже имеешь отношение к долине. Тебе мальчика отдать можно.

- Бодяжник хренов, - выругался ошеломленный Хэсс. - Так колодец его отпустить хотел? Но зачем тогда он с Л... Подожди, так ведь Эльнинь надышался этой гадостью, он весь ею пропитался, да и я тоже.

- Именно, - многозначительно согласился Вунь. - Вы оба.

- Так что это получается? - от подобных сведений и догадок у Хэсса голова пошла кругом. - Нет, я подумаю об этом потом, Вунь. Я спать хочу. Действие твоего снадобья кончается.

- На еще, - Вунь протянул еще одну палочку.

- Ты хочешь сказать, что мы еще не все обсудили?

- Именно, - Вуню понравилось употреблять это многозначительное слово. Он уселся с Хэссом на лежак и положил на его руку свою маленькую ручку. - Хэсс, нам надо провести последний обряд. Я понимаешь затянул, все ждал, пока ты сам спросишь. Про все остальное ты же спросил.

- Какое обряд? И о чем ты вообще говоришь? - вор напрягся. Ему почудился учитель Шаа. Хэсс был готов поклясться, что учитель стоит за его спиной.

- Как какой? Ты не знаешь? Это же обряд на твое закрепление родовым личным духом. - Не обращая внимания на ошеломленное лицо собеседника, Вунь продолжил. - Ты сначала мне понравился. Я тебя тогда заприметил, да и по снам ты очень ничего себе. Потом ты спросил, как меня зовут. Еще ты спросил все о своих обязанностях личного духа нашего рода. Кроме всего ты спас одного из наших. Вот. А обряд надо пройти обязательно, иначе мы тебе помогать не сможем. Ты вот пропал вчера, думаешь наши тебя не искали? Но в этом случае, когда тебя такая мощная вещь вела, мы не в силах тебя найти. В смысле постороннего, не до конца нашего. Ты понимаешь, Хэсс?

Вор Хэсс Незваный засомневался в реальности этого мира. Он слышал и понял, что сказал ему маленький Вунь. И выяснилась невероятная вещь. Он то думал, что Вунь его защитник - личный дух. А что получается? Получается, что это Хэсс личный дух рода Вуня.

- Подожди, Вунь, - Хэсс собрался с духом. - Я что твой личный дух?

- Да, - Вунь удивленно смотрел на своего личного духа. - Ты сомневаешься? Или ты не хочешь быть моим личным духом? - Вунь готов был обидеться на несправедливость этого мира.

Колесо повозки проехало по камню, они с Вунем подпрыгнули на лежанке.

- Вунь, а я что личный дух всего твоего рода? - Хэсса заклинило на этом сообщении.

- Конечно, - Вунь подумал, что личный дух осознает важность своей миссии и наслаждается этим. Как женщины любят слышать по сто раз на дню, что они красивые.

- Вунь, а зачем тебе личный дух? - Хэсс задал самый важный для него вопрос.

- Мы же не можем здесь оставаться, Хэсс. Мы должны будем уйти, а без личного духа уходить в новые земли нельзя, - Вунь авторитетно пояснил все Хэссу. - А раз у нас есть личный дух, то мы не погибнем.

Такая постановка вопроса остановила Хэсса от немедленного заявления, что это все бред какой-то. За спиной Хэсс упорно ощущал Шаа.

- Хорошо, я буду твоим личным духом. Давай свой обряд, - Хэсс согласился. Призрак за его спиной улыбнулся и исчез, подмигнув на последок Вуню.

- Хороший у тебя призрак, - доверительно похвалил Вунь Хэсса. Тот не стал задавать вопросы, он знал, кто зависал за его спиной.

- Давай свой обряд, Вунь. Только сначала я хочу тебя предупредить, что личный дух из меня может выйти не такой, какой ты ожидаешь. Если захочешь сменить личного духа, то скажи заранее. И еще, я рад, что я твой личный дух.

- И дух моего рода, - добавил Вунь. - Поцелуй меня, - попросил он.

- Что? - очередное потрясение для Хэсса.

- Возьми меня на ручки и поцелуй в щечку. В губы целуюсь только с женой, - Вунь озорно засверкал глазами.

- И это весь обряд? - улыбнулся Хэсс.

- Нет, конечно, - Вунь рассмеялся. - Я поцелую тебя в ответ.

Так в этом мире появился новый личный дух двух тысяч трехсот двадцати трех маленьких человечков. Просто новый личный дух еще не знал, сколь многочислинен род Вуня.

Глава 21. Научиться отказывать

В каждой избушке свои погремушки.

Русская народная пословица.

Дорогам надоело заклятие, свершенное три сотни лет тому назад. Обсуждая, они пришли к общему решению, потребовать от Мастеров свободы. Не могут дороги столько лет служить одной маленькой цели. Дороги должны выполнять и свои функции: водить людей по миру. Пожаловаться на судьбу доверили Главной дороге. Она подготовилась и вывалила на Великого Мастера все их проблемы.

Великий Мастер не ожидал подобной неблагодарности и неповиновения со стороны маленьких глупых дорог.

- Разве вы не осознаете важность своих обязанностей? - Великий Мастер слегка разъярился от высказанных претензий. - Какое значение могут иметь другие по сравнению со мной?

Главная дорога поколебалась, но высказалась:

- Твои проблемы Мастер не слишком нас трогают. Ты много на себя берешь, и живешь ты недолго, а мы вечны. Понимаешь ты? Все дороги этого мира должны выполнять свое предназначение водить путешественников. Мы участвуем в плетении их судеб, а ты со своими планами закрываешь для нас наше предназначение. Вот нас и становится все меньше и меньше. Мы слишком устали от твоих намерений. Сколько людей и нелюдей мы к тебе привели? Но ты так и не выбрал. Ты упиваешься своей властью, а мы должны работать. Не сердись, но если ты не освободишь нас сам, то мы найдем путь, как помешать тебе. Ты нас понима...

Великий Мастер оборвал на полуслове излияния Главной дороги. Он резко повернулся и ушел. Но идти то, собственно говоря, ему было некуда. Разговор Великого с дорогами слышал и его помощник молодой Мастер. Молодой Мастер пришел обсудить с Великим, что делать с ушедшими членами Совета: Мастером Сычом и Мастером Линчем.

- Пусть себе ходят, если охота, - Великий сам не подозревал сколько ярости скопилось в его душе за все эти года.

- Но...

- Не спорь, мы всегда все делали и без них, обойдемся, - Великий Мастер признался себе, что возможно в словах дороги была доля правды.

- Но...

- Иди, мне надо подумать, - Великий чуть покачнул головой, и его помощник исчез.

Молодому Мастеру тоже было о чем поразмышлять. Он уселся в кресло Великого в совещательной зале и задумался о будущем и о прошлом. Осознание своей старости пришло к молодому Мастеру внезапно, как порыв холодного северного ветра. "Я также стар, как и все остальные", - он смирился с этим. "Если уж Великий не может решиться, то, возможно, это сделаю я. Пора нам на покой. Хочется родиться снова и радостно прожить свою жизнь", - Мастер еще долго предавался раздумьям, а решение уже было принято.

Проснулся новоиспеченный личный дух, когда солнце ярко светило над головами.

- Вставай, - Хэсса теребил за плечо повар Грим.

- Что опять? - Хэсс выполз из-под одеяла, и сонными глазами уставился на несвоевременного будителя.

- Дело есть, - Грим видел, что Хэсс еще не проснулся окончательно, и подсунул ему под нос чашку кофе. - Пей, из личных запасов донны Илисты.

- Ммм, никогда не любил эту гадость, - глотая обжигающий кофе, все еще не осмысленно признался Хэсс.

- Да? - Грим удивился. - А я думал...

- Пошутил, - Хэсс смог усесться без потерь для собственного чувства равновесия, которое клонило голову на подушку. - Кофе вещь вкусная. Я попробовал его лет в двенадцать в первый раз. Спасибо, Грим. Так что с меня?

Хэсс включился в собеседника, и подивился его серьезности, смешанной с торжественностью. Обычно люди впадают в такое настроение, чтобы скрепить свою жизнь с кем-то узами брака.

- Грим? - позвал Хэсс.

Повар подтянул себе маленькую табуретку, которая жалобно поскрипела под его весом. Вытянул правую руку, а левой почесал подбородок, и вскинул на Хэсса серые глаза.

- Хэсс, а с кем ты живешь? - осмелился спросить повар Грим.

- Не понял, - потянул Хэсс. - Это что предложение?

- Нет, - Грим замотал головой. - Понимаешь, у моих родственников когда-то жил один маленький человечек, который все рассказывал о своих родственниках.

Повар замолчал, а Хэсс смотрел на него во все глаза.

- И что?

- Так этот маленький человечек умер, но весточку оставил своим родным. Всего-то несколько слов. Наша семья из поколения в поколение передает его слова, чтобы, встретив его родственников, передать их.

- Угу, - Хэсс потрогал ухо, которое неожиданно дернулось. - Погоди.

Вор поднялся, натянул штаны, сапоги, повязал платок:

- Слушаю тебя.

- Ты? - Грим не воспринял предложения Хэсса.

- Я торжественно оделся, и как личный дух этих, как ты их зовешь маленьких человечков, имею право выслушать тебя, - Хэссу показалось, что он толково все объяснил, но под требованием повара, ему пришлось расширить свои объяснения.

Повар, выслушав то, что поведал Хэсс, высказался несколько неожиданно:

- Хэсс, тот маленький человечек, который жил у моего деда, я его помню. Так вот он рассказывал, что человечки живут не одни, а с ними живут птицы-дозорные.

- Про птиц я ничего не знаю, - в ошеломлении ответил Хэсс.

- А сколько этих человечков ты знаешь? - повар указал на еще один подводный камень новой миссии Хэсса.

- Ээээ..., - Хэсс пообещал себе непременно уточнить данные у Вуня. - А про птиц ты еще что-нибудь знаешь?

- Немного. Я знаю, что они есть. Ну, раз ты их личный дух, то я, пожалуй, тебе скажу то, что просил передать своим родственникам дедушка Мамай.

Хэсс, устав стоять, плюхнулся на лежак:

- Говори, обещаю, что все твои слова я передам.

Повар выпятил губы трубочкой, пожевал их и выговорил:

- Мгвонни чез ками де стальника и сер риох.

- Что? - прибалдел Хэсс.

- Мгвонни чез ками де стальника и сер риох, - старательно повторил повар.

- И что это значит? - полюбопытствовал Хэсс.

- Откуда я знаю, ты их личный дух, вот и разбирайся сам, - повар поднялся, и с довольной физиономией отправился готовить ужин. Он смог выполнить волю покойных родственников, что, несомненно, ему зачтется.

- Нда, - Хэсс посмотрел в окошко. Они ехали по дороге, он помнил это место. Где-то недалеко была тропинка, куда ему пришлось свернуть.

Долго осмысливать ситуацию Хэссу не пришлось, заявился сияющий ярче солнца Вунь.

- Мы тут уже собираемся, Хэсс, - сообщил он своему личному духу.

- Нда? - Хэсса пока занимали не вопросы переезда, а послание из прошлого от какого-то родственника Вуня. - Мгвонни чез ками де стальника и сер риох, - выговорил Хэсс запомнившиеся слова.

Вунь резко выдохнул:

- Ты откуда такой брани поднабрался?

- Повар сообщил, - Хэсс поведал о недавнем визите повара Грима.

- Тогда ладно, - смилостивился Вунь. - А то не спишь тут, личного духа себе заводишь, а он ТАК ругаться на тебя начинает. У меня, если честно, чуть сердце не остановилось.

- Так это брань? - Хэсс все еще пытался разобраться в ситуации.

- Угу, и такая некрасивая, что тучи набегают, - Вунь заинтересовался книжкой о моде, которая лежала на столе.

- Подожди, Вунь, а про кого мог говорить повар Грим?

- Наверно, старый Мамай. Он вечно эксперименты устраивал, я знаю, что примерно в тоже время, он сделал себе летучий шар. Представляешь, мало ему птиц было? Так он пропал. Мне про него рассказывали, чтобы не был таким же дураком, как и Мамай, - рассудительно закончил Вунь, и стал перелистывать листочки книги, с непередаваемым восторгом рассматривая картинки.

Хэсс понял, что родственники повара Грима, и он сам много лет считали своей обязанностью передать ругань выжившего из ума маленького человечка Мамая. Хэсс решил, что никогда не скажет об этом повару Гриму. Если тот спросит, то Хэсс сделает многозначительный вид и что-нибудь соврет.

- Какие птицы? - вопрос Хэсса заставил Вуня дернуться, и порвать страничку книжки.

- Птицы? Птицы - дозорные, - Вунь виновато посмотрел на Хэсса. - Ты о чем?

- Ты о чем? Ты сказал про птиц, когда рассказывал про Мамая, - напомнил ему Хэсс.

- А те птицы, - Вунь оставил книгу с забавными картинками. - Мы много лет жили с птицами-дозорными, но потом они нас бросили. С тех пор мы ищем себе личного духа.

- А птицы? - не унимался Хэсс.

- Ну, ты меня достал, - Вунь упер ручки в боки. - Рассорились мы с ними, слишком много они себе захотели. Живут эти птицы себе без нас, и мы без них.

- Ааа, даже так, - Хэсс расстроился, что ничего путного про птиц не узнал.

Вунь решил еще дать пояснений личному духу, чтобы больше не возвращаться к этой теме.

- Понимаешь, Хэсс, мы все знаем, что надо уходить, но птицы хотели, чтобы они выбрали, куда нам уходить. Они и нашли какие-то крутые скалы. Но разве мы там можем жить? Вот мы с ними и рассорились. Я, знаешь ли, ни разу не катался на птицах. Вся эта война прошла еще до моего рождения, но мои родственники до сих пор, как вспоминают, так плюются. Ты лучше про птиц ни вообще, ни в частности не говори. Хорошо?

- Хорошо, - пообещал успокоенный личный дух, радуясь, что хоть птицы на нем не повиснут.

Ни Вунь, ни Хэсс не представляли себе, что птицы тоже искали себе какого-то типа личного духа. Узнав, что маленькие человечки нашли себе защитника, птицы сделали свой выбор. И для кое-кого из труппы впереди на жизненном пути обозначились новые перспективы и неприятности.

Хэсс Незваный притомившись от собственного безделья, и соскучившись по обществу прекрасных дам, отправился поболтать с Алилой. Он легко преодолел разделявшее повозки расстояние, и забрался внутрь.

- Приветствую, - Хэсс увидел, что Алила чинно сложив руки на стол, смотрит в пространство, явно погруженная в свои невеселые мысли.

- Спрашивать тебя не учили? - раздраженно заметила девушка. Она сегодня была не склонна к общению. Хэсс отметил темные круги под глазами, как после бессонной ночи.

- Прости, просто подумалось, что ты захочешь узнать от меня лично забавные подробности моего недавнего вояжа, - Хэсс сделал вид, что собирается выбираться из повозки.

Актриса его не остановила, что открыло Хэссу глаза, в какой степени отчаяния пребывает девушка. Он повернулся и подошел к ней. Усесться было негде, и Хэсс опустился на пол повозки у ног Алилы.

- Ты чего? - она недоуменно смотрела на незваного гостя.

- Так ты вроде поговорить хотела, - Хэсс хотел растармашить унылую актрису.

- Я? Я не хотела, - зафыркала девушка. - Ты сам пришел.

- Да, кто меня сюда притянул? У кого такое кислое лицо, что приправы в суп не надо, - притворно возмутился Хэсс.

- Правда? - Алила забеспокоилась, что производит такое удручающее впечатление.

- Почти, - лукаво согласился Хэсс.

Девушке было тяжело включаться в забавный рассказ Хэсса, который изложил ей кучу небылиц, приправив все пародиями на участвующих в деле лиц.

- Алила, а что тебя так тревожит? - Хэсс приступил к главному вопросу дня. - Ты не заболела часом? Я ведь штатный лекарь.

- Нет, не заболела, - девушка опять вернулась к односложным ответам.

- Испугалась? - Хэсс не желал сдаваться.

- Нет, - Алила покачала головой. - Все как-то уныло, безнадежно, - призналась в своих тревогах девушка.

Хэсс, вчера наобщавшийся с Эльнинем, поморщился. Настрой актрисы ему не нравился, при таком настроении немудрено попасть в ловушку, заболеть и даже пропустить свою удачу.

- А почему?

- Не знаю, - Алила пожала плечами, и опять замолчала. - Мне кажется, что я никому-никому не нужна.

- Тебе просто нечем заняться, - высказался Хэсс.

- Это тебе нечем, стихи и те сочинять не умеешь, - неожиданно огрызнулась Алила.

Хэсс стойко выдержал ее выпад. Учитель много раз повторял, что плохое настроение людей не имеет отношения к Хэссу. Не надо любую колкость принимать на свой счет.

- Хмм, а я собирался тебе предложение сделать, - Хэсс потянул Алилу с табуретки на пол.

- Какое? - промелькнула искра любопытства.

- Принципиальное. Будешь моей женой?

- Нет, - быстрый, как молния ответ. - Не буду.

- Тогда, ладно. Давай жить вместе просто так, - не растерялся Хэсс.

- Иди ты, - возмутилась Алила. - Мог бы обидеться, как все нормальные люди.

- Я на отказы не обижаюсь, - Хэсс открыл ей большую тайну.

- Почему? - девушку поразил подобный феномен.

- Это невыгодно, - Хэсс, конечно, расстроился ее отказом. - Но если передумаешь, то скажи.

- Ладно, - Алила согласилась.

На ее глазах Хэсс сморщился, закрыл лицо ладонями и стал плакать.

- Ты чего? - испугалась девушка. - Хэсс, ты что? - она суетилась, не зная, что делать, что сказать.

- Теперь я никому не нужен, даже больше, чем ты, - донеслось глухое из-за ладоней.

- Ну, тебя, - Алила кулачком треснула по его плечу.

- Хандра ушла? - Хэсс улыбался.

Девушка послушала себя:

- Знаешь, да. Ты - молодец! - признала она.

- Буду почаще делать тебе предложение, - решил Хэсс, за что еще раз получил кулаком по плечу.

Орк Страхолюд столкнулся с отцом Логорифмусом в неподходящий момент. Орк прикреплял на шею птицы маленькую сумочку с посланием. Отец Логорифмус наблюдал за его действиями, не собираясь делать вид, что его это не касается.

- И что в письме было, уважаемый? - очень спокойно поинтересовался ученый-богослов, когда орк уже отпустил птицу. Та взмыла в небо и стремительно исчезла из виду.

Они стояли друг напротив друга. Отец Логорифмус не уступал орку в мышечной массе, и воинском спокойствии. Страхолюд по привычке обдумал вопрос, не убить ли доставучего человечка, но отказал себе в этом удовольствии.

- Послание, - коротко информировал орк.

- Кому?

- Кому надо, - Страхолюду надоело подобное общение. Угрюмость на его лице была призвана показать это человечку.

- А может по-хорошему? - Логорифмус прищурился.

В отличие от отца Григория, который потакал себе в говорильне, отец Логорифмус не позволял своим тайным пристрастиям вырываться наружу. Но сейчас ему хотелось отпустить на свободу воинственный дух, и врезать этому наглому орку.

Внезапно, по крайне мере для Логорифмуса, орк сменил гнев на милость. Дело в том, что за спиной отца Логорифмуса на ветке дерева возникла матушка Валай, которая покрутила ладонью у виска.

- Родичам своим весточку отправил, - признался орк.

Логорифмус затух, его чутье подтверждало правдивость слов орка. Как свести разговор на нет, об этом подумал отец Логорифмус.

- В гости зову, - орк развернулся и зашагал прочь от любопытного человечка.

В какой-то мере родственные проблемы волновали и Санвау. Если сесть и разложить свою жизнь по сундучкам, то получается, что она - Санвау - совсем не знает жизни. Этот нехитрый и немного не верный факт, Санвау осознала благодаря признанию в любви.

- И что же случилось? Как это все произошло? - донна Илиста восседала на табурете, чинно сложив руки на колени.

Ее искренний интерес и участие взбодрили акробатку Санвау.

- Я, как обычно, занималась вещами. Вы же знаете, что своими нарядами я занимаюсь сама. Так вот, я сидела и смотрела, что сделать с моим белым костюмом. У него немного вытянулись колени, и еще оторвалась каемочка по горлу. Пришел он.

- Сайлус? - переспросила Илиста.

Санвау опустила голову, но потом передумала, стыдиться ей нечего.

- Нет, сначала пришел мой муж Лахса. Он принес мне один из костюмов Химю.

- Зачем? - Илиста знала законы разговора, и задавала уточняющие вопросы, как только Санвау замолкала.

- Ну, как, чтобы я его поправила. Там маленький шовчик мешает, топорщится, - пожимая плечами, пояснила Санвау.

- И ты взяла? - Илиста скорее не спрашивала, а утверждала.

- Да, взяла, - Санвау не восприняла скрытого смысла вопроса.

- И что?

- Он ушел. Мы с ним почти не говорили, - продолжила Санвау. - А потом пришел Сайлус.

- Подожди про разговор, - попросила Илиста. - Сначала скажи, как ты его видишь.

- Вижу? - Санвау задумалась. - Вижу его молодым. Мне кажется, что он моложе моих мужей. Ну, не по возрасту, - поправилась Санвау, - а по жизни.

- В общем, еще совсем зеленый? - с улыбкой уточнила Илиста.

- Ну, да. А на внешность, - Санвау продолжила рассказывать свои впечатления. - Он молодой, - беспомощно закончила акробатка.

Илиста улыбнулась, но на этот раз про себя.

- Так вот, он пришел, я его пустила. До этого, Илиста, мы с ним немножко болтали, он мне даже помог один раз. Но ничего такого, вы не подумайте. Он сел, я подумала, что что-то мне сказать хочет. Такое важное. Он как-то осветлился.

- Это как? - стараясь понять впечатления гостьи, расспросила Илиста.

- Стал как-то спокойнее, постарше.

- Понятно, - Илиста приготовилась слушать дальше. Из первых объяснений Санвау ничего было не понятно, и актриса попросила акробатку рассказать все очень подробно.

- Он сел, сначала помолчал. Я тоже молчала, нехорошо прерывать молчание человека. Потом он потянулся вперед и взял меня за руки. Мне было так неудобно. У нас за руки берут только супругов или близких родственников. Понимаете?

- Конечно, - подтвердила Илиста.

- И стал мне говорить, что я красивая, такая неземная, воздушная, что эти два человека не понимают меня, что я тянусь к свету, что должна жить с ним, - запыхавшись от воспоминаний изложила Санвау.

- Да деточка, понимаю. А он не пытался тебя поцеловать? - Илиста внутренне поморщилась, восприняв всю сцену со стороны Санвау. Акробатке явно было неприятно, и, наверное, больше, просто противно.

- Нет, он не пытался. Видимо, он что-то углядел по моему лицу. Он отпустил мои руки и замолчал.

- Даже так? - Илиста пожалела, что не видела этого, прекрасный материал для актрисы.

- Да, - коротко подтвердила Санвау.

- И ты его выгнала?

- Нет, он сам ушел, - Санвау почти извинялась.

- Это нормально, деточка, - Илиста не стала касаться Санвау, помня, как та реагирует на чужие прикосновения.

- Нормально? - возмутилась Санвау. - Да, меня так никогда не обижали.

- Тебя обидело его признание в любви? - поразилась Илиста.

- Да, он не должен был, - категорически высказалась Санвау.

- Санвау, - Илиста подбирала слова, - я не хочу показаться резкой, но ты мыслишь законами своего мира, а желаешь жить, как мы. Ты, так сказать, сделала заявление, что ты принимаешь все наше, в том числе и отношения. А у нас совсем не зазорно признаться в любви, пусть даже и незнакомке. Но реагируешь ты на все, так будто ты там, а не здесь.

- Я запуталась? - тоном потерявшегося в лесу ребенка спросила Санвау.

- Да, деточка. Ты прочно и надолго запуталась, - Илиста была рада, что Санвау поняла, в какой ловушке она оказалась.

- И что же мне делать? - к растерянности прибавилась паника.

- Ты можешь все забыть, - принялась перечислять Илиста, отработанным движением Илиста стала загибать пальцы. - Или можешь решить, что ты южная девушка, и ничуть не хочешь знать наших западных парней. Еще ты можешь решить совсем наоборот. Или придумать еще что-нибудь свое.

Санвау крепко задумалась над столь разнообразными альтернативами, Илиста поспешила добавить:

- Но я бы на твоем месте работала. Если ты не можешь что-то решить волевым усилием, как с тобой в один день стать не южанкой, а кем-то другим, то сосредоточься на работе. Поверь мне, это принесет пользу прежде всего тебе.

- Я подумаю, - пообещала Санвау и отправилась размышлять над более чем странными мыслями Илисты.

Хэсс продолжил изучение занимательного талмуда о моде и внешности, но страницы приходилось перечитывать по два раза. Ему все вспоминался быстрый, как вспышка света отказ прекрасной Алилы. Поняв, что он почти ничего не запомнил в прочитанном, Хэсс отложил книгу.

Чтобы он не говорил Алиле, принять отказ всегда тяжело. Он сделал предложение всерьез, да и отказ получил серьезный. С другой стороны, девушка слишком быстро ответила. И это было не понятно.

Хэсс не заметил, как Алила заняла место в его сердце. Красивая, сексуальная, немного беззащитная, и в тоже время боевая. Смешная и серьезная, умная и неопытная, Алила вся состояла из противоречий, которые гармонично складывались в очарование. Хэсс вздохнул еще раз. Для того чтобы не думать об Алиле, Хэсс стал вспоминать своего учителя Шаа. С памятного сна Хэсс не раз возвращался в своих мыслях к словам учителя, но плана действий так и не выработал.

Самым опасным по представлению Хэсса был наказ разобраться с медальоном, который сыграл роковую роль в судьбе Шаа. Хэсс еще раз перебирал в уме возможности, с которых надо было начинать розыск медальона. Он решил проверить каждого из проявлявших особенное любопытство к Шаа за последние дни его жизни. Таких было трое. Первым, кто вспомнился Хэссу, был молодой человек, имени, которого он не знал. Но этот парень был из разведки. Пересеклись они, когда Хэсс зашел к одному типу, чтобы передать письмо от Шаа. Там во всю шла драка: некрасивая с применением черных проклятий. Хэсс чуть было не попал под горячую руку какому-то типу с жидкой бороденкой. Тот молодой человек, толкнул Хэсса, и проклятие прошло мимо Хэсса, но он заметил, что того человека краем задело. Тогда всех повязали, Хэсс не составил исключения. Как выяснилось, хозяина дома пришли задержать и препроводить для разъяснительной беседы, но хозяина как раз прибил тот самый тип с жиденькой бороденкой. Естественно, что королевские посланцы предъявили претензии к черному убийце. Тот молодой человек, который спас Хэсса, очень заинтересовался Шаа, спрашивал разные вещи, в том числе и про медальон. Правда, молодой человек не уточнил, какой именно медальон он имел в виду, но Хэсс не сомневался в предмете интереса молодого человека.

Вторым по значимости, кто запомнился Хэссу, был нищий в заляпанном грязью плаще, который шептался с учителем дня за три до роковых событий. Нищий этот слишком прямо держал спину, чтобы можно было сказать, что он настоящий нищий. Хэсс тогда расслышал несколько слов, одно из них было "темный медальон".

Третьим был веселый мужик, по прозвищу Бармен, из клубного кафе. Хэсс пришел туда, чтобы отдать Бармену шкатулку с документами, которую накануне выкрал из дома одного милого горожанина. Бармен брался возвращать вещи горожанам за определенную цену, конечно же. Так вот, этот горожанин оповестил всех, что отдаст любые деньги, если ему вернуть шкатулку с документами, которая пропала вместе с драгоценностями, картиной и деньгами. Хэсс внял предложению, и договорился с Барменом о передаче шкатулки страждущему горожанину. Тогда Бармен и предложил поискать на заказ одного клиента медальон в специальном таком деревянном обереге. Хэсс обещал поговорить об этом попозже, но обстоятельства не сложились.

Пока Хэсс вспоминал каждого, ему припомнился еще один странный тип, вернее, женщина. Все что мог сказать Хэсс о женщине, так это то, что она полновата, и моется фиалковым мылом. Да, и еще. Волосы у нее короткие. Такое редко встретишь у столичных женщин. Хэсс видел, как закутанная фигура выбиралась из их дома с учителем за четыре дня до смерти учителя. Женщина споткнулась и ругнулась. Голос был глубокий, грудной, но чуть хрипловатый. Хэсс хорошо рассмотрел ножку женщины в черной туфельке, а вот лица не увидел.

Кроме того, что надо поискать всех этих людей, Хэсс решил разобраться и узнать все о медальоне. Узнать можно было у какого-нибудь колдуна или в разведке. Разведка отпадала, как трудно выполнимая, а вот колдуну придется заплатить.

Хэсс подумал об учителе, и опять вспомнился отказ Алилы. До недавнего времени вор не думал о детях, но когда учитель пообещал такой подарок, то Хэссу очень захотелось жениться. Единственной кандидатурой на роль жены и матери была Алила. Надо будет ее уговорить. Например, Хэсс не представлял на месте Алилы свою предыдущую подружку Мирту. Или надо найти другую.

Но прежде чем заводить семью и детей все равно надо разобраться с медальоном. Этот дурной медальон встревал во все замыслы Хэсса.

- Вунь? - в повозке зашуршало.

Никто не отозвался.

- Вунь? - Хэсс напрягся, вслушался. Шум был такой неестественный, очень осторожный.

Одним прыжком Хэсс оказался у выхода из повозки. Он увидел, что на подушке появилась огромная змеиная голова, которая с любопытством на него уставилась.

- Тьфу на тебя, - выругался Хэсс. - Разве можно так пугать?

Змея раскрыла пасть и законно на это возразила:

- Если хочется, то можно.

- И что ты здесь делаешь? Надо что? - Хэсс удивился визиту змея Августо.

- Позвал бы ты волосатика, - высказал свое пожелание змей. - А я пока тут полежу.

Августо вытащил свои кольца на Хэссовский лежак, голову уложил на подушку, и прикрыл глаза.

Ругаться было бесполезно, Хэсс отправился искать орка Страхолюда, который без вопросов заявился в повозку Хэсса, чтобы пообщаться с холоднокровным гигантским змеем.

- Хорошо, - шипел змей Августо.

- Отлично, - вторил ему орк Страхолюд. - Мы с вами договоримся.

Хэсс заседал в уголке, дивясь необычности происходящего. Змей Августо пострадал в результате обрушения Черной скалы. Как она воздействовала на него, он так и не понял, но больше Августо не мог жить под землей. Волей-неволей пришлось ему выбираться на поверхность. Податься он решил к орку Страхолюду, который ему понравился. Оказывается, орк напоминал Августо, толстеньких волосатеньких обезьянов, которых Августо, будучи еще человеком, мечтал изучить и описать в одной из книг об этом мире.

- Первое мое задание? - уточнил еще раз Августо. Ему нравилось быть занятым после стольких лет беззаботной жизни.

- Ты отправишься на восточную границу, и будешь ждать моих соплеменников, - повторил орк. - Мы завоюем эту землю.

- Патетическое высказывание, - одобрил змей. - Я буду их ждать, а потом что?

- Потом ты их препроводишь ко мне, - решил орк.

- А я?

- Мы же договорились, что ты будешь страж границы, - орк восхищенно смотрел на своего нового работника. - Посторожишь на границе, пока мы не решим, кто здесь хозяин.

- А потом? - допытывался Августо.

- Потом, если захочешь, будешь правым представителем власти нового вождя орков, - Страхолюд скромно потупил глазки.

- Новым вождем будешь ты? - напрямую спросил змей.

- Нет, я буду левым символом, - признался орк.

- Ты захватишь все земли, и будешь всего-то левым? - возмутился змей.

- Правым будет мой тесть, потом им стану я, - орк внес ясность в вопрос правления.

- Хорошо, - зашипел Августо. - Я пополз.

Шуршащий змей исчез из повозки. Хэсс задумчиво смотрел на орка, думая задать вопрос или нет.

- Страхолюд, а ты уверен, что захватишь эту землю?

Орк как-то так улыбнулся, что отвечать не понадобилось.

- Все-таки необычно, мы уже поделили эту землю, изменили ее жизнь, не спрашивая и не сомневаясь, - философски заметил Хэсс.

- Почему? Я сомневался, - признался уже на пороге орк. - Я минут десять думал подойдет ли эта земля нам, - орк исчез.

- Вот какая она жизнь, - Хэссу еще раз уверился, что орку все по плечу.

Змей Августо радостно шуровал по кустам и траве к восточной границе, на которой должны были появиться родичи Страхолюда.

Птица с посланием преодолела треть пути до поселений орков.

Хэсс Незваный взялся за прерванное чтение, Вунь приволок сладких булочек от матушки Валай. Жизнь вдохновляла к новым подвигам.

Глава 22. Очи видят

Глаза - зеркало души, но только не у политиков.

Современное прочтение старой пословицы.

Два старых хрыча: Мастер Линч и Мастер Сыч с трудом тащились по тропинке.

- И кто сказал, что дорога там? - ехидно заметил Мастер Линч.

Мастер Сыч взвизгнул, наступив ногой в топкое место.

- А кто с этим согласился? - нашел он силы в себе возмутиться.

Ответная тирада Мастера Сыча являлась настолько нецензурной, что рядом проползающий мимо змей Августо приостановился, послушал, запомнил и пополз дальше.

- Тихо, там кто-то есть, - предостерег Мастера Сыча его товарищ по путешествию.

Оба посмотрели вокруг, но никого так и не нашли.

- Все хватит, - взмолился через час Мастер Сыч.

- Хватит, - покорно согласился Мастер Линч. - Устроим засаду прямо здесь?

- Хорошее место.

Вокруг действительно было хорошее место. Весь в желтых цветочках пригорок с которого прекрасно видно дорогу им и их тоже видно всяк, проходящему по дороге.

- Давай раскладывай, - велел Мастер Сыч.

Линч достал походный стол-кормилец, который в обычной жизни сошел бы за табуретку. Линч постучал по столу-кормильцу и потребовал еды.

- Будет исполнено! - радостно за три сотни лет первый раз провозгласил походный стол-кормилец. На маленькой площади уместились две миски с черной кашей, два куска хлеба, два куска вяленого мяса, один большой зеленый овощ и один маленький красный фрукт.

- И что это? - Мастер Сыч встал в позу.

- Хочешь ешь, не хочешь не ешь, - Линч взял свою тарелку и стал жевать кашу, рассматривая свои припасы, и прикидывая, что делать дальше и в каком порядке.

- Стол подальше убери, - потребовал спустя какое-то время Мастер Сыч. - А то не сильно на бедных путешественников мы будем походить.

Мастер Линч разражался противоречиями на каждое подобное замечание, вот и сейчас он резонно возразил:

- А мы будем запасливыми путешественниками. Кто же поверит, что мы такие старые потащились в Темные земли без достаточного пропитания?

Сыч взвился:

- Это ты старый, а я молодой!

Линч логически возразил:

- Ты на десять лет старше меня, и ты молодой?

- Тьфу на тебя, старый хрыч, - взревел Сыч. - Давай готовиться к будущему.

Линч поднял руки, и хлопнул в ладоши:

- Как хорошо сказано "готовиться к будущему".

- Я такой, - Сыч был доволен высказанной оценкой.

Линч продолжил подготовку мизинсцены. Он достал две парадных мантии и меч-защитник.

- Рубай их, - велел он мечу.

Меч послушно выполнил приказ. По пригорку рассыпались мелкие куски двух парадных мантий Мастеров.

- Ты что? - Сыч не ожидал подобной подлости от товарища. - Это же парадные. Мог и бы синие изрубить.

- Ха! Парадные лучше. Достовернее, - изложил свою точку зрения Линч. - Одевай белые.

Оба Мастера переоделись. В белых мантиях они выглядели, как пресловутые покойники-вурдалаки. Но Мастера были не в курсе производимого впечатления. Для них белые мантии олицетворяли торжественность момента.

- Сапоги закинь на дерево, - велел Линч.

Мастер Сыч, использовав меч-защитник в качестве подсобного средства, забросил сапоги на дерево. Полюбовавшись на результат, он срубил несколько веток, чтобы сапоги было виднее.

- Что дальше? - потребовал Сыч дальнейших инструкций.

- Теперь бери эту палку, а я шляпу, - Линч извлекал дорожные запасы.

- Зачем мне палка? - возмутился Сыч. - Я хочу шляпу.

- Хорошо, - достаточно поспешно согласился Линч. - Шляпа твоя.

Они распределили реквизит.

- Зачем мне шляпа, а тебе палка? - догадался спросить Сыч.

- Я буду опираться на палку, как пострадавший, а ты будешь в шляпе изображать моего ученика.

- Я? - от подобного визга посыпались сдохшие на лету насекомые.

- Ты, конечно. Сам шляпу хотел. Но это еще не все, - коварно добавил Линч.

- Что еще? - весьма обречено уточнил Сыч.

- Бери в каждую руку по черной курице, - дал инструкции Линч.

- Ты в своем уме старый хрыч? - мертвые насекомые продолжали падать.

- Конечно, в твоем уме мне бывать уже приходилось. Чуть не сдох, - Линч припомнил былые подвиги.

- Ха!

- Не копошись, сам сказал, что берешь шляпу, - Линчу доставлял удовольствие перепалка.

В конце они сошлись, что каждый берет по курице в руки.

- Объяснять зачем нам нужны курицы будешь сам, - потребовал Сыч.

Линч невозмутимо кивнул.

- Что-то еще? - Сыч устал держать в руках свою курицу и помахав перед ней пальцами, засыпил несчастную птичку.

Линч осмотрел свои запасы:

- Да, еще вот аквариум ставь его на стол.

Походный стол забурчал, но стерпел наглую выходку двух Мастеров.

- А флейта тебе зачем? - Сыч хмурился, глядя на две синих мантии и флейту.

- Для красоты, отстань. Все пригодиться, - Линч сердился. Он так хорошо подготовился, а этих из труппы никак нет.

- И ну тебя, - в сердцах плюнул Сыч. - Отдыхаем?

- Отдыхаем.

Оба старикана разлеглись на травке, задремав под теплым солнышком.

Продвижение труппы опять остановилось. Причиной этому послужили двое: Казимир, помешанный на травище, и Маша, увидевшая бегущего маленького Вуня.

Казимир в чем спал, а спал он в нательных амулетах, рванул с громким криком в кусты. Голый мужик промелькнул перед Илистой и Инрихом, которые спокойно разговаривали о творчестве Одольфо в мировой культуре. Одольфо, подтаивая от удовольствия, все это молча слушал. Ему совсем не понравилось, что ведущая актриса перестала его нахваливать.

- Вроде как Казимир? - спустя мгновение Илиста спросила у Инриха.

- Вроде как Казимир, - Инрих тоже так посчитал.

- Что это он?

Одольфо было плевать на Казимира, он желал продолжения беседы, но его скромное покашливание никто не заметил.

- Останови! - Инрих прокричал Богарте.

Повозки остановились.

- Проверьте, что там с Казимиром такое, - озабоченно и озадачено велел директор.

Илиста достала нож, и тоже проявила желание участвовать в проверке. Богарта глазами показала Кхельту присмотреть за актрисой, и двинулась в сторону поспешного бегства Казимира.

Взгляду любопытствующих предстала странная картина. По большому, можно сказать бескрайнему полю, которое открывалось за поворотом, бегал радостный голый Казимир. Что он орал, было абсолютно неясно, но явно что-то осмысленное. Богарта, Илиста, Кхельт и присоединившийся отец Логорифмус замерли, оценивая ситуацию.

- Он спятил? - ошеломленно предположил Кхельт.

- Может травки перекурил, - отозвалась Богарта.

Отец Логорифмус сплюнул, не высказывая своего мнения по поводу курящих травку.

- И что теперь? - подал голос Кхельт.

- Поймать его надо, - решила Богарта.

- А потом? - Илиста спрятала свой нож.

- Потом лечить, - жестко высказался Логорифмус.

- Как его ловить? - Кхельт проявлял гуманность по отношению к Казимиру.

Отец Логорифмус был не прочь услышать ответ, что ловить надо с помощью грубой силы, так он не любил подобных личностей. Но Богарта велела все делать нежно и деликатно. Илиста одобрила. Однако отличиться Кхельту в ловле чокнутого Казимира не удалось. Все дело выполнил орк Страхолюд. Он появился весьма неожиданно для остальных и большими прыжками приблизился к Казимиру. Тот сгребал руками траву, цветы, орал, смеялся и продолжал носиться по полю огромными кругами.

Страхолюд неуловимым движением достал маленькую трубку.

- Что э.. - Логорифмус не успел договорить.

Орк дунул в трубку, Казимир упал, как подкошенный.

Тащить в повозку актера доверили отцу Логорифмусу, который отвел душу, и слегка поронял Казимира, взваливая его на плечо.

Комиссия в составе: Илисты, Саньо, Богарты, Инриха и орка Страхолюда стояла над спящим Казимиром.

- Сейчас очнется, - предупредил орк.

Казимир открыл глаза.

- Где моя травища? - был его первый вопрос.

Остальные переглянулись, подтверждая первоначальный диагноз.

- Какая именно? - один орк любил выяснять все до последней буквы.

Казимир, не пытаясь встать, пустился в объяснения.

- Если смешать травку с травищей в пропорции три к одному, то получается адская смесь. На ней разбогатеть можно. Но это не важно. Понимаете, сидел я себе, вокруг синие облака плавают и разговаривают. Одно облако и говорит про птиц, а второе понюхало мою травищу, и расспросило меня.

- И ты? - орк задал своевременный вопрос, возвращая в реальность закатившего глаза Казимира.

- Я ему рассказал. Мне же не жалко. Эта травища везде здесь растет. А облако мне и говорит, что это еще маленькая травища, а настоящая ТРАВИЩИЩА растет на поле.

- И ты? - вмешался орк в ход рассказа.

- Я, конечно, спросил, где это поле, - отозвался Казимир.

- И облако тебе показало где именно? - Страхолюд хмурился.

- Конечно, ну, я туда и рванул, - согласился Казимир.

- Что теперь делать? - Илиста спрашивала Инриха, но ее вопрос воспринял на свой счет Казимир.

- Я здесь поселиться собираюсь, - сообщил он с гордостью.

- Прям сейчас, - обиделся орк. - Привяжите его к лежаку и поставьте стражу.

Богарта согласно кивнула и ударила ногой дернувшегося было актера.

- А почему так мало народа? - забеспокоилась Илиста.

- Действительно? - поддержал Инрих.

Раньше бы такое происшествие собрало всю труппу, а сейчас народа не было видно вообще.

- Где все? - Логорифмус оглядывал все вокруг.

- Может им тоже облака, что подобное рассказали? - ехидно предположил орк.

Его шутку не поддержали.

- ИиилИИтААА! - донеслось откуда-то.

Богарта первая углядела орущего отца Григория в противоположной стороне от поля Казимира.

- Туда? - Илиста не колебалась, а уже неслась, подняв длинную юбку, в которую обрядилась сегодня.

- Кхельт упакуй клиента, - скомандовала Богарта.

Она чувствовала, что там впереди случилась настоящая беда.

Железяка выиграл у Гармаша, но не победил, как решил Хэсс. Гармаш и Железяка договорились, что выигравший - в данном случае Железяка - примет волю проигравшего. Для такого необычного решения была веская причина. Проигравший не будет в обиде, а выигравший принесет ему удачу.

Они ушли из лагеря, сообщив об этом Боцману. Тот лишь пожал плечами, признавая за Гармашем и Железякой право жить и умирать свободно.

Это утро Гармаш и Железяка встречали на узкой тропинке. Железяка молчал, надеясь, что его удача их спасет, а Гармаш молчал потому, что боялся. Завтрак прошел в молчании. Они шли по тропе, каждый вспоминал свое, поэтому оба были поражены открывшейся абсурдной картине. Тропинка вывела к большой дороге, а с дороги было видно пригорок на котором стоял аквариум с золотой рыбкой, о которой рассказывал эльф Тори.

- Не может быть, - Гармаш восторженно замер.

- Может, - смиренно выдохнул Железяка. Он примерно ожидал подобной гадости.

Гармаш, не разбирая дороги, рванулся вперед. Железяка шел осторожно, осматривая нет ли ловушек. Гармаш добежал первым, но к аквариуму не подошел. Он уставился на что-то другое.

- Это что? - шепотом спросил он у подошедшего Железяки.

Железяка увидел двух стариков в белых одеждах, лежащих на траве. Рядом с каждым лежало по черной птице, в которых Железяка признал куриц. Лицо одно старика прикрывала широкая лиловая шляпа. Под рукой второго лежала дубина и меч с ярким узором по рукояти. На пригорке было много кусков ткани, а на деревце неподалеку болтались два сапога.

- Откуда я знаю, - также шепотом ответил Железяка. - Они живы?

- Давай посмотрим, - Гармаш приблизился к старику с надвинутой лиловой шляпой, встал на колени, и чуть сдвинул шляпу.

Мощный храп подтвердил, что старик жив.

- Что делать будем? - Гармаш требовал совета Желязяки, как самого везучего.

Уставший и притомившийся Железяка не нашел ничего лучшего, как пошутить.

- Укуси его.

Гармаш же воспринял предложение всерьез, послушался, наклонился и впился зубами в руку. Бывший моряк указания выполняет всегда полностью, от всей души. Смачный закус разбудил и поднял в воздух старика Сыча.

- ААА! - подскочил Мастер Сыч. - ЙЙиииЁ! - провопил он, подлетая на полметра вверх.

Принудительно пробуждаться Мастер Сыч не привык, поэтому его реакция может послужить добрым примерам для остальных, пытающихся разбудить спящих колдунов. Мастер Сыч инстинктивно махнул руками, выпуская курицу, которая с перепугу раскудахталась и стала беспорядочно махать крыльями, биться об окружающих.

Но это были еще не все последствия взмаха руками. Во-первых, прогремел гром, и молния ударила прямо в мирно спящего рядом Мастера Линча. Во-вторых, Мастер Линч проснулся и не поскупился на громкие слова и молнии. В-третьих, от взмаха Мастера Сыча ожил меч-защитник и принялся выполнять предыдущий еще не отмененный приказ - изрубить мантии на кусочки. Печально только, что меч не нашел синих мантий, запрятанных в мешок. Ему приглянулись мантии, одетые на Мастерах. В-четвертых, проснулась золотая рыбка, привилегией которой было превращаться в акулу, защищая себя. В аквариуме плавала маленькая полосатенькая акула. Мастер Сыч опустился на землю, естественно ушибся, и завопил, оглядывая свою руку.

Гармаш попятился, опасаясь, что возникший бедлам заденет и его. Железяке запомнилась сюрреалистическая картина, когда один старик отбивается курицей и матерными словами от меча. Второй старик тоже держит курицу и пытается напялить шляпу.

Наконец, Мастер Линч сообразил, что меч его собственный и достаточно гаркнуть условные слова, чтобы меч остановился. Второй старик почти одновременно с первым отпустил курицу и одел шляпу.

- Что это такое? - прозвучал первый осмысленный вопрос от старика со шляпой.

- И это ты меня спрашиваешь? - откликнулся второй старик.

Оба, как по команде уставились на Гармаша и Железяку.

- Приветствую, - Железяку казалось не задела суматоха и странность происходящего.

Старик со шляпой повернулся к старику с мечом, взглядом сигнализируя о чем-то. Тот согласно кивнул и поприветствовал гостей.

- Приносим свои извинения, - еще раз поклонился Железяка. Гармаш молчал. - Мы вам не помешали?

- Ничуть, - достаточно спокойно для ситуации ответил старик с мечом. - Мы с учеником тут как раз медитировали.

Комментировать это короткое сообщение ни Гармаш, ни Железяка не осмелились. Представить, что у такого древнего старика может быть такой же древний ученик было тяжеловато. К тому же их медитация больше походила на сладкий послеобеденный сон.

- Ммм, а рыбк...- Гармаш не успел договорить, повернувшись он увидел, что в аквариуме плавает небольшая полосатая акула.

Старик с мечом, который по сути представился учителем, тоже посмотрел на рыбку и неодобрительно покачал головой, но рыбка-акула это проигнорировала.

Гармаш и Железяка обдумывали, что делать дальше, так же как и два старика. Взять разговор в руки решился мастер Линч, он вовремя вспомнил зачем они здесь находятся.

- Вы добрые путешественники откуда? - любезно поинтересовался он.

Гармаш и Железяка переглянулись.

- Мы оттуда, - Железяка не позволил себе улыбки. - С дороги, - уточнил он, поняв, что предыдущий ответ неудовлетворительный.

- И мы тоже, - подключился старик-ученик.

Старик-учитель весьма неодобрительно на него покосился, но удержался от рвущегося наружу замечания.

- Мы пришли в эти Темные земли, чтобы совершить свое предназначение, - сообщил старик с мечом, и при этом ничуть не солгал.

Гармаш и Железяка синхронно кивнули.

- Мы тоже, - рискнул заметить Гармаш.

Старики тоже одновременно кивнули.

- Простите еще раз, мы вообще здесь просто мимо проходили, но все ли у вас в порядке? - пожалев слегка ненормальных стариков, спросил Железяка.

- У нас почти все, - откликнулся на его заботу старик с мечом. Он повертелся на месте, оглядывая пригорок. Живописность зрелища опровергала его ответ.

- Если мы чем-нибудь можем вам помочь, уважаемые... - начал Железяка, но старик с мечом его перебил.

- Спасибо, мы принимаем вашу помощь. Позвольте представиться Линч, а это мой ученик Сыч, - старик, названный Сычом, поморщился, но поклонился.

- Я - Железяка, а это мой товарищ - Гармаш. Так что мы можем для вас сделать?

- Помочь нам просветлиться, а взамен мы даруем вам возможность высказать свое желание рыбке, которая, надеюсь, вернется в свою шкуру, - Линч воткнул свой меч в землю, что еще больше заставил поморщиться его ученика Сыча.

Железяка его прекрасно понял, подобное обращение с оружием, могло вывести кого угодно из себя. У Гармаша на заявление старика Линча загорелись глаза. Он сосредоточил все свое внимание на аквариуме, в котором названная рыбка била хвостом, постепенно уменьшаясь. Единственное, что обратное превращение рыбки в маленькую золотую взамен большой и полосатой, выявило проблему катастрофической нехватки воды в аквариуме.

- Как же мы можем помочь вам просветлиться? - быстро спросил Гармаш, настала очередь Железяки морщиться.

- Мы должны все подготовить, - быстро заговорил старик Сыч, не давая своему учителю раскрыть рот. - Вы бы пока посидели поели. У нас столик есть.

- Вы что хозяев ограбили? - вырвалось у Гармаша, когда он оценил походный столик в действии. Сыч снял аквариум со столика и поставил его на землю. Железяка дернул его за рукав, и Гармаш стал широко улыбаться, показывая, что он пошутил.

В противоположных концах пригорка происходили напряженные совещания. Железяка с подозрением осматривал миски с кашей с хлебом, которые предоставил чудо-столик. Гармаш же наворачивал за двоих. С момента предложения, прозвучавшего от старика с мечом, Гармаш впал в эйфорическое состояние.

- Ты им веришь? - Железяка в упор смотрел на счастливого товарища.

- А какой им резон лгать? - запальчиво возразил Гармаш. Еще одного замечания он не вынесет, даже тень сомнения не должна омрачить его счастья. Железяка это осознал в один миг, и в последующий миг смог принять важное для себя решение - отделиться от товарища. Гармаш пока этого не ощутил. - Мы поможем этим старикам, и все сокровища этого мира наши.

Железяка прикрыл глаза, сейчас ему было жаль, что он согласился играть в альданс, что принял условия Гармаша, что выбрал ту тропинку.

- Ты, что не понял, что это ненормальные старики? Ты видел, что на пригорке? А сапоги? А курицы? А этот его ученик? А меч? Ты спросил, что именно ты должен делать? - Железяка взывал к разуму.

- Я думаю, что это неважно, - медленно, что-то решив для себя, ответил Гармаш. - Это наш шанс. Ты это понимаешь?

- Есть такая старая притча, что все бесплатное достается очень дорого, - напомнил Железяка.

- Чего гадать, давай их спросим, - абсолютно проигнорировав намек, предложил Гармаш. - Ты ешь, чего не ешь?

Железяка для себя решил, что он не будет загадывать желание, что он не будет помогать старикам, что сейчас он уйдет, и плевал он на этот шанс.

- Ну, ты нашел, что сказать, - рычал Мастер Сыч.

- Но они же поверили, - не усомнился Мастер Линч.

- А дальше что? - Мастер Сыч нахмурил брови.

- Я уже все решил. Во-первых, мы им предложим нам помочь.

- Мы уже предложили, - Мастер Сыч постучал пальцем по лбу, показывая, что "учитель" впал в маразм.

- Не перебивай меня, - рявкнул Мастер Линч. - Я еще в здравом уме. Тебе такой план не придумать.

- Да уже точно, не придумать, - сквозь зубы согласился Мастер Сыч.

- Так вот они согласятся. Я преложу им убить наших куриц.

- Зачем? - не понял Мастер Сыч. - Курицы то тебе, чем не угодили?

- Да не перебивай, - почти зарычал Мастер Линч. В небе сверкнула молния. - Я им скажу...

Договорить он не успел, к ним подошли Гармаш и Железяка.

- Мы уже насытились, и если можно, то хотели бы все подробно услышать, - Железяка настороженно смотрел на Линча, не желая пропустить момент обмана.

- Дело в том, - обстоятельно начал излагать свою байку старик Линч, - что это не просто птицы. Это плохие, злые колдуны, которые так много плохого совершили в мире.

Гармаш новым взглядом посмотрел на птичек, Линч продолжил излагать:

- Мы должны убить этих колдунов, только тогда мы достигнем просветления.

- Какова же наша роль в этом темном деле? - Железяка не верил хитрому старику.

- Мы не просим вас убивать, это наше дело. Мы просим вас лишь помочь нам, и подержать этих колдунов, - ласково улыбаясь попросил старик Линч.

Гармаш брезгливо пожал плечами, неприятно, и только.

- Простите мою настойчивость, но все же хотелось бы услышать, что здесь случилось? - Железяка не спешил соглашаться.

- Здесь? - Линч тянул время, чтобы изложить историю потолковее.

- Мы боролись с колдунами, и превратили их в птиц, - вступил в разговор Сыч.

- О! - выразил свое восхищение Гармаш.

- Я вынужден отказаться, - поклонился Железяка.

- Почему? - у Линча вытянулось лицо.

Железяка пожал плечами:

- Это не моя битва.

- Но это так легко, - попробовал его переубедить Сыч.

Гармаш пялился на друга, как на потерявшего разум.

- Но!? - он не знал, чем объяснить отказ товарища.

- Я сказал, что не буду в этом участвовать, - еще раз повторил Железяка. - Если позволите, то я бы хотел уйти.

- Но!! - Гармаш готов был удавить друга.

- Почему? - Линч раскрыл ладони, и заглянул в душу несговорчивого человека. Десяти секунд ему хватило, чтобы прочитать правду. Линч убрал руки, и позволил Железяке уйти.

Гармаш не верил, что его бросают.

- Опомнись! - потребовал он у Железяки.

- Сам опомнись, - спокойно, уверенно предложил Гармаш.

Гармаш с недоумением смотрел на уходящего человека.

- А ты? - Линч уже знал ответ. - Тогда держи.

Гармаш спокойно подержал курицу. Железяка с каждым шагом уходил от прошлого. Он еще видел, как сверкнула молния, но не обернулся.

Когда Гармаш стоял перед аквариумом, формулируя свое желание, Сыч смог спросить Линча:

- Почему ты отпустил того человека?

- Он не стал нам помогать по одной причине, - вздохнул Линч. - Он посчитал, что не хочет вершить судьбу других людей, о которых знает лишь с наших слов. Он не поверил мне, что помогает в правом деле.

- Да? - Сыч смотрел на Гармаша, не желая пропустить его желание.

- Да, именно так. Этот парень сам бы убил любого, а тем более, что я предложил убить черных колдунов. Он предпочел нам поверить, а не выяснять ничего.

- А почему же тот парень не стал выяснять? - требовал ответа Сыч.

- Потому, что он знал, что с нами справиться не сможет, и еще он вообще мне не поверил, - признался Мастер Линч.

- И что мы будем делать дальше? - Сыч порядком устал.

- Подождем желания этого олуха, а потом подумаем, - Линч тоже устал.

Гармаш наконец смог согласовать с рыбкой свое желание, и ждал, пока она его выполнит.

- И что же? - с беспокойством спросил он и у рыбки, и у стариков.

- А что должно быть? - удивился Линч.

- Но я же загадал желание, - возмутился Гармаш.

- И что? - в свою очередь спросил Сыч.

- Почему она не исполняет? - Гармаш никак не мог понять причину задержки.

- А мы то здесь причем? - Мастер Линч уже все собрал с пригорка. Мастер Сыч подошел к аквариуму и накрыл его силовым полем.

- Но вы же обещали... - взвыл обиженный Гармаш.

- Мы обещали, что у вас будет возможность высказать свое желание рыбке, - напомнил их недавний разговор Мастер Линч.

- То есть ... то есть... - Гармаш осознал в полной мере, что его обманули. Не думая о последствия, а только переживая свою неудачу, Гармаш кинулся с кулаками на Мастера Сыча. Но ударить не успел, в глазах потемнело. Очнулся Гармаш в темноте, он лежал на берегу незнакомой речушки. Рядом пели трехногие животные.

- И что ты с ним сделал? - полюбопытствовал Линч.

- Выкинул его куда-то. Пусть учится жить там, если, конечно, выживет, - безразлично к судьбе несчастного сообщил Мастер Сыч.

Илиста бежала по камням, задыхаясь от напряжения и опасаясь повредить ногу.

- Да, что там случилось? - приостановившись перед очередным препятствием, выдохнула актриса.

Прыгающему за ней по камням Инриху нечего было ответить на этот вопрос. Он видел тоже, что и она, их позвал отец Григорий. Судя по тревожным истеричным голосам, они были уже близко. Поцарапав руки, Илиста добралась до актеров, застывших на краю расщелины.

- Да что случилось? - актриса крепко ухватила за плечо растерянную Вику.

- Там, там... - Вика огромными глазами смотрела на Илисту, но сообщить о причине криков не сумела.

Илиста пихнула Риса, Монетку и повара Грима, чтобы пробиться в первые ряды зрителей. Шаг, и она едва сама не свалилась вниз. Узкая, но глубокая расщелина была центром внимания всех в труппе.

- Да что же это такое? - Актриса посмотрела на Лаврентио.

Композитор с абсолютно белым лицом придерживал веревку. Ему помогали Боцман и Мореход. Бескровными губами у Лаврентио получилось выговорить:

- Маша упала в расщелину.

Илиста ахнула. За ее спиной также вздрогнул директор.

- Она жива? - Богарта встала на колени, и посмотрела вниз.

- Мы не знаем, - заплакала Анна.

- Прекратить, - по привычке подавления паники рявкнул директор.

- А кто там? - уточнил подоспевший отец Логорифмус.

- Эльф, - надломленным тоном ответил Хэсс.

Инрих по опыту знал, что надо немедленно отвлечь людей, пребывающих в состоянии панического ужаса. Лучшим для этого средством является вопрос: "Что здесь случилось?", а также подойдет "Кто в этом виноват?".

- Что здесь случилось? - негромко спросил Инрих. В волнении директор затеребил заколку на волосах, и не рассчитал силу, заколка треснула под его сильными пальцами. Безразлично глянув на нее, Инрих затеребил волосы.

Люди загалдели, каждый желал изложить директору все, что знал. Также внезапно, как все заговорили, так все и замолчали.

- Я слушаю того, кого был здесь, когда девушка упала, - Инрих распускал косу.

- Я, - вытянулся бледный до синевы Хэсс.

- И? - подбодрил его Инрих. Неважный вид Хэсса давал директору надежду услышать правду, а не приукрашенную актерами историю.

- Мы все ехали, я выбрался из повозки, чтобы добраться до повара, - Хэсс повернулся к Гриму, тот кивнул. - И увидел Машу, она бежала по камням вверх. Я еще подумал, что это может быть? Зачем она так быстро бежит, - Хэсс сглотнул, актеры внимательно прислушивались, Лаврентио травил веревку.

- И? - еще раз подбодрил рассказчика Инрих.

- Меня что-то испугало, я никогда не думал, что по камням так можно было быстро бегать, - более спокойно продолжил Хэсс. - Меня встревожило, да именно встревожило, - Хэсс не стал сообщать, что задергалось его ухо. - Я сказал повару, что пойду и посмотрю, что там с Машей, - повар опять кивнул, подтверждая его слова. - Я могу быстро бегать, но стал забираться на камни чуть правее того места, где шла Маша, поэтому я увидел ее далеко впереди. Я покричал, но она не слышала. Маша приостановилась, я тогда подумал, что все-таки услышала, но нет, она как-то замахала руками и смотрела в другую сторону.

- Как будто она что-то увидела? - уточнил подоспевший орк.

- Наверно, - неуверенно согласился Хэсс.

- И что? - все слушали, затаив дыхание.

- Затем она прыгнула, видимо хотела перепрыгнуть расщелину, и упала. Я видел, как она падала.

- Понятно, - директор оставил свою косу в покое. К нему подошла Анна, которая профессиональным движением зацепила маленькую заколочку на волосы, чтобы коса не расплеталась дальше.

- Что это было ты не видел? - орк приступил к очередному допросу с пристрастием.

- Нет, - Хэсс замотал головой.

- Ну, что там? - встрепенулась Илиста.

Лаврентио и Боцман тянули веревку. Секунды не желали идти, каждая норовила задержаться не меньше, чем на минуту. Из темного проема показалась голова эльфа. Его кожа приобрела голубовато-бардовый оттенок, в глазах стояли слезы.

- Нежно, - командовала Богарта. - У нее может быть повреждена спина. Лайм ты принес доску?

Маша была без сознания, правая рука болталась под неестественным углом, лицо, руки, ноги были ободраны в кровь, на лбу - рваная рана. Ее обычная серая юбка порвана, дыхание неровное, словно она не могла вдохнуть полной грудью. Лаврентио сматывал веревку. Боцман вздыхал, глядя на пострадавшую девушку. Актеры молчали, только Мириам и Анна заливались слезами.

- Зафиксировали? - Богарта велела нести девушка вчетвером, чтобы не уронить и как можно меньше тревожить, спускаясь по неровному склону.

- Хэсс, тебе помощники нужны? - уточнил Инрих.

Вор вздохнул, похоже появился очередной больной.

- Надо остановиться, - твердо решил Хэсс.

Инрих с Богартой переглянулись.

- Хорошо, ты ее осмотри, потом нам скажешь. Если тебе нужны помощники... - предложил Инрих.

- Да, мне надо согреть воду, а так чтобы не мешали, - Хэсс плотно сжал губы, на его лицо возвращались краски. Он прикидывал, что можно использовать, чтобы помочь несчастной девушке.

Обморок девушки был настолько глубоким, что в один миг Хэсс испугался, что она уже умерла. Вор совершенно не представлял, что можно сделать в этом случае. Те лекарские навыки, которые он получил, не предусматривали поддержания жизни в столь пограничных условиях. Но отступать было некуда, в ту секунду Хэсс ощутил на своей шкуре поговорку варваров: "За спиной скала, впереди обрыв". Хэсс три раза себе повторил, что пора действовать, унял дрожь в руках и стал срезать с нее одежду. Спустя три часа, трясущийся, мокрый от пота и бледный до синевы Хэсс выполз из повозки. Рядом с повозкой на земле сидели люди: Инрих, Богарта, Анна, Одольфо, Флат, Тьямин, повар Грим, отец Григорий и эльф Торивердиль.

- А Казимира нет? - первым делом спросил Хэсс.

- Спит, - коротко ответил Инрих. - А что так?

- У него вроде травка хорошая есть, - попросил Хэсс. - Сейчас я бы не отказался.

Богарта оценила его вид и молча отправилась в повозку к Казимиру. Все напряженно ждали, пока Хэсс сделает первую затяжку.

- Я раза три курил, - признался Хэсс. - Вот и четвертый.

- Хэсс! - не выдержала Анна.

- Я не знаю, - вор опустился на колени, ноги его не держали. - Руку и ноги я зафиксировал. Кожу на лбу сшил. Позвоночник у Маши не сломан, и это чудо, но я не знаю, что с головой. На правой стороне все отекло, - Хэсс говорил рваными фразами на выдохе. После пятой затяжки самокрутку отобрал повар Грим.

- Тебе хватит, Хэсс.

Тот покорно согласился, спорить с кем-то не было сил.

- Глаз поврежден, - продолжил Хэсс, в изнеможении закрывая лицо руками.

- Как? - одними губами спросила Илиста.

- Роговица, куски породы. Я наложил замораживающий состав, но думаю, что... - договаривать он стал.

- Что еще? - Инрих дотронулся до Хэсса, тот опустил руки. Перед носом Хэсса была чашка с крепчайшим напитком Морехода. - Пей, - велел Инрих.

Раньше Хэсс всегда думал, что Мореходский напиток весьма заборист, но сейчас три глотка и не какого эффекта.

- Плохо все, - признал Хэсс.

- Не надо, не переживай, - Илиста старалась поддержать вора. - Лучше тебя здесь никто бы ничего не смог сделать, Хэсс. Ты все сделал правильно.

Вор повернулся к ней. Сухое, безнадежное отчаяние, неуверенность, боль все это разом выплеснулось на Илисту.

- Я не знаю, выживет ли она, Илиста. Когда Тори или когда Эльнинь были у меня, то там были болезни, но не смерть.

Илиста промолчала, но высказался Одольфо:

- А здесь смерть стоит у тебя за спиной?

Отвечать вору не потребовалось. Еще помолчав, он смог говорить более ровно:

- Машу надо вывезти отсюда, как можно быстрее, но ее опасно беспокоить, ей нужен покой.

- Хэсс, я могу помочь, - вызвался эльф.

Все взгляды обратились к нему.

- Я умею делать это с вином, но и с ней тоже, наверное, смогу. Надо ее накрыть силовым коконом, тогда поездка ее не будет тревожить. Только постоянно я не смогу его держать.

- Сколько у тебя сил? - Инрих отличался деловым подходом к таким вопросам.

- Не больше десяти-двеннадцати часов от рассвета до рассвета, - прикинул эльф.

- Значит, это время мы будем гнать, а ты ее держать, потом мы стоим, и ты отдыхаешь, - заключила Богарта. - Когда выступаем?

- Ты сейчас сможешь? - Инрих спрашивал эльфа.

- Мне надо поесть, и тогда да, - Тори оценил свое физическое состояние.

Повар Грим мгновенно поднялся, чтобы позаботиться о полноценном обеде. Плачущего Тьямина увела Илиста, Флат увел Анну. Рядом с Хэссом остался директор Инрих и отец Григорий, молчавший до сих пор.

- Я видел, что там было, - тихо сказал отец Григорий.

- Ты о чем? - отреагировал Инрих.

Хэсс молчал. К ним подошел орк Страхолюд, он желал послушать рассказ отца Григория.

- Над лагерем летали две птицы, знаете на сов похожи, только синие, - начал отец Григорий, орк и Хэсс вздрогнули.

- Видимо об этих синих облаках говорил Казимир, - вставил директор.

- Они полетели в сторону, за ними побежал маленький человечек в шароварах. Таких желтых, как весенние цветы, - продолжил отец Григорий, орк и вор опять вздрогнули. - За этим человечком и бежала девушка.

- Скажите, отец, - орк внимательно смотрел на него, - а что делал человечек?

- По-моему, - замялся отец Григорий, - он гонял этих птиц. Мне даже послышалось, что он кричал что-то ругательное на их счет.

Хэсс опять вздрогнул.

- Что-то тебя колотит, - заботливо накидывая на него свою черную куртку, заметил Инрих.

- Да, нет, - Хэсса клонило в сон, но глаза не желали закрываться, им все мерещились раны, кости, жилы, осколки, кровь. - Мне надо с ней посидеть сейчас, только потом жить мне будет негде.

- Ничего, будешь спать в повозке монахов, - решил Инрих. - Я пойду, мне надо собрать остальных. Отец Григорий, присмотрите за мальчиком, - Инрих заколебался, но сказал. - Спасибо тебе, Хэсс, а теперь тебе надо поспать.

Общий настрой актеров сменился на тревожный. В людских душах поселилась неуверенность в настоящем и будущем.

Когда Алила стояла и смотрела, как Тори поднимает Машу, ей очень хотелось сказать, что она не виновата. Но тогда Инрих не дал ей открыть рот, он все спрашивал Хэсса. Алила не сумела вклиниться в разговор, ей пришлось помогать удерживать Анну, склонную к истерикам. Сейчас же Алила сидела в своей повозке и думала, что ей делать.

Тогда все случилось спонтанно. Она валялась на лежаке, представляя себя в главной роли вместо Илисты. Она - Алила - бы немного по другому расставила акценты в некоторых сценах, но с другой стороны, Алила примеряла сцены на себя, на свой возраст, свою комплекцию, свой темперамент. Илиста же выбрала очень динамичный и открытый образ. Ей хорошо удавались напряженные сцены. К тому же она в любом виде, включая полное обнажение или грим нищенки, чувствовала на сцене себя совершенно свободно. Алиле пока было далеко до такого раскрепощения.

В окошко повозки забилась птица. Окошко было не закрыто, а лишь притворено так, что птица поддела створку лапой и, сложив крылья, буквально вошла в повозку. Алила пялилась на странную синюю птицу, рассматривая желтые круглые глаза, острый изогнутый клюв, толстые лапы, синевато-серые перья. В повозку влетела вторая птица немного поменьше первой. Явная разумность птиц заворожила актрису. Не зная, что можно делать в такой ситуации, Алила замерла на месте, ожидая действий от птиц.

- Шшшша, - вышипила птица.

Затем в голове Алилы закрался голос: "Ты будешь нашей?", - спросила птица.

Алила не испугалась, несмотря на странный вопрос.

Птица продолжила, не дожидаясь ответа: "Эссспада, говори мне Эспада", - попросила она.

Алила поняла, что Эспада это имя странной синей птицы.

- Очень приятно, - по старой привычке знакомиться, сказала актриса. - Меня зовут Алила.

"Неет", - заворочалось у Алилы в голове, - "Тебя зовут Нейя", - поправила ее птица.

- Это как? - не поняла девушка. Она все еще стояла в напряженной позе, мышцы шеи и спины затекли. Девушка пошевелилась, что вызвало мгновенную реакцию у второй птицы. Та расправила крылья.

"Нейя", - еще раз повторила птица.

Спорить с хищными птицами Алиле не хотелось. Она предпочла согласиться с мнением птицы об ее имени. Последующий разговор происходил в достаточно ультимативной форме. Птица сообщила, что Нейя теперь их новый хранитель. Когда Алила бездумно кивнула на очередные слова птицы, то вторая птица несколько раз взмахнув крыльями, уронила на лежак круглый камень.

Первая птица пояснила, что это связь с ними. Так и не сказав в чем конкретно заключается миссия Алилы, как хранителя, птицы выпорхнули из повозки. Но сделали они это потому, что в повозке появился маленький человечек в желтых шароварах, который стал махать на птиц маленьким ножичком.

Алила еще несколько минут оставалась в повозке, выпутываясь из паутины, которую на нее бросил маленький человек в шароварах, желая захватить птиц.

Когда Алила выбралась, то увидела, что Хэсс, повар Грим и еще несколько человек бегут по каменистому склону. Девушка подумала, что те видели птиц и бегут за ними. Она схватила круглый камень и кинулась за всеми.

Потом Алила стояла за повозкой Хэсса, и слышала, как тот рассказывал о Маше. Актрису грызло неприятное чувство вины. Что делать она не знала. Все сказать, но Маше ничем не поможешь. К тому же Алила поняла, что должна защищать птиц от маленьких человечков. А как этот человечек оказался в лагере?

Запутавшись в своих мыслях, Алила решила спросить совета у Хэсса. Она решила пойти в бывшую повозку монахов, и посидеть с Хэссом, ожидая пока он проснется.

Жанеко и Шевчек шли по Темным землям, им казалось, что они уходят еще глубже. Но вот маленькая тропинка вывела к широкой дороге.

- Смотри! - от радости Жанеко раскричался. - Здесь указатель: "Темные земли".

- Точно, - оглядывая покосившийся от времени столб, улыбнулся старший товарищ. - Мы вышли из этих проклятых земель. Видишь, что все силы мира на нашей стороне.

- Да, - Жанеко тоже был рад, наконец, вернуться в нормальный понятный мир. - И теперь?

- В ближайший город, деревню, избушку. Мы должны сориентироваться, а там мы пойдем в правильном направлении, - Шевчек долго не раздумывал. - Все-таки не удачно мы пересеклись с этими артистами.

Жанеко враз помрачнел от этого замечания.

Глава 23. О печальной судьбе некоторых темных

- У темных всегда такая печальная судьба, - отметил Антон-светлый:

- Но зато, жизнь - короткая. А вы светлые живете и мучаетесь, мучаетесь, мучаетесь, - мстительно возразил Завулон-темный.

Великий Мастер был вне себя от гнева. Причиной этого гнева было ожидание, и всяческие несуразицы, которые случились за последние несколько дней. Помимо всего прочего Великий Мастер узнал, что из Темных земель ушли двое странных субъектов, два члена Совета ушли и занимались неизвестно чем и неизвестно где. Помощник Великого сообщил о тех предметах, которые взяли с собой Мастер Сыч и Мастер Линч. Великий еще больше взъярился потому, что не мог понять, зачем им все перечисленное. Вот и сейчас повозки этих актеров стояли и не двигались. Они не доехали до места, назначенного Великим совсем немного. Это ожидание и странные действия людей выводили Великого из себя.

- Разберись с этим, - мрачно велел Великий своему помощнику. Тот обречено кивнул. Почему то он так и думал, что все свалят на него.

- Конечно, Великий, - Мастер повернулся, чтобы уйти, но Великий его остановил.

- Они должны быть на месте до сегодняшнего вечера, - постановил Великий.

Мастер согласно кивнул, не возражая.

Повозки тронулись после обеда. Мастер наблюдал за ними в главной зале. Смотреть на мрачные лица людей ему не нравилось. Решив, еще раз поискать пропавших Сыча и Линча, молодой Мастер настроил соответствующий поиск. Но получил неожиданный результат, в поле его зрения попал молодой человек, которого он уже видел раньше.

Это был один из тех, что пришли в Темные земли. Молодой Мастер даже вспомнил, что пришли двое, долго ходили кругами, не желая идти по назначенному им пути. Потом эти двое что-то сделали, и изменили свой путь. Да, они встретили эльфа. Тогда это дало дорогам возможность решить, что по ним идут не двое, а трое и изменить путь. Чем-то те двое приглянулись дорогам. Молодой Мастер за прошедшее время так и не узнал чем именно.

Один из тех двоих шел по тропинке, весело насвистывая. Молодой Мастер посмотрел карту Темных земель, и попытался договориться с дорогами, чтобы те вывели этого человека к назначенному Великим Мастером месту. Но дороги нагло и предательски не отвечали на его посылы. Молодой Мастер растревожился, ему стало понятно, что так нервничает Великий. Пришлось подниматься и идти к пересечению двух десятков дорог, на то самое место, где Мастер колдовал лет триста назад по указанию Великого.

- Почему вы не отвечаете? - Мастер лег на землю, раскинул руки и стал говорить. Дороги лишь молчали в ответ. - Да, почему вы не отвечаете? Я же чувствую, что вы все в моей власти. Вы должны ответить. Вы должны выполнить мою волю.

Дороги все еще молчали. Мастер решил сменить тактику.

- Я закрою вам все пути, - Мастер осекся. Последний раз он угрожал кому-то лет двести тому назад, и квалификацию потерял. Угрожать дорогам следовало чем-то совсем другим. Но выдумывать угрозы ему не пришлось, дороги соизволили ответить.

- Ты не сердись на нас, - с непередаваемой одновременно угрожающей и просящей интонацией попросила Главная дорога. - Мы не хотим тебе помогать.

- Почему? - слегка опешил Мастер.

- Мы устали от твоих нелепых требований, - последовал четкий ответ.

Мастер злился. За последнее время большая часть позабытых эмоций вернулась в его жизнь.

Жизнь труппы изменилась в одну ночь. В эту самую ночь они все потерялись. Вернее с этого началась та неприятная ночь. Она пришла в лагерь незаметно, но как-то быстро. Огонь не желал гореть ровно, подул холодный порывистый ветер, похолодало. Тучи заволокли небо, и свет звезд и лун не порвал темноту и страх. Именно страх был самым неприятным в этой ночи. Страх напал и крепко вгрызся в души людей. Страх был иррациональным, он топил и пожирал все светлое в душах людей. Не желая сидеть на месте, повинуясь инстинкту животных, люди стали метаться. Причем, что еще было плохо, люди не слышали никого кроме себя.

Хэсс вляпался в страх во сне, и там он был еще беззащитнее, чем те, кто не спал. Его сморил тяжелый сон с привкусом ужаса. Потом, уже позже, он так и не определился, спал или не спал, когда узрел золотую кучу.

Гораздо хуже, чем Хэссу пришлось двоим. Один хотел умереть и умер счастливым, а второй ушел в перерождение не по своей воле.

Осветитель Нигмар плакал. Страх уничтожил в душе свет и накормил своей силой боль. Стоя на коленях у обрыва, Нигмар плакал. Он не осознавал, что слезы текут по лицу. В душе бушевали чудовища. Ему вспоминались разные вещи.

Вот он стоит один посредине маленькой комнатки, а его друг детства стоит рядом с теми, кто обвиняет его во вранье. Нигмар ярко вспомнил, что действительно солгал тогда по глупости, по мальчишескому хвастовству. Но друг не поддержал его, а рассказал, что Нигмар врун. В детстве все воспринимается острее, жестче. Нигмара тогда не били, никто не ударил, но они ему много чего сказали. Мальчик не знал, что отвечать. Идти против толпы тяжело. После у него больше не было друзей. Он не доверял никому больше, лишь молчаливо наблюдал за всеми. Все ему казалось, что про него все всё помнят. Нигмар сделался букой, как прозвали его мальчишки. Мнение сверстников распространилось и среди взрослых. Никто не желал разбираться, что такое с мальчиком.

Вот еще одна картинка. Нигмару четырнадцать. Ему сказали, что он никому не нужен. Это девушка, которой он признался в любви, посмеялась над ним. Тоненькая, с длинными волосами Шанни смеялась над его неуклюжестью. Нигмар тогда был полноват, это потом уже детская пухлость ушла. Шанни отнюдь не льстило внимание всеобщего изгоя. Нигмар принял свое положение изгоя и стал им. Тогда у него не хватило сил, чтобы переступить через всеобщее мнение.

Вот другая картинка. В его жизни был еще один такой, как он. Вернее, это Нигмар думал, что тот парень такой же. Но нет, Юсай смог посмеяться над всеми. Он ходил свободный, хоть за спиной его и осуждали. Юсай не бросил учебу, он много чего сделал, и пусть остальные его так и осуждали, но Юсай вырос сильным. Лет через шесть Нигмар встретил Юсая, тот учился у маэстро Льямы и был, как говорят, любимым учеником. Постановки Юсая гремели на весь континент. Тогда Нигмар попробовал отираться с Юсаем, но тот отказал. И отказал странно. Он встретил Нигмара в темном переулке и сказал, что им не по пути. Одного себя он вытащит из болота, но Нигмар должен все делать сам. Слишком дорого Юсаю достаются усилия, чтобы не утонуть. Нигмар тогда не понял, лишь через полгода до него дошло, что имел в виду Юсай.

Фигуры переменились. Новая картинка. Нигмар выбирает, что будет делать в своей жизни. Люди стали ему неинтересны. Это он так думал, а сейчас понял, что это он так трансформировал свой страх. Нигмар желал рисовать, но там надо было сдать экзамен. Экзамен был весьма своеобразным. Надо было выставить свои работы и защитить их. Люди их ругали бы, а он Нигмар должен был их защитить, а потом написать еще одну картину. Художники смотрели, что выйдет из него. Нигмар даже не пытался выставить свои картины. Он сразу знал, что у него ничего не получится.

Потом пришли еще картинки его жизни. Нигмар так и плакал. Он понял, что в его жизни всегда не хватало поддержки. И сейчас ее не было, поэтому он наклонился вперед, и полетел вниз.

Охрана пыталась вмешаться в ход событий, но толком ничего не сделала. Люди не слушались, они потерялись сами у себя, собрать их вместе было невозможно. Лайм пытался остановить уходящего в подштанниках с закрытыми глазами Хэсса. На секунду Лайм потерял Хэсса из виду. Вот он рядом, раз и нет. Хэсс пропал. Лайм дернулся, в эту секунду он ослабил контроль над своей душой. Страх особенно больно ударил и тогда Лайм погиб при попытке побороть свой страх. Не выдержало его сердце, оно разорвалось.

Кхельт почувствовал, что его друга и любовника больше нет в живых. Острое чувство потери собственной души оторвало часть сознания Кхельта и сбило дыхание. Тогда ушел его страх. В горе не осталось места страху. Кхельт держал за руку Илисту. Она плакала и молилась, но сейчас он отпустил ее руку. Словно сомнамбула охранник повернулся и пошел в темную ночь. Шаг и вздох, шаг и выдох. По наитию Кхельт дошел до места, где лежал Лайм. Опустившись на колени, Кхельт потерял дыхание, и первая мысль пробилась сквозь сумрак горя. Ему пришло в голову, что он тоже сейчас умрет. Но тонкий браслет с глазом змеи засветил с руки мертвого Лайма. Кхельт смог, наконец, опять вдохнуть. Осторожно, почему-то опасаясь сделать больно другу, Кхельт снял с его руки браслет. Также медленно он одел его на свою руку. Сколько он так просидел рядом с мертвым, Кхельт не знал. Нашли его утром. Богарта увидела, как он сидит у тела Лайма и плачет. Кхельт был закрыт в круге из своих же собственных ножей.

- Видимо, это его укрыло, - высказал свое мнение Веснушка, Богарта была абсолютно с ним согласна.

Они осторожно подняли Кхельта, Веснушка собрал его ножи. Потом они отвели оцепеневшего охранника в повозку. Порывшись в запасах Хэсса, они смогли напоить Кхельта сонным отваром. Богарте и Веснушке еще много требовалось сделать, следить за Кхельтом не было возможности.

Илисте, когда Кхельт отпустил ее руку, стало еще хуже. Так он хоть как-то ограждал ее от тени безумия, устроившейся рядом с женщиной. Та самая тень имела вполне конкретные очертания. Эта самая тень твердила Илисте, что та стара, одинока и обречена. Илиста смотрела на свои руки и видела, что они стары, все в морщинах и высохли, отдав жизненные соки. Частью своего сознания Илиста понимала, что это морок, но зрение твердило об обратном. Безотчетно применив на практике, навыки актерской школы, Илиста глубоко задышала. С каждым вздохом дыхание успокаивалось, внутри скапливалась энергия, как и надо для выступления. Постепенно стали наливаться силой руки, ноги, ладони стали горячими. Потом получилось выкинуть страх из головы. Открыв глаза, Илиста еще раз посмотрела на свои руки. Они были нормальными, привычными, нестарыми. Зато за изгнанием страха стало хуже. Рядом с Илистой возникла ее бабка.

- Ты скоро станешь такой, - бабка была рядом на расстоянии вытянутой руки, но Илиста не стремилась ее обнять.

- Гыыы, - у Илисты пропал дар речи. Она попыталась что-то сказать, но горло перехватило.

- Хочешь быть всегда молодой? - бабка-искусительница прищурила глазки. Ни одного лишнего слова, никаких ненужных, отвлекающих пояснений.

Когда предлагаешь человеку согласиться получить все и одним махом, никогда не знаешь, что его соблазнит или остановит. Илисту остановило одно маленькое слово "всегда". "Всегда быть кем-то одним не возможно, как не возможно вечно остаться молодым", - была такая присказка у кого-то из знакомых актеров. Грудь у актрисы стала горячей, Илиста мельком подумала, что это сердце выскочило наружу.

- Неее, - Илиста истово замотала головой.

Бабка злобно хрюкнула и истаяла в воздухе.

- Жарко, - Илиста прохрипела и избыла накал эмоций.

Отцепиться от повозки, в которую оказывается Илиста впилась пальцами, было почти невозможно. Разогнув каждый палец осознанным усилием, Илиста свалилась на землю. Темнота стала рассеиваться вокруг нее, и она увидела, что рядом стоит повар Грим. Он также вцепился в повозку, словно за спасительную веревку на отвесном склоне. Илиста смогла разглядеть, что по его лицу струится пот, словно сейчас самый жаркий день лета. Сама он осознала, что чрезвычайно продрогла. Кое-как поднявшись, Илиста отметила, что юбка у нее порвана, а любимый нож засунут за пазуху. Именно он так согревал, пока Илиста общалась с призраком бабки.

Повар Грим тоже боролся с демонами. И если Илиста видела свою бабку, и боялась старости, то повару грезилась вечная дорога. Он и сам не понимал, что он устал от этого пути. Ему было ближе сидеть на месте. Повару иногда снилось, что они вечно ходят по этим дурным дорогам. Днем он не давал таким мыслям даже появляться в голове, а ночью они приходили и будоражили его. Вот и сейчас, повар Грим понял, что они так и будут вечно ходить по этим заколдованным дорогам. Волосы стали дыбом, ледяной ужас обреченности заполнил его тело.

- Дороги, дороги, дороги, - Грим готов был биться об угол повозки. Ему так хотелось, чтобы все закончилось. Если победить страх не удается, то надо посмотреть на него. Грим открыл глаза. За это усилие он отдал лет пять своей жизни.

- Жарко, - услышал Грим со стороны.

Действительно жара увязалась в голове повара Грима с решением всех его страхов. Он пришел к выводу, что достаточно спалить все эти повозки, тогда не будет никого пути. Помешанный на идеи все здесь спалить, повар Грим сумел дойти до повозки, где хранились запасы сухого горючего. Запалить огонь удалось с третьей попытки. Но судьбе сгореть некоторым заживо, а остальным потерять все имущество помешал случай в лице маленьких человечков.

Вунь чувствовал, что его серьга пульсирует. С его личным духом случилась беда. Вунь никак не мог определить направление. Он метался между повозками, как солнечный зайчик. Спрашивать у этих сумасшедших актеров было бесполезно. Все были настолько невменяемы, что Вунь чуть было не заплакал. Удерживало только постоянно повторение, что он поплачет потом, а сейчас надо найти его личного духа. В очередной раз пробегая между повозками Вунь увидел, что повар Грим готовится кинуть в повозку с горючей смесью пылающую палку.

Достав свой маленький ножик и подпрыгнув, Вунь всадил нож в руку повару. Палка упала на землю. Не обращая внимания на вопли повара, Вунь затаптывал огонь. Пронзительно закричав, Вунь смог дозваться своего сына Говоруна. Короткое приказание, и они смогли обезвредить чокнутого человека, крепко его связав, и пару раз стукнув по голове для надежности.

Потом Вунь опять кинулся искать Хэсса. На этот раз, то ли он стал поспокойнее, то ли серьга, наконец, нормально сработала. Вунь определил, куда надо бежать.

По пути он чуть не сбил красавицу Вику. Девушка горько рыдала. Эта ночь стала для нее настоящим кошмаром. Вика шла, не разбирая дороги, закрыв лицо руками. Она выла в голос и кричала непонятные вещи. Эта ночь даровала ей свет. Тот самый свет, который она не получила при рождении. Этот самый свет сделал ее жизнь не выносимой. В секунду она поняла, что ей мало того, что она имеет. Она подумала, что теперь уж точно ничего не изменить, и судьба у нее была другая, но при рождении кто-то ее похитил.

Вика вспомнила странные косые жалеющие ее взгляды. Она вспомнила, как люди старались ее не слушать, как игнорировали ее слова, они не воспринимают ее всерьез. Вика для них всегда была глупой. Отчаянье, смешанное со злобой, исторгли из Вики вой похлеще волчьего. Вике хотелось всем отомстить, но сначала ей пришло в голову, что надо найти свою судьбу. Она кинулась куда-то, не разбирая дороги.

Нашли ее утром, она сладко спала под одной из повозок. Потом Богарта разобрала по следам, что Вика раз триста обошла вокруг повозок. Она просто ходила по кругу. Тот самый свет не открыл двери ориентировки на местности. В этом Вика так и осталась глупой.

Анна тоже рыдала. Ее пугали призраки, которые загнали ее в угол повозки. Женщина сидела, поджав ноги к подбородку, что при ее толщине было слегка проблематично. Анна очень боялась, зубы клацали друг об друга, руки тряслись, а призраки забавно скалились. Им нравилось, что их боятся. Им нравилось вести страшную игру. Один призрак приближался и тянулся к женщине призрачной рукой, другой злобно рычал, а третий чуть отодвигался. Женщина инстинктивно отползала на свободное пространство. Призраки менялись ролями, и уже другой тянул руку. Женщина опять двигалась, и так она напоминала им человеческую игру в мяч, о которой призракам рассказывал кто-то из людей. В один из моментов Анна не успела отпрянуть от холодной руки, и та ее коснулась. Гримерша потеряла сознание.

- Так совсем не интересно, - обиделся один из призраков.

- Там есть кто-то, - второй показал рукой вправо.

- Соседняя повозка, - согласился третий.

Напрочь игнорируя стены, призраки унеслись в соседнюю повозку. Там их радостно встретил Казимир.

С Казимиром три ушлых духа обломались.

Духи было попробовали пугать Казимира, но тот сам начал ловить духов. Все время норовя треснуть кого-нибудь тяжелой серебренной ложкой. Как известно, серебро единственный метал, который имеет влияние на духов. Погоня худощавому Казимиру давалась легко. Он чуть ли не скакал по стенам. Духи как могли увертывались. Минут через пять Казимир притомился, и решил еще немного покурить, чтобы выше залазить на стены.

Он уселся на пол, поискал под лежаком банку с травищей и стал крутить бумагу. Духи зависли под потолком, рассматривая, что же делает этот человек.

Он все-таки соблазнил их курнуть. Сначала это было непросто для бесплотных духов, но решение было найдено. Ценой долгих умственных усилий, духи сумели сообразить, что надо уплотнить лёгкие.

Теперь в повозке сидели четыре обкуренных до розовых слонят субъекта и обсуждали влияние ранней эпохи Каджей на современное искусство.

Выяснилось, что духи тоже были людьми. Один признался, что всегда мечтал стать актером. Казимир тут же представил ему перспективы. Оказалось, что дух бы получал огромные деньги и был бы нарасхват в любых постановках. Когда Казимир отключился от реальности полностью, духи держали совет.

Один - тот, который мечтал стать актером, предложил дезертировать. Двое других согласились. Пока ночь еще не ушла, духи поспешили покинуть Темные земли.

Боцмана ничем земным нельзя было пронять. Подходящий страх нашелся поздно, наступило утро.

Хэсс поранил ноги. Идти босиком по дороге опасно. В подошвы впивались маленькие остренькие камушки. Но эта боль не останавливала. Хэсс дважды чудом не сломал себе ноги. Первый раз он не заметил камень, и, споткнувшись, упал при этом поранив правую руку, на которую пришелся вес тела. Второй раз Хэсс шел по висячему мосту. Он только ступил, как одна из дощечек подломилась. Босая нога проскользнула, и острые щепки поранили ногу. Ругнувшись, Хэсс вытащил ногу и пошел дальше. Именно по кровавому следу его нашел Вунь.

Вунь бежал. Бегать для Вуня является естественным состоянием, но тогда бег казался Вуню слишком медленным. В те тяжелые минуты Вунь мечтал о крыльях. С трудом сдерживая истерику, Вунь быстро перебирал ногами. Кровавые следы он увидел на мосту. Вунь побаивался высоты, ступить на шаткий висящий мост над пропастью было почти выше его сил. Но кровь явно указывала, что личный дух прошел. Вунь сжал челюсти и быстро помчался по мосту, стараясь не смотреть вниз и ни о чем не думать.

Эльниня донимали видения покруче Казимировых. Ему привиделось, что он опять висит в том жутком горячем колодце и кричит. Только сейчас разница с прошлым была разительной. В этот раз никто не пришел к нему на помощь. Эльниню чудилось, что прошлое как-то вернулось, а будущего еще не было. Эльнинь срывался в колодец и там мучительно умирал. Пережив свою смерть в двадцатый раз, Эльнинь почувствовал, что умирать не так уж и страшно.

Тогда картинка сменилась. Эльнинь опять висел в колодце, его учитель уходил. Эльнинь кричал, а колодец шептал: "Разреши мне тебе помочь. Я его убью сам, а ты останешься жив и властителен". Так просто сказать "да", и, не прикладывая усилий, стать центром мира. Эльнинь уже открыл рот, чтобы согласиться. Колодец предлагал такое хорошее решение. Но благословенные Вунь с сыном задели его повозку. Они перетаскивали повара Грима, чтобы положить тело в безопасном для него и окружающих месте. Вунь что-то сказал про Хэсса. Эльнинь услышал. Согласиться с предложением колодца у него не получилось. Эльнинь опять упал в колодец, но в этот раз он умирал еще медленнее, но это уже стало привычным явлением в его жизни.

Потом колодец предлагал еще много чего, но Эльнинь из упорства молчал и опять умирал. Очнулся Эльнинь утром. Его постель была мокрой. Юноша долго недоумевал, котелок с водой на него что ли выплеснули. Позже он понял, что это его слезы и пот.

В зеркале, которое он нашел в одной из повозок, отразился кто-то похожий на него. За эту ночь Эльнинь значительно похудел.

Валясь с ног от усталости и недостатка сил, Эльнинь добрался до повозки повара Грима и принялся там уничтожать продукты. Он жевал сухие макароны, заедал яблоками с сыром, запивал сладковатой гадостью и был абсолютно счастлив. Пообещав себе, что он выживет всем колодцам на зло, Эльнинь отправился по лагерю, разыскивая остальных. Были у него подозрения, что остальным пришлось не лучше.

Первой, кого он нашел, была Илиста. Та сидела, прижавшись к теплому боку мохнатого большого зверя. Они о чем-то говорили, но прервались. Эльнинь услышал историю знакомства Илисты с кодрами. После небольших колебаний Эльнинь попросил разрешения тоже погреться у теплого бока пушистого кодра. Тот в качестве благорасположения раскрыл крылья и накрыл своих людей от мелкого моросящего тумана.

Ночь была в самой своей середине, когда проняло и эльфа Тори. Он попал в мешок. На этот раз мешок был некаменный, а матерчатый. Тори абсолютно не помнил, как очутился в этом мешке. Лихорадочно соображая, что это все значит, Тори сидел смирно.

Так ничего путного и не решив, эльф попытался вырваться. Разорвать мешок удалось с первой попытки. Но лучше бы он этого не делал. Кто-то невидимый уходил в даль. Слышались лишь его гулкие шаги, а Тори выпал из мешка и остался сидеть на земле. Но здесь он поправился, Тори сидел на кочке. Выходило, что он выбрался из странного плена на болоте. Ходить по болоту особая наука. Тори ей практически не владел.

Эльф принял мудрое решение. Он остался на месте, не пытаясь действовать наугад. Следующим днем его, свернувшегося калачиком на болотной кочке, нашла Богарта. В ту ночь Тори много чего привиделось во сне, когда он смело улегся спать посредине болота.

Мухмур Аран слишком стар, чтобы бояться. Страх не стал тратить на него силы, он сразу уступил место своей старшей сестре - бессмысленности. Мухмур Арана затопило глубокое чувство бессмысленности его жизни. Эта самая бессмысленность обессмысливала слова, действия, мысли, намерения, творения.

Она медленно стирала его душу и прошлую жизнь. Но здесь этой бессмысленности не повезло. Мухмур Аран крепко зацепился за свою семью, за своих детей, внуков и правнуков. Бессмысленности удалось все стереть в жизни Арана, но вот с этим она справиться не смогла и отступила. Правда, чтобы разобраться со всей жизнью постановщика ей понадобилось почти шесть часов.

Рассвет унес обреченность, Мухмур Аран поклялся себе воплотить в очередной постановке полученный опыт, и возблагодарил небеса за своих любимых. Бессмысленность утащилась, горько усмехаясь и обещая вернуться. Мухмур Аран нашел в себе силы помахать ей в след и пожелать всяких гадостей.

Джу же пожирал другой демон - демон ревности. Молодая женщина не предполагала, что может ревновать сама себя к самой себе. Рядом с ней стояла она сама и ревновала ее же. Джу сошла с ума на короткий промежуток времени, но и этого хватило, чтобы ревность открыла такие уголки, о которых женщина и не подозревала.

Ревность довела Джу до убийства самой себя. Подождав, пока вторая Джу начнет говорить особо обидные слова, Джу выхватила нож и попыталась воткнуть его себе же в глотку. Только и другая Джу не спала, она тоже с ножом пыталась убить ее же. Ножи отлетели в стороны, одна Джу ударила другую, они повались на землю. Обе Джу яростно хватали друг друга и пытались вырвать сердце. Потом вторая сменила тактику и ухватила Джу за волосы, а Джу смола расцарапать сопернице лицо. Та, которая вторая, выпустила волосы, и Джу откатилась от себя же.

Понимая, что та вторая ее убьет, Джу поднялась и побежала. Она бегала от себя же. Смертельно устав за несколько часов пряток от себя же, Джу свалилась под какую-то повозку, и отключалась.

Утром ее нашел Лаврентио. Джу не рассказала ему про себя ничего. Говорить ей не хотелось. Так и не поняв, что это было, Джу пережила эту ночь.

Лаврентио же получил в дар свою потерянную вещь. Перед ним неожиданно появился махонький старичок. По одежде Лаврентио признал старьевщика. Таких он встречал в столице. Они собирали за бесценок старые вещи, но и продавали их также дешево. Старичок был сгорбленный, почти склонившийся к земле.

- Старые потерянные вещи! - заголосил старьевщик.

Композитора резануло по ухо слово "потерянные". Старьевщики никогда не продавали потерянных вещей, они обычно продавали поношенные вещи.

- Молодой человек, - старик уже был рядом с Лаврентио. - Не желаете ли найти свою вещь?

- Какую? - Лаврентио, пока терялся в происходящем.

- Потерянную, - старичок помахал руками и чуть выпрямился.

- Мной? - на всякий непонятный случай уточнил Лаврентио.

- Конечно, других не держим, - старичок посмеивался над ним.

- А что я за это должен буду заплатить? И что за вещь вы мне предлагаете купить? - композитор проявлял практицизм.

- Вещь? - старичок сощурился. - Ту, которую действительно потеряли. Поищем?

- Поищем, - Лаврентио оглядывался в каком сундуке искать потерянную вещь.

Старичок понял его сомнения и почти уже смеялся в голос.

- Я же старьевщик, искать надо во мне. Я все вещи в себе ношу, - туманно пояснил он.

- Это как? - Лаврентио вглядывался в старика, не шутит ли он.

- Дай руку, - старичок ухватил Лаврентио и потянул к своей груди.

Рука прошла, как сквозь воздух.

- Ищи! - велел старичок.

Лаврентио видел свою руку в груди старика, и пошевелить ею боялся. Старичок еще раз повелел искать.

Лаврентио разжал пальцы, сведенные в кулак. Какая-то вещь оказалась у него в ладони.

- Теперь тяни, - разрешил старичок. - Посмотрим, что у тебя там.

Лаврентио разглядывал на руке маленькую трепещущую, но спящую нимфу.

- Ух, ты! - восхитился старьевщик. - А я все думал, чье это было. Выходит, что твое.

- Но я нимф не терял, да еще таких маленьких, - Лаврентио это точно знал.

- Это же не нимфа, это муза. Как ты творец их не отличаешь? - старичок был поражен безграмотностью гостя.

- Но моя муза со мной, - Лаврентио и в этом был уверен.

- С тобой муза новой музыки, а это муза твоей музыки, - старичок совсем впал в патетику.

- Я что-то не понимаю, - признался композитор, на его ладони так и спала муза. Лаврентио разглядел, что крылышки у нее бирюзовые, а на ножках туфельки из лепестков лилий. Платьице на его музе было из дубовых листочков, и пахла она кофе.

- Это же муза твоей игры, - старичок тоже смотрел на музу. - Красивая. Ты не помнишь что ли, что ты ее потерял? - старичок выразительно потыкал в музу пальцем, но та не просыпалась.

- Помню, но это давно было, - Лаврентио вспомнил те времена. - Это моя муза?

- Твоя, конечно.

- И что мне теперь делать? - композитор не знал, что с ней делать.

Старик опять согнулся:

- Ты можешь ее купить.

У композитора хватило ума спросить:

- Чем я должен тебе заплатить?

Старик был рад не услышать про деньги.

- Заплати мне чем-то ценным, - прошамкал он.

- Чем? Что для тебя ценно? - Лаврентио чудилось, будто он сражается со стариком на мечах.

Старик опять порадовался, что Лаврентио вывернул его вопрос в другую сторону.

- Заплати мне музыкой. Отдай мне несколько своих ненаписанных еще мелодий, - назначил он свою цену.

- Это как? Я могу отдать написанные, но они все равно будут мои, - Лаврентио силился понять, о чем толкует странный волшебный старик.

- Я заберу те мелодии, которых ты не сможешь услышать. Две мелодии, - окончательно определился старик.

- Хорошо бери, - Лаврентио больше не раздумывал.

Старик ударил его другой руке, и Лаврентио потерял две своих мелодии, но зато проснулась муза. Она серьезно и основательно разглядывала Лаврентио, а потом словно сердитая баба выкатила ему претензии.

Композитору удалось успокоить обиженную и разбуженную музу. Он долго и многословно извинялся перед ней.

- Так, что нам теперь делать? - он спрашивал совета у музы.

- Ты должен что-то решить на счет меня. Я могу вернуться к тебе, - предложила муза.

Но Лаврентио насторожил тон ее предложения. Расколов музу, что ей будет неприятно возвращаться в однажды бросившее ее место - в душу Лаврентио, тот отпустил свою музу.

- Ты сможешь жить где-то, но не у меня? - уточнил он.

- Смогу, - муза не верила своему счастью.

- Тогда иди, куда хочешь.

Дважды повторять не пришлось. Муза полетела.

- Я буду иногда к тебе наведываться, - пообещала она. - А может быть, когда-нибудь останусь навсегда, - еще больше обнадежила она.

Лаврентио вздохнул и тогда заметил, что старика рядом нет, и почти наступило утро. Он отправился искать Джу. Ему очень хотелось знать, кто приходил к ней. Джу он нашел под повозкой. Девушка была в грязи и вся растрепанная, говорить она категорически отказывалась.

Лаврентио утешал, рыдающую женщину.

В лагерь стали возвращаться люди. Его позвали на поиски. Пропал Тори.

Лаврентио сдал Джу на руки Негде и отправился искать Тори.

Негда пережил эту ночь в расстройстве чувств. Ему показалось, что он стал женщиной и теперь может объясниться в любви своему другу Мету. Ощущение Негды, что он стал женщиной, длилось недолго и благополучно схлынуло, но осадок остался. Негда открыл в себе странную тягу к другу. Такого за собой он никогда не замечал, поэтому шок был велик. Справиться с ним помогла вечная формула: "Я подумаю об этом завтра". Негда прекрасно знал, что завтра не бывает никогда, всегда наступает только сегодня. Повторив себе это почти три сотни раз, Негда успокоился. Немного ему было стыдно, что в нем живет сексуальное желание к своему другу, но потом и это прошло. Не то чтобы совсем, но отступило до завтра.

Метту же тоже привиделась всякая дурь. У него выросли жабры, и он не мог дышать воздухом. Пытаясь найти подходящий водоем, Метт забыл про жабры и стал кроликом. Тогда он принялся искать подходящую нору. Чуть позже он взбирался на дерево, чтобы свить гнездо. Утром его нашли на ветке раскидистого дуба. Что с ним было, Метт поведал со смехом. Свои приключения он пережил без особых эмоций, но опыт ему понравился. Метт понял, что хотел бы жить на дереве.

Йола грызла боль. Она кусалась, и откусывала по кусочку. К утру от него осталось одно сердце и один глаз. Болевой шок еще держался несколько часов. С этих самых пор Йол стал падать в обморок от вида крови, но играть стал еще более пронзительно.

Дикаря запутали в загадках гадкие тени. Они смеялись над ним, выдирали по одному волоску из головы за неправильный ответ или промедление. Убежать от этих загадочных теней Дикарь не сумел. В качестве штрафа за попытку тени выдрали у Дикаря ресницы. Утром Дикарь поверил, что это все было правдой, ресниц действительно не было на правом веке.

Гвенни и Мириам разругались. Девушки не смогли поделить славу и одного мужчину, который вроде, как признавался в любви им обеим. Драка была знатная, маленькие человечки с удовольствием посмотрели на бой двух человеков. Развели подружек по разным углам только, когда одна другой чуть не оторвала голову. Тогда уже маленькие человечки использовали хорошо зарекомендовавший себя прием. Они связали девушек и закатили их под повозки. Троих поставили сторожить. Гвенни и Мириам утром, конечно, просили друг у друга прощение, но крепко запомнили полученный опыт.

Секач тонул, но тонул он странно. Секач тонул в песке. Утонуть в пустыне ему почти удалось. Положение спас Казимир. Он пришел и разбудил Секача. Казимир вышел из своей повозки по малой нужде и слегка потерялся. Еще он потерял троих новых друзей. Со своими вопросами он залез в ближайшую повозку и разбудил спящего Секача. На радостях, что утонуть в песке ему не удалось, Секач достал свои запасы спиртного.

Добавивший Казимир нес такую ахинею, что любой автор бы позавидовал. Истории сочинялись трагические и комические одновременно. Секач смеялся. О чем были эти истории утром ни один, ни другой вспомнить не могли. Эти истории слышал Одольфо, но он никому об этом не сказал.

Железяку опять соблазняла золотая рыбка, но он уже это проходил. Они весело поболтали о жизни, оба приятно проведя время.

Глава 24. Ночь личностей

Личности, как кошки, проявляются по ночам.

Из кодекса воров.

Испугаться богатства, вот уж чего Хэсс не ожидал сам от себя. Но он испугался до потери сознания, до потери мыслей и надежды выбраться из этого дома, набитого до верху золотом.

Пройдя по подвесному мосту, Хэсс еще какое-то время шел по тропинке и добрался до земляного дома. У дома он остановился, но почувствовал, что манило его именно сюда. Это и была конечная цель его путешествия. Два шага вперед, толкнуть дверь, еще два шага, и Хэсс в земляном доме. Дверь за ним закрылась с громким лязгом, характерным для железных, а не для деревянных дверей. Хэсс вздрогнул и открыл глаза. Ноги страшно болели. Посмотрев вниз, Хэсс уставился на свои кровавые ступни.

- Что это такое? - спрашивать самого себя не имело смысла. Ответить себе он никак не мог.

Груды, а не кучи, здесь Хэсс воспринимал их, как груды, золота. Он на них смотрел и не знал, что делать. Ноги настоятельно требовали внимания.

Плюхнувшись на пол, Хэсс стал думать. В его полусонном положении это занятие оказалось не очень плодотворным. Единственной здравой мыслью сквозь общий мысленный туман была выбрать отсюда. Встать ему удалось, но ноги было по-прежнему больно. Дверь же не желала отрываться, и вообще она проигнорировала Хэсса. А на его попытки открыть ее силой, дверь слилась со стеной.

Удачным решением Хэссу показалось сесть на пол опять и подумать еще раз. Следующим логичным местом, чтобы выбраться было окно. Оно в этом земляном доме было единственным. Правда, оставалась еще и труба. Но в трубу он не был уверен, что пройдет. Да и хлипко она выглядела. Окно тоже могло быть с сюрпризом. Лишаться его Хэссу не хотелось. Надо было подумать, что делать дальше.

Он, к сожалению, вышел почти без одежды и соответственно без своих обычных спасательных принадлежностей. Так бы он мог попытаться вскрыть дверь, а не вышибать ее. Может, дверка тяжело отреагировала на силу?

Осторожно подойдя к окну, Хэсс выглянул. Вид открывался на ту самую тропку, по которой он пришел к этой избушке. Выбить окно, пока оно не поняло, что Хэсс хочет выбраться через него, показалось вору удачной мыслью. Подумав о себе любимом, Хэсс вспомнил, что он вор, а кругом куча богатства.

"Посмотреть что ли? Может найдется что-то подходящее?", - закралось в его голову. Хэсс принялся копаться в золоте: золотых монетах, слитках, украшениях, посуде, тряпках. Одна тряпочка показалась ему наиболее подходящей. Ткань была натуральная, некрашеная, но расшитая по канту золотыми нитями. Внутренне попросив прощение у хозяев этих сокровищ, Хэсс взял тряпку, разорвал ее и замотал свои ноги. Лечить их придется серьезно, и передвигаться на лошади.

Вунь несся по дороге, снося все на своем пути. В частности он чуть не зашиб кабана. Кабан спокойно себе переходил тропку, чтобы поискать себе пропитание у того подающего надежды дерева, как на него налетело и сдвинуло с дороги нечто странное. Это и был Вунь. Сам он не заметил, что сшиб кабанчика. Вунь бежал, он очень боялся опоздать.

Его дорога кончилась у небольшого земляного дома. Не найдя двери, Вунь нацелился на окно. Чутье твердило ему, что Хэсс там внутри. Вунь разбежался и прыгнул, вынеся своим телом окно. Упал он неудачно на что-то жесткое и колючее - на корону. Осмотреться Вунь не успел, его что-то подхватило и выкинуло в окно. Следом за ним оно тоже выпрыгнуло. Окно схлопывалось. Вунь второй раз упал тоже неудачно. Все кости, спина, все тело было больно.

- Хэсс? - Вунь поднял голову.

Рядом лежал Хэсс и радостно смеялся.

- Ты как здесь? - Хэсс повернул голову к Вуню.

- За тобой. Ты знаешь ли очень яркие следы оставляешь, - Вунь ворчал, но на самом деле был готов петь от радости.

- Да, - Хэсс глянул на свои ноги, которые все еще были обмотаны золотой тряпкой.

Вунь, забыв о своей боли, подскочил и стал разматывать тряпку с правой ступни личного духа. Хэсс с трудом уселся, он тоже отшиб себе все, выпрыгнув из окна. Случайный взгляд на избушку подтвердил, что окна нет. Но зато появилась дверь в уже другом месте. Вунь зацокал языком, выражая крайнюю степень озабоченности. Их глаза встретились.

- Лежи, - жестко приказал Вунь. Он даже подумал треснуть Хэсса по голове, чтобы обеспечить его повиновение. Но отказался, личный дух и так достаточно натерпелся.

- Хорошо, - Хэсс и сам чувствовал, что не в состоянии двинутся куда-то без посторонней помощи.

- Всегда с тобой так, - Вунь ворчал, но сам светился от счастья.

- Я же не специально, Вунь, - личный дух посчитал необходимым успокоить маленького человечка.

- Я знаю, - Вунь уже прикинул, что будет делать, но сначала надо провести с Хэссом воспитательную беседу. - Хэсс, ты зачем туда пошел?

- Я говорю, что меня тянуло, - Хэсс опять улегся на землю. - Я сам не ожидал, что приду в этот домик с золотом.

- Домик с золотом? - Вунь подозрительно уставился на личного духа, не разыгрывает ли он.

- Да, а что?

- Это не домик, это обменник. Ты берешь золото, а оно берет у тебя жизнь. Чем больше золота ты взял, тем больше жизни оставишь обменнику. Ты понимаешь? - Вунь говорил все громче и громче.

- Это как? - Хэсс посмотрел на тряпку на своих ногах.

- Да так, - Вунь тоже посмотрел на тряпку. - Оттуда?

- Да, но я же для ног, - Хэсс напрягся. - Я что удачно выкрутился?

- Вот именно, - Вунь пожал плечами.

- А что же все-таки это было? - Хэсс потянулся, ноги все также ныли, но на душе стало светлее.

Вунь сморщился, но отвечать не стал. Вместо этого он предложил Хэссу чуть отползти от обменника к деревьям. Мотивировал это Вунь тем, что вдруг кто еще пойдет к домику может затоптать Хэсса. Вор предпочел его послушаться. Пока они добирались до деревьев, Вунь уточнил, сколько времени Хэсс пробыл в доме, и не взял ли он что-нибудь еще.

- Да не брал я ничего, кроме этой тряпочки. Ты думаешь, что я много жизни там оставил?

Вунь лишь покачал головой, у него внезапно возникли новые мысли по поводу прогулки Хэсса.

- Я знаю про этот обменник, что обычно оттуда никто не выбирался. Дело в том, что люди отдают вроде что-то возможное будущее за золото. Но там какой-то секрет есть. Короче, никто не выбирался. Жадность весьма сложная вещь.

- Но я вроде не такой уж и жадный, - Хэсс обиделся.

Хохот Вуня разбудил с десяток спокойно спящих зверей.

- Ты что? - Хэсс не вникал в причину его смеха.

- Хэсс, ты меня прости, но ты такой же жадный, как я злой. Я так понимаю, что ловушки на вас на всех поставили. Это хозяева местные видимо решили сегодня вас всех извести. Тебя заморочили и послали в домик с жадностью. Ты понимаешь? А ты на удивление ничего брать не стал.

- Да я рылся в этих сокровищах, - признался Хэсс. - Искал, чем окно выбить, да еще нашел эту тряпочку для ног. Но эти все сокровища злые. Я никогда не думал, что можно испугаться чего-то неживого. Мне минуту целую казалось, что дом этот шепчет: "возьми мои сокровища, возьми мои сокровища". Но в ноге так заноза с этого моста ворочалась, да еще ухо горело, что я не вслушивался. Все на себе был сосредоточен. Я вот не пойму, я что так похож на жадного? И кто эти хозяева? И зачем они меня сюда привели?

Вунь захохотал так, что разбудил семейство белок. Одна ему кинула в лоб шишкой.

- Да ты такой жадный, как я злой. Душа у тебя светлая, так матушка Валай говорит. Ты вор по призванию, а не по сознанию.

- Это как? - Хэсс приятно расположился под кроной голубой ели.

- Ты мне можешь рассказать, что ты уже украл за свою жизнь? - Вунь все еще широко улыбался.

- Пару раз мы по заказам воровали. Артефакты всякие, оружие. Один раз девушку уворовали для жениха. Еще один раз барана. Кошельки на рынке. Также пару раз книги доставали. Сам понимаешь, что послужной список у меня не большой. Самостоятельно я на дело выходил всего пару раза. Нам было на что жить, и Шаа очень избирательно относился к заказам.

- Вот видишь? - Вунь успокоился. - Хэсс, ты полежи немножко один. Хорошо?

- А ты куда?

- Мне надо, - Вунь неопределенно помахал руками.

- Хорошо, - Хэсс закрыл глаза. Двигаться не хотелось.

Маленький человечек сломя голову понесся по тропинке назад, он миновал пугающий мост, и добежал до лагеря. Вуню удалось ухватить за уздечку Хэсссовскую лошадку и довести ее до моста. Также он набил мешок едой и лекарствами. Вунь заботился о личном духе.

Первые лучи солнца веселили всех живых, когда Хэсс миновал мост и забрался на свою лошадку Ле.

Лежа в ожидании Вуня под деревом, Хэсс подумал, что с ним кто-то просчитался. Зачем было городить столько чепухи и заманивать человека в обменник. Эта ловушка была не для него. Хэсс также подумал о других безобразиях, которые, по словам Вуня, творились в лагере актеров. Про так называемых хозяев, которых помянул Вунь, Хэсс себе много чего нафантазировал, но по большому счету его это особо не волновало.

Уже возвращаясь назад в лагерь, Хэсс встревожился по настоящему. Он подумал о Маше, за которой должен присматривать Тори. Одно только предположение, что могло стрястись с девушкой, ввергало Хэсса в дрожь. Но посмотреть на больную девушку Вунь Хэссу не дал.

Когда Хэсс добрался до повозки, Вунь сыпанул в лицо ему горсточку сонного порошочка, за которым сбегал его сын. Часть народа в лагере крепко спала под действием этого порошка. Маленьким человечкам не нужны были сумасшедшие люди. Вунь разложил Хэсса на лежаке и принялся лечить его ноги. Проснувшийся Хэсс, так и не понял снилось это все ему или нет? Вунь на его вопросы отвечал уклончиво - просто переспрашивал, что Хэсс имеет в виду.

Недай плакал, он лишился своего тела. Тело валялось внизу, а Недай стал маленьким бестелесным духом. А его тело занял кто-то другой. Это Недай знал совершенно точно. Он буквально почувствовал, как его вытеснили из его же тела. Просто выкинули, как выкидывают мусор.

Недай попал в духи внезапно, без подготовки и практических навыков. Он не знал, какие ограничения существуют для духов, поэтому смог вернуть свое тело. Попытка украсть тело закончилась для черного духа неудачно потому, что он не думал, что бывший хозяин его тела решиться, так рискнуть телом. Дело в том, что повторная смена души у одного тела возможна в период не ранее, чем через три дня.

Черный дух был уверен, что бывший хозяин тела убоится и растеряется. Боевой и хозяйственный Недай ринулся в атаку. Он кинулся на свое тело. Тело содрогнулось. Черный дух стал отбиваться от духа Недая. Но телу сложно сражаться с духом.

Недай не оставил свои попытки. Он кинулся еще раз и еще раз. Черный дух попробовал спрятать свое новое тело, но это не удалось. Настойчивый Недай летел за ним, ему были не почем все препятствия. Тогда черный дух выскользнул из тела. Он решил уничтожить дух прежнего хозяина в схватке духов.

Недай не видел, как он выглядит сам. Но если судить по духу напротив, то не очень привлекательно. Бесплотная оболочка держала некую мутноватую субстанцию. Вместо рта и глаз светящиеся точки, похожие на звезды. Рук у духа-противника было три. Недай попытался определить, сколько у него рук, но не преуспел в этом занятии.

Дух-противник явно лучше знал, как драться в призрачном состоянии. Он надулся и стал выдыхать на Недая жуткий вонючий газ. Призрачное тело Недая стало подтаивать в тех местах, на которые попадал этот вонючий газ. Недай отлетел в сторонку. Сообразив, что можно ответить противнику его же оружием, Недай стал всасывать в себя воздух. Потом выдохнул, но у него не вышел такой же едкий газ. Недай не отчаялся и попробовал еще раз. И на этот раз ничего получилось.

У духа-захватчика появилась новая идея. Он громко и пронзительно завизжал. От этого визга у Недая заложило уши, заломило голову. Он продолжал истаивать. Когда дух чуть ослабил тональность воя, Недай заголосил сам, и это у него получилось. Дух-противник потерял инициативу и сжал всеми тремя руками свою призрачную голову. Недай продолжал самозабвенно выть. В этом вытье умещались все беды, которые когда-либо происходили с ним. Когда Недай умолк и посмотрел вниз, то увидел, что духа нет.

Все еще не доверяя противнику, Недай облетел все вокруг. Его тело лежало на земле. Недай задумчиво смотрел на себя физического, и такое чувство свободы обуяло его, что не захотелось возвращаться в бренное тело. Минуты три он медлил, а потом все же вернулся. Боль сильная и острая привела его в чувство. Проведя инвентаризацию, Недай обнаружил, что пока пребывал вне тела, его слегка помяли, а, кроме того, положили на мелкие камушки, которые и кололи его нещадно.

- Хорошо, что решился, - послышался сбоку голос.

- Кто это? - Недай испуганно оглянулся.

Любые движения, действия, работа мышц, связок, собственный голос, все ново и необычно. Недай совсем себя не знал, привык, а он, как каждый на этих дорогах, уникален.

- Я вот тоже подумал, чтобы взять себе это тело, - перед ним материализовался маленькое приведение. - Только стар я для таких боев. А ты его хорошо уделал, и тело получил.

- Это мое тело, - Недай возмутился наветам нового знакомого.

- Ну, прости, - привидение исчезло.

Недай огляделся, пора было искать дорогу в лагерь.

Инрих ходил по кругу. Открывая каждую новую дверь, он натыкался на следующую. Хождение по кругу сводило с ума поэтапно. Сначала было недоумение, потом надежда, потом раздражение, затем страх и дошло уже до отчаяния. Бесконечно открывать двери - это ужасно.

Инрих вздохнул и уселся на пол. Ходить туда-сюда, приходя только сюда, ему надоело. Бойкотировать эти бесконечные двери не удалось. Дверь открылась и в комнату вошел еще один Инрих. Они уставились друг на друга.

- Ты кто? - одновременно спросили они друг у друга.

- Инрих, - также одновременно ответили друг другу.

- Что это значит? - два голоса опять заговорили одновременно.

Инрих положил руку на плечо своему двойнику:

- Я буду первым, ты вторым. Я имею в виду говорить. Хорошо?

Двойник кивнул.

- Что ты здесь делаешь? И как нас получилось двое?

Двойник не успел ответить, как дверь открылась, и вошел еще один Инрих. Повторился прошедший диалог, но уже в три голоса. Договориться втроем они не успели, вошел четвертый, потом пятый, потом шестой, потом седьмой. Инрих и другие сидели вдоль стены и смотрели на вновь пребывающих. Что было еще более необычно, каждый новый входящий был моложе и моложе.

- И сколько нас будет? - раздалось в комнате многоголосое Инрихово замечание.

Пополнение рядов Инрихов остановилось на двадцать третьем.

- И что дальше? - а вот это стало действительно необычным. Голос прозвучал один - Инриха.

- А ты можешь все повернуть назад, - в комнату вошел худой до неприличия старик, укутанный в белый плащ.

- Как это? - говорил один Инрих, остальные Инрихи молчали.

- Выбирай свое прошлое, - старик приветливо махнул рукой.

- И что? - Инрих встал и прошелся вдоль всего строя сидящих вдоль стены Инрихов.

- У тебя будет новое будущее, ты все изменишь, понимаешь какой это подарок? - старик казался мудрым и всезнающим.

Директор зажмурился и помотал головой.

- Как можно отсюда выйти? - Инрих не надеялся, что его выпустят из этого сумасшедшего заведения.

- Иди в свою дверь, - хитрый, но недовольный старик ушел сквозь стену.

Директор посмотрел на своих двойников разных лет, и, кивнув головой, вышел в дверь.

Яркое солнышко поприветствовало отказавшегося от редкой возможности человека, Инрих тоже с ним поздоровался. В своем решении он не сомневался.

Богарта и Саньо целовались уже долго, в крови женщины сначала заискрился, а потом загорелся огонек, переросший в костер. Саньо заявил, что страх и морок уходят, если заняться чем-то до умопомрачения. Богарта себя не узнавала, но победить страх любовью согласилась.

- Что это со всеми? - Богарта на миг оторвалась от медовых губ актера.

- Это морок, причем сильный, - Саньо чувствовал, что с ней надо действовать медленно, чтобы не спугнуть.

- Они не умрут? - Богарта засомневалась в своем решении провести ночь с Саньо.

- Ты им сможешь помочь, но только когда воздействие на всех пройдет. Ты же сама видела, что с тобой происходит.

- А с тобой, почему ничего не происходит? На меня так накатило, что я чуть всех не убила, - охранница насторожено смотрела в глаза Саньо, он ее обнимал и гладил шею.

- Малышка моя, - Саньо старался быть самым убедительным в мире, - я особенный. Я тебе не говорил? Так вот, со мной ничего не может произойти. Я заговоренный. Было у меня такое в жизни. Но это большая тайна.

- Правда? - Богарта любопытна до чужих тайн. - А кто тебя заговорил? И как?

- Ох, объяснить это нельзя. Не в смысле, что трудно, такие вещи нельзя рассказывать. Зато ты можешь сама узнать.

- Как? - широко раскрытые глаза и недоверчивая улыбка.

- Ммм, надо узнать меня получше, - Саньо прозрачно намекает на новый поцелуй.

Богарта поддалась обаянию и перестала задавать вопросы. Неизвестно через сколько времени, Богарта заметила, что на ней нет ничего.

- Ты такая красивая, - Саньо все еще сдерживал себя, слишком по тонкому льду он шел. - Я должен тебе сказать, что ты сейчас можешь все. Я подарил тебе венок. Помнишь? Заговор там был такой, что ты в сокровенный момент сможешь увидеть мою душу, если не испугаешься.

Богарта растерялась на долю секунду, но к ее чести не отступила.

В эту ночь курил Казимир, а пил Флат. Он надрался до потери сознания от страха, окутавшего лагерь. Воспользовался он запасами критика Сесуалия. Так вышло, что Флат кинулся искать компании, когда стало совсем страшно, и заскочил в повозку критика.

Самого критика он не нашел, но заметил на столике фляжку. Флат ее тут же открыл и стал жадно глотать выпивку. Залить свой страх алкоголем ему удалось, но Флат упустил возможность узнать о себе много нового. В ту ночь ему было предназначено встретиться с гадалкой, которая бы смогла предсказать ему что-то важное. Гадалка постояла у изголовья лежака, на котором спал актер, покачала головой и ушла. Их встреча не состоялась. Флату всего то надо было справиться со своими страхами и чуть подождать.

Альтарен и Сесуалий попались на любви к ближнему. Тьямин сидел в окружении двух десятков огромных кобр с раздутыми капюшонами.

Альтарен и Сесуалий сидели вместе, когда все это началось. Выходить из повозки мужчины не собирались.

- Ничего меня туда не выманит, - зарекся Альтарен, но Сесуалий, как более опытный, не согласился.

- А если пожар?

- Тогда конечно, но только если пожар, - сделал оговорку в своем зароке Альтарен.

- Ты не учитываешь все возможности, - настаивал Сесуалий.

Альтарен наморщил лоб, он сам пожалел, что зарекся. Зароки вещь тяжелая, обычно судьба стремится показать, что она сильнее.

- Лучше посмотри, как там? - попросил Альтарен.

Сесуалий выглянул в окошко.

- Вижу. Так Хэсс идет в штанах, по-моему, босиком, за ним охранник. Не разберу кто. Так они пропали. Вижу, Саньо ведет Богарту. Эти не понятно куда идут. Может он ее, наконец, уговорил?

- Все? - Альтарен спрашивал надолго замолкшего друга.

- Нет, - напряженным голосом возразил Сесуалий. - Куда он идет?

- Да кто? - подскочил Альтарен.

- Мальчик.

- Тьямин?

- Тьямин, - Сесуалий вскрикнул и поднялся с места. - Нам надо его остановить.

- Там опасно, - Альтарен беспокоился не за себя, а за мальчишку, к которому они привязались.

Мужчины выскочили из повозки.

- Где он?

Темнота скрыла Тьямина.

- Пошел туда, - уверено указал направление Сесуалий.

Альтарен и Сесуалий кинулись вместе за мальчишкой.

- Куда он делся? - Сесуалий озирался по сторонам. От бега он тяжело дышал. Темнота густая и холодная липла к ним со всех сторон.

- Я не вижу, - Альтарен тоже всматривался, пытаясь заметить белый проблеск. - А может ты не туда показал?

- Туда, - Сесуалий что-то увидел. - Туда, - закричал он и побежал. Альтарен держался за ним.

Бег в темноте по пересеченной местности дважды спас им жизнь. Первый раз, когда они выбежали из повозки. В ту ночь к ним собирался неприятный мертвый тип, застать своих испытуемых ему не удалось. Пришлось покойничку поискать себе другую жертву. Во второй раз их решение последовать за мальчишкой определило их благополучное будущее.

- Стой! - Сесуалий резко затормозил и выставил руки.

Его товарищ более молодой и легкий на остановки не сшиб Сесуалия только благодаря хорошей физической реакции.

- Что?

- Смотри, - Сесуалий уже шептал.

А посмотреть было на что. В десяти шагах от них сидел Тьямин в окружении двух десятков ядовитых гадов.

Тьямин боялся до потери пульса, сердце почти перестало биться. Заплакать не удавалось, не удавалось вообще проявить каких-либо эмоций. Страх сковал крепче любых веревок и кандалов. Тьямин пошел потому, что знал, что там его что-то волшебное ждет. Он подслушал разговор двух неизвестных. Они говорил, что если сегодняшней ночью пойти прямо до косого дерева, затем повернуть на право по забытой дороге, сделать пятьдесят шагов, то там будут сокровища.

В принципе ему были не нужны сокровища такой страшной ночью, но мысль, что с их помощью можно решить все материальные проблемы сподвигла Тьямина на подвиг. Он взял с собой нож, но супротив двух десятков аспидов это было не действенно. Мальчик все выполнил, как услышал, и увидел, что на земле лежат драгоценные светящиеся камни. Здесь он и позабыл об осторожности. Два прыжка и он у камней. Но! Откуда-то одновременно появились все змеи. Тьямину оставалось осторожно опуститься на землю и ждать. Так он сидел уже минут десять, и пропустил появление Сесуалия и Альтарена.

- Как ты там оказался? - Сесуалий сделал два шага назад.

Тьямин поднял глаза и не поверил сам себе. С мальчиком случилось второе чудо за эту ночь. Теперь оставалось надеяться на третье - что его вытащат из этого змеиного клубка.

- Я случайно, - даже в темноте было видно насколько бледен мальчик.

Альтарен по кругу обошел Тьямина и вернулся к Сесуалию. Змеи были везде, не подобраться.

- Что делать будем? - здравомыслящий Альтарен видел, что змеи не уступят свою добычу. Вытащить мальчишку нет почти никаких шансов.

- Не знаю, - Сесуалий был также бледен, как и Тьямин. Театральный критик боялся змей с детства. По его мнению, они были холодными и смертельно опасными.

- Да, - Альтарен потянул гласную, сказать больше нечего было.

- Мы должны что-то сделать, - Сесуалий сжал его руку.

Тьямин слышал их разговор и постепенно терял надежду выбраться живым. С другой стороны, он подумал, что умирать не в одиночестве все равно лучше, чем одному.

- С земли его не вытащишь, - Альтарен еще раз обкатывал в уме ситуацию и пути спасения.

- Тогда с воздуха, - продолжил Сесуалий.

- Как?

Альтарен сообразил, что надо искать того летучего зверя, за которым он подсматривал не так давно. Альтарен видел, как зверь возил на спине Саньо и Илисту. Тогда он понял, что у некоторых в труппе завелись секреты, но выяснить поподробнее ничего не успел.

- Ты жди здесь, поговори с ним, - велел Альтарен. - Мне надо назад.

- Что такое? - Сесуалий трясся всем телом, его, наконец, догнал страх.

- Мне надо вернуться, кое-кого найти, ты подожди. Тьямин, подожди, я быстро, - не объяснясь дальше, Альтарен повернулся и побежал.

Альтарен без происшествий вернулся к повозкам. Теперь надо было найти Илисту. В ее повозке актрисы не было. Еще побегав и позаглядывав в повозки, Альтарен убедился, что Илисты нигде нет. Что делать дальше, Альтарен не представлял.

Хорошая реакция помогла ему поймать пробегающего мимо маленького человечка. Альтарен успел схватить его за косу.

- Простите, - начал мужчина.

Маленький человечек огромными глазами пялился на захватчика.

- Простите, вы большого зверя с крыльями здесь поблизости не видели? Мне очень надо, - Альтарен и сам растерялся, поэтому нес чушь.

- Косу отпусти, - подал признаки жизни маленький человечек.

Альтарен разжал руку.

- Еще раз простите, я не знал, как вас можно остановить.

- Тебе рот зачем был даден? Сказать можно. Меня зовут Чопа. Ты кодра ищешь?

- Кодра - это такой зверь? - Альтарен вполне правдоподобно изобразил кодра.

- Да, - Чопе пора было бежать по поручению Ахрона, но он решил, что это пока подождет.

- Да, мне очень нужен кодра, - Альтарен подумал, сколько уже прошло времени. На вопрос Чопы, Альтарен рассказал, для чего ему понадобился летучий зверь. Чопа присоветовал взять веревку и предложил пойти туда-туда, а потом вон туда.

Альтарен с новыми силами кинулся в указанном направлении. Спустя десять минут он добежал до места, где Илиста обнималась с кодром.

- Илиста, помоги, - Альтарен сильно задыхался от бега с грузом.

- Что такое? - женщина была явно не в себе.

Альтарен смог почти связано пояснить, в какой беде оказался Тьямин.

Затем штатному хвалебщику пришлось пересилить страх и забраться на кодра. Илиста осталась внизу. Когда зверь заговорил с Альтареном, тот не испугался. Все его внимание занимал полет.

До места заточения Тьямина они добрались меньше, чем за пять минут. К тому же минуты две Альтарен потратил на то, чтобы определить направление, в котором надо двигаться.

Сесуалий развлекал Тьямина рассказами, но порой им обоим чудилось, что они развлекают змей. Те так и раскачивались рядом с мальчиком, раскрыв свои капюшоны.

Альтарен стал осторожно опускать веревку вниз. К ней была привязана палка из реквизита акробатов.

Сесуалий с изумлением смотрел на большого летучего зверя. Он то не подглядывал за Илистой. Но к него чести, Сесуалий не задавал лишних вопросов, не делал лишних движений, а продолжал говорить, не меняя тональности.

- Тьямин, сейчас, почти сейчас, у тебя над головой будет веревка, - Сесуалий надеялся, что план друга удастся, второй попытки то не будет. - Тьямин, по моей команде, ты поднимешь руки и постараешься подтянуться вверх, не размахивая ногами. Ты меня понимаешь? Не двигайся, Тьямин. Подыши, успокойся, мы рядом. Веревку не выпускай, ты меня понял? Тьямин, держись.

Альтарен договорился с кодром, что тот максимально быстро рванет вверх. Сам Альтарен собирался еще и потянуть веревку.

Сесуалий затаил дыхание, вот почти:

- Тьямин, давай! - скомандовал Сесуалий.

Одним плавным движением, Тьямин вытянул руки вверх и ухватился за палку. В этот самый миг Альтарен потянул веревку, а кодр стал набирать высоту.

Тьямин висел, вцепившись в веревку. Одна из змей подпрыгнула, но не зацепилась за ногу юноши. Змеи разочарованно шипели, Тьямин уносился все дальше и выше. Сесуалий опомнился и кинулся подальше от аспидов. Ему не хотелось занять место Тьямина.

Альтарен напряженно держал веревку обеими руками, не было возможности вытереть пот, который, несмотря на прохладу, лил в глаза.

Альтарен попросил кодра опуститься, мальчик явно устал, и неизвестно сколько времени сможет еще висеть, не выпуская веревку.

- Альт, - Сесуалий осматривался, покуда они добирались до лагеря.

- Да?

- Ты откуда того зверя взял? - Сесуалий нес на руках мальчишку.

- Познакомился, - Альтарен поведал, что заметил странности за Илистой, и в одну из ночей понаблюдал за ней.

- А меня что не позвал?

- Так ты занят был, - дипломатично сформулировал Альтарен неспособность поддатого Сесуалия к слежке.

- Угу, - критик не обиделся. - А что это за звери?

Альтарен пересказал, как искал кодра, и то немного, что успел узнать о кодрах. Сесуалий же больше заинтересовался маленьким человечком. Они остановились, Сесуалий устал нести Тьямина. Альтарен тоже устал, напряжение вымотало его до предела.

- Так ты никаких вопросов не задал? - Сесуалию не верилось, что Альтарен ничего не спросил.

- Не задал, знаешь, не время было для вопросов, Сес. Ну, что пошли?

Тьямин поднялся:

- Я уже и сам могу идти, - храбро заявил он.

- Отлично, попробуй, - разрешил Альтарен. - Хорошо, что все закончилось.

- Да при своих остаться в такой экстремальной ситуации это больше, чем просто хорошо, - поправил Сесуалий.

Тьямин поднялся и с высоты своего роста смотрел на сидящих мужчин.

- Почему при своих? - Тьямин достал из карманов два больших светящихся камня.

Ямина стояла у огней рампы. Ей надо было сделать один маленький шажок, чтобы стать самой великой актрисой в этом мире за всю историю его существования. Ямина была уверена, что достаточно одного маленького шага, но ноги ее не слушались. Ямина готова была заплакать от отчаяния. У нее никак не получалось шагнуть вперед.

Девушка смотрела прямо перед собой. Ее звали, чтобы стать великой, а она не могла пошевелиться. Ямина закричала от облегчения, когда огни рампы приблизились к ней. Но здесь ее насторожило, что они сами двигаются к ней. Девушка поняла, что она по какой-то причине очень нужна этим огням. Ямина вместо того, чтобы рвануться к огням, нелепо отпрыгнула от них. Ей неведомо от чего стало жутко страшно.

Уже лежа на земле и прячась от огней под ящиком, Ямина подумала, что ее хотели съесть. Она отдавала себе отчет, что не является настолько умной и талантливой, чтобы за одну минут достигнуть неба на выбранном поприще.

Воображать Ямине всегда нравилось, и представляла она себя в овациях и восхищении, но фантазии это личное дело каждого.

"Кто-то подсмотрел мои мысли и хотел меня похитить", - решила Ямина. От этого она решила уберечься, во что бы то ни стало, и пряталась до самого утра под ящиком. Всю остальную жизнь она гордилась собой за этот поступок.

Алила осталась в стороне от страхов и искушений. Ее охраняли синие птицы. Но грусть и печаль ее тревожили. Безнадежность окружающего мира смогла зацепить девушку, но дальше порога собственной повозки увести не смогла. Алила сидела на ступеньках лестницы в повозку, подперев руками подбородок. Рассмотреть особо ничего было нельзя, слишком темно, но фрагменты событий проносились мимо нее.

В один миг ей показалось, что рядом с ней прошел Хэсс. За ним бежал охранник.

Через несколько минут Алила стала свидетелем сосредоточенной ходьбы Тьямина. Минуты через три мимо пробежали Альтарен и Сесуалий. Они ее не заметили.

Потом Алила видела Джу с совершенно сумасшедшим лицом.

Чуть позже девушка заметила орка Страхолюда с букетом цветов. Тот вел себя крайне странно, шел и прятался ото всех.

Пару раз вокруг Алилы пробегали маленькие человечки, но с ней никто разговаривать не хотел, да и она не стремилась к общению.

Под утро справа от повозки прошел Недай с блаженным лицом.

Директор просто возник в пяти шагах от ее повозки из ниоткуда, но разговаривать тоже не стал, ушел куда-то дальше.

Алиле грустилось, апатия стала ее спутницей и лучшей подругой. Дикое депрессивное настроение ушло под утро. Птицы были довольны собой, они уберегли девушку от направленного на нее заклятия самоубийства. Птицам удалось его значительно ослабить. Алила об этом так никогда и не узнала.

С желанием покончить с собой боролся еще один человек в труппе. Это была Лия. Причин этому было три. Самая главная состояла в том, что Лие казалось, что она потеряла ребенка. Затем выяснилось, что у нее нет и мужа. А уж затем она ощутила, что вокруг нее нет ни души. Одиночество царило в этом мире. Лия завыла от ужаса. Быть совсем одинокой в мире - страшнее ничего придумать нельзя.

Лия метались по лагерю, никого живого и ничего живого, даже огня. Женщину спасла от полного помешательства музыка. Лия все же решила, что смерть наилучший выход из этого кошмара. Она выбрала, что умрет, воткнув себе нож в сердце. Легкая смерть по ее представлениям, и никто не сможет вернуть ее к жизни и опять так мучить.

Но напоследок взгляд ее упал на инструменты. Лия взяла в руки гитару Рамона. Она стала перебирать струны, и мир вокруг стал меняться. Первое, что она ощутила это шевеление своего ребенка. Положив руку на живот, Лия поняла, что с ней все в порядке. Потом она услышала голоса вокруг, увидела огоньки. Мир наполнился жизнью. Лия сидела, вцепившись в гитару, боясь, что мир опять сойдет с ума. Морок ушел безвозвратно, но Лия запомнила то щемящее чувство одиночества, которое определило, что в будущем она родит троих и возьмет в семью еще двоих. Лия будет гордиться, что она многодетная мать, и будет мечтать не менее, чем о двадцати внуках. И свои, и приемные дети ее не подведут.

Лахса, Химю и Санвау втроем попали в одну ловушку. Злой шутник сковал их одной цепью. Втроем они сидели в яме, а сверху на них лил дождь.

- Это что? - Лахса, насквозь мокрый и покрытый грязной коркой, тряс цепями.

- Я не знаю, - зашептала испуганная Санвау.

- Помолчи, - в сердцах велел Химю.

Санвау испуганно посмотрела на него, а потом вверх. Лахса покачал головой:

- Малышку не обижай, она же боится, - спокойно попросил он.

Химю покраснел, давно он уже не проявлял такую несдержанность и неуважение по отношению к женщине, а тем более их общей жене.

- Санни малышка, прости, - Химю поднял руки и погладил ее по щеке.

Девушка испуганно кивнула. Ей не на кого было надеяться, только на своих мужей. Химю повернулся к Лахсе:

- Как нам выбраться из этой ямы?

- Я тоже пока не представляю. Еще и эти цепи, - Лахса потряс руками. - Кто-нибудь что-нибудь помнит?

Санвау покачала головой, Химю пожал плечами.

- На глупую шутку это не похоже, - Лахса поднял руки вверх, вынудив и брата и жену поднять руки. - До края я не дотянусь.

- Надо тебе встать на меня, или нет, пусть лучше Санвау. Тогда она сможет зацепиться ногами и вылезти.

- А ты повиснешь посредине? Она твой вес долго не выдержит, - Лахса в принципе одобрял план, но беспокоился о Санвау.

- Я справлюсь, - пообещала девушка.

Выбрались они со второй попытки. У Санвау кандалы передавили руки, девушка почти их не чувствовала. И Лахса, и Химю сильно беспокоились за нее. Когда они донесли Санвау до повозки и смогли спилить цепи, пришло утро. Санвау отсыпалась до полудня. Лахса и Химю по очереди охраняли ее сон.

На семейном совете мужчины решили, что даже если она пока не хочет с ними жить, то они все равно обязаны заботиться о ее безопасности, и будут это делать по очереди.

Орк Страхолюд видел во сне хороший и добрый сон. Это не вязалось с его представлением о воине. Обычно воины видят во сне битвы и свои победы или поражения. Созерцать, а что еще хуже собирать во сне цветочки на лугу, это - один из самых страшных кошмаров, которые может увидеть в своих снах орк.

Орк чувствовал, что на лагерь и на людей опустилась какая-то наговоренная муть, но поделать с собой ничего не мог. Ему очень хотелось спать. Все же пробуя пересилить надвигающийся сон, орк сел, потом почти встал, но свалился на пол. Так он и уснул. Если бы орк взял на себя труд подумать, то решил бы, что его хотят вывести из себя. Но Страхолюд был слишком высокого мнения о значении собственной фигуры на дорогах этого мира, так что он решил, что его пытаются вывести из игры. И это выводило флегматичного орка из себя, покруче любой возможной обиды или поражения в битве.

Во сне орк полностью сознавал себя, как личность и как воина, но ничего не мог поделать с глупой тягой к собиранию цветочков. Ему приглянулись с голубой каемкой по краю лепестков. Их он и выискивал и составлял немыслимый букет из разных цветов и зеленых веток.

Не смотря на ночь, цветы распустились и светились, будто бы стоял солнечный день. Орку было приятно находиться на огромном бескрайнем лугу с разными цветами. Еще ему иногда казалось, что кто-то наблюдает за ним и слегка посмеивается. Это тоже действовало на нервы. А он то почти забыл, что нервы у него есть.

"Гербарий какой-то!", - с отвращением думал орк, с любовью глядя на получающийся букет.

Когда он собрал свой букет, еще раз осмотрел его критическим взглядом, убедился в его совершенстве, орку до зарезу потребовалось отнести букет к себе в повозку.

Он шел по лагерю, скрываясь от людей между повозками. Перебежками от одной повозки до другой. Уж очень ему было бы стыдно, если бы кто-то заметил его с этим букетом.

С букетом его видела только Алила, которая уныло сидела на ступеньках собственной повозки, и с жалостью и слезами смотрела на мир. Девушка никак не отреагировала на тягу орка к флористике, но ему все равно стало неудобно.

Проснулся орк на полу задолго до восхода солнца.

- Ну и дрянь присниться, - орк с облегчением думал, что это всего лишь сон и поднял руку, чтобы вытереть выступивший от напряжения пот.

Рука была чем-то замазана. Орк принюхался. Пахло цветами. Резко, одним прыжком орк поднялся на ноги. Оглядываться ему не хотелось, но пришлось.

На столике лежал собранный им с такой любовью букет полевых цветов. В ужасе, закрыв голову руками, Страхолюд застонал. Такого позора он никогда не простит неизвестным мучителям.

Теперь то он был полностью уверен, что право собственности на Темные земли он оплатил сполна.

Глава 25. Ликование по поводу и без

"Простота хуже воровства".

Надпись на моей футболке.

Утро люди встретили так, как будто не ожидали, что оно все же придет. Труппа радовалась, что осталась в живых после всех этих ужасов. В каждом что-то неуловимо, но изменилось. День люди потратили на поиски пропавших, и похороны погибших. Прощания, как такового, не было, но все прошло достойно. Актеры еще не забыли ночные испытания, и большая часть держалась крайне напряженно. Шутили двое: Саньо, пребывающий в эйфорическом состоянии, и Маша, фактически восставшая из мертвых.

Директор ходил мрачный до степени зимней метели, но старался пообщаться с каждым. Ему надо было знать, что с актерами все в порядке или хотя бы ближе к порядку, а не к хаосу.

Инрих приказал собрать повозки и переехать дальше от этого жуткого места. Второй такой ночи он не желал получить на свою голову. Повозки собирали, заталкивали людей и перегоняли вперед.

Повар Грим напевал нежную песню о любви и почесывал шишку на голове.

Хэсс смотрел на свои ноги слегка зудящие, но не с кровавыми ранами, и хмурился.

В самый разгар Хэссовских раздумий к нему подкатил на лошади директор и стал расспрашивать о прошедшей ночи. Алила поведала директору о том, что видела и запомнила. В частности в ее рассказе фигурировал Хэсс, уходящий в неизвестность. Директор требовал ответа о последних минутах жизни охранника. Хэсс вообще не помнил этого, в чем честно и признался. Инрих похмурился, но оставил расспросы.

- Помоги повару хорошо? - попросил он попозже.

- Конечно, - Хэсс и сам чувствовал настоятельную потребность заняться монотонным успокаивающим занятием.

Повар Грим тоже не распространялся об ужасах прошедшей ночи, но готовил в неком лихорадочном состоянии. Следить за готовкой на огне, впервые он доверил Хэссу.

- Что это могло быть, Хэсс? - повар стоял над Хэссом.

Вор сразу понял, что тот говорит о ночи.

- Не знаю, - пожал Хэсс плечами, высказывать свое мнение он не собирался.

- Извести они нас хотят, Хэсс, - повар в отличие от Хэсса, не собирался скрывать своих мыслей.

- Зачем, Грим? - Хэсс еще подсыпал в суп соли, тому не доставало соли для проявления вкуса.

- Это рассольник, Хэсс, смотри не пересыпь, - повар жестко посмотрел на ложку, которой Хэсс нагреб соли. - Дай, сам попробую, - Грим снял пробу, и все же одобрил количество соли для супа. Отвечать на закономерный вопрос Хэсса, повар не стал, вместо этого он посмотрел на Одольфо. - Что-то не очень он выглядит.

- Да, - Хэсс согласился, когда посмотрел на драматурга. - Может переутомился.

- Все мы переутомились, Хэсс. Не расскажешь, куда ночью ходил?

- Алила? - уточнил Хэсс источник информации.

- Я слышал твой разговор с директором, Хэсс, - пояснил повар Грим.

- А остальные, что говорят?

- Недай поведал загадочную историю про похищение собственного тела, а Ямина вот рассказала, что ее хотели саму похитить, правда не знает зачем. Еще о своем ужасе рассказала Лия. Ты знаешь, что ей казалось, что у нее умер ребенок. Про Машу ты и сам знаешь, девочка восстала к новой жизни.

- Да, повезло ей, - Хэсс порадовался за Машу.

- Так расскажешь, что с тобой было? - еще раз переспросил повар.

- Суп снимать с огня?

Грим еще раз снял пробу и разрешил его снять:

- Самое время, - Хэсс подумал, о чем говорить или не говорить. - Со мной у них не очень получилось. Меня пригласили в место, где золото отдают в обмен на жизнь.

- А ты не пожелал так обмениваться? - повар желал еще вытянуть хоть немножко подробностей, но Хэсс не кололся.

- А кто ж в своем уме пожелает? - вор закрепил котел с супом на подставке и принялся месить тесто.

- Да, никто. А тебе страшно не было? - на всякий случай полюбопытствовал повар, вдруг Хэсс еще что скажет.

- Было, конечно, но нет, чтобы очень. Я ведь многое и не понял. Только потом, когда...

- Когда, что? - Грим весь светился любопытством.

- Когда сообразил, что мог бы там умереть, - не очень изящно, но правдоподобно выкрутился Хэсс. Он не собирался объяснять, что об этом ему рассказал Вунь. Тему маленьких человечков, которых некоторые вроде видели этой ночью, он обходил стороной.

- Ладно, вымешивай, - Грим занялся нарезкой зелени. - Хэсс, там подальше ягодные заросли. Может соберешь? Я булочки сладкие сделаю?

- Хорошо, - вор согласился без дополнительных уговоров.

Вручая ему корзинку, Грим спросил:

- А ты не боишься один?

Хэсс чуть было опять не болтанул, что он не один, но удержался и пожал плечами.

- А чего боятся? Вроде все кончилось?

- Не скажи, это еще колдун на двоих напакостил, - Грим действительно сомневался, что все кончилось.

В ягодных зарослях Хэсс смог отвести душу и выслушать рассказ Вуня о царивших в лагере актеров беспорядках.

- Так что было с Машей на самом деле? Ты видел?

- Я нет, - Вунь собирал ягоды с самого низа и подбрасывал Хэсс в корзинку. - Но видел мой сын.

- И что?

- А то, что этот придурок Тори утащился. Про него ничего не знаю. Так вот его кокон действовал недолго. Надо же бросить больного, - повозмущался Вунь. - Ага, и лежит эта Маша медленно или, можно сказать, быстро помирает. В ее повозку засунулась голова и еще больше нарушила этот кокон, он раз и распался. Маша застонала, потом я так понимаю, что кодр заговорил с девушкой по внутреннему. Что-то они там поговорили, а потом, кодр стал ей свои силы перекачивать. В целом и вся история. Все, конечно, взбудоражены кодрами.

- И не только кодрами, - Хэсс покосился на Вуня, тот скорчил невинную рожицу.

- Хэсс, не сердись, - Вунь оббежал вокруг Хэсса, чем вызвал у того головокружение.

- Хорошо, - отказать такому невозможному типу, как Вунь, не представлялось возможным.

Корзинка заполнилась полностью, когда Вунь нашел еще одни ягодные заросли.

- А ежевика лучше твоей малины, - агитировал Вунь продолжить собирательство.

- А куда будем складывать?

- Я принесу, - Вунь убежал за подходящим хранилищем. Хэсс в задумчивости присел на землю. Было приятно сидеть без дела и без страха, вдыхать теплый сладкий от ягод воздух и мечтать о приятном.

В одной из повозок проходило тайное совещание. Разговаривали трое: Альтарен, Сесуалий и Тьямин.

- Тьямин, ты это для нас сделал? - изумлялся Альтарен.

Сесуалий молчал, он переваривал полученные объяснения.

- И ты, что хочешь, чтобы мы потратили эти камни на книжную лавку и жилье в столице?

- Хочу, - Тьямин не понимал, чего эти два мужика так поражены. - Это будет лучшим делом в моей жизни. Понимаете?

- Но этого будет много, - Сесуалий более или менее освоился с предложением Тьямина.

- Я хочу учится у мастера Льямы, я хочу всего-всего на свете. Я хочу, чтобы у вас была книжная лавка, чтобы заходили всякие личности и болтали. Я хочу... - Тьямин захлебывался от желания.

- Понятно, - Альтарен посмотрел на камни еще раз, и накрыл их тряпкой. - Мы спрячем их до поры, когда вернемся в столицу. Один из них мы положим на хранение до твоей самостоятельной жизни, это когда семью соберешься заводить, а второй смогу продать. Есть у меня знакомый хороший. На эти деньги мы откроем лавку и все сделаем. Хорошо? А ты пойдешь в школу к маэстро Льяме.

- Хорошо, - Тьямин обнял по очереди Сесуалия и Альтарена. - Спасибо, вам, что не оставили меня там.

- Ну что ты? - Сесуалий прослезился.

Чуть позже, когда Тьямин выбежал по делам по зову Илисты, Сесуалий посмотрел на Альтарена и задал всего один вопрос:

- Ты понимаешь, что мы теперь отвечаем за мальчика?

Альтарен утвердительно сомкнул глаза:

- А он за нас.

- Такова жизнь, - Сесуалий улыбнулся.

- И нам повезло, что это наша жизнь, - Альтарен вернул улыбку.

Многие заметили, что Одольфо плохо себя чувствует. У него со лба постоянно струился пот, но при этом он был бледен, словно белая лилия-кувшинка. Драматург отнекивался от вопросов о помощи. Недай озабоченно смотрел, как Одольфо залазит в свою повозку. Для себя Недай сделал пометку обязательно поговорить с Хэссом, чтобы тот присмотрел за Одольфо. Двух смертей им было достаточно за столь короткий период.

Мухмур Аран думал. Думать и представлять это его основное творческое занятие, кроме, конечно, постоянного понукания актеров. Мухмур Аран представлял себе какая могла бы выйти постановка по мотивам их еще не законченного путешествия. За советом он решил обратиться к Одольфо.

- Можно? - Мухмур Аран забрался в повозку драматурга, тот лежал с закрытыми глазами.

- Можно, - надтреснутым голосом разрешил Одольфо.

Все слова и предложения о новой совместной работе вылетели у него из головы, когда он разглядел, как плохо выглядит его друг.

- Ты как? - Аран осторожно сел рядом.

- Нормально, Ара, не дергайся. Ты то как пережил эту ночку? - Одольфо слабо улыбнулся.

Аран чуть приободрился, значит его другу не так плохо.

- Да попугали меня знатно, но обошлось, - Аран предложил ему воды.

- Спасибо, - Одольфо пил холодную воду с удовольствием. Он откинулся на подушки. - Так что ты хотел обсудить?

Аран посмотрел на драматурга и стал рассказывать о своих замыслах.

- Постой, - прервал его Одольфо. - Я такую историю ночью слышал. Тебе бы хорошо подошла.

- Да?

Одольфо принялся рассказывать:

- Слушай, жил был дух, который всегда мечтал стать актером. Но сначала это был не дух, а живой человек, но кто-то его убил. И вот тот воплотился в духа. И этот самый дух всегда мечтал играть на сцене. По совету нашего доброго Казимира, тот дух бросил свою обычную службу пугать добрых людей и отправился поступать на сцену. Представь, какую историю можно написать?

- Да, хорошо, - оценил творческий замысел Мухмур Аран. - А причем здесь Казимир?

- Так это он и посоветовал духу осуществить свою мечту, - Одольфо веселился от души.

- Ты хочешь сказать, что это вчера было? И что дух действительно отправился в столицу искать себя на сцене? - Аран вытаращил глаза.

- А что я тебе толкую вот уже десять минут? - драматург почти смеялся.

- Я хочу найти этого духа. - Мгновенно решил Аран. - Он будет играть у меня в твоей постановке. Это будет нечто.

- Точно, - Одольфо опять побледнел.

Они еще поговорили, обсудили, но Аран засомневался, что Одольфо - его друг - в будущем напишет все то, о чем они говорили.

Вопросы сокровенного обсуждали еще двое: Богарта и Саньо. Актер принес ей цветы.

Женщина целый день изобретала предлоги, чтобы не оставаться с любовником наедине. Сейчас она была занята упаковкой распотрошенных кем-то сундуков с обувью. Не смотря на то, что директор сказал ей, что это не ее прямые обязанности, Богарта предложила помогать Секачу в разборе и упаковке декораций.

Саньо же буквально светился изнутри, в порыве светлых чувств актер напевал. Он улыбался, и люди улыбались ему в ответ, пару раз за его спиной раздавался завистливый шепоток.

- Я к тебе, моя красавица, - Саньо подошел незаметно. Он протягивал Богарте цветы.

Охранница хмурилась, ей не хотелось с ним общаться.

- Я занята, - сухо сообщила она актеру.

- А я тебя несильно и отвлеку. Хочешь, я помогу со сборами. Что делать?

- Не надо, - Богарта стала раскладывать декорацию. Саньо видел, что она делает это неправильно, но не вмешивался.

- Тебе было плохо со мной этой ночью? - На какой-то миг Солнечный забеспокоился, что вчера не доставил Богарте удовольствия. Такие вещи всегда следует уточнять, чтобы не было проблем в будущем.

- Нет, нормально, - Богарта покосилась на Секача.

Рабочий сцены вынужден был проявить тактичность. Что-то невнятно пробурчав, он отошел в сторону. Богарта облегченно вздохнула.

- Я не пойму, тебе не понравилось то, что ты увидела? - Саньо встревожился. О такой перспективе он не думал.

- Ты о своем цветочном заклятии? Не волнуйся, оно не сработало, - убедительно солгала Богарта. Обсуждать то, что она увидела, охранница не собиралась. Она вообще отрицала факт своего видения.

Актер взял ее за плечи и повернул к себе:

- Я тебе не верю тебе, мое солнышко, - прямо заявил он.

- Твои проблемы, - огрызнулась охранница.

Саньо взял ее за плечи и развернул к себе.

- Воительница, - проникновенно начал актер. Богарта покраснела, так он стал ее называть вчера ночью. - Что случилось?

- Ничего не случилось, - она вырвалась из его рук. - Не мешай мне.

- Богарта!

- Ты мне можешь не мешать? Кто тебе дал право ко мне приставать?

Саньо оценил обстановку и предпочел не спорить.

- Мы можем поговорить вечером? - тихо спросил он.

Богарта расслабилась, разговор отодвинулся.

- Попозже, не сейчас, - она постаралась улыбнуться, но ничего хорошего из нервной улыбки не вышло. - Много работы.

- Ты неправильно сложила декорации. Давай я, а тебя директор зовет, - Саньо ничего не понимал, но понадеялся, что это просто плохое настроение. Хотя нутром знал, что здесь что-то более сильное и глубокое.

Богарта растерянно глянула на кучу, которую уже уложила.

- Ты сложила их вверх ногами, - пояснил Саньо. - Давай я, - еще раз предложил он, - тебе Инрих машет.

- Хорошо, - Богарта оставила декорации в покое и побежала к директору.

Мухмур Аран после беседы с драматургом Одольфо расстроился и решил обсудить состояние драматурга с директором. Инрих закрылся в повозке с Араном. Их разговор не был предназначен для посторонних ушей.

- Он болен и серьезно, а что хуже всего говорить ничего не хочет, - Аран сгорбился, сидя за столиком.

Инрих же наоборот выпрямился, но на плечи ему давил груз прошедших испытаний и страхов за своих актеров.

- А Хэсс?

- А что Хэсс? Он с Одольфо не встречался. Ты, что полагаешь, что твой Хэсс волшебник? Да и ты, что веришь, что наш Одольфо скажет мальчику Хэссу больше, чем нам?

- Нет, конечно, - Инрих отвернулся от Арана и уставился в окошко. - Что делать будем?

- Хмм, это я тебя хотел спросить, что делать? - глухо сообщил Аран.

- Надо с ним поговорить, но уже нам вдвоем, - решился директор. - Пойдем.

- С Хэссом? - не понял Аран.

- С Одольфо, - поправил директор.

Илиста критически обозревала себя в зеркальце, которое взяла у Анны. Красивая длинная шея, безукоризненная линия подбородка, глубокие карие глаза, выразительные губу. Что еще надо для актрисы? Она обольстительно улыбнулась своему отражению, потом нахмурилась, затем изобразила крайнюю растерянность, чуть позже примешала к растерянности изумления. После этого выражение лица и поза тела выдали страсть, безумную и огромную. Страсть сменилась старостью, трясущейся и болезненной. Старость уступила место материнской заботе и гордости за ребенка.

Смену настроений и выражений Илисты наблюдал директор, который только вернулся после безрезультатного разговора с драматургом Одольфо.

- Что это тебя обуяло пообщаться с отражением? - Инрих намеревался получить от актрисы разъяснения по поводу некоторых событий ночи.

Она повернулась, на лице отразилось сочувствие:

- К Одольфо ходил?

- Ходил, - директор позволил себе расслабится. Сесть, подогнув одну ногу под себя.

- И что выходил?

- Ничего он не сказал, но читать по нему можно, как по твоим обличиям.

- И что ты там прочитал? - Илиста также свободно уселась рядом.

- Умирает он, - отчеканил Инрих. Выговорить это оказалось не так уж и трудно, как думал директор.

- Я знаю, - Илиста пододвинулась к нему поближе. - Не печалься. Время его пришло.

- Оно бы не пришло, если бы не все это, - директор злился на всё на свете.

- Оно бы пришло по-другому, не сердись, - актриса излучала настолько мощную волну сочувствия, что Инриху показалось, что часть его боли ушла к ней, и стало полегче жить.

- Я не об этом хотел бы от тебя услышать, - Инрих вернулся к своим заботам. - Что здесь болтают про зверей и прочие радости?

Позже, выслушав весь рассказ, директор лишь глубоко вздохнул, покачал головой, и решил, что кодры не его проблемы. Спустя два часа это утверждение опровергла встреча Инриха с Великим Мастером. Но в эти два часа произошло еще несколько встреч и разговоров.

Вунь сбегал к матушке Валай, чтобы получить ценные указания. Она срочно вызвала маленького человечка к себе. Они тоже говорили за закрытыми дверями. Вунь поклялся никому не рассказывать о том, что она сообщила.

- Так ты должен уговорить Хэсса, ты это понял? - Матушка Валай буквально гипнотизировала Вуня.

- Понял, конечно, - послушно повторил он. - Во-первых, мы собираемся и надо, чтобы Хэсс решил вопросы нашей перевозки. Во-вторых, надо Хэссу повысить статус в будущем мире и не потерять наше шерстяное дело по выческе кодров. Так надо помнить об отшельниках. Правильно?

Матушка Валай одобрительно почмокала губами:

- Но это не все, еще давай повторяй, - велела она.

Вунь послушно повторил, что надо делать, когда они переедут в столицу. Матушка Валай испытывала странные противоречивые чувства, но главным было предвкушение. Столько забавного ждало их и их личного духа впереди, что она собралась прожить еще несколько десятков лет, чтобы ничего не пропустить.

Вунь тоже еле сдерживался от переполнявших его знаний, но тайны не выдал никому. Он предпочел эмоции истратить в быстром беге. К счастью, его невнимательность не привела к губительным последствиям, лишь повар уронил котелок, но тот уже был пуст. Да хитрая синяя птица проворонила мышь, увлекшись наблюдением за бегущим галопом Вунем.

Еще двое тоже видели мельтешащего Вуня: отец Логорифмус и отец Григорий. Им двоим пришлось ночью тяжко. Сейчас они обсуждали, что случилось, и как к этому относиться, да и еще, что сообщать в свои ордена. Закрыв двери, и, на всякий случай, подперев их палкой, Логорифмус разделся.

- Смотри, что они на мне нарисовали, - дрожащим голосом предложил он.

Отец Григорий наклонился поближе и стал водить пальцем по спине. Узоры, нанесенные на спину его товарищу, впечатляли. У самых лопаток были нарисованы дракон и два кота. Чуть пониже что-то похожее на буквы, но неизвестные им обоим. В районе поясницы было еще два десятка маленьких рисунков, которые сейчас и рассматривал отец Григорий.

- Ух, ты! - восхищался он мастерству нарисовавшей руки. - А ты не мылся?

- Они не стираются, не бойся, - Логорифмусу надоело стоять неподвижно, но Григорий не разрешил ему садиться.

- Я не все досмотрел, - гаркнул он.

- Так ты не смотри, - вспылил Логорифмус. Стоять с голым торсом было прохладно. Да еще сильно мучило любопытство. - Ты рисуй, а пока говори.

- Так мне рисовать или говорить? - запутался отец Григорий.

- Сначала расскажи, что там изображено в подробностях, а потом давай рисуй, - Логорифмус подпитался спокойствием и терпением по известной ему дыхательной методике.

За спиной он только и слышал охи и ахи. Григорий рассматривал каждую картинку, но ничего толком не рассказывал.

- Я, между прочим, на тебя рассчитывал, - упрекнул его отец Логорифмус.

- Я тебе все расскажу, нарисую, дай досмотреть! - взмолился отец Григорий.

Еще с полчаса он рассматривал картинки, потом удовлетворенно выдохнул, распрямился и уселся.

Отец Логорифмус оделся и расположился напротив Григория.

- Теперь то я могу услышать связную речь? - вопросил он с особой надеждой.

Григорий сиял, словно начищенные сапоги.

- Слушай, что там за закорючки я не понял, но где-то и когда-то подобное я уже видел, - Григорий экспрессивно махал руками. - Наверху у тебя дракон и два кота. Морды у них наглые такие.

- У кого? - уточнил Логорифмус.

- У котов, - Григорий подумал и добавил, - да и дракона тоже.

- Дальше что? - продолжил расспросы Логорифмус.

- Внизу у тебя картинки. И знаешь, что мне кажется? - торжественно вопросил Григорий.

- Что?

- Мне кажется, что это вся история этих кодров, с которыми мы ночью познакомились.

- Что там такое в деталях, - Логорифмус стал терять свое пресловутое терпение.

- Значит так, - Григорий со вкусом стал описывать то, что увидел, иногда сверяясь с первоисточником на спине отца Логорифмуса.

Они потратили больше часа на обсуждение подробностей и предположений о смысле каждой картинки. Григорий обещал начать работу по зарисовке каждой картинки в укрупненном варианте.

- Так ты никому не хочешь сообщать? - вернулся к практическим делам отец Григорий.

- Пока никому. Не очень то меня тянет быть мишенью.

- Почему мишенью? - дернул головой Григорий.

- А как я, по-твоему, могу себя чувствовать, если каждый будет меня разглядывать и изучать.

- И что ты совсем не покажешь это все? - махнул Григорий руками.

- Покажу, за этим мне и нужны твои рисунки. Мы сообщим, что скопировали их со старого фолианта. Как думаешь, я сойду за старый фолиант? - пошутил Логорифмус.

- За искусственно состаренный, - отшутился Григорий.

- А что было с тобой, когда тебя увели? - Логорифмус счел возможным приступить к расспросам о прошедшей ночи. - Со мной то все понятно, а на тебе рисунков, я так понимаю, не делали?

- Рисунков не делали, - завистливо вздохнул Григорий. - Но ты почтил меня таким доверием, что я тоже хочу рассказать все, что со мной случилось.

К ним вломился охранник, который по приказанию директора периодически проверял душевное состояние и физическое наличие всех членов труппы. Продолжить обсуждения событий прошедшей ночи ученые-богословы смогли после общего обеда. Они опять закрылись в повозке, отец Григорий стал рассказывать:

- Когда с тобой стал общаться тот странный тип, то ко мне подошел другой, похожий на него. Он сказал, что его зовут Линч, представляешь?

- Нехорошее имя, - задумчиво прокомментировал Логорифмус. - Такое же было у одного из отступников.

- Что с них взять, нелюди же они, - Григорий был недоволен, что прервали. - Вот, и этот Линч потащил меня в темное-темное место, но я там видел. И видел все в розовом свете. Все очертания предметов будто бы светились. Это так удивительно, что на какой-то миг я забыл, где нахожусь. Я находился в небольшой удивительной зале, но там было так много книг, что казалось, что они уходят в бесконечность. Что непередаваемо, так это то, что книги там стоят и не в шкафах вовсе, а как бы сами по себе. Представляешь? Я стою, а этот тип мне говорит что-то. Я каюсь, пропустил начало его речи. Но потом вслушался. Линч говорил о мудрости тысяч лет. Но говорил он обо все этом так странно.

- А что было странно? - Логорифмус живо представил себе книги, уходящие в бесконечность.

- А то, что он мне предложил там остаться навсегда и узнать все, что я захочу, - признался Григорий. - И стоит бодяжник с такими честными глазами, смотрит и кривит рожу. Все ждет, когда я соглашусь там остаться. Кости бы прибрал.

- Какие кости? - Логорифус не понял, почему так взвился рассказчик.

- Человеческие. Лежат себе в уголочке, сжимая какую-то черную книжку. Страшно, жуть полная, - Григорий показал, как кости прижимали к ребрам книгу.

- И что было дальше? - Логорифмус оценил, что Григорий увидел не меньше, чем он сам.

- Я осторожно подошел к этим костям, взял книгу и поставил в пустое пространство между двумя книгами. И скелет тот рассыпался, представляешь?

- Что ж ему не рассыпаться? - Логорифмус представил себе и это. - Они обычно всегда рассыпаются, если, конечно, кто добрый не наколдует чего.

- Вот, тогда я оборачиваюсь к этому типу и говорю, что предложение, конечно, заманчивое, но сидеть всю жизнь здесь мне совсем не хочется.

- А он?

- Он на меня глянул, ну, так только нелюди могут смотреть, и говорит, что здесь я узнаю все истины мира и не одного этого мира. Представляешь?

- Нет, - честно признался Логорифмус. - И не одного этого, - повторил он.

- Вот, а я ему говорю, что мне, наверное, будет достаточно тех истин, которые я знаю, пусть их и мало, - сообщил Григорий со значением.

- А он? - быстро спросил Логорифмус.

- А он мне ничего больше не сказал, но вцепился в мою руку и вывел из этой залы.

- И все?

- Какое все? Это начало было, - возмутился Григорий. - Потащил он меня в другую залу. Но там уже не книги, а двери. И давай мне почти тоже самое излагать, только здесь он говорит, уже не истины, а двери в разные миры. И представляешь, он сказал, что я смогу стать их хозяином.

- Да?

- Клянусь орденом, - подтвердил достоверность своих слов отец Григорий.

- И ты не согласился? - Логорифмус был уверен даже в последующей формулировке отказа, он не ошибся.

Григорий сказал:

- Мне с этим миром столько хлопот, а здесь еще другие.

Мужчины расхохотались.

- А потом? - взял в себя руки Логорифмус.

- Потом он повел меня и предлагал еще много чего. Но мне запомнилось, что Линч занервничал, когда заметил пропажу какой-то маленькой вещи. Мне так кажется, что там не хватало чего-то. Но был еще один момент, Линч не поверил самому себе, что в какой-то земляной дыре, похожей на колодец, но странной конструкции, стало меньше крови. Вот, про это ничего не скажу больше, но думается мне, что это большая тайна. Этого Линча, мне так показалось, кто-то надул, ну, знаешь, будто кто-то недавно получил часть того, что он предлагал мне. И при этом этот кто-то ушел живым. Линч с умным видом предрек нашему миру капитальные перемены.

- Я хочу в деталях знать про эту земляную дыру и про пропажу. Расскажи мне все, что ты видел. Каждую деталь, пожалуйста, напрягись, - попросил Логорифмус. У него возникли свои предположения про колодец. Эти предположения увязывались с их попутчиком, пропавшим или погибшим учителем Линаем. Логорифмус сделал себе заметку на будущее подобраться к Эльниню и Хэссу с расспросами, но так, чтобы ни один из них не понял, к чему ведет ученый. А пока надо наблюдать и еще раз наблюдать за ними.

Григорий почувствовал, что его товарищ может что-то знать или угадать. Он закрыл глаза и принялся сосредоточено пересказывать все, что запомнил: детали, запахи, оттенки, интонации, взгляды.

Явление Великого Мастера народу, в лице директора труппы Инриха, произошло внезапно, по крайне мере для самого Инриха.

Великий приманил директора к месту встречи. При небольшом напряжении Великий смог бы взять под контроль разум Инриха, но не стал этого делать. Великий уже чувствовал себя не хозяином, а гостем в Темных землях. Великий просто постучал в мысли Инриха, представился, и сообщил, что ждет его на площадке. Мысленная проекция местности помогла директору сориентироваться на местности, и добраться до места встречи.

Директор уехал никому ничего не сказав о своих намерениях. Ему и самому не все было ясно. Он приказал Богарте стеречь актеров, заявив, что пусть хоть свяжет их, лишь бы ничего плохого не случилось этой ночью. Женщина кивнула и обещала, что уж сегодня с людьми все будет в порядке.

Актеры и сами боялись наступления темноты. У Вики сдали нервы, и она устроила истерику, которую успешно удалось подавить Илисте. Женщины собрались вместе и разговаривали. Мужчины за ними присматривали. Спать почти все, за исключением Казимира, не собирались.

Инрих доехал до места встречи меньше, чем за три часа. Сумерки скрасили путь веселыми и немного страшными тенями. Директор ехал спокойно, ему казалось, что все плохое кончилось.

- Все плохое действительно кончилось, - услышал Инрих в своей голове. - Но это не значит, что не будет тяжело, - добавил голос.

- Я вроде как еще не доехал? - директор сказал это вслух.

- Я слышу тебя, пока веду, - сообщил Великий.

- Тогда бы мы могли и так поговорить. Зачем мне ехать? - подумал мужчина.

- Я хочу тебе показать, - мотивировал свое приглашение Мастер. - Здесь поверни направо и посмотри вверх.

Инрих задрал голову. В последних лучах уходящего солнца шагах в ста от него на возвышении - ровной широкой площадке - стояла фигура. Издалека ее можно было принять за человеческую. Инрих потратил еще десять минут, чтобы добраться до площадки. С нее открывается панорама окрестностей. Петляющая дорога, темные деревья и кусты, скалы и вдалеке река.

- Приветствую тебя, - Великий Мастер чуть поклонился.

- Приветствую тебя, - откликнулся Инрих.

- Я долго ждал тебя, - Мастер еще раз поклонился. Говорил он несколько обезличенным голосом, но директору все равно чудилось волнение.

Инрих подумал, будет ли разумным спросить, зачем его ждали, или лучше подождать объяснений. Не спросил.

- Все вы в равной степени выдержали проверку, но не это главное, и поэтому мы отдаем вам на воспитание кодров.

- Кто такие кодры? - хоть директор и знал, но решил все же спросить. Последующие объяснения он выслушал и отметил, что кодры сами о себе говорят по-другому. Инрих продолжил задавать вопросы. - То, что происходило ночью с актерами это ваша проверка?

- Да, - коротко сообщил Мастер.

- А почему вы сказали, что не это главное?

- Мы долго не могли выбрать, кому оставить наших любимцев. Они сами сделали свой выбор. Пойдем, посмотришь на них, - позвал Мастер. По пути они рассказал о последних трех сотнях лет поиска.

Директор пошел вслед за Великим, и еще долго они ходили между спящими кодрами. Потом последовала лекция Великого о жизни и уходе за кодрами, их кормлении, вычесывании, физических и умственных возможностях и потребностях. Директор старательно запоминал. Больше вопросы он задавать не стал, не было подходящих в голове, а тот который был задавать не следовало. Инриха подмывало сказать, что разве они сами не понимали того, что, заманивая в Темные земли искателей приключений, глупо было среди них искать любящих родителей для своих кодров. Искать надо было совсем не так, но свои мысли директор оставил при себе.

Глава 26. Внутри и снаружи

Парадокс: интересный человек внутри больше, чем снаружи.

С ними пока еще не поговорили, ничего не объяснили, но сейчас им просто нравилось жить без кошмаров. Недолгий путь в пол дня, и они расположились лагерем возле входа в Главную залу Великих Мастеров.

Казалось бы людям надо впасть в экстаз или наоборот в гнев, но на то они и актеры, что б перемены воспринимать спокойно. Кто-то заглядывал в Главную залу, кто-то ходил смотреть на спящих и проснувшихся кодров, кто-то думал, о том, что будет дальше, а кто-то не думал. Но почти все приняли новости, которые привез и осторожно изложил директор о кодрах, как данность. Отказаться никому не пришло в голову.

Но были в лагере и другие события, которые влияли на общую атмосферу. Сейчас люди грустили из-за болезни драматурга Одольфо.

В ту самую ночь Одольфо слишком испугался, что он не будет больше писать. Конечно, он сказал себе, что плевал на это все, но сердце выдержало большую нагрузку. Последствия были неминуемы.

В ту самую ночь Одольфо подвергся достаточно жестокому испытанию для писателя. К нему пришли герои его постановок. Бред общения с ними отбил у драматурга желание писать, и тогда же очень сильно заболело сердце. Одольфо чувствовал, как оно буквально рвется изнутри, но молчал. Лекарства не помогали, вот тогда он и понял, что его конец близок.

Когда людям приходит время уходить, то это бывает всегда по-разному. Но счастливы те люди, которым дано уйти мгновенно, то есть переход между жизнью и новой жизнью незаметен и неожиданен для них. Но счастливы и те люди, которым дано закончить свои дела в тот короткий промежуток ожидания при переходе в новую жизнь.

Одольфо чувствовал, что у него есть день или два, чтобы все закончить.

Почти забыв про боль, которая удовлетворилась тем, что донесла до своей жертвы мысль о скорой смерти, Одольфо думал, решал, прикидывал и надеялся.

Вставать ему было тяжело, но он заставил себя выбраться из повозки и усесться на траве, прислонившись к колесу своего последнего дома на колесах.

За ним ненавязчиво, но присматривали, в труппе беспокоились о его состоянии. Сразу же рядом появился повар Грим.

- Я вот сладкие булочки сделал с ягодой и чай тебе травяной заварил. Ты же ничего не ел и вчера. Покушаешь? Или у тебя в повозке своя пекарня?

- Покушаю, - Одольфо с нескрываемым удовольствием уплел все, что принес повар Грим. - Вкусно. Хотел бы я так научиться готовить.

- У тебя другой талант, - Грим отметил, что Одольфо стало получше, вернулись краски на лицо, но общий фон был болезненным.

- В этой жизни, а кто знает про следующую, - задумчиво заметил драматург.

Повар Грим вздрогнул.

- Да, никто не знает про будущую, но я бы хотел попробовать себя и на другом поприще. Я иногда думаю, что в следующем перерождении хотел бы стать ювелирным мастером. У них такие волшебные вещи получаются, что я всю жизнь восхищаюсь их работой, - разоткровенничался повар.

- А я вот, - Одольфо задрал голову вверх и стал смотреть на кодра, парящего в воздухе, - я вот в следующем перерождении не хотел бы далеко уходить от театра, но писать бы больше не хотел. Я мечтаю стать актером, чтобы люди смотрели на меня и плакали и смеялись, чтобы души их открывались светлым чувствам. Я всегда переживал, что не играю на сцене то, что пишу. Я пишу, а актеры это видят по-другому, да и постановщики тоже вносят свои оттенки в восприятие. Автора, я думаю любого автора, это тревожит.

- Это всегда так, - Грим тоже запрокинул голову, но солнце слишком ярко сияло, он опустил голову и стал смотреть на взлетную площадку. По ней бегали актеры, которые что-то репетировали. Так показалось повару Гриму.

- Как?

- Да, так, что любой читатель читает не все то, что ты написал, а что-то свое, - Грима заинтересовало, что такое опять происходит между Джу и Лаврентио. Отсюда было не слышно, но они экспрессивно махали руками.

- Возможно, знаешь, я никогда не был читателем. Я всегда был автором. Хотя нет, я был читателем до того, как стал автором.

- Хмм, - Грим повернулся к нему. Одольфо так и смотрел вверх на парящего в потоках воздуха кодра. - А в чем была твоя точка перехода?

- Моя? - Одольфо понял, что и это надо рассказать, ему станет легче. - Я читать начал довольно таки рано. Читал вообще все, от научных книг до эротических, правда, стихи мне особо не нравились. В один такой прекрасный или не прекрасный момент мне стало скучно. Говорят же, что человек садится писать тогда, когда не может найти той книги, которую хочет прочитать. Со мной так и было. Я устал от всех этих обычных фабул и героев. Я даже могу сказать, что они достали меня по большей части своей однотипностью. Где-то так: я его любила, он меня любила, но в конце все померли.

- И что из этого получилось? - Грим попытался примерить эту логику на приготовление блюд. С одной стороны, она подходила, а с другой - полный бред.

- Я пишу тоже самое, - признался Одольфо. На этом месте оба мужчины захохотали. - Вот такая она жизнь, - отсмеявшись, смог добавить он.

- Точно, - согласился Грим. - Но молодым об этом знать не надо.

- Не надо, может быть у них получится что-то совсем иное, - принял его точку зрения драматург. - Грим, я хочу попросить тебя, позови сюда Инриха и Арана, пожалуйста. Я хочу с ними поговорить.

- Конечно, - Грим поднялся. После этого разговора он знал, что Одольфо умирает. Сейчас он простился с ним - поваром Гримом.

Весть разнеслась по лагерю мгновенно. Когда Инрих шел к Одольфо, все уже знали. Актеры сожалели, что пришел момент расставания, но пока слез не было.

Инрих уселся на место, на котором сидел повар Грим.

- Как ты? - нейтрально спросил он драматурга.

- Хорошо, когда уходишь, то это не имеет особого значения, - Одольфо смог улыбнуться через боль. Сердце опять заняло, хозяйка боль напоминала, что человек еще жив.

- Ты хотел что-то оставить? - директор старался говорить спокойно, но к горлу подступил холодный ком.

- Это не тебе. С тобой я хочу поговорить, вернее, я буду говорить, и просить тебя о помощи. У меня есть одна незаконченная вещь, и я собираюсь отдать ее Хэссу, чтобы он закончил. Но это мои с ним заморочки. Тебя же я хотел попросить о другой вещи. Инрих, пожалуйста, присмотри за ним.

- За кем?

- За Хэссом, - Одольфо стал говорить тише, в горле пересохло от боли.

- Ты изрядно меня удивил, друг, - отозвался Инрих. - Ты, что выбираешь последний разговор с Хэссом? Уж, этого я от тебя не ожидал. Ты и незнаком почти с мальчиком, - поделился директор своими сомнениями.

- Это он со мной почти незнаком, а я его знаю. Он очень похож на одного моего старого знакомого. И я думаю, что Хэсс меня точно не подведет.

- Старого знакомого? - переспросил Инрих.

- Очень старого, - подтвердил Одольфо, но рассказывать не стал. - Я тебя прошу присмотреть за мальчиком. Если, что случится, помочь ему ненавязчиво. Понимаешь?

- Почему меня?

- Ты единственный здравомыслящий из всей этой толпы, - Одольфо раскрыл причину своего решения.

Солнечные зайчики запрыгали вокруг говорящих, мимо проходил Казимир с большим зеркалом под мышкой. На миг один такой зайчик почти ослепил Одольфо.

- Я бы и сам за ним присмотрел, - продолжил Одольфо. - Думаю, что это тебе надо знать. Я кое-что умею видеть в людях. Так вот, на этом мальчике столько оберегов, причем от разных людей, да и от нелюдей тоже есть, что я до стольких считать не умею.

Инрих покачал головой, нечто подобное он и предполагал.

- Значит, этот мальчик сможет сделать все, что ты его попросишь?

- Да, он закончит рукопись, издаст, в целом не даст ей погибнуть. Но дело не только в этом, просто присмотри за ним, пожалуйста.

- Хорошо, - взвесив "за" и "против", согласился Инрих.

- Спасибо, - Одольфо помолчал, вдыхая и выдыхая, чтобы сладить с болью. - Еще я хотел бы попросить в нужный момент сказать Илисте, что я получал массу удовольствия от наших скандалов. Хорошо?

- Она и сама знает, - отмахнулся директор.

- Она то знает, но иногда приходит печаль, и такие вещи надо услышать от посторонних. Хорошо?

- Конечно, - пообещал Инрих. - Что-нибудь еще?

- Да, найди мне хорошее место, чтобы уйти по-хорошему, пожалуйста, - попросил Одольфо. - Да и еще скажи Илисте, что мне не нравилось, как она трактовала Мальджорну в "Черничном пироге", но я в восторге от ее Паулиты в "Черной ненависти". Хорошо?

- Да без проблем, как только будет случай, так и скажу, - ухмыльнулся Инрих. - Ты о чем-нибудь жалеешь? - директор знал, что сейчас надо спросить об этом.

- Да, о том, как много еще не сделал.

- Ну, об этом почти все жалеют. Это свойство нашей натуры. Я спрашиваю о том, что уже прошло.

- Абсолютно ни о чем, - признался Одольфо, - поэтому я и уйду легко. Хотя, порой мне кажется, что Илиста права в трактовке Мальджорну из "Черничного пирога". Подкрадываются мысли, что она ее более тонко чувствует, не то что я. А ты как думаешь?

- Это спорный вопрос, - увильнул от прямого ответа директор. - Но я ей обязательно скажу о твоих сомнениях, - слегка поддел его Инрих.

- Нет, об этом не говори. Сильно зазнается, - отбил подачу драматург.

- Илиста? Это невозможно, - притворно оскорбился директор за свою лучшую актрису.

- Точно, - серьезно согласился Одольфо. - Она уже до предела зазналась.

- С чего ты взял? - сурово нахмурился Инрих.

- Кто еще может гонять лучшего драматурга всех времен и народов под повозками? - не выдержал серьезного тона, и улыбнулся Одольфо.

- Если ты так ставишь вопрос, - пришлось согласиться директору, он тоже улыбался.

Инриху было ясно, что это последний такой разговор с его другом. У директора будут еще такие разговоры с другими его друзьями, но не с Одольфо. От этого повеяло печалью.

В ту ночь был еще один человек, который наплевал на не осуществившиеся возможности. Это была Маша, получившая вторую жизнь в подарок. Гипс с нее еще не сняли, но девушка уже передвигалась, правда с чужой помощью, но умирать она точно не собиралась. Об Одольфо ей рассказал Тори. Тогда Маша попросила помочь ей добраться до драматурга. Актрисе хотелось поговорить с ним.

- Простите, Одольфо, - обратилась Маша.

Драматург лежал в своей повозки, рядом с ним сидел с озабоченным лицом Альтарен.

- Иди, - попросил Одольфо Альтарена. - Маша посидит со мной.

Тори тоже ушел.

Минут пять они молчали. Маша очень жалела драматурга, тот же боролся с очередным приступом рвущейся боли.

- Достала она меня, - смог сообщить драматург. Маша поняла, что он говорит о боли. - Так о чем ты хотела поговорить девочка?

- О смерти, - призналась Маша.

- Тебе еще рано говорить о смерти, девочка, - слабо прохрипел Одольфо. Потом собрался и продолжил более нормальным голосом. - Твоя еще не пришла.

- Понимаете, меня мучает, что это моя смерть ушла к вам, - кусая губы, призналась Маша.

Как бы не было плохо драматургу, и резкие движения ухудшали положение, но он расхохотался.

- Девочка, смерть у каждого своя. Это настолько точно, что я даже не знаю с чем сравнить. К тебе она приходила попугать, скажем так, и если бы не счастливый случай, то она и забрала бы тебя с собой. А со мной она шутить не будет, и отсрочки у меня нет. Так что из-за этого брось кукситься, это моя и только моя смертушка.

- Правда? - Маше с одной стороны хотелось верить, а с другой было страшно.

- Правда, - Одольфо успокоился, смех пока отдавался в спине и затылке. - Ты больше не дергайся, хорошо?

- Хорошо, - смогла улыбнуться Маша. - А для вас ничего нельзя сделать?

- Ты имеешь в виду, как для тебя?

- Да, кодры... Они...

- Маша, послушай, я давно болен, и знал, что когда-нибудь такой момента наступит. Твои кодры, я видел их, они красивые. В постановках они шикарно будут смотреться, если кто-нибудь напишет действие с их участием. Так вот, они могут полностью меня излечить?

- Не знаю, но я спрошу, - забеспокоилась Маша. Ей казалось преступлением сидеть и разговаривать, если надо бежать и быстрее спросить.

- Не надо спрашивать, директор уже спросил, - погасил ее порыв Одольфо.

- Инрих?

- Инрих. Вроде он у нас директором, если, конечно, я не путаю.

- И что они сказали? - Маша понимала, что ничего хорошего они не сказали, раз Одольфо лежит здесь, но надеялась услышать о чуде.

- Тебе повезло, в отличие от меня, Маша, - Одольфо попросил воды, а потом смог продолжить. - О чем я? Да, в ту ночь, ты уже была на грани, и тогда можно было почти все. Как объяснили директору, мы были в неком поле, которое позволяет нарушать кое-какие законы природы и бытия. Понимаешь? Да, ладно. А сейчас, чтобы меня вылечить, надо смерти отдать кого-то другого. Если бы у меня был кодр, то, скорее всего, он, во-первых, не допустил бы такого моего состояния, а, во-вторых, сам бы ушел, отдав мне всю свою жизненную силу. И то не факт, что я бы смог выжить. Понимаешь?

Маша кивнула. Части сказанного она не понимала, но и не стремилась это обсуждать.

- Простите, Одольфо, - Маше было важно извиниться за такое положение перед ним.

- Не печалься, девочка, - драматурга же это все нисколько не расстраивало. - Ты что-то еще хочешь спросить?

Маша кивнула.

- Да, я понимаю, что вам не до меня, но я думаю, что вы долго жили и можете подсказать мне, что делать дальше.

- Ты о чем?

- Явно я не смогу больше играть. На лице останутся шрамы, да еще нога и рука, да и, наверное, я больше сама не захочу.

- Это эффект второй жизни. Понимаешь?

- Одольфо, - Маша постаралась еще раз объяснить свои затруднения. - Я не знаю, что мне делать дальше. В этом моя главная проблема.

- Ты какая быстрая, - восхитился драматург. - Вчера только встала, а уже думаешь о завтра.

- Конечно, обо мне просто некому больше думать, - призналась Маша.

- Есть, девочка, или будет, - драматург на секунду пожалел, что не встретил такую Машу в свое время.

- Но до этого надо дожить, правильно, Одольфо? - Маша почувствовала его печаль. Для девушки он стал кем-то вроде доброго дяди или деда.

- Ты спрашиваешь меня потому, что я много в жизни видел актеров?

- Да.

- Были разные истории, - потянулся Одольфо. За разговором боль опять отступила. Наслаждением двигаться без боли Одольфо пользовался осторожно, не то она быстро прибежит назад. - Был я знаком с одной актрисой. Молодая, красивая, яркая, как солнце. Успеха она добилась немыслимого, но для нее все оборвалось в один день, - пустился в воспоминания Одольфо.

- А что случилось?

- Покалечилась она страшно. Одна половина лица красивая, а другая обожжена.

- Ужас какой? - Маша закрыла рот ладошкой.

- Ужас да, ужас, - Одольфо еще раз вспомнил лицо женщины.

- И что она сделала?

- Она стала жить по-новому. Сначала она попробовала остаться в театре. Но от этого было только хуже. Многие ее жалели, а жалость для сильных личностей почти всегда неприемлема. Ты и сама знаешь.

- Так она не осталась в театре?

- Нет, тоже плакала, но решила оставить театр.

- И как она жила дальше?

- Спилась и умерла. Очень быстро умерла, - досказал историю драматург. Маша притихла. История ей явно не понравилась. - Но была в моей жизни и другая история. Тоже актриса, красивая, на самом взлете она покалечилась, выполняя сложный трюк. Плохо сросся перелом, - продолжил рассказывать истории Одольфо.

- А она тоже умерла? - Маша поняла, что в театре все плохо заканчивают, если калечатся.

- Нет, почему же сразу и умерла. Жива еще Ганьида.

- Ганьида? - Не поверила Маша словам драматурга. - Но Ганьида же ...

- Вот именно, и сможешь стать, как Ганьида богатой и знаменитой, или как Лоурес спиться и умереть. В этой жизни твой выбор определяет, кем ты станешь завтра. Не можешь быть актрисой, стань кем-то другим.

- Это я уже и сама поняла, - Маша поджала губы.

- Не кривись, - попросил Одольфо. - Тебе не идет. Раз просишь совета, я тебе его дам, - здесь драматурга осенила прямо таки гениальная идея. - Ты пока не мечись, не суетись, все само придет. В голову твою точно придет, чем тебе заняться в будущем. А сейчас я бы тебе посоветовал держаться рядом с кем-то из труппы, но не с актером.

- С кем? - простодушная Маша открыла рот.

- С тем, кто тебе помог, отцом вторым стал. С Хэссом, девочка. Кабы не он, ты бы не дотянула до своей второй жизни.

- Правда?

- Клянусь своими лучшими произведениями, - лукаво глядя на девушку, подтвердил свои слова Одольфо. - Слушай его, поговори с ним, может, луч в твой жизни и блеснет. И еще дам тебе один совет, не бойся перемен в своей жизни.

- А к чему вы об этом заговорили? - Маша помахала в окно Тори, чтобы тот ее забрал.

- К тому, девочка, что ты больше всего на свете боишься перемен, и так сказать им пришлось к тебе прийти в достаточно жесткой форме. Я почти уверен, что когда с людьми случается, то что случилось с тобой, то это расплата за невнимательность к знакам жизни, которые так упорно стучались в твою дверь, - нравоучительно закончил Одольфо.

Маша после этого разговора и уныла, и воспряла духом. Ее порадовало то, что Одольфо убедил, что она ни в чем не виновата. Но огорчили его рассказы о подобных случаях. По всему выходило, что работать в этой новой жизни придется еще больше, чем в актерской.

К Маше зашел Хэсс, чтобы проверить, как она себя чувствует. И он ощутил произошедшие в ней перемены.

- Хэсс, а Одольфо сказал, что это ты меня спас?

- Почему я? Ты бы еще лежала, если бы не звери. А, кроме того, тебя Тори держал, - отказался от чести спасителя Хэсс. Он обдумывал как можно снять воспаление с рубцов на лице.

- Нет, - упрямо замотала головой девушка, - Одольфо прав, если бы ты меня не вытянул, то я бы умерла. Значит, это ты.

- Во всем виноват, - с ухмылкой добавил Хэсс. Он решил, что надо сделать для девушки сбор с живицой и медом.

- Почему виноват? - довольно серьезно возмутилась Маша. - Ты не виноват. Ты виновен.

- Это разные вещи? - уточнил Хэсс.

- Абсолютно разные, - Маша расслабилась.

- Так а теперь ногу, - скомандовал Хэсс.

- А мне с тобой легко, очень легко, - Маша замурлыкала от наполнившего ее чувства свободы.

- Мгм, - Хэсс покраснел. - Наверное, я для тебя, как родитель?

- Наверное, - согласилась девушка. - Ты мне дал вторую жизнь, значит, как родитель.

Вор успокоился, на его свободу никто не покушался.

- Значит, будешь меня слушаться, - решил он.

- Буду, - Маша пошевелила пальцами ноги, когда Хэсс их пощекотал. - Мне это и Одольфо советовал.

- Одольфо? А причем здесь он? - Хэсс разогнулся, поднялся с колен. - Я думаю, что жить будешь, но даже если у тебя и все в порядке с костями, а я так почти в этом уверен, но пока все это хозяйство на тебе оставляем. Кости все равно еще слабые, как бы на них там не воздействовали. Приедем домой, пусть тебя и маг, и лекарь осмотрят. Ты же не хочешь опять слечь? - закончил свое лекарское заключение Хэсс, рассматривая разом поскучневшее лицо девушки.

- Не хочу, - истово замотала она головой.

- Осторожнее, оторвется, - встревожился тот.

- Пришьешь, - парировала Маша.

- Устала?

- Ага, хочу полежать, - девушка перебралась на лежак.

Хэсс пообещал принести ей еду и ушел, так и не спросив об Одольфо и его советах.

Актеры были заняты новыми знакомыми. Подходить и смотреть на кодров, слушать объяснения Инриха, изредка видеть странные тощие фигуры - все это стало их жизнью за несколько прошедших дней. Столь быстрая смена обстановки и обстоятельств сплотила коллектив. Люди стали бережнее относиться друг к другу. Каждый старался присматривать за остальными, не надо ли им чего, не страшно ли, не заболели ли.

Орк Страхолюд ходил по земле. Ходить по своей новой земли - особое удовольствие и доселе неизведанное ощущение. Орк подслушал болтовню двух ученых-богословов о книгах, и подумал, что сам на старости лет тоже напишет книгу о том, как нашел новую землю своему народу.

Орку повезло, он нашел карту всего мира. С удивлением он узнал о некоторых подробностях, в том числе и о замечательном проливе, но да это было не главное. Орк смог оценить свою новую землю.

- Придется мне освоить агроводство, - вслух высказался орк.

- А еще нимфоводство, котоводство, крысоводство, тигроводство и лесоводство, - послышалось ехидное замечание со стороны.

Орк оглянулся, как он и предполагал, это была матушка Валай.

- За свою землю я и не такое освою, - пробухтел он.

- Молодец, волосатик, - сразу же одобрила маленькая женщина.

- Вы по делу?

- По делу, конечно, - матушка потребовала, чтобы орк уселся. - Мы уходим, но ты это знаешь. А на прощание я хочу кое-что тебе оставить.

- Что? - все-таки орк, как и люди, обожает подарки.

- Советы. Сам знаешь, что полезными вещами не разбрасываются.

- Коли советы полезные, то они и поценнее вещей будут, - согласился Страхолюд. - Я внимательно слушаю.

- Во-первых, ты орк того несчастного из-под скалы не вытаскивай. Пусть там доживает свои тысячелетия, - матушка чинно загибала пальцы при перечислении советов.

- Это я сам сообразить могу, - фыркнул орк.

- Во-вторых, - Валай его проигнорировала, - ты живность местную береги. Здесь много интересных экземпляров встречается.

- Кто, например?

- Нимфы, цукине, мородохвостики, змеюки, шайманы, чукмедалы и еще много кого. Теперь не перебивай, - рыкнула матушка Валай. - В-третьих, готовься, что сюда могут пожаловать незваные гости. Слишком уж лакомый кусочек эти земли. Понял?

- Понял, - кивнул орк.

- В-четвертых, наши будут сюда возвращаться. Травы здесь хорошие. Ты уж позаботься, мы в долгу не останемся.

- Хорошо, - орк был доволен.

- В-пятых, с нынешними хозяевами особо не общайся. Сходи и поговори один раз, но без надрыва. И в последних, береги себя, волосатик, - матушка Валай на этот раз проявила тактичность и не стала внезапно исчезать. Матушка медленно растворилась в воздухе.

- Дожил, уже маленькие старушки мной командуют, - попенял себе орк.

Ему надо было встретиться с нынешними хозяевами Темных земель. Страхолюд разумно рассудил, что лучше проявить инициативу, и отправился к входу в большую залу. Он беспрепятственно прошел по коридору и открыл двери.

- Заходи, - без приветствий велел Великий Мастер.

- Я поговорить, - предупредил Страхолюд.

- О чем?

- О Темных землях, конечно. Меня только они и интересуют, - пожал плечами орк. Устроиться на стуле было невозможно, орк уселся на стол без малейшего чувства неловкости.

- Нам все безразлично, - Великий не проявлял лишних эмоций.

- Мы будем жить на этой земле, - Страхолюд подумал, что еще можно сказать, но не нашелся в присутствии этого холодного типа.

- Подарков от нас вы не получите, - сообщил Великий Мастер. - Свое мы заберем. Вам ничего не оставим.

- Да во имя всех богов, забирайте. Нам нужна земля, - Страхолюд подумал, как попрощаться.

- Иди, человек, - разрешил Великий.

Страхолюд сначала не понял, что худосочный говорит ему, затем не поверил, что тот может спутать орка и человека, а потом флегматично пожал плечами, не ему пререкаться в этом случае.

Грустить было не в привычках Великого, он отправился посмотреть на кодров. Пушистые и сонные они радовали Великого своим теплом.

- Глупые люди, как мы вас оставим? - Великий спрашивал сам себя.

- Они нам нравятся, - кодр Мудр ответил ему мысленно. - Они нам действительно нравятся. Нам будет неплохо с ними, а возможно, будет и очень хорошо. Не печалься о нас.

- Не буду, - Великий почти не помнил, как надо правильно печалится, и за оставшееся время вспоминать не собирался.

- Правильно это будет, - ступил в разговор кодр Мрым.

- И все-таки пока не поздно передумать. Свободные же не выбрали своего вожака? - все же высказал свое предложение Великий.

- Почему не выбрали? Они выбрали, - Мрым не придержал мысль.

Мудр влепил ему лапой приличную затрещину.

- Человека? - уточнил Великий.

- Человека, - подтвердил Мудр.

- Но они же никого не знают, - усомнился Великий.

- А они по протекции, так сказать, - мысленно улыбнулся Мудр, Мрым также мысленно посмеялся.

- Тогда действительно поздно, - Великому было безразлично кого выбрали, важен был сам факт.

- Тогда иди, тебе пора, - повелел Мудр.

Когда в пещере стало тихо, Мрым и Мудр наклонились друг к другу и повели мысленный разговор.

"Мне понравилось, как поет девушка", - поведал Мрым.

"Какая девушка?", - в ответ на вопрос Мудра, Мрым показал мысленный образ Маши.

"Она все время поет, даже, когда молчит", - Мрым зажмурился от удовольствия.

"Но там еще немало забавных личностей", - добавил Мудр.

"Это да, я чувствую, что для нас начнется жизнь", - Мрым радовался будущему.

"Нас и войны ждут, и сцена, и много еще чего", - согласился его отец и глава клана.

"Войны я понимаю, а вот про сцену?", - недопонял Мрым.

"Ты пропустил, но мы будем выступать перед людьми, как актеры. Поверь, уж если кому из людей такое в голову пришло, то они это непременно реализуют", - Мудр авторитетно мыслил.

"Мы попробуем", - предвкушающе согласился его сын и развернул крылья. "Полетаем, отец?", - сделал он предложение.

"Выбираемся отсюда и давай полетаем", - Мудру тоже хотелось поиграть в воздушные салочки, хоть он и был главой клана и довольно таки в приличном возрасте.

"Вот жизнь начинается", - оставил за собой последнее слово Мрым.

Глава 27. Нельзя пройти мимо

-- Мне очень жаль, что в уголовном кодексе не предусмотрено жестокое наказание за преступление, когда люди проходят мимо своих шансов.

-- Ты думаешь, что это возможно?

-- По крайне мере, было бы больше счастливых и смелых людей.

-- С какой-то стороны ты прав, счастливые преступлений не совершают, снизилась бы кривая преступности. Давай за это выпьем.

Из умного-преумного разговора милиционера и психолога.

Получить послание от давно забытого орка стало для Маришки настоящим потрясением. Птица постучала в ее окно почти перед самым рассветом. Маришка проснулась от странных тревожащих звуков, но с постели подниматься не торопилась. Как всякая оркская женщина Маришка достала из-под подушки нож, которым смогла бы себя защитить. Стук продолжался, пришлось вылезать из теплой кровати. Ступив ногами на холодный пол, Маришка поежилась. Подойдя к окну, она рассмотрела огромную темную птицу. На шее у птицы что-то болталось.

При всей своей медлительности, свойственной оркским женщинам, Маришка быстро приняла решение. Она вернулась к камину, нашарила на полочке лампу. Разгорелся огонек, и только тогда Маришка вернулась к окну, и открыла его. Птица покружила по комнате, выбирая удобное место для себя. Ей приглянулось высокое кресло. Птица выпустила когти в мягкую обивку кресла. Маришка поставила лампу на стол, и осторожно подошла к птице. Ей были известны истории, когда маги маскировались под больших птиц, проникали в дома, а затем расправлялись с их обитателями. Птица спокойно ждала. В свете лампы Маришка отметила, что птица кажется синей. Она удивилась, про синих птиц ничего не известно. Вернее, существовали легенды о таких птицах, приносящих удачу, но никто их не видел.

Маришка протянула руку, и потрогала веревку на шее птицы.

- Уфф-фуу, - внезапно профукала птица.

Маришка инстинктивно отдернула руку. Повторить свою попытку, она не успела. В ее комнату, срывая двери с петель, влетело четверо.

- Маришка! - завопил отец, оценивая ее положение.

- Все в порядке, - поспешила она успокоить папочку.

- Что это? - почти одновременно спросили два ее брата.

- Злыдень, - плюнула на пол ее нянька.

- Нет, она синяя. Смотрите, - Маришка забеспокоилась, что сейчас сделают что-то плохое.

- На шее что? - практичный отец тоже осознал необычность птицы.

- Мне кажется послание, - нетерпеливая Маришка протянула руку к птице.

Ее прервал брат Алибо:

- Не надо!

- Я возьму сама, она же ко мне прилетела, - Маришка отказалась от его помощи.

Развернув плотную незнакомую бумагу, Маришка трижды перечитывала послание, пока не поверила сама себе.

- Папа, - она протянула отцу лист.

Орк - могучий Грандиеза - в тапочках на босу волосату ногу с топором в руках смотрелся устрашающе. Маленький лист почти потерялся в его руке. Оба его сына ждали, когда отец прочтет послание, но им очень хотелось знать, что так поразило их сестру. Грандиеза уронил топор. Такого с ним не случалось с младенчества.

- Что там, отец? - не выдержал Алибо.

Грандиеза засопел от напряжения. Он и сам не знал, сколь сильно живущее в нем напряжение и тревога. Сейчас его стало отпускать. Маришка чувствовала себя аналогично.

- Папа, это значит, что мы нашли себе новый дом? - Маришка вцепилась в отцовскую руку, желая еще раз прочитать письмо.

- Он мог и ошибиться, - не желая спугнуть надежду, Грандиеза все же сомневался в Страхолюде.

- Не мог, - запальчиво возразила Маришка.

- Отец! - Спай и Алибо выступили одновременно, что было не удивительно, так как они были близнецами.

- Читайте, - Грандиеза протянул им изрядно смятый листок.

- "Жду Вас с восточной стороны. Надо не упустить наши новые земли. Страхолюд", - громко прочитал Алибо.

- Здесь больше ничего нет, только карта какая-то, - обиженно заметил Спай.

Оба брата не понимали, чему так обрадовались отец с сестрой.

- Он же ушел тогда! - Маришка сама не знала, о чем она вспомнила.

Грандиеза недовольно взглянул на дочь.

- Девочка, его выгнали! - напомнил он.

- Кто? - опять одновременно спросили братья.

- Страхолюд, вернее, это его в изгнании так стали звать, чтобы люди его боялись, - Маришка в припадке волнения стала гладить птицу. Та не сопротивлялась, и даже затихла под ее руками.

- Это ты ему такое имя придумала? - что-то вспомнив, уточнил Спай.

- Да! - Маришка ухватилась за няньку, которая набросила девочке на плечи плед.

- Так он что нашел? - Старая нянька тоже нуждалась в пояснениях.

- Он обещал, что найдет нам новый дом, - Грандиеза уже представлял будущие трудности, но сразу же ему примерещилась слава спасителя орков.

- Папа! - Маришка умоляюще смотрела на отца.

- Тебе тогда было десять лет, - вздохнул отец. - Ты что не избавилась от своих бредней?

- Каких? - Алибо и Спай потребовали ответа.

- Не ваши проблемы, - Маришка не собиралась что-то пояснять братьям.

- Что ты будешь делать, отец? - Спай плюнул на объяснения Маришки. Завтра он все сам узнает. Сейчас следовало выяснить более неотложные вопросы.

Грандиеза поднял топор, отвечать сыну не хотелось, но было надо.

- Завтра туда должна отправиться разведка, мы подождем подтверждения, а пока все обсудим. Переселение весьма сложная и дорогостоящая процедура.

- Папа, ты все надеешься продать нашу землю этим узколицым придуркам? - всплеснула руками Маришка.

Грандиеза твердо посмотрел на нее. Дочь свою он любил, но ради ее глупых представлений о честности, Грандиеза не собирался лишаться удовольствия надуть узкоглазых на крупную сумму.

- Папа! - Маришкины вопли ничуть не впечатлили отца.

Пока они выясняли отношения, птица незаметно исчезла. Она услышала достаточно, чтобы передать орку, с которым они сторговались на доставку послания оркам и ответа от них.

Утром, еще до восхода солнца, отряд из двух десятков орков покинул пределы поселения. За воротами орки разделились. Половина направилась в разные стороны, чтобы сообщить новости другим оркам, а десяток отправился в направлении, указанном Страхолюдом. Возглавлял отряд Спай. Алибо остался помогать отцу.

Хэсс Незваный сидел рядом с умирающим Одольфо. Его лекарства ничего не могли сделать для драматурга. Те хозяева, у которых оказалась в гостях труппа, отказались помогать Одольфо. Они даже не восприняли просьбу Илисты и Инриха помочь Одольфо. Один из старых мастеров, которых Хэсс все также не отличал, лишь заметил, что это естественных ход жизни, и если не можешь сам его изменить, то нечего просить других.

Одольфо по обычаям его родины попросил все устроить именно так. Он лежал на старых тряпках посреди полянки, смотрел на солнце, траву, людей, летающих животных и разговаривал. Последним к себе он попросил позвать Хэсса. Сказать, что его просьба удивила других, это ничего не сказать. Не смотря на новый мир, в который попала труппа, удивляться она еще не разучилась. Хэсс сам не знал, зачем его позвали, да еще и последним. Дело в том, что последним зовут самого близкого человека, которому доверяют самое главное.

Актеры попрощались со своим драматургом. Илиста плакала, Инрих подозрительно часто моргал глазами. Одольфо попросил его сжечь на ритуальном костре, и развеять его прах в этом чудном месте. Инрих и Недай обещали выполнить все в точности. Девочки-актрисы тоже плакали, Мореход предлагал всем желающим выпить из его фляги. Один Хэсс сидел, как неприкаянный. Люди его не беспокоили, все знали, что этого делать нельзя.

Когда все разошлись, не стоит никому слушать их последний разговор, Одольфо его позвал. Хэсс подошел и уселся рядом, как это положено по обычаю. Вор смотрел на Одольфо. Драматург сильно похудел за последние несколько дней. По цвету лица он приблизился к белому снегу, резко выделялись умоляющие глаза.

- Хэсс! - позвал Одольфо.

- Я здесь, Одольфо, - Хэсс взял его руку. Она была ледяной.

- Я умираю, - Одольфо улыбнулся. - Ты не спрашивай почему, но я точно знаю.

Хэсс сглотнул, все потери в его жизни случались мгновенно, а здесь была совсем другая ситуация. За поездку Хэсс и сам привязался к чудаковатому драматургу. Вор впервые за все время подумал, что Одольфо это часть живого организма труппы, и без него они лишатся руки или ноги, или сердца.

- Да?

- Я позвал тебя последним, ты не удивляйся, - Одольфо говорил спокойно, если бы не его непередаваемая уверенность, что он умирает, то Хэсс бы никогда этого не подумал.

- Я удивился, Одольфо. Я думал, что вы последним позовете Илисту или Мухмура Арана, - признался Хэсс, чтобы хоть что-то сказать. Слушать тишину было еще хуже.

Одольфо слабо улыбнулся, жизненная сила уходила из него.

- Хэсс, последними часто зовут не тех, кого не хотят оставлять. Последними зовут тех, от кого еще чего хотят. Я хочу тебя попросить и выполнить то, что я не успел. Это довольно таки жестоко, принуждать кого-то, пользуясь своим тяжелым состоянием, - Одольфо говорил медленно, Хэсс слушал и сжимал его руку. За эти минуты она стала еще холоднее, если это возможно.

- Одольфо, говорите, что я могу для вас сделать.

- Это все очень сложно, но сначала я хочу объяснить, почему я выбрал тебя, Хэсс. Это надо, чтобы ты понял, как все важно для меня, - Одольфо повернул голову.

- Хорошо, говорите, Одольфо, - Хэсс почувствовал слабость.

- Я выбрал тебя из-за надежды. Я долго колебался, но ты, пожалуй, единственный, кто выполнит мою волю. Мои колебания изменил разговор Морехода и Боцмана. Они говорили, что ты сможешь вернуть им море. Я тогда подумал, что если ты можешь вернуть море, то и с моим делом справишься.

Одольфо замолк, а Хэсс не нашелся, что сказать. Он переваривал сообщение о планах Боцмана и Морехода.

- Так вот, - Одольфо продолжил свою речь, - а выбрал я тебя, когда познакомился. В тебе есть творческий дар, но ты его не туда используешь. Ты понимаешь?

Хэсс кивнул, хотя не очень то и понимал.

- Отлично! - обрадовался Одольфо. - Ты идеален, чтобы закончить мою главную рукопись.

- Про того Судзуками? - взволновался Хэсс.

- Да, - Одольфо гордился делом своей жизни даже стоя на пороге смерти.

- Но я не могу, - Хэсс убрал руку, но цепкий взгляд драматурга его крепко держал на месте.

- Это неважно, - опротестовал его возмущение Одольфо.

- Как это неважно? - еще больше опешил Хэсс.

- Такие вечные вещи пишут не самые высокие таланты, Хэсс, - усмехнулся Одольфо.

- Я уже ничего не понимаю, - застонал Хэсс.

- Да это и неважно, - опять на своем стоял Одольфо.

- Но, Одольфо...

- Послушай, Хэсс, - Одольфо протянул свою руку, но говорить стал гораздо тише. Последняя вспышка Хэсса и противостояние Одольфо отняли у него много сил. - Наклонись ко мне, - попросил драматург.

Хэсс послушно наклонился.

В это самое время на краю полянке Вунь обсуждал сложившуюся ситуацию с матушкой Валай.

- Вот он точно, что-нибудь ему припашет, - возмущался Вунь.

Матушка Валай кивнула:

- Конечно, но что ты так злишься?

- Он не его личный дух, а мой. Пусть находит себе личного духа, и дает ему поручения, - пыхтел Вунь.

Матушка Валай загадочно улыбнулась, не споря с ним.

Одольфо продолжал убеждать Хэсса. Вор никак не соглашался. Он приводил аргументы, что это он не сможет сделать. Наконец, Одольфо разъярился:

- Не перечь мне! Ты, что думаешь, приятно сознавать, что я такой дурак, но переигрывать уже поздно, - засипел Одольфо.

- Но...

- Хэсс, просто согласись, - попросил Одольфо, сжимая ладонь Хэсса. Второй рукой он сгребал землю, сердце прошивала страшная ломающая боль.

- Хорошо, я согласен, - выдохнул Хэсс.

- Отлично, повтори, как положено, - у Одольфо от облегчения отпустило сердце.

- Я обещаю, что ваша рукопись будет закончена и издана, что одним из имен на ней будет стоять ваше имя, Одольфо. Я обещаю выполнить свое обещание, не откладывая и не обманывая, - поклялся Хэсс.

- Хорошо, Хэсс. Ты не представляешь, как мне стало спокойно, - Одольфо опять почувствовал боль, в горле пересохло. - Хэсс, - после минутного молчания позвал Одольфо.

- Да, - у Хэсса затекли ноги, но он терпел ради Одольфо.

- Хэсс, я хочу умереть один, иди, и никого не пускай сюда, - попросил драматург. - У тебя все получится, Хэсс, - напутствовал он. - Моя рукопись и все материалы у Инриха, он все тебе отдаст после моей смерти. Иди!

Хэсс поднялся, расправил ноги.

- И еще, - Одольфо стал говорить неожиданно громко, - Хэсс, не трусь, начинай делать что-то, тогда же когда задумал, не тяни время. Оно оказывается не вечно, по крайне мере для людей.

Хэсс уходил, по обычаю не оглядываясь назад. В такие тяжелые минуты на нас наваливаются печальные воспоминания, Хэсс не стал исключением. Сердце защемило по Шаа, по другим любимым им людям. Переступив черту, за которой уже можно было говорить, Хэсс остановился. Все разошлись, кроме директора труппы.

Инрих стоял, держа в руках завернутые в ткань бумаги Одольфо.

- Он тебе сказал? - Инрих говорил довольно ровно, не скажешь, что его грызет боль потери.

- Сказал, - Хэсс же напротив не мог справиться со своим голосом.

- Вот бумаги, - Инрих положил их на землю между ними.

- Он сказал взять их после его смерти, - вспомнил Хэсс.

- Так и возьмешь, - директор сел на землю, и приглашающе хлопнул рукой рядом с собой. - Садись, тебе надо успокоиться, парень. Ты пока не сможешь общаться с другими.

Хэсс покорно сел. Со своего места им было видно, как Одольфо поворачивает голову, чтобы видеть веселые облака, летящие по небу.

- Он всегда такой был, - Инриху захотелось выговориться.

- Вы давно знакомы? - в свою очередь Хэссу хотелось слушать. Молчать было невыносимо.

- Давно, - директор улыбнулся своим воспоминаниям.

- Давно-давно?

- Ну, не так давно-давно, но давно, - Инрих немножко расслабился. - Сейчас самое время тебе рассказать, раз ты будешь выполнять его последнюю волю.

- Самое, - согласился Хэсс.

- Но я расскажу тебе не о знакомстве, я хочу тебе рассказать о нашей первой постановке, - Инрих посмотрел на сверток, он светился ровным светом, это означало, что Одольфо еще жив.

- Расскажите, - Хэсс тоже посмотрел на сверток.

- Он тогда уже был знаменит. Многие его постановки шли с большим успехом, но он написал весьма странную вещь, и пришел с ней к нам в театр.

- У вас тогда был театр?

- Был, он и сейчас есть, - Инрих еще раз посмотрел на сверток. - Я тогда был помощником директора театра. Я учился у самого Кобвздоха. Очень нетрадиционный был тип, но в своем деле понимал побольше других. Так вот, Кобвздох посмотрел на творение мастера Одольфо. Он тогда уже был мастером, и говорит, что эта вещь слишком-слишком необычная. И что если ее ставить, то Одольфо может в раз растерять все свои лавры мастера, и что взбираться на творческую вершину ему придется еще дольше, чем в тот раз. Одольфо не дрогнул, он бровью не повел на слова Кобвздоха. Он лишь спросил, есть ли у его вещи реальный шанс потрясти мир.

- И что ему сказали? - Хэсса зачаровал рассказ Инриха.

- Кобвздоха ему присоветовал отдавать ставить свой текст в постановку, но пойти и обо всем договориться с Арой.

- Они были знакомы?

- Конечно, но тогда между ними существовали творческие противоречия, - Инрих подумал, что Илиста именно от Арана взяла привычку гоняться за драматургом с ножом.

- А как называлась постановка? - Хэсс не мог вспомнить, что же могло настолько опередить свое время, чтобы были сделаны подобные прогнозы.

- Постановка называлась: "Ливень", - сообщил Инрих.

- Но в "Ливне" ничего такого нет, - запротестовал Хэсс.

- А ты вдумайся, - директор усмехнулся, как оказывается пропаганда затмевает восприятие.

- Но, Инрих, там ничего такого нет. Я же помню сюжет "Ливня", - Хэсс недоумевал.

- Ну-ка перескажи.

- Там три действия, все как обычно, - начал Хэсс. - Там две сюжетные линии. Первая про гильдию нищих. Там бедный нищий все мечтает стать королем. А вторая линия про короля, которому все настолько надоело, что он бы с удовольствием смылся.

- Правильно, Хэсс, - Инрих улыбался.

- Так там каждый осуществляет свою мечту. Нищий становится королем нищих, а король жениться и все хлопоты скидывает на супругу, которой и воевать приходиться и торговать, и с соседями договариваться.

- Молодец, Хэсс, - похвалил директор его довольно точный пересказ.

- Так что там такого, Инрих? - все еще недоумевал Хэсс.

- Это ты привык сейчас, а для того времени полной крамолой было желание кого стать королем, а желание короля все на фиг бросить тоже из ряда вон.

- Правда? - не поверил Хэсс.

- Конечно, правда. Это потом кучу постановок написали про королей и нищих, а до этого времени главными героями были бароны, войны, маги и их дети. Кроме того, там в "Ливне", если ты видел, довольно много рассуждений, и они откровенны, что говорится без прикрас. Понимаешь?

- Наверно, - Хэссу было трудно уместить в голове, что такая обыденная для него вещь, когда-то была взрывной. - Инрих, скажите, я все думал, но так и не понял, почему в труппе спокойно. У вас не было серьезных скандалов. Это тоже заслуга хорошего директора?

Директору польстила скрытая похвала, но он развеял заблуждения Хэсса.

- Я понимаю, о чем ты говоришь. Во многих театрах постоянные склоки, своры и интриги. У нас не так не потому, что я такой умный, или люди такие святые. Нет, Хэсс, все не так, как тебе представляется.

- А как? - Хэсс посмотрел на сверток, он мигал неровным мерцающим светом. Это означало, что Одольфо уже почти ушел от них в другой мир.

- Дело в том, что бродячая жизнь не терпит склок. Мы все умрем, если в труппе будет разлад. Как умирает на воле раненное или больное животное, - Инрих привел удачное образное сравнение.

- Но как вы этого добились?

- Все очень просто, Хэсс, - Инрих посмотрел на сверток. Свет ушел. Одольфо умер, но Инрих предпочитал думать, что тот переродился. - Дело в людях, Хэсс. Если человек с гнильцой, то это известно в наших узких театральных кругах. Сам понимаешь, репутация и личные впечатления. Илиста в этом плане подобрала хороший состав.

- Но не без вашего совета? - Хэсс зажмурился, он тоже увидел, что света от свертка больше нет.

- Не без моего, Хэсс.

Над полянкой закружил кодр, жалобно запела какая-то птица.

- Ты возьмешь сверток?

Хэсс поднялся, нагнулся за свертком и, не оглядываясь, ушел. Инрих еще долго сидел, ожидая пока стемнеет. Тогда надо будет провести церемонию прощания.

Тем временем его племянник и помощник Недай занимался подготовкой к сжиганию тела. В самых сумерках тело Одольфо положили на деревянный помост. Девочки подходили по одной, и клали на помост в голову и в ноги Одольфо цветы. Илиста подошла последней. Она положила охапку больших красных маков.

На церемонию прощания пришел один из мастеров, но кто это был, Хэсс не разглядел. Тот был плаще с капюшоном, стоял в стороне от всех.

Затем к деревянному помосту стали подходить мужчины. Первым подошел Тьямин. Ради прощания с драматургом из повозки вытащили Эльниня, который все также пребывал в глубокой прострации. Вряд ли он осознавал, что происходило вокруг, но указания директора выполнил в точности.

После стали подходить актеры, акробаты, рабочие сцены.

Одним из последних подошел Мухмур Аран. Он не стал класть цветы, а положил под руку Одольфо камень - янтарь. Существовало поверье, что сожженный янтарь помогает душе легче уйти в новую жизнь.

Потом к телу подошел Инрих, он под другую руку положил янтарь.

Последним, чтобы попрощаться, должен был подойти Хэсс, как выполняющий смертную волю Одольфо. Хэсс встал у изголовья, и постоял несколько минут. Затем принял у Илисты факел и запалил. Благодаря волшебному зелью, пламя занялось, и окутало тело Одольфо равномерным синим сиянием. В воздухе запахло солью. Люди постепенно отступали, шаг назад, еще один, еще один, еще один. Когда пламя погасло, и ничего не осталось, то все ушли.

- А теперь что? - В отличие от того времени, когда Хэсс сидел и разговаривал с Инрихом, сейчас ему не хотелось плакать. В душе лишь пылала глубокая печаль.

- Теперь самое важное, - шепотом ответила Илиста. Она тоже не плакала.

Хэсс подумал, что она отплакала свои слезы, когда прощалась с Одольфо и слушала от него анекдоты про них. Одольфо просил ее где-нибудь среди творческих личностей рассказать о нем, чтобы кто-нибудь использовал это в своих постановках.

- Что?

- Надо помянуть нашего драматурга. Каждый расскажет об Одольфо хорошую историю. Чем лучше будут истории, тем легче мы с ним попрощаемся.

Труппа собралась у большого стола с напитками и легкой закуской, которую сделал повар Грим. Чашки были наполнены. По обычаю, первой пили чашку крепкого несладкого красного чая, а дальше каждый мог выбирать, что больше по вкусу. Первую чашку выпили в молчании, каждый восстанавливал силы, вспоминал, прощался.

Хэсс налил себе красного вина. Сухое терпкое вино с послевкусеем полыни ложилось на его тяжелое настроение. Хэсс взял себе сладкую печенюшку, подходить к кому-то и разговаривать не хотелось. Но Илиста не оставила его своими заботами. Она подошла и обняла Хэсса:

- Я знаю, что тебе плохо, но пойдем со мной, - позвала она.

Подчиняясь ее просьбе, Хэсс пошел рядом. Илиста привела его маленькой группке. Боцман, Мореход, Санвау и Альтарен стояли рядом. Мореход что-то рассказывал, а остальные улыбались. Хэсс прислушался. Это, похоже, было окончание истории.

- И тогда Одольфо выиграл. Он указал источники всех цитат, которые приводил сердитый Льяма.

- И что получил заклад? - Санвау широко открыла рот.

- Конечно, маэстро Льяма вынужден был плясать в одних сапогах и рубашке на празднике, устроенном в его честь, - Альтарен улыбнулся воспоминанию.

- Фу, - Санвау скривила губы.

- Нет, нет, это было весело, - уверил Альтарен. - Маэстро Льяма совершенно не умеет танцевать. К тому же он танцевал эротический восточный танец, когда надо вращать живот и задницу. Так что одежда, вернее ее отсутствие, была как раз в тему.

Альтарен опять захихикал, Санвау еще больше насупилась. Она не находила историю забавной. Альтарен счел необходимым добавить:

- Одольфо не угадал только одной цитаты. Это были слова из его произведения. Маэстро Льяма еще долго шутил по этому поводу.

Потом Санвау рассказала о странных взглядах драматурга на акробатические трюки в постановках. Она сказала, что долго привыкала к мнению Одольфо, что трюки надо использовать только в двух случаях в занятиях любовью и занятиях войной. Илиста пересказала сколько раз она гонялась за Одольфо с ножом, и что он сам ей говорил, как его это развлекает, это дает ему почувствовать, что он тоже на сцене. Настала очередь Хэсса что-нибудь рассказать. Но в его голове было абсолютно пусто. Он ничего не мог вспомнить. Свое вино он выпил, печенюшку съел. Рассказы послушал. Хэсс был совсем не готов говорить.

- Хэсс, расскажи о своей печали, тогда она уйдет, - Илиста его жалела.

Вор несколько раз вздохнул, стараясь сконцентрироваться. Он начал говорить, чтобы что-то сказать.

- Меня в Одольфо поразила его неуемная жажда жизни, да и умер он хорошо, спокойно. Но лучше я его понял, когда он читал нам с Альтареном и Сесуалием выдержки из своего нового произведения про странного парня Судзуками.

Альтарен одобрительно прикрыл глаза. Санвау с любопытством уставилась на Хэсса, Илиста плеснула вина из своего стакана в его. Хэсс сделал глоток.

- Спасибо, донна Илиста, - поблагодарил он. Илиста кивнула. - Так вот, это совершенно необычная история, про которую он нам читал. Я тогда ничего не понял, да и сейчас понимаю слабо. Единственное, что я считаю, что каждая история имеет право на существование. И это я понял только тогда.

- У тебя душа поэта, - Альтарен высказал свое мнение. - Тебе бы писать стихи, Хэсс.

- Нет уже, благодарю, - в свою очередь покривился Хэсс. - Мне достаточно, что Одольфо поручил мне закончить свое произведение.

- Да? - Альтарен совсем не удивился. - Это он сделал удачный выбор.

- Да я писать не умею, - по привычке воспротивился Хэсс.

- Это неважно, - словами Одольфо ответил Альтарен. - Тебе надо ее закончить.

Санвау незаметно ушла, к ним присоединился Инрих:

- Ты пойди, там Анна плачет, - попросил он Илисту.

Актриса наклонила голову, и без вопросов ушла успокаивать расстроенную гримершу.

- Хэсс, ты не очень занят? - Инрих отвел его в сторону.

- Что-то еще? - вор был уверен, что опять грядут неприятности и просьбы.

- Можно сказать и так, Хэсс, - Инрих не знал, как подступиться к разговору. - Там со мной случилась история, и такой небольшой лысый человек говорит, что это ты во всем виноват.

- Вунь? - поразился Хэсс.

- Вунь, - облегчено выдохнул Инрих.

Хэсс встревожился:

- Инрих, что могло случиться?

Директор не отвечал, а тянул Хэсса дальше, но перед своей повозкой остановился.

- Хэсс, - Инрих испытывал смешанные чувства, и по его лицу Хэсс никак не мог догадаться, что последует дальше. - Хэсс, я пришел к себе, а там такой человечек.

- И? - Хэсс замер.

- Но не один, - выдавил из себя директор.

- И?

- Они сидят и играют в какую-то сложную игру, - объяснил Инрих.

- А почему они сидят у Вас? - в свою очередь озадачился Хэсс.

Директор глянул на вора своими выразительными серыми глазами:

- Потому, что они играют на мои вещи, Хэсс.

- Это как? - личный дух не ожидал от Вуня подобного коварства.

- Я тоже спросил также, Хэсс, - Инрих высказал наболевшее и успокоился. - А тот, который представился Вунем, заявил, что я должен заплатить за то, что нагрузил тебя.

- Это как? - заклинило Хэсса.

- Я не знаю, - директор все еще топтался у своей повозки. - А он мне сказал, что ты их личный дух, и нагружать тебя имеют право только они.

- Это как? - Хэссу тоже передалось замешательство директора. Он сам не знал сердиться или смеяться. - Они, что решили, что я их личная собственность?

- Насчет этого не знаю, Хэсс, - директор сделал паузу. - Но мои вещи они хорошо разыграли.

- О? И что у вас вещей не осталось?

- Почти нет, - директор пожал плечами.

- Что делать будем?

Инрих уставился на собеседника, недоумевая, как тот может задавать подобные вопросы.

- Хэсс, я это у тебя хотел спросить, - мягко сообщил директор.

- А где они? - Хэсс решил сначала получить разъяснения от Вуня.

- Когда я уходил, то они разыгрывали мое нижнее белье, Хэсс, - шепотом сообщил Инрих. - И, по-моему, еще не закончили.

- Здорово, - Хэсс встал на ступеньку, и распахнул дверь.

На лежаке Инриха сидело трое. Лицом к Хэссу оказался Вунь. Справа от Вуня расположился на куче тряпок директора и на его новой шляпе с длинным черным пером ранее знакомый Хэссу маленький человечек со сломанной ногой. Хэсс вспомнил его имя - Нинихмай, а Вунь его обозвал костяножкой. Третий тип был, вернее была, женщина. Хэсс раньше не задумывался, как выглядят маленькие человечки женского рода. Но эта превзошла все его ожидания. По возрасту Хэсс бы сравнил ее с девочкой лет тринадцати-четырнадцати. Кукольные черты лица, длинные черные волосы, яркая улыбка.

- Мы уже все поделили, - радостно поприветствовал Хэсса Вунь. - Все что досталось мне твое, - продолжил Вунь.

Это хозяйственность слегка сбила Хэсса с мысли.

- Знаешь, Вунь, я, как личный дух, вообще то сержусь, - но выговориться он не успел.

Вунь виновато опустил глаза, а затем цокнул на девочку:

- Говорил я, что Хэсс строже матушки Валай.

Девчоночка опустила глаза.

- Ты о чем? - сбился Хэсс.

Инрих хмыкнул, он где-то так и предполагал, что разговор собьется в другое облако.

- Простите, личный дух, - тоненьким голоском попросила девочка.

- Да ладно, но о чем речь? - отмахнулся Хэсс. - Вунь, ты мне объясни... - договорить он опять не успел, маленькие человечки затараторили.

- Тиха! - рыкнул Хэсс.

Вунь круглыми глазами смотрел на личного духа.

- Какое новое заклинание! - восторженно выговорился Вунь.

- Я еще раз спрашиваю за что вы отнимаете у Инриха вещи? И второй вопрос, что это за девочка?

- Девочка это племянница Нинихмая, - Вунь показал на каждого пальцами. - Просто за ней ухлестывает один не подходящий тип. Да еще ее мамаша вещи собирает. Нинихмай присматривает за девочкой. Ей, конечно, еще рано играть, но она же под нашим присмотром.

Вор замахал руками:

- Про девочку я понял, теперь все-таки про вещи.

- А что? - Нинихмай покрутил головой. - Мы вправе!

- Мы вправе! - Вунь выпятил подбородок.

- А я не понял! - Хэсс требовал разумных объяснений.

- Он на тебя навесил этого помертвого, мы это скомпенсировали, - Вунь замахал руками перед глазами Хэсса.

- Я что без вещей останусь? - влез в разговор Инрих. - А они что все время с тобой ехали?

Хэсс вынужден был рассказать о его встрече с маленькими человечками. Инрих спокойно кивал. В итоге этого разговора он задал единственный вопрос, который так и не задал Хэсс. Директор спросил какому количеству маленьких человечков Хэсс является личным духом. Ответ подкосил Хэссу колени. Инрих оценил состояние личного духа, но вопрос о своих вещах не закрыл. В итоге долгих препирательств директор вернул себе вещи, но расплатился с Хэссом обещанием помочь ему в случае острой необходимости. Вунь вел девочку, а Хэсс нес на руках Нинихмая. В повозке они втроем спели личному духу колыбельную, тот успокоился и смирился с многочисленностью рода Вуня.

Отец Григорий решился поговорить с Най о ее матери. Вечер после прощания с Одольфо ему показался походящим. Григорий поправил свой черный балахон.

- Най, прости, что отрываю тебя, но удели мне немного времени, - отец Григорий смотрел так просительно, что Най не сочла возможным отказать. Она беспомощно посмотрела на Крысеныша.

- Иди, - разрешил он.

Отец Григорий и девушка остановились у большого дерева. Най ожидала, пока ученый сформулирует свою просьбу. Григорий выдерживал время, что бы Най прочувствовала важность их разговора.

- Най, я не хочу вмешиваться не в свое дело, прости, - сразу попросил он. - Но я не могу все оставить так.

- Вы о матери? - догадалась Най.

- Да, Най, - Григорий убедился, что девушку тоже тревожит эта тема.

- Говорите, - она напряглась. Най показалось, что отец Григорий ее будет ругать.

- Най, ты бы поговорила со своей матерью, - осторожно предложил Григорий.

- О чем? - ощетинилась девушка.

- О себе, Най.

- Мы уже говорили, - возразила она, как о давно решенном.

- Тогда ты могла бы поговорить не о тебе, а о ней самой, - отступил Григорий.

- О чем вы? - не поняла Най.

- О том, что твоя мать живет не настоящим, а только прошлым. Ты привыкла, что это всегда так, и никак иначе, но я же вижу, что твоя мать уходит, так ничего и, не сделав в жизни. Ты бы ей об этом сказала. Она же даже не может встретить мужчину потому, что видит только свое прошлое с Лаврентио. Ты извини, Най, но об этой истории мне рассказал сам Лаврентио.

Най молчала.

Отец Григорий попробовал подступиться по-другому:

- Най, пойми, пока твоя мать не изменится, то вы не найдете общего языка.

- И как бы вы это ей сказали на моем месте?

- Я бы сказал, что я люблю ее, - не растерялся отец Григорий, - а потом бы попытался объяснить, что она себя закапывает в землю, так и не прожив свою жизнь.

- Может быть я и попробую, - Най не стала продолжать разговор. - Я так думаю, что на вас навеяла смерть Одольфо. Вы тоже подумали, что мать уходит?

Отец Григорий кивнул, он не стал пояснять девушке, что подумал, что тогда и она и Анна будут более восприимчивы к его словам.

- Я воспользуюсь вашим советом, отец Григорий, - Най не испытывала благодарности к нему, но признала его правоту. - Но, что я хочу попросить вас. Пожалуйста, больше не вмешивайтесь в мою жизнь.

Отец Григорий склонил голову.

Глава 28. Мост на гнилых опорах

Обида - мост на гнилых опорах.

Лучше упасть в воду, чем стоять на том берегу.

Народная мудрость.

Следующий день пребывания труппы в гостях у Мастеров ознаменовался общим собранием труппы. Инициатором сбора выступил директор. Он уже простил Хэсса, Вуня и Нинихмая и рассказал о них Илисте. Новости, благодаря легкому языку примы, распространились среди актеров, но особого волнения не вызвали. Это стало еще одним ярким штрихом к чудесам Темной земли.

Все собрались на площадке перед входом в главную залу мастеров. Илиста вышла вперед. Сегодня она закрутила волосы в замысловатую прическу с торчащими локонами, чувствовалась, что Анна долго трудилась над прической. Прима надела облегающее трико и куртку Инриха. Хэссу даже показалось, что Илиста забрала себе на хранение вещи директора, мало ли что еще придет в голову Вуню.

Актриса подняла руку, призывая к вниманию:

- Сегодня новый день, и мы должны решить, что делать дальше, - начала Илиста свою речь.

Люди одобрительно закивали.

- Как вы уже все понимаете на фестиваль мы опоздали, - Илиста вздохнула, многие лица омрачились. - К тому же нас постигли потери. Умер Одольфо, Лайм и Нигмар, серьезно пострадала Маша. Но сейчас ее состояние приемлемое. Шрамы останутся, но калекой она не будет. К сожалению, больше мы ничего не можем сделать. Я еще хочу вспомнить Линая, который так много сделал для нас, но видимо его путь закончился. Но в этом пути у нас были не только потери, но приобретения. Мы повстречались с удивительными созданиями, с кодрами. Не мне объяснять вам, что за счастье мы получили. Я знаю, что почти все нашли с ними общий язык. - На этом месте на лицах появились улыбки. Илиста сделала паузу прежде, чем продолжить. - Как первоначально нам объяснили Великие Мастера кодры уйдут с нами. И это тема нашего разговора. Но пока вы не высказывались, я хочу попросить у всех прощение за то, что случилось пусть и не по моей вине, но при моем участии. Простите меня, но если бы мы не пришли сюда, то многое не потеряли, но многое и не получили.

Актеры проводили Илисту в молчании, она встала в первый ряд. На импровизированную трибуну, сделанную из пары ящиков, вышел директор. Он лукаво улыбался какой-то известной только ему шутке. Хэсс подозревал, что предметом его улыбок служил он сам и маленькие человечки.

- Илиста говорила перед вами первая, как человек, собравший вас всех в этот путь. Теперь надо высказаться мне, как главному в пути. Мы не приедем на фестиваль, но я не оставляю надежды, что когда-нибудь... Но сейчас не об этом, сейчас главное, что мы будем делать дальше. Я хочу всем сказать, что Великие мастера пригласили меня на разговор сегодня, и после нашего собрания, я отправлюсь к ним. Пока же надо выработать единое мнение. Мы забираем кодров?

Стройный хор голосов взорвал воздух:

- Да!

- Отлично, это главное решение поэтому, придется решать основные проблемы. Куда мы можем пойти? Здесь же мы не останемся?

Вперед выступил орк Страхолюд:

- Если позволите, уважаемый Инрих, эта земля теперь будет нашей орковской, - он высказал это так уверенно, весомо, что дополнительных вопросов не возникло.

- Значит, мы должны уйти. Да и жить здесь не очень то, - директор вел общее настроение в труппе к единственному возможному решению.

- Тогда мы должны вернуться, - послышался голос отца Логорифмуса.

- Куда?

- В Эвари, - молниеносный ответ.

- Отлично, я тоже придерживаюсь подобного мнения, но будут ли нам там рады? - директор развел руки.

- Рады? - люди не смотрели на возвращение с такой точки зрения.

- Вы знаете сколько всего кодров? Их несколько тысяч, и это не все, - директор опять будто бы извинялся.

Отец Логорифмус пожал плечами, по его мнению, нет таких трудностей, которые нельзя было бы преодолеть.

- Кстати, отец Логорифмус вы оставите свою миссию? - полюбопытствовал Мухмур Аран.

- Я нашел то, что искал, - просто ответил Логорифмус.

В это мгновение Хэсс подумал, что Логорифмус похож на того могучего зверя, с которым подружился. Тот зверюга тоже так корчил рожи, и морщил нос.

- Мы возвращаемся? Но как мы пройдем по этим землям до Эвари? И главное, примут ли нас? - Инрих вернулся к теме дискуссии.

- Нам больше некуда идти, - Саньо подал голос. - Мы не дадим кодров в обиду.

- Уж скорее они не дадут нас, - пробормотал директор. - Отлично с этим предложением согласны.

Общее голосование прошло успешно.

- Итак, у нас еще как вам известно, есть три стада больших мясных животных, которых нам придется разводить. Пока они спят, но кто их погонит?

- Здесь я скажу, - Илиста опять вышла вперед. - Этим всегда занимался клан мудрости, то есть я и мои кодры.

- Отлично! - директор знал заранее, что она скажет. Ночью они уже это обсуждали. - Мы будем их гнать, но по идее должны справится. Я бы предложил этим заняться уважаемому Логорифмусу и Григорию, а также всем свободным от присмотра за кодрами. Кстати, повозки придется оставить здесь. Я предварительно договорился со Страхолюдом. Они останутся здесь, а личные вещи сгрузим на кодров. Они тоже согласны. Передвигаться мы будем быстрее, все будет зависить от этих мясных животных, которых придется гнать по земле.

- Да, летать они в отличие от кодров не смогут, - подал голос Боцман.

- Полеты придется освоить всем, даже тем немногим, кто не сговорился с кодрами, - продолжил директор. - Вопросы есть?

- Есть, - к директору протиснулся Лаврентио.

- Говори, - разрешил Инрих.

- Первый, когда мы выходим назад? Второй, мы как труппа распались? И третий, когда будут объяснения? И еще один, про этих маленьких везде шныряющих человеков, да и еще синих птиц?

- Правильно, - согласился Негда. Его поддержали остальные музыканты. - И как лететь беременной?

- Уф, - директор помахал руками, успокаивая гомон. - Для объяснений и даты выходы давайте соберемся завтра утром, после моей сегодняшней встречи с Мастерами.

- Хорошо, - Лаврентио согласился, - а остальное?

- Подождите, - директор думал, как ответить. - Про труппу вы можете решить только сами. Не перебивайте, - остановил он остальных. - Про птиц пусть объясняет девушка, наша Алила, а про человеков все вопросы к Хэссу. Это он их личный дух. Хэсс!

Вору пришлось выйти вперед, под общим любопытством Хэсс поведал весьма скорректированную историю своего обличивания в духи. Закончил свою речь он следующими словами:

- И, насколько мне известно, маленькие человечки уже кое-кого из вас выбрали в своих. Вунь еще не объяснял мне как, но потом надо будет провести ритуал, тогда и у вас будут жить маленькие человечки. По себе могу сказать, что это помощники, опекуны и друзья. Бросить их я не могу, и уж коли мы берем таких больших кодров, то надо взять и маленьких человечков.

- Алила! - вызвал Инрих.

Сегодня девушка была не такая растерянная, как в ту памятную ночь. Она явственно волновалась:

- Птицы, они тоже уходят, улетают из Темных земель, - начала она. - И они выбрали меня, как человеки Хэсса. Они волшебные, сами знаете про синих птиц. Я предлагаю принять то, что случилось, ведь птицы это тоже дар Темных земель. Птицы многие годы являлись стражами Темных земель, возможно, что и в Эвари, они будут. Хэсс уже говорил, что человечки выбирают и общаются с кем-то из вас. Так вот птицы тоже смотрят, вы их не бойтесь, они тоже говорят.

Люди молчали. Вроде бы разъяснения и получили, а все равно чего-то не хватает.

- Давайте, эти вопросы оставим на потом, - директор опять взял обсуждение в свои руки. - Кто-то еще хочет высказаться?

Лаврентио запротестовал:

- Подождите, мы еще не все обсудили.

- Хорошо, - Инрих покорно согласился. - Говори.

- Я о нас, - Лаврентио смотрел по очереди на каждого. - Мы есть или нас нет?

- Я поддерживаю, - послышалось от Мухмура Арана. - Мы столько труда вложили в постановку.

Флат глубокомысленно кивнул, Вика стукнула кулаком по руке, Саньо пробормотал что-то утвердительное. Лаврентио вызвал к обсуждению волнующую всех тему.

- Что мы будем делать? - актеры бормотали, но никто не хотел выступать первым.

Мухмур Аран напрягся, он считал, что он и Одольфо родители постановки, и это невнятное бормотание убивает его творческого ребенка. Ситуацию спасла Илиста:

- Мы можем представить нашу постановку в столице. Мы должны ее сделать вечером памяти Одольфо. Если уж мы не попадаем на фестиваль, то давайте хотя бы почтим память драматурга таким образом.

- Правильно, - выкрикнула Вика, но сразу же смутилась.

Дикарь поднял руку:

- Я бы согласился с предложение благородной Илисты, это было бы достойно.

- Но если мы представим постановку в столице, то не сможем ее представить на фестивале, - робко возмутилась Мириам. Гвенни взяла ее за руку и продолжила речь подруги:

- Тогда постановка Одольфо никогда больше не попадет на фестиваль.

- С фестивалем дело темное, простите уж мое вмешательство, - инициативу разговора взял в свои руки отец Григорий. - Когда вы на него попадете еще? Да и поедете ли в таком составе, а вот помянуть Одольфо это правильно.

- Хорошо, - Саньо принял решение. - Я согласен с Илистой. Фестиваль дело десятое, а вот человек и его память...

- Инрих? - Илиста повернулась к директору.

- Я согласен с любым решением, дорогая. В этом случае решить надо именно вам - актерам, а не нам работникам, - директор отстранился от высказывания собственного мнения.

Илиста потребовала голосования. В итоге актеры согласились, что она предложила наилучший вариант.

- Еще вопросы будут? - Инрих был уверен, что нет, но ошибся.

Общим вниманием завладела Най. Эта девчонка затронула финансовый вопрос.

- Я хочу знать, что будет с оплатой? - Най выставила грудь вперед, характерным движением своего отца.

- Ну, как ты можешь, доченька, - забормотала ее мать.

- Это важно для меня, важно для остальных, - Най еще громче заговорила, боясь, что ее могут прервать.

Альтарен и Сесуалий пожали плечами, они решили свои денежные затруднения. Остальным же вопрос вознаграждения, обещанного при их согласии отправиться на фестиваль, показался весьма своевременно поднятым. Илиста и Инрих переглянулись.

- Я понимаю, что это надо обсудить, - Инрих понадеялся, что выразился достаточно дипломатично.

- И обсудить сейчас же, - поддакнула Вика.

- Хорошо сейчас же, - директор приготовился к обороне.

Тишина.

- Я жду, - послышалось от директора.

- То есть как? - изумилась Най. - Это мы ждем.

Инрих подумал еще поиграть в слова, что могло дать ему дополнительные моральные преимущества в будущей торговле, но сделать это ему не дала Илиста.

- Мы оплатим половину обещанной суммы, - актриса сделала свое предложение.

- Донна Илиста, - Флат покачал головой. - Но денежными вопросами занимается Инрих.

- Я придерживаюсь этого же мнения, - быстро выговорил директор, не желая развивать тему "кто хозяин в труппе?".

- Половину? - потянула Най.

- Мы не дошли до Фестивального, - директор обрел почву под ногами и не собирался отступать.

- Так давайте дойдем, - Най упрямилась.

- Доча! - ее мать Анна прикрикнула на девушку.

- Мама! Это ведь и твои деньги!

Хэсс впервые узнал, что оказывается, творческие люди умеют торговаться не хуже самых прожженных торговцев. Почти полутора часовые дебаты привели к тому, что труппа согласилась на условия половинной оплаты с выплатой в течение двух дней по возвращению в столицу.

- Ну, вы и поторговались! - Хэсс стоял рядом с Инрихом.

Труппа разошлась, но директор попросил Хэсса остаться.

- Это еще ничего. Я представляю какие бы дебаты были, если бы они все-таки заполучили свои сундуки с золотом на фестивале, - директор взмок от напряжения. А что тебя удивило?

- Никак я не думал, что артисты так любят деньги, - честно признался Хэсс.

- Фррр, - директор взялся было за косу, но передумал. С жалостью посмотрев на очередную заколку, он убрал руки. - Хэсс, деньги и овации для артистов это есть две главные составляющие их успеха. Если овации они зарабатывают свои трудом, яркостью, талантом, то уж деньги они могут истребовать только своей настойчивостью. Я тебе расскажу, что во многих актерских школах есть даже специальный предмет, суть которого состоит в том, чтобы получить как можно больше за свой труд. И там главная заповедь такая, что если ты беден, то играешь плохо. Понимаешь?

Хэсс подумал над сказанным и кивнул, находя все эти соображения очень разумными.

- Видно, Най этот курс хорошо освоила, хотя вы, Инрих, его раза три проходили. У девушки пока не тот уровень. Ладно, Инрих, что от меня надо?

- Что? - директор дернул говой.

- Я остался, вы же мне сказали, чтобы я подождал, - напомнил Хэсс.

- А! Точно. Ты далеко не уходи, сейчас поедим, и пойдем в главный зал, - объявил Инрих.

- Погодите! - Хэсс поправил платок. - Вы пойдете в главный зал? А я?

- И ты тоже, - Инрих обошел Хэсса вокруг. - Вполне прилично. Мы, как представители, должны хорошо выглядеть.

- А я то зачем? - Хэсс все еще не понимал.

- Так когда, тот совсем худой назначил нам встречу, он так и сказал, чтобы ты тоже был. Он на тебя рукой указал.

- Не может быть, - вор не верил услышанному. - Откуда они меня знают?

- Может быть дело в твоих маленьких человечках? - логично предположил директор.

- Может, - сдался Хэсс.

- Проведай больных, поешь, а потом пойдем. Кстати, как там больные?

- Казимир ничего очухался, но стонет о своей травке. Сильно она его воображение поразила. А вот Маше лучше. Глаз остался цел, только она не видит им отчетливо. Ноги, руки заживают, - отрапортовал юноша.

- Кто с ними сидит?

- С Машей то я, то Нинихмай, - заметив недоумение на лице директора, Хэсс поторопился пояснить. - Это родственник Вуня. А за Казимиром кто-то из охраны присматривает. Я ему успокаивающий отвар сделал, ребята его поят.

Директор кивнул и ушел командовать, предлагать, обсуждать, подслушивать, договариваться, то есть осуществлять свои прямые рабочие обязанности.

- Какой хороший курс, надо бы и мне его пройти, - улыбнулся вор, оставшись в одиночестве на площадке.

Трапеза подходила к концу, когда Хэсс услышал прелюбопытнейший разговор двух ученых-богословов. Оба они уже поели, а теперь сидели и обсуждали свои планы. Ни Логорифмус, ни Григорий не видели Хэсса, который сидел в тени большого дерева.

- Так что у нас получается? - Григорий завел этот разговор. Он знал, что от Логорифмуса можно получить что-то, лишь прямо это попросив.

- Да у нас что-то получается, - Логорифмус в этот раз не спешил. Григорий уже делал намеки, так что Логорифмус знал, о чем пойдет речь, и время принять решение у него было.

- Я вот решил остаться, и из ордена уйти, - выпалил Григорий.

- Зачем? - Логорифмус глянул на него искоса.

- Ну, звери же, да и людей этих как оставить? - обосновал свою точку зрения Григорий.

Логорифмус подвигал губами:

- Я бы на твоем месте не спешил, но решать не буду. Я вот думаю остаться, миссия у нас другая.

- Это ты что-то говоришь такое? - заволновался Григорий. По его мнению, было два выхода: или уйти из ордена и остаться с кодрами, или остаться в ордене и уйти от кодров, а его собеседник говорил о чем-то другом.

- Я вот думаю, что наша миссия заключается в другом, - спокойно продолжил пояснения отец Логорифмус. - Мы должны написать такие книги, чтобы практика не расходилась с теорией. Понимаешь? Написать про Темные земли, про истину, про этих Великих, про людей.

- Ах, - отец Григорий буквально задохнулся от открывавшейся ему дороги.

- Именно, - Логорифмус дернул кончиками губ. - Истина Темных земель, не истина всего мира, но она есть. И нам надо об этом написать. Понимаешь?

- Так ты видишь истину? - Григорий еле выдавил из себя вопрос.

- Конечно, - уверенно кивнул Логорифмус. - Вся истина этих земель в двух вещах: нам не стать такими, как эти несчастные, но главное...

- Главное? - Григорий затаил дыхание.

Хэсс уже дожевал свою порцию, но сидел тихо, желая услышать, в чем же истина по мнению отца Логорифмуса.

- Главное это кодры. Ты подумай, они же позаботились о кодрах, как о своих детях. Много ли мы заботимся даже о своих детях? А?

Григорий ахнул.

- Кодры выходят будут частью нашего мира, и надо об этом написать, - после длительной паузы добавил отец Логорифмус.

- И сделать это можно только рядом с ними, - Григорий стиснул руки.

- Мы напишем обо всем так, чтобы не было противоречий, тогда это ляжет в души людей, - Логорифмус был уверен, что у них получится.

- Так у нас все впереди? - переспросил Григорий.

Хэсс его не видел, но был уверен, что тот несказанно рад.

- Конечно, ведь найти истину это весьма мало. А ты не знал? - Логорифмус жил по какой-то понятной ему логике, но когда ее обнародовал выходило, что она самая верная.

Хэсс поразился, он тоже этого не знал.

Не только ученые-богословы обсуждали свое будущее. К вопросу о завтрашнем дне серьезно подошли Недай и Ямина. Помощник и племянник директора Недай немного разволновался предстоящим трудностям. Он знал, что с девушкой надо говорить очень мягко, Ямина не самая умная, но тонко чувствующая натура. Недай все это знал, но снисходительно относился к ее недостаткам. Если бы кто его спросил, то Недай, пожалуй, сформулировал, что излишний ум женщины не нужен для совместной жизни, по крайне мере, с ним.

Ямина сегодня принарядилась специально для Недая. Она одела максимально короткую юбку, и открывающую прекрасные перспективы блузу. Но на поднявшемся ветру ей стало зябко. Недай заметил, что руки Ямины покрылись гусиной кожей. Он скинул куртку и укутал Ямину. Смущенно поулыбавшись, Ямина сочла, что это очень интимно и мило.

- Ямина! - Недай взял ее за руку. - Мы скоро возвращаемся в столицу.

- Да, твой дядя сказал, - согласно кивнула актриса. - Жаль, конечно, что мы так и не попали на фестиваль, но зато у меня теперь такой замечательный кодр. Только, Недай, я на нем летать боюсь, а он меня уговаривает, что это нестрашно.

- Это действительно нестрашно, - заверил Недай, хотя сам еще не летал.

- Тогда я попробую, - подавив свои страхи, решилась девушка.

- Ямина! Ты мне очень нравишься, - Недай вспомнил, как репетировал свою речь. Девушка покраснела, но глаза не отвела.

- Ты мне тоже, - еле слышно прошептала она.

Недай еще ближе пододвинулся к девушке и обнял ее.

- Только ни на что такое я не согласна, - поспешно затараторила Ямина.

- Ни на что такое? Ты бы сначала меня выслушала, - Недай укорил ее за поспешность суждения.

- Говори, но я девушка приличная, не то что эта Най, - язвительно заметила Ямина.

Недай поморщился, но свое мнение по поводу Най приводить не стал.

- Ямина, ты бы могла стать моей женой?

- Но мы так мало знаем друг друга, - слабо возразила Ямина.

- Ямина! Мы много времени провели друг с другом, - Недай поразился каким-то возражениям.

- Нет, это в труппе, а я говорю о нас, - поспешила она объяснить. - Влюбленные должны вместе провести много времени, понимаешь? Даже до первого поцелуя должно прийти время. Иначе как влюбленные узнают, что смогут много времени прожить вместе?

Недай засомневался в малом уме Ямины, но потом успокоил себя, что она практична.

- Хорошо, Ямина, но у нас нет условий встречаться.

- Здесь нет, но мы же вернемся в столицу, - Ямина очаровательно улыбнулась.

Пока практичная Ямина рассказывала Недаю, как должны влюбляться и жениться честные люди, Богарта и Саньо выяснили свои личные отношения в совсем другом аспекте.

Актер стоял в один подштаниках, уперев руки в боки.

- Ты, что переспала со мной и все? - неверяще кричал он.

- Ну, что? Что и переспала? Имею право, - запальчиво отвечала Богарта.

Она стояла напротив любовника, одетая в черные облегающие штаны и закрытую кофту с высоким воротом. В руках у нее был нож с тонкой серебренной гравировкой на ручке. Надпись гласила: "Любимой верной супруге. Да уйдут соблазны с твоего пути".

- Так я тебе на одну ночь, что ли? - Саньо поджал губы.

- А для тебя новость, что и ты можешь быть на одну ночь? - отреагировала воительница.

- Да, - коротко признался Саньо.

- Это все? Тогда убирайся из моей повозки, - рявкнула Богарта. Ей захотелось заплакать.

- А я тебя люблю, - Солнечный не желал просто так отступать. Он знал, что это магические слова для женщин, которые меняют ход скандалов, разговоров и жизней.

- Убирайся! - Богарта рассердилась.

- А я надеялся, что мы будем вместе, - Саньо успокоился. Свои страсти он держал под контролем. Он видел, что его любимая растеряна, зла, но причин этого не понимал.

- А я нет! - Богарта опять перешла на крик.

В повозку заглянул повар.

- Вы бы так не орали, ребята, а то уже вся труппа у ваших дверей, - повар Грим быстро скрылся.

Его кратковременное вмешательство сбило их с высоких тонов скандала. Богарта не рискнула подойти к Саньо, ей казалось, что тогда он поймает ее и вся злость пройдет. Актер молча одевался, говорить не хотелось.

- Вот уж не думал, что ты такая трусиха, - Саньо застал ее врасплох.

Уже одетый по всей форме, он встал рядом с ней, сделав вид, что собирается входить. Но коварно обманув ее бдительность, обнял и крепко поцеловал. От этот нежного и в тоже время дикого поцелуя Богарта растерялась, потеряла секунды. Саньо вынул нож из ее рук, и забрал себе.

- Это тебе не поможет, - авторитетно изрек он, посмотрев на надпись.

- Что? - воительница растерялась.

- Мне повторить? - Богарта поняла, что это он поцелуе.

- Нет, - отступила женщина.

- Я же говорю, не думал, что ты струсишь, - Саньо пожал плечами и вышел.

Народ, будто бы случайно оказавшийся рядом с повозкой, расходился. Актер лишь усмехнулся. Если бы это помогло вернуть Богарте решительность и разумность, то он бы на глазах у всех занялся бы любовью с ней.

Оказаться в Главной зале было приятно. Хэсс оценил прохладу и какое-то мирское спокойствие, которое царило в Главной зале. Когда они шли по коридору, то Хэсс любовался странными неясными картинами. Для себя он определил, что эти картины созданы необычным художником. Все фигуры на них, будь то люди, или кодры, или деревья, или водопады, все было слегка размытым. Не имея четких контуров, водопад плавно переходил в человека, человек в кодра, а тот в дерево. И все это сливалось вместе с небом чуть желтоватого оттенка. Хэсс подумал, что было бы хорошо украсть такую картину, чтобы показать ее другим. Он подумал, что художники уцепятся за возможность скопировать концепцию живописи.

В Главной зале, куда они наконец пришли, Хэсса поразили высокие колоны, странно изъеденные жуками. Колонны были какие-то кособокие, неровные, но при этом весьма органично дополняли залу.

Сам зал был выдержан в голубовато-серых тонах. Два больших окна из непонятного материала, открывали прекрасные виды на Темную землю. А третье окно было странным, каким-то матовым, и ничего не открывало.

Посредине залы стоял стол, вполне земной и привычный. Однажды Хэсс уже видел подобный стол со странной резьбой, только меньших размеров.

Стулья или кресла поразили Хэсса своей высотой и несоразмерностью для людей, но он сумел втиснуться в одно из них. Сидеть оказалось сильно не удобно.

Тот Мастер, как Инрих говорил Великий, привел их и оставил в зале.

Директор молчал, Хэсс тоже, но головой усиленно вертел.

Решив еще раз предположить зачем позвали именно его, Хэсса, вор погрузился в свои мысли. Легкий толчок под ребра вывел его из задумчивости в самый интересный момент.

Великий Мастер вернулся, держа в руках что-то сильно напоминающее книгу.

- Это Вам прочитать, - сообщил Великий.

Чувствовалось, что Великий скован с людьми. Но возможно такое ощущение возникало потому, что он не привык говорить с людьми, как с гостями.

Хэсс потянулся к книге, разложив ее на столе, он и директор погрузились в чтение.

Это была история создания кодров. При этом долго рассказывались какие-то тонкие подробности анализов и синтезов, которые Хэсс, да и Инрих не поняли. Но они добросовестно прочитали все, что велел Великий.

Когда Хэсс поднял на него взгляд, то Великий скривился, и было неясно улыбка это или гримаса.

- Теперь вы понимаете, что это наши дети? Мы за них отвечаем.

- Конечно, - директор и вор кивнули.

- Мы должны были выбрать достойных, чтобы те могли взять наших детей и растить их дальше. Они еще не достигли своего рассвета, а мы уже спустились в закат, - скорбно продолжил Великий.

Его монотонная речь резала Хэсса по ушам.

- Так это значит поэтому, вы отдаете их нам? - рискнул спросить Инрих.

- Пойдем, - Великий протянул Инриху руку.

Хэсс тоже поднялся, но хозяин повелел остаться на месте. Инрих и Мастер ушли. За последующие два часа Хэссу надоело сидеть одному в Главной зале. Решив, что ничего плохого не будет, он поднялся и отправился рассматривать саму залу, картины и что еще попадется на пути.

В самой зале его внимание привлек синий сосуд, в котором что-то клубилось. Вынимать пробку из бутылки, частично вмурованной в одну из изъеденных колон, Хэссу не захотелось. Но внимательно посмотреть, он себе разрешил.

Виды из окон Хэсс изучил во время своего вынужденного ожидания поэтому, отвлекаться на них он не стал.

За одной из колон Хэсс заприметил маленький сундочок. Размер хранилища был примерно с треть обычного, используемого для белья. Подойдя к сундучку, Хэсс осторожно приоткрыл крышку, его челюсть отвалилась в прямом смысле этого слова. В сундучке сидели две бесшерстные собаки, играющие в кости. Странный гибрид рук и лап бросал кости, особо удачные ходы, собаки отмечали поскуливанием. Еще более осторожно закрыв сундук, Хэсс отправился дальше.

У того матового окна, которое ничего не показывало, Хэсса заворожили сваленные в кучу вещи. Одной рукой он выудил из тряпичной кучи сначала синюю мантию, затем какую-то тряпку неясного назначения, еще половину шляпы, потом меч, который, как показалось Хэссу, ему подмигнул. Обворовывать хозяев, Хэсс вовсе не собирался, но меч и тряпка решили по своему. Тряпка внезапно, как живая набросилась на вора, а меч пребольно уколол в бок. Хэсс уронил меч, и стал отбиваться от тряпки. Когда вор избавился от удушливой тряпки, то меча на полу не было. Тряпка тоже представляла собой нечто уже не целое. В середке тряпки появилась дыра.

Не желая больше испытывать потрясения, Хэсс отошел от этой кучи барахла.

В коридоре было все также прохладно. Картины светились и завораживали цветом и плавными неуловимыми переходами. Чуть дальше по переходу были еще одни двери, и эти двери были открыты.

Сделав шаг, Хэсс ступил в черную дыру. Следующий шаг ему сделать не дали, кто-то пребольно толкнул его в грудь и выставил за дверь.

- Я, между прочим, еще родиться хочу, а ты помирать собрался, - заворчал знакомый голос из темноты.

Двери черной комнаты захлопнулись.

Отдышавшись, вор решил продолжить ревизию. За поворотом были еще одни двери. Помня прошлый опыт, Хэсс решил сменить тактику. Он постучал в двери, они открылись. С порога было видно, что это обычная комната, забитая книгами. На одном из столов, заваленных книгами, нашлось место аквариуму.

- Заходи, гостем будешь, - поприветствовала рыбка из аквариума.

Наслышанный о чудесах с рыбкой от эльфа, Хэсс быстро сориентировался.

- Спасибо, - вежливо поблагодарил вор.

Рыбка плавала справа налево, а потом обратно, но слегка перебарщивала в движениях, и периодически вода выплескивалась из аквариума.

- Здесь знание-хранилище, - сообщила рыбка.

- Понятно, - Хэсс наклонил голову, рассматривая корешки книг.

- Скоро нас все того, - жалостливо поныла рыбка.

- Как того? - удивился вор, он продолжал читать названия книг.

- Ну, как-как? Просто, эти старики уходят, и нас с собой забирают. Вам же ничего не оставят, - рыбка зафырчала, как это делают только кошки.

- И тебя? Но ты же живая?

- Я живая, - судя по голосу, рыбка совсем уныла.

- Но как же так? - Хэсс еще мог понять гибель книг, хотя и их было жалко, но рыбку то зачем?

- А вот так! Попользовались и выкинули, - еще более жалостливо заныла рыбка.

- А нельзя ли тебе как-нибудь помочь? - зная, что лезет не в свое дело, все-таки спросил Хэсс.

Рыбка словно зависла в аквариуме.

- Значит, так давай мне тут желай покушать фугу.

- Чего?

- Скажи, рыбка сделай мне фугу, но только я сам ее сготовлю, - рыбка бешено молотила хвостом.

- И этим я тебе помогу?

- Поможешь, давай времени-то мало.

После странного желания Хэсса, в аквариуме появилась похожая на рыбку рыбка. Только она была неразумной.

- И что?

- Теперь скажи, рыбка сделайся колечком.

Без вопросов Хэсс произнес и это.

На дне аквариума появилось колечко.

- Надевай меня, идиот! - завопило колечко, голосом рыбки. - И шастай на место.

Пришлось все проделать быстро.

Когда в Главную залу вернулись Инрих и Великий Мастер, Хэсс чинно смотрел в окно, и прятал руку с кольцом в кармане. Напоследок рыбка сообщила, что вернется в свое прежнее обличие, если опустить кольцо в воду.

Хэсс Незваному было не привыкать к новым странным знакомым.

Глава 29. Не хлебом единым

И из исключений создаются правила.

Пэрис Хилтон.

- Погоди, Инрих, тебе, что сказал этот важный тип? - Хэсс не верил своим ушам в третий раз переспрашивая директора.

Они сидели в главной зале Великого Мастера, который ушел прощаться с кодрами.

- Он мне сказал, что это испытания, - терпеливо повторил Инрих, и еще раз пересказал то, что говорил Великий.

- Выходит, что нам зачлось то, что мы пережили той ночью? - Хэсс не знал смеяться или плакать. - А все, что было до этого? Наш путь по Темной земле?

- А это всегда так бывает, Хэсс, - довольно мудро заметил Инрих. - Все люди ждут испытаний, и думают, что вот случиться что-то одно, и оно изменит жизнь. А на самом деле важно то, как живешь все это время. Конечно, не спасовать в тяжелый момент важно, но ведь жизнь не состоит из одних тяжелых моментов.

- Да уж, - в сердцах Хэсс решил, что тот самый Великий тип ничего не понимает в жизни, и вообще он из другого мира. Таких надо прощать. Хэсс еще помолчал, думая говорить или не говорить. - Знаешь, Инрих, я от денег тех отказался со спокойной душой. Понимаешь? Для меня они ничего не стоили. Просто груда денег.

- Да? - Инрих недоверчиво поднял брови.

- Это правда. Я бы понял, если бы тот тип нас облагодетельствовать решил совсем по другому поводу. Для меня, например, самым страшным был случай с Машей. Я тогда столько сделал, сколько никогда до этого не делал, - откровенно признался Хэсс. - Но это не все. Еще мне было страшно осторожно, мне подсказали, что так боятся умные люди. Так вот, мне было страшно принимать Вуня. Я же его личный дух.

- Я знаю, осторожность может сильно помешать в жизни, - поморщился Инрих, вспоминая маленького наглого человечка.

Они еще помолчали, Великий Мастер не возвращался.

- Хэсс, - Инрих тоже решил выговориться. - Мне тоже не было так уж трудно отказаться от прошлого. Я на минуту представил себе, что никогда не увижу тех, кого люблю, такими какие они сейчас.

- Да? - в свою очередь поднял брови Хэсс.

- Это правда, - вернул его слова директор. - Новую жизнь можно прожить, только снова родившись. В любом другом случае, мы все равно живем с грузом старой жизни. И это надо уметь принимать.

Хэсс постарался удобнее разместить свой зад в кресле Великого, но сидеть было тяжело.

- Какие они худые, - вздохнул Хэсс.

- Ты о креслах? - ухмыльнулся Инрих.

- Конечно, - Хэсс осознал, что вздохнул о своем неудобстве вслух. - Интересно, а у остальных было также?

- У Илисты, Лаврентио, Богарты, Алилы, Логорифмуса и других? - Инрих тоже думал об этом.

- Да, у них.

- Не знаю, если они тебе ответят, то ты узнаешь, - обтекаемо ответил директор.

- Да, я спрашивать не буду, - возразил Хэсс.

- Почему? Не хочешь к ним лезть в душу?

- Где-то так. Залезть к другому в душу, это испытание прежде всего для себя. Некоторые души уж очень неприглядны, - мрачно сообщил Хэсс, продолжать разговор на эту тему ему не хотелось, но еще один вопрос следовало задать. - А этот Великий тип так и не понял про свои испытания?

Инрих лишь покачал головой.

- Значит, на фестиваль мы не успеем, - заметил спустя минут десять Хэсс.

- Какой нам фестиваль? У нас куча, или стая? Или как это будет правильно кодров. Еще Великий Мастер обещал нам, так сказать, кормовых животных. У Алилы пять сотен птиц. А у тебя толпа маленьких человечков.

- Да, - Хэсс вспомнил, как он узнал о количестве родственников Вуня. - Мы возвращаемся назад?

- Мы возвращаемся назад, - повторил Инрих. - Вперед пути нет.

- И что будет дальше?

- Откуда я знаю, я всего лишь директор труппы, а не колдун из Белой башни, - фыркнул директор.

- Илиста знает?

- Конечно, она же не дура, - Инрих взял себя в руки.

- Простите, Инрих, - извинился Хэсс.

В главный зал вернулся Великий Мастер. Он пришел с помощником. Хэсс внимательно рассматривал новое действующее лицо. Мастер был еще худее Великого Мастера. Очень похоже на человека после нескольких лет голодания, но для них худоба была вполне естественна и гармонично подходила к вытянутому лицу, раза в полтора длиннее человеческого, тонким малоизогнутым бровям, тонким губам, и неожиданно массивному широкому носу. В первого взгляда Хэсс угадал, что этот новый мастер сильно нервничает. Так обычно дергался сам Хэсс перед трудными заданиями.

- Наши кодры, - начал новый мастер и сбился, поправился, - ваши кодры выбрали себе глав. Клан Тишины, которую олицетворяет мудрость, во главе с Мрымом выбрал Илисту. Клан Волнения, который основывается на поиске, выбрал своим главой Логорфимуса.

На это сообщение и Хэсс и Инрих кивнули, Мастер продолжил свою речь.

- Клан Легкости, который кружит в воздухе, не выбрал себе главу, хотя в его ряды влились несколько ваших человек. Также как и Клан Изменчивости, который связан с водой, остался пока без главы.

Хэсс и Инрих опять кивнули. Мастер замолчал.

- Но ведь всего кланов пять? - решился уточнить Инрих, оба мастера на него странно поглядели. Инрих, оправдываясь, добавил: - Вы же говорили об этом.

- Да, - согласился Великий Мастер. Ему было явно тяжело говорить.

- Клан Свободы, который не нуждается в поводырях, тоже выбрал своего главу, - смог выговорить, наконец, молодой Мастер. Хэсс и Инрих замерли, что-то было не то в этих словах. - Им стал Хэсс Незваный.

- Но я в глаза не видел ваших кодров, - вырвалось нечаянное у вора.

- Мы знаем, - почти спокойно ответил Великий Мастер.

- Но тогда как же? - Хэсс понадеялся, что это пустая шутка.

- С ними договорился один маленький пронырливый человечек, - послышалось из-за дверей.

- Вунь? - опешил Хэсс, Инрих опять поморщился от воспоминаний.

Вунь деловито зашагал к столу, запрыгнуть в кресло одного из Мастеров, ему труда не составило. Садиться он не стал, так как его бы не было видно остальным. Вунь остался стоять за импровизированной трибуной.

- Нам, понимаешь, так передвигаться будет удобнее, - шокирующее признание Вуня повергло Инриха в истерическое состояние. Хэсс все еще молчал.

- Ты, что так им и сказал? - не веря в услышанное, спросил Хэсс.

- Почти, - признался Вунь. - Мы уже давно с ними знакомы, личный дух нашего рода. Мы у них шерсть вычесываем, понимаешь? Они - Свободные - лежали в той пещере в самом конце. Ну, наши там ход пробили. Это было совершенно случайно, - сразу добавил Вунь. - И вот, мы с ними познакомились. Они нас в семью приняли, и ты тоже получаешься в семье. Род все-таки. Так что сам понимаешь, что договориться труда не составило.

Хэсс закрыл глаза, Инрих сдерживал громкий смех, но хихиканье прорывалось. Оба мастера торжественно молчали. В эти минуты Хэсс вспомнил молитвы, которые когда-либо он слышал в своей жизни. Это была мешанина слов из молитв отца Григория и монаха Шевчека, из причитаний нищих в столице и хвалеб короля Главрика IХ. Но одна мысль во всем этом была главной: "Что уже больше Хэсс не вынесет, хватит с него подобных новостей". Почему-то тогда же Хэссу вспомнилось, что в детстве, еще до встречи с Шаа, он мечтал о большой семье, и даже молился об исполнении желания. Похоже, что кто-то там услышал его молитвы и поспешил их исполнить в такой огромной форме.

- Хорошо, ты просто молодец, Вунь! - пересилив себя, смог произнести Хэсс.

Инрих одобрительно причмокнул губами.

Много позже, спустя несколько лет, Инрих спросил Хэсса, почему тот тогда так ответил. Хэсс признается:

- В первый же день мой учитель Шаа, рассказал мне длинную историю, из которой я понял одну вещь. Если ты любишь кого-то, скажем, вы связаны сильными узами, то изволь уж принимать и то, что любит он. Если ты откажешься принять, то потеряешь того, кого любишь. Это похоже на то, как юноша приводит девушку в дом. Его родители должны полюбить невестку больше собственного сына, тогда и внуки у них будут, и сын, и еще и дочь. Любить кого-то на половину, или на треть или на четверть нельзя.

Инрих тогда выразит сожаление, что так и не познакомился с этим чудесным человеком Шаа. Хэсс расхохочется в ответ, но причину своего смеха пояснять откажется. К ним выйдет второй сын Хэсса - Авехо, который потащит Инриха в театр. Авехо с малолетства будет вить веревки из всех окружающих, а в особенности из Инриха, который назовет его первое имя, и будет опекать всю жизнь.

Сентенус лихорадочно собирался. Последний день и ночь он провел не лучшим образом для своей печени, но весьма плодотворно для короля и разведчика. Сентенус пил по черному до розовых нимф в компании с колдуном из Белой Башни. В один час из этого дня колдун спросил, что хочет увидеть Сентенус, так сильно наливаясь настойкой из черного дуба. Сентенус сболтнул про розовых нимф, и они оказались прямо перед ним. Одна особо соблазнительная стала танцевать, но Сентенус лишь разочаровано вздохнул.

- Не забирают меня твои нимфы, - пьяно пожаловался он колдуну.

- Странно, а меня забирают, - также по дурному отозвался колдун. - Не дорос ты еще, - сделал правильный вывод колдун.

- Может быть ты не дорос? - воспротивился Сентенус.

- Я? - Визгливое покрикивание колдуна, абсолютно убедило Сентенуса в своей мысли, но через миг он это все забыл.

- А ты уверен, что именно такая пьянка, устроит твою линию для моей встречи с актерами, геомант хренов? - Сентенусу пришло в голову, что колдун смог его просто разыграть, сказав, что надо пить целый день, сидя в подвале Белой Башни.

- Уврн, - пропуская гласные, забулькал колдун, выпивая полбутылки настойки из черного дуба.

- Ну, ладно, а то что-то мне плохо стало, - признался Сентенус.

- Держи еще, - колдун протянул очередную бутылку.

- Хорошо, - Сентенус сделал добрый глоток, действительно стало полегче. - Значит, ты думаешь, что у нас все получиться?

- Что значит у нас? - колдуну не понравилось обобщение. - У меня всегда все получается, Ик! - заикал колдул.

- И у меня тоже, - не остался в долгу Сентенус.

- Ты так думаешь? - вкрадчиво уточнил колдун, и опять забулькал из бутылки.

- Раз живой, то всегда, - непререкаемым тоном изрек Сентенус.

- В принципе прав, - согласился колдун.

- Я вот, что хотел спросить, а почему меня твои нимфы не забирают? Может быть они не настоящие?

- Может быть, - колдун решил, что пить из бутылок нерентабельно, и открыл бочку. Сейчас он раздумывал, как устроиться под бочкой, чтобы настойка текла к нему в рот сама собой.

Когда Сентенус дотащился до своей постели то, как раз первые лучи солнца пробились сквозь занавеси. К нему в опочивальню сунулся кто-то из слуг:

- К Вам первый министр Язон!

Сентенус устало свалился в кровать, не желая ничего выслушивать.

- Пошли его! - велел он слуге, но дед уже вперся в комнату.

- Я вот подумал, Сентенус. Мы несправедливо взвалили на тебя такую тяжелую ношу, - проникновенно начал дед, чувствовалось, что он долго готовился к этой речи.

- Хрр, - высказался Сентенус.

- Я придумал другой выход из ситуации, - быстренько сообщил дед.

- Какой? - выдавил из себя валяющийся на кровати внук.

- А почему ты лежишь? - заметил дед.

- Тренируюсь быть королем, - Сентенусу хотелось остаться одному, чтобы выспаться. Настойка из черного дуба заполнила его полностью, и требовала улечься в постель.

- Это хорошо, пригодится, если ты не одобришь мой план, - рационально решил дед.

- Давай свой план, - поторопил Сентенус.

- У тебя единственный шанс. Прибьем короля, продадим землю, Льяму в охапку, кота в подземелья, а сами к соседям за перевал, - выдал дед.

- Странно, - поднимая голову от подушки, изрек Сентенус, - Я пил, а ты чушь несешь. Похоже колдун перегеомантил. Иди-ка ты, дедушка, поспи, и кота не трогай.

- Почему? - дед был крайне раздосадован таким несерьезным отношением к его предложению

- Сильно он у вас гадкий, во-первых, а во-вторых, ему теперь с кошками трахаться приходится, если, конечно, он не воздерживается, - Сентенус опять уронил голову на подушки, стаскивать сапоги не было сил.

Дед застыл:

- Причем здесь кошки?

- Ни причем, но нимфы не лучше, - уже довольно сонно пробормотал Сентенус.

- О чем ты? - дед стал трясти внука за плечо, но Сентенус наплевательски спал, не отвечая деду.

- И я воспитал такого внука! - дед патетически поднял руки, но потом опустил. - Но внук вышел вроде лучше сына. Может с правнуком повезет? Надо его срочно женить.

В голове у деда засела новая мысль, опасная для королевства в целом и для Сентенуса в частности.

Боцман учился летать. За его подвигом наблюдал Мореход, Секач, Плинт и Железяка. Осторожно забравшись на спину большого седого кодра, Боцман крепко вцепился в холку. Кодр повернул голову, и проверил, как устроился человек. Большие желтые глаза зверя светились ехидством. Он-то знал, что летать не страшно. Затем кодр расправил свои крылья. Без разбега, с силой оттолкнувшись от земли, кодр взмыл вверх. Боцман судорожно вздохнул. Совершая круги над площадкой, где стояли люди, кодр поднимался все выше и выше. Боцман крепко держался. Ему даже пришлось закрыть глаза, чтобы голова перестала кружиться.

- Эгей! - донеслось снизу.

- Охх, - прошептал Боцман.

Внизу его явно не услышали.

- Эгей! - донеслось еще более мощное с земли.

Внезапно Боцман вспомнил, как плавал на своей старой посудине. Как-то они попали в страшный шторм. Там было примерно также страшно, беззащитность всегда пугает. Но тогда, когда они все поняли, что не ступят на твердую землю, у Боцмана пропал страх. Он себя не помнил, но ребята рассказывали, что он дико кричал, в ярости ругая шторм.

- Эгегей! - Во всю мощь легких закричал Боцман.

Внизу Мореход сделал глоток из свой фляги:

- Как хорошо! У меня аж уши заложило, - пояснил он окружающим ковыряние в ушах.

- Смотрите, - указывая пальцем на Боцмана, заверещал Плинт.

Могучий кодр стал совершать резкие развороты, снижения, затем опять набирать высоту. Боцман держался одной рукой, а второй махал ребятам на земле. Еще Боцман не забывал голосить, счастливый от открывающейся перспективы полетов в небе.

Стоя на твердой каменной площадке, Боцман восторженно вздыхал об ощущении воли, которое он вновь испытал. Следующим на полет решился Мореход, который никогда не желал уступать Боцману.

Когда в небо поднялся Железяка, Мореход рискнул спросить Боцмана.

- Так море для нас закрыто?

- Если уж я поднялся в небо, то и в море мы выйдем, - неожиданно уверенно откликнулся Боцман. Он приложил руку к глазам, солнце слепило, и не давало хорошенько рассмотреть кульбиты, которые выделывал кодр с Железякой.

- Ты думаешь? - еще раз желая убедиться, что все в этом мире возможно, переспросил Мореход.

- Абсолютно и безоговорочно. Теперь это не обсуждается, Мореход, - последовал правильный ответ.

За полетами кодра и рабочих сцены наблюдали еще двое: Богарта и повар Грим. Повар сидел на некотором возвышении от взлетной площадке. Охранница сама подошла к повару, который уселся на странном шатком сооружении, похожем на самодельный табурет, но почему-то на двух ножках. Грим внимательно посмотрел на женщину. Во владениях Мастеров она расслабилась, все напряжение, скопившееся в пути, ее отпустило. Сегодня повар видел ее первый раз не в штанах и куртке, а в короткой черной юбке с кофтой с высоким воротом.

После традиционных приветствий Богарта осмелилась спросить о назначении необычного табурета.

- Да просто ножка отвалилась, а больше у них ничего нет. Не вытаскивать же на воздух резное кресло? - отмахнулся повар.

- Я бы тоже хотела посидеть, - женщина решительно вернулась в пещеру. Там она взялась за огромное резное кресло. Не в силах его поднять Богарта поволокла кресло.

Грим встал и помог женщине. Когда они установили кресло рядом с ломанной табуреткой повара Грима, Богарта заметила:

- Если бы я сегодня не была в юбке, то должна была бы тебя убить за помощь.

Грим усмехнулся:

- Если бы ты не была в юбке, то я бы не стал помогать, кодекс я еще знаю.

Усевшись и вытянув ноги, Богарта стала осматриваться по сторонам. Виражи кодра с Мореходом на спине ее не впечатлили. Нечто подобное она уже испытывала сама.

- Так ты специально надела юбку? - догадался повар.

- По особому случаю, - согласилась Богарта. Сегодня она не только надела юбку, но и украсила свои короткие волосы двумя яркими заколками.

- Хорошо выглядишь, - сделал комплимент повар.

- Спасибо.

- Так, что тебе от меня надо? - Грим прикидывал затянется ли разговор, он хотел попробовать полетать на кодре.

- Я вернусь к пройденному, Грим, - Богарта сцепила руки, Грим слегка покачал головой. Так он и думал.

- Ты о Саньо?

- Да.

- Спрашивай, - покорно согласился повар.

- Ты сказал, что мне надо разобраться с собой, и не мучить его, - напомнила Богарта.

- Я так сказал? - повар переспрашивал потому, что не желал сам говорить ничего нового.

- Ты так сказал, - женщина расцепила руки и поправила юбку. Привлекательные коленки рассмотрел с высоты Мореход. Его громкое уханье было результатом одобрительного мнения. Как назло, кодр повернул в другую сторону и лишил его возможности еще полюбоваться на коленки охраницы.

- И что? - Грим начал раскачиваться на табуретке.

- В какой-то мере ты прав, - откровенно призналась Богарта. - И вообще это все мое дело, но я прошу тебя мне помочь.

- Как?

- Помоги мне найти ошибку. Понимаешь, где-то я точно ошибаюсь, но где именно понять не могу, - Богарта опять сцепила руки.

- Тогда рассказывай, - Грим впервые за время разговора повернулся к ней лицом, и посмотрел в глаза.

- Я не ничего не понимаю. И самое главное чего я не понимаю, так это зачем я Саньо? - Богарта впервые позволила своим страхам выплеснуться наружу.

- Это все? - Грим желал услышать все вопросы и страхи.

- Нет, - помедлив с ответом, призналась Богарта. - Есть еще один момент. Я привыкла на всех смотреть, как на врагов.

- Издержки работы, - ухмыльнулся повар.

- А ты тоже на всех смотришь, как на составляющие для супа? - ехидно полюбопытствовала Богарта.

- Иногда и такое бывает, - не отступил от своих слов повар. - Это все?

- Все, - покорно признала женщина.

- А в чем же ты ошибаешься?

- В том, что мне делать дальше, - Богарта непроизвольным движением достала нож. Посмотрела на него и убрала.

- На все это я тебе могу сказать две вещи, - Грим поднялся и подхватил свой хромоногий табурет. - Первая - это то, что я бы спросил кого-то о его намерениях, причинах и желаниях, тогда и гадать не придется. И уж, наверное, постарался бы поверить. Второе - это то, что в твоей жизни явно что-то не то, раз уж ты на всех смотришь, как на врагов. Кто же тогда ты, если все остальные враги. И последнее, что делать дальше думай сама, пусть это будут твои ошибки, а не мои. И не смотри на меня так, если бы Солнечный мне сделал подобное предложение, то тогда бы я и думал, а так расхлебывай сама. Но позволь тебе привести один маленький пример, наш мальчик Хэсс не побоялся взять на себя ответственность за уйму маленьких людей, а они словно дети, а ты на себя не берешь ответственность даже за себя.

Отповедь получилась несколько суровой, но повар не сожалел. Ему порядком надоела нерешительность и переливание из пустого в порожнее. Грим еще бы понял подобное поведение у кого-то из молоденьких девочек, но не у взрослой самостоятельной воительницы. Но, с другой стороны, Богарта в вопросах любви понимала еще меньше, чем та же Алила или Маша. Вот уж кто поумнее ее будет.

Грим подостыл от эмоций, вызванных разговором, и решительно зашагал на взлетную площадку. Он уверился, что хочет попробовать полеты на кодре. Может это не так страшно, как кажется снизу.

Отец Логорифмус и отец Григорий взялись за выполнение своей священной миссии. Они уговаривали и увещевали любовную пару Джу и Лаврентио. Отец Григорий взял на себя красавицу Джу, Лаврентио же достался отец Логорифмусу. Проводить обработку ученые-богословы решили одновременно, чтобы эффект воздействия был сильнее.

- Джу, ты соображаешь, что делаешь? - Григорий все настойчивей требовал ответа. - Ты же фактически унизила своей ревностью Лаврентио. Ты его так обидела, что он писать перестал. Мы все видим, что он мучается, а ты?

- А я? - Джу итак была в состоянии истерики, а тут еще причитания отца Григория.

- А ты сама во всем виновата, - безапелляционно вынес суждение отец Григорий. - Тебе же достаточно просто пойти к Лаврентио и попросить прощения. Ты же его любишь, и он тебя любит. Джу, пожалуйста, подумай немного. - Отец Григорий приостановился, ему пришло в голову, что эта красотка думать особо не умеет, а живет на чистых инстинктах. - Джу, ты представь, - отец Григорий сменил тактику, перейдя на эмоции. - Ты всю жизнь себя корить будешь, если не пойдешь и не помиришься с Лаврентио. Он же такой мужчина, что любая бы за ним побежала. Джу!

Девушка дернулась, ей и самой хотелось, чтобы все вернулось на круги своя. Она ужасно сожалела о своей выходке, ну, зачем было устраивать такой скандал. Ну, кто ее дергал за язык. Лаврентио же, как обычно, предлагал перестать орать, потом выяснить отношения. Мало того, что она его обидела, так и показала себя на всю труппу несдержанной маленькой девчонкой, а отнюдь не взрослой умной женщиной. А уж, если Лаврентио писать не может, то она точно жить спокойно не сможет, она его произведения играть не сможет, а люди и слушать не будут. Она же убила Лаврентио!

Столь жуткий вывод из всего случившегося вверг красавицу в очередной истерический приступ, уже по отношению к самой себе. Не в силах думать рационально, Джу и сама решила умереть.

К сожалению, отец Григорий не предполагал, как творческая натура южной красавицы может истолковать его призывы, и что она захочет с собой сделать.

Обдумывать долго свои решения Джу не привыкла. Решила и сделала. Она подумала, что достойна смерти, и бросилась бежать к площадке для взлетов, чтобы броситься с нее вниз. Отец Григорий промедлил, он то посчитал, что девушке надо побыть одной, и выплакаться.

Джу, так и не остановившись, бросилась с площадки. Она даже не увидела края. Миг она на чувствует опору под ногами, еще миг и не чувствует. Дикий крик полетел по склону. Отец Григорий дернулся, ему показалось, что девушка поскользнулась и упала, но потом он сообразил, что она специально бросилась вниз. Еще секунда и по спине отца Григория потек холодный пот. Подбежать к краю площадки, и посмотреть вниз у него не было сил. На площадке появились люди, среди них был и Лаврентио. Не зная, что ему сказать, отец Григорий взялся за сердце.

Первым вниз посмотрел отец Логорифмус:

- Что она там делает? - оторвавшись от созерцания зрелища, Логорифмус спросил у Лаврентио.

Лаврентио тоже посмотрел вниз:

- Откуда я знаю? - затем покричал вниз. - Джу, ты что там делаешь?

Отец Григорий осознал, что с мертвыми так не разговаривают, нет, конечно, разговаривают, но только в редких случаях. А этот случай явно не походил на редкий. Он отважился заглянуть вниз.

На половине пути до холодной земли висела Джу. Она болталась, как-то неестественно размахивая руками и ногами. Сверху было не особо видно, но отцу Григорию показалось, что вид у нее ошеломлено виноватый.

- Джу! - позвал Григорий, но вышло слишком тихо. - Джу!

Вместо осмысленного ответа Джу принялась петь старую песню моряков, которую отец Григорий часто слышал от рабочих сцены. Он испугался, что девушка сошла с ума.

- Дело совсем плохо, - озабоченно помялся на краю пропасти Лаврентио. - Она песню эту поет только в самых крайних случаях, знаете, как Инрих берется за свою косу.

Кто-то, кто именно, отец Григорий не запомнил поддакнул:

- Инрих за косу взялся только с Машей, уж тогда она совсем плоха была.

Вопрос "что случилось?" и "как ее снять?" звучал со всех сторон. Первым выход из ситуации нашел Лаврентио. Он позвал кодра, одного из летавших неподалеку. Приблизиться к Джу с правильного бока, чтобы кодр мог держаться в воздухе, а Лаврентио ухватить девушку удалось с третьей попытки.

Пока актеры наблюдала за спасательной операцией, отец Григорий каялся своему товарищу. Он подробно изложил его разговор с Джу. Никакого злого умысла Логорифмус в разговоре не нашел, лишь высказался, что возможно Григорий слишком давил на девушку.

Джу уцепилась за Лаврентио, как за последний шанс в ее жизни. Когда кодр устремился прочь от скалы, то Джу расплакалась.

- Как ты там оказалась? - утирая слезы возлюбленной, Лаврентио с беспокойством ее оглядывал.

- Я упала, - всхлипывая и заикаясь, сообщила Джу.

- Я тебе сколько раз говорил, чтобы ты не заглядывала за край, - попенял Лаврентио.

- Да, я не случайно, - пуще прежнего заревела Джу.

Лаврентио мучительно соображал, о чем говорит девушка. Когда он это осмыслил, то лицо композитора вытянулось, руки опустились.

- Поздравляю, - это все что он смог из себя выдавить.

Неожиданно для него Джу заинтересовалась столь странной реакцией.

- С чем?

- Почти половина творческих личностей рано или поздно пытаются покончить с собой. У тебя причина была хоть достойная?

- Да, ты, - Джу почти успокоилась. Ее привлекли рассуждения любовника о творческих личностях.

Кодр мягко приземлился. Разговор пришлось продолжать на земле.

- Весомая, - согласился Лаврентио. Он все еще держал девушку в объятиях. Лаврентио попросту боялся ее отпустить, чтобы опять чего не натворила.

- А ты пытался? - не унималась Джу.

- Было и со мной, - не стал скрывать Лаврентио.

- А почему? - возмутилась Джу.

- Дело было очень давно, моя красавица, - на Лаврентио ее вопросы навеяли плохие воспоминания. - Я тогда потерял Огонь. Больше играть не мог, музыку не слышал.

- Я знаю, мне кто-то говорил, - Джу хотела узнать подробности.

- И тогда я попытался, но у меня ничего не вышло. Повезло. Это я сейчас понимаю, что повезло, но тогда...

- А потом?

- Потом больше не пытался.

- Это потому, что ты стал писать музыку?

- Нет, Джу, я тогда еще не писал, - Лаврентио поежился холодному ветру.

- Тогда почему? - Для Джу творческая смерть была равнозначна физической.

- Я тогда подумал, что меня никто не сломит, Джу. Я решил, что найду себе другое занятие, и никому не дам себя обмануть.

- Как это обмануть? - Джу тоже подзамерзла под холодным ветром. Лицом, мокрым от слез, актриса уткнулась в грудь любовника.

- Если ты отдаешь свою жизнь за просто так, то тебя обманывают, - пояснил Лаврентио.

- Это как? - Джу совершенно не понимала. - Я не знаю, что ты такое говоришь.

Лаврентио погладил девушку.

- И не надо. Все будет хорошо.

На верху Вунь пояснял присутствующим, что девчонка эта золотоволосая порвала их сети для сушки шерсти на холодном ветру.

- Так вы там шерсть сушите? - пустился в зоологические расспросы Мухмур Аран.

- Конечно, а где ее еще сушить? - Вунь обладал и во всю пользовался способностью задавать логически необоснованные, но такие сложные вопросы.

Хэсс понаблюдал за всем и предпочел вернуться в Главную залу. Им еще много предстояло обсудить с Инрихом и Мастерами. В один миг Хэссу почудился Одольфо, он то бы запомнил все-все вокруг, чтобы написать что-то подобное в своих постановках. По ассоциации Хэссу вспомнился и их последний разговор. На Хэсса так много свалилось в последнее время, что просьба Одольфо закончить его рукопись про ненормального, или как выразился Одольфо восприимчивого, парня Судзуками показалась Хэссу прекрасным дополнение ко всем переменам в жизни. Хэсс тогда поклялся, что выполнит и эту просьбу. Он был уверен, что призрак Одольфо будет его преследовать, пока Хэсс не выполнит свое обещание.

Разговор шел о дорогах этого мира, когда Хэсс вернулся в Главную залу. Молодой Мастер, который сообщил о новой должности Хэсса в роду Свободных кодров, рассказывал, что и как он сделал с дорогами, чтобы те помогли им.

- А теперь их надо окончательно освободить, - продолжил Мастер, и с ожиданием глянул на Хэсса. Здесь вор затылком ощутил, что наступают времена очередных неприятностей. - И сделать это надо быстро, пока можно. Хэсс, вы готовы?

Инрих судорожно улыбнулся, он похоже тоже ожидал чего-то подобного.

- А почему я? - вор все же задал этот вопрос. Ему надоело мириться, что все решают за него.

- Как же вы же глава Свободных, - залепетал мастер. - Это само собой разумеется.

- Кому как, - пробурчал Хэсс. - Я, например, не ожидал.

Мастер молчал.

- Излагайте, что конкретно от меня требуется, - предложил Хэсс.

Мастер неуловимым движением развернул панораму Темных земель.

- Вот смотрите, здесь, здесь и здесь, - Мастер стал показывать пальцем, где именно. - Вы должны будете разомкнуть сплетенные мною цепи.

- И как это сделать? - терпеливо спросил Хэсс. Он прикинул расстояния, и задумался, как можно побывать в этих трех местах до заката.

Его затруднения угадал Инрих. Одними губами он прошептал:

- Кодры.

Хэсс покорно кивнул:

- Так как это делать?

Молодой Мастер, также как и старый взирали на него в глубоком изумлении.

- Вы что этого не знаете? - рискнул спросить Хэсс.

- Так это должны вы знать, - откликнулся молодой Мастер.

- Но я то откуда могу знать? - в свою очередь изумился Хэсс. - Я здесь первый раз.

- Но вы же теперь глава Свободных кодров, - привел убедительный контраргумент молодой Мастер.

Инрих закашлялся, но Хэсс подозревал, что эти переговоры его сильно развлекали. Ему еще раз вспомнился Одольфо, тому тоже понравились бы диалоги.

- Хорошо, я что-нибудь придумаю, - вымучено улыбаясь, пообещал Хэсс.

Его слова удовлетворили всех, кроме него самого.

Глава 30. В сердце этого мира

Делай, что хочешь, и будь, что будет.

Девиз темных рыцарей.

До осуществления новой идеи Мастеров по расколдовыванию дорог надо было дождаться утра. Вечер Хэсс решил посвятить благому делу. На полпути к повозке Эльниня, Хэсс остановился. Ему в голову пришла неожиданная мысль о том, что Темные земли сделали из него какого-то слишком уж благообразного человека. Он сделал то, на что бы никогда не согласился при других обстоятельствах. По всему выходило, что надо бежать из Темных земель как можно скорее, пока судьба не выкинула очередной фортель.

Директор отправился общаться с актерами, и учиться летать на кодре, а Хэсс пошел вправлять мозги ученику Эльниню. Хотя какой он ученик без учителя то?

Свет в повозке не горел.

- Ты здесь? - на всякий случай спросил Хэсс.

Ответа не последовало, но дыхание человека Хэсс уловил.

- Значит, здесь, - удовлетворенно сообщил он сам себе. - Если на полу, то лучше поднимись, я все равно к тебе заберусь.

Хэсс хотел заставить Эльниня пошевелиться, но тот не отреагировал.

- Фу-ты! - пробираясь по скользким доскам к столу, запричитал Хэсс. - Ты что масло здесь разлил? Между прочим, имущество то не твое, мог бы убрать.

- Это не я, - соизволил сообщить Эльнинь.

Голос был слабый, без каких-либо интонаций.

- Да мне то по фигу, - Хэсс гнул свою линию. - Но повозка числиться за тобой.

- Хорошо, завтра уберу, - все также без выражения пообещал Эльнинь.

- А до этого мне на полу валяться? - довольно сердито уточнил Хэсс.

Эльнинь молчал.

На столе Хэсс нашарил лампу и зажег свет. Приятный свет открыл захламленность повозки.

- Прибрался бы бездельник, - вор не жаловал беспорядка.

- Хорошо, - покорно согласился Эльнинь.

- Сейчас же! - по слогам выговорил ему вор.

- Но!

- Что тебе мешает сделать это сейчас? - схватив Эльниня за руку, потребовал он ответа.

Тот растерялся.

- Ничего, - смог пролепетать Эльнинь.

- Вот и прибирайся, - Хэсс уселся на стол, а ноги поставил на табуретку. - Говорить в мусорной куче мне не хочется.

Эльнинь вяло взялся наводить порядок. За последующие сорок минут он управился с этим занятием.

- Теперь ты сам, - Хэсс одобрил результаты уборки.

- Я? - Эльнинь не видел, что сам он был подобен той мусорной куче.

- Пойдем умываться, одеваться, - Хэсс выбрался из повозки.

Всю свою одежду Эльнинь постирал, Хэссу пришлось поделиться своими тряпками.

- Теперь есть, - Хэсс выдвинул новое условие, а у Эльниня аж забурчало в животе от голода.

Накормить страждущего вызвался повар Грим, но приготовить сам не успел. Его позвали на общее собрание. Еду пришлось готовить Хэссу. Эльнинь покорно сидел рядом, и молча смотрел за действиями вора.

- Ешь, - ставя перед ним и перед собой тарелки, велел Хэсс.

- Спасибо, - Эльнинь за три минуты расправился со своей порцией.

- Там вино, налей нам, - Хэсс только принялся за свою еду.

Эльнинь уже более живо двигался и смотрел.

- Зачем ты это делаешь? - спросил он, глядя на Хэсса поверх стакана с вином.

- День у меня такой, - туманно пояснил вор. - С тобой надо закончить, пока не начался новый.

- Да? - Эльнинь сделал еще один глоток вина.

- Именно, - отрезал Хэсс. - Посуду мыть тебе, я готовил.

- Конечно, - Эльнинь ждал, что скажет его спаситель.

- Чего напрягся? - вор же наоборот расслабился.

- Не знаю, - Эльнинь передернул плечами.

- Все плохое с тобой уже случилось, Эльнинь. Я с тобой поговорить хотел не по поводу Линая, а совсем по другому вопросу. Ты ничего в себе нового не чувствуешь?

- Нет, - Эльнинь не понимал, с чего вдруг кого-то заинтересовало его самочувствие.

- Странно, и я тоже не чувствую, - внимательно глядя на него, сообщил Хэсс.

- А с чего мы должны что-то чувствовать? - Эльнинь не понимал разговора.

- Ты там подышал побольше, а я поменьше, тем же, что пил твой бывший учитель, - Хэсс лучезарно улыбнулся.

- Ох, - Эльниня затошнило от упоминания о Линае, а от осознания слов Хэсса его бросило в жар.

- Да уж, ох!

- А может это не подействовало? - предположил Эльнинь.

- Какой ты оптимистичный, прям вылитый Альтарен, - Хэссу не нравилось, когда закрывают глаза на действительность. Вранье самому себе он не признавал.

- Хэсс, но тогда мы умрем? - Эльниню стало холодно.

- Когда-нибудь все умирают, даже бессмертные не являются исключением, - повторяя слова своего учителя Шаа, огласил Хэсс прописную истину.

Эльнинь молчал. Пришлось Хэссу дальше вести разговор самому.

- Что ты будешь делать дальше? - Хэсс налил себе вина.

- Я не знаю, - Эльнинь пожал плечами. Свое вино он выпил.

- Знаешь, Эльнинь, в этом мире можно не знать много всяких вещей, но вот про это надо хотя бы предполагать, - Хэсса начала злить пассивность юноши. - Я бы понял, что ты так убиваешься, если бы ты умер, но ты то жив. Жить надо дальше, это Линай помер, а ты сидишь и мэкаешь. Ты понимаешь, что тобой все еще управляет Линай?

Эльнинь вздрогнул на отповедь, но отвечать опять отказался.

- Ты меня достал, - Хэссу сильно захотелось потрясти ученичка за шиворот.

Эльнинь смущенно улыбнулся.

- Ты меня действительно достал, - Хэсс плеснул себе еще вина. - Разбирайся с собой сам, кто я тебе? Не учитель же, чтобы нянькаться?

Зря Хэсс Незваный не закончил разговор на прошлой фразе. Что-то щелкнуло в голове у Эльниня, и будущее стало ему гораздо яснее. Но сегодняшний день был милостив к Хэссу, узнать об озарении Эльниня ему не довелось. Разговор прервал Вунь.

- Хэсс! Хэсс! Хэсс! - Вунь метался по лагерю, размахивая руками.

- Вунь? - Хэсс повернулся.

Маленький человечек, запыхавшись от усилий и волнения, подбежал к нему.

- Хэсс! Ты уже ел? - Вунь смотрел на стакан в его руке.

- Ел, а что? - личный дух слегка перепугался.

- Хорошо, - Вунь опять стал степенным и важным.

- Так что? - Хэсс настаивал на ответе.

- Я просто подумал, что тебя забыли покормить, - признался Вунь. - Завтра работа сложная, я вот тебе десерт принес.

- Где? - Хэссу было приятно, что о нем помнят. Да и от десертов он не отказывался.

- Там, - Вунь показал пальцем. - Наши положили на краю лагеря под присмотром орка. Ему одному верить можно.

- Пойдем, десерт заберем, - вор простил Вуню завтрашнюю работу. - Прости, Эльнинь. Это Вунь.

- Мы знакомы, - Вунь озлоблено глянул на мальчика.

Эльнинь кивнул.

- За что ты его так не любишь? - захотел узнать Хэсс, когда они отошли на приличное расстояние.

- Он тебе норовит на шею повеситься, неблагодарный мальчишка, - Вунь заворчал.

- Не ревнуй, не тебе одному вешаться на мою шею, - утешил его Хэсс. - У него неприятности.

- Какие? - Вунь мгновенно преобразился в любопытную кумушку.

- Не знает, как жить дальше, - раскрыл затруднения Эльниня Хэсс.

- Ну, у меня тоже такое было, - Вунь остановился.

- И как ты из этого выпутался? - Хэсс тоже остановился.

Орк сидел на пне и слушал их разговор.

- Перво-наперво я нашел себе лично духа, - признался Вунь. - И тогда все устроилось.

- Только ему этого не подскажи, - весьма серьезным тоном предостерег Хэсс.

Орк захохотал, как ненормальный.

Утро нового дня началось для Хэсса Незваного очень рано. В четыре утра он был на ногах. Вунь и повар Грим, который просто балдел от маленьких человечков, поили Хэсса кофеем и кормили сладкими булочками.

Великий Мастер со своим помощником ждали их в Главной зале. Сопровождать Хэсса вызвался Вунь. Он мотивировал свои требования соображениями безопасности его рода. Личный дух не должен пострадать ни морально, ни физически.

- Так может все-таки расскажете, как вы заколдовали эти дороги? - Хэсс не выспался, и пребывал не в лучшем настроении.

Молодой Мастер отстранено смотрел на Хэсса. В его голове не укладывалось, что этот мальчишка получил все то, что так долго было их.

- Я провел обряд на послушание и смешал его с обрядом на затворение, но до этого я добавил обряд на привлечение, - Мастер перечислял и загибал пальцы.

- Понятно, понятно, - забормотал Хэсс. - Но все эти сведения для меня абсолютно бесполезны. Я не представляю, что из себя представляют все эти обряды, а уж что выходит из их смешения тем более.

Молодой Мастер замолчал, Хэсс тоже молчал, не зная, что спросить еще.

- Я пошел? - Хэсс уже был в дверях.

Полет не впечатлил Хэсса, слишком он был занят собственными переживаниями. Вунь же визжал от восторга, периодически слишком сильно дергая Хэсса за рубашку и штаны.

Первая точка, куда принес их старый седой кодр, была развилкой трех дорог. Кодр уселся на дорогу и принялся вылизываться. Привычным движением Вунь стал вычесывать ему шерсть неизвестно откуда взявшимся гребешком.

"Замшелая дорога", - подумалось Хэссу. Он стоял на развилке и ждал. Так вор, называемый освободителем дорог, стоял минут сорок. Ничего не происходило. Услышать дороги, как рассказывал о них Мастер, Хэссу не удалось.

- Что-то они со мной разговаривать не хотят, - Хэсс устал стоять и сел на дорогу.

- Чтобы начать говорить, хорошо бы поприветствовать друг друга, - донеслось призрачное ветреное и обиженное.

Такие голоса Хэсс уже слышал. В этот раз воспринять, что говорят дороги было легче.

- Приветствую, уважаемые, - Хэсс думал встать и поклониться или достаточно кивнуть головой.

- И мы тебя приветствуем, - более милостиво заговорили дороги.

- Я, видите ли, здесь, чтобы помочь вам расколодоваться, - Хэсс старался говорить обтекаемо, но это не очень то получалось.

- Мы знаем. Мы все слышали.

- Вы все слышите? - мгновенно созрели вопросы, которые захотелось задать.

- Да, ведь весь мир состоит из дорог, - бесхитростные дороги открыли тайну, которую Хэсс пока не мог оценить по достоинству. Но запомнил.

- Только проблема одна есть, я не знаю, что надо делать, чтобы снять заклятие полоум.. в смысле этого Мастера, - Хэсс развел руки в стороны.

- Это очень просто, странник. Ты не бойся, - сразу заговорили несколько похожих голосов.

- Что мне делать? - Хэсс желал побыстрее справиться со своей частью работы

- Развяжи, - односложно велели дороги.

- Хэсс! Хэсс! Хэсс! - вор открыл глаза, над ним стоял озабоченный кодр. Но кричал не кодр, а вездесущий Вунь, который еще и топтался по его животу.

- Больно же, - спихивая Вуня, захрипел Хэсс. - Что это ты?

- А ты что? Сидел себе спокойно, а потом, как повалился на бок, и белый весь, аж синий. Я уж думал, что ты помер! - по озабоченному лицу Вуня, Хэсс представил себе свое бело-синее существование.

- Я с дорогами разговаривал, - Хэсс уселся с большим трудом. Все силы из него высосал предыдущий разговор.

- И что они сказали? - Вуню было тревожно за Хэсса.

- Они сказали, что мне надо что-то развязать, - резко вспомнилось вору.

- И ты развязал?

- Не помню, ты вроде меня раньше разбудил, - личный дух даже смог пожать плечами.

- Такого больше я не позволю. Ты наш личный дух, и так рисковать не должен, - Вунь действительно сильно перетрясся за Хэсса.

- Но развязать я должен, тогда дороги будут свободными, - разумно возразил Хэсса. Говорить ему было тяжело, язык распух.

- Я сам все развяжу, - великодушно предложил Вунь. - Только ты покажи, что именно надо развязывать.

- Я не помню, Вунь, - Хэссу сильно хотелось помолчать, но беспокойство Вуня не давало этого сделать.

- Тогда надо подумать, что здесь можно развязать, - Вунь и Хэсс огляделись. - Может быть вот это?

Оба взглядом уперлись в странное дерево, все искореженное и перекрученное.

- И как мы это сделаем? У меня нет таланта с деревьями общаться, - Хэсс всерьез сомневался, что надо развязывать ветки дерева.

- У вашего курильщика есть, отец Гмыкл уверен. Так надо его суда приволочь, пусть трудится на благо нас, - деловитый Вунь собирался в путь.

- Вунь я пока здесь посижу, ладно? - Хэсс не представлял, что сможет перенести полет туда обратно.

- Хорошо, полежи, - быстро согласился Вунь. - Я сейчас, а пока на пожуй корешки.

Хэсс улегся прямо на дорогу и задремал. Никакие сны и голоса его не тревожили. Проснулся он к самому заходу солнца. Вуня и Казимира рядом не было. Хэсс встал. Что-либо предпринять он не успел, на горизонте показался знакомый седой кодр.

Зверь совершил посадку, пыль поднялась от сильных махов его крыльев. Хэсс закашлялся.

- Где вы так долго? - вместо приветствия потребовал он ответа.

Казимир в состоянии глубокой невменяемости съехал с кодра вниз. Хэсс рассматривал усталого до синих кругов актера.

- Меня твой глюк протаскал и везде требовал всякую муть, - весьма нелюбезно информировал Казимир. - Пить дай!

- Там, - Хэсс показал на свою сумку. Казимир вытряс флягу и стал жадно глотать воду. - Вунь, ты мне объяснишь?

- Да, конечно, но только я не Глюк, а Вунь, - в отличие от Казимира Вунь был свеж и доволен собой. Казимир поперхнулся. - Мы слегка покатались. Я решил, что надо посмотреть в двух других местах, что там такое. И все подтвердилось, там тоже такие закрюченные деревья. Казимиру я приказал, он молодец, заклинания шептал, но все распутал.

- Заклинания? - подивился Хэсс.

- Ругался я на всех известных мне языках, Хэсс, - с полуулыбкой полугримассой сообщил Казимир, оторвавшись от фляги.

- Отдохнул? - Вунь оббежал вокруг Казимира.

- Давай свое дерево, - смирившись с будущим и настоящим, разрешил актер.

Хэсс сидел и смотрел, как актер залез на дерево. Под длинными вытянутыми листьями его почти не было видно. То здесь, то там появлялась рука, тянула на себя ветку, с дерева доносилось почти беспрерывное бормотание, Хэсс значительно пополнил свой словарный запас.

- Это у меня талант с растениями общаться, но вот откуда вы об этом узнали? - в один из моментов, выглянув из густой листвы, спросил Казимир.

- Казимир, мой глюк знает все на свете, - Хэсс пожалел бедолагу актера, но зато становилась ясна его тяга к травищище и растительным экспериментам.

- Я не Глюк, я Вунь, - маленький человечек обеспокоено глядел на личного духа. - Глюк мой сводный брат. И раз он тебе, - Вунь поднял голову вверх, - нравится, то будет жить у тебя.

- Я лучше курить брошу, - страшной клятвой поклялся Казимир.

- Одно другому не мешает, - забормотал Вунь. Настала очередь поперхнуться Хэссу.

Распутанное дерево необычно быстро расправило ветки. Дерево стало напоминать пушистый зеленый шарик. На ветку уселась синяя птица. Внимательно поглазев на всех, она улетела.

- Понеслась докладывать, - тоном смертельно оскорбленного прокомментировал Вунь.

- Да забудь ты, - Хэсс сидел, прислонившись к дереву, солнце скрылось, но еще царствовал нежный солнечный сумрак.

- Никогда, - маленький человечек замотал головой.

Лаврентио влюбился, влюбился в эти неспокойные Темные земли, в тайны Мастеров, но больше всего композитор влюбился в кодров. Смотреть, как они летят, Лаврентио мог часами, сутками, тысячелетиями. Если люди искали совершенство, то Лаврентио его нашел. Кодры значительно превосходили все понятия о совершенстве. Лаврентио настолько влюбился, и так много писал, что у него не осталось времени на занятия любовью с Джу. Девушка, по совету отца Логорифмуса, терпела, стиснув зубы. Ей и так было сильно стыдно за свое недавнее поведение, еще раз отколоть что-то подобное ей не хотелось.

Логорифмус проводил спасительную терапию, которой, к сожалению, хватало на день. На завтра все начиналось сначала. Ученый-богослов приводил цитаты, рассказывал истории, но Джу ревновала. Логорифмус же открыл для себя, что оказывается можно ревновать и к вдохновению.

Почти в полночь Лаврентио ворвался к повозку к Негде.

- Вставай бездельник! - Лаврентио тряс сонного музыканта.

Негда флегматичный и привычный ко всему тип, открыл глаза, уселся на лежаке и взял в руки листы с музыкой Лаврентио.

- Ты в себе? Как это можно сочетать? - наконец, изрек Негда.

- Балбес, это же и есть все новое, - Лаврентио был не готов к тому, что его новую музыку не поймут. - Нам нужен третий.

Поднять Рамона и притащить его в повозку к возмущенному Негде было делом техники. Босиком в длинной ночной рубашке Рамон читал ноты.

- Что скажешь? - нетерпеливый Лаврентио теребил Рамона.

Негда тоже ждал вердикта.

- Не спорю необычно, все основывается на ударных. Годами все держится на струнных, но возможно это даст новый толчок.

Лаврентио шумно выдохнул. В повозку к мужчинам зашла Джу:

- И что это значит? Нет струнным?

Лагерь был разбужен новым громким скандалом в стане музыкантов. Джу была в одном шаге от убийства любовника. Она сочла новую манеру музыки Лаврентио унижением. Объяснить разъяренной девчонке, что для Лаврентио ударные олицетворяли махи крыльев кодров, не удалось. Девушка не желала ничего слушать. Рамон убедился в гениальности композитора, и улизнул от скандала. Его жена должна, проснувшись, найти мужа рядом.

Успокоить девушку удалось сильным рукам Логорифмуса и причитаниям Григория. Сквозь пелену гнева в душу к девушке пробились воспоминания о ее глупом решении спрыгнуть вниз. Теперь же она подумала, что не сама бы спрыгнула, а столкнула Лаврентио.

Лаврентио изложил причину скандала, Инрих заинтересовался музыкой. Негда и Метт озвучили основную тему. К ним присоединилась проснувшаяся Лия, которая привела своего супруга Рамона.

В целом ночной концерт получился качественно новым. Илиста предложила вставить эту тему в уже готовую постановку покойного Одольфо. Мухмур Аран согласился. Уснуть удалось под утро поэтому, завтрак совместили с обедом.

Великий Мастер получил свое утро полного одиночества. Сегодня, он уже решил, что именно сегодня, он станет свободным. В таких делах торопиться не стоило. Великий не спал всю ночь, он не думал впервые за всю свою жизнь. Попрощаться надо было душой, а не разумом. Великий вышел из Главной залы, чтобы встретить утро нового дня на самом краю.

Великий уже поговорил с остальными. Мастера Линч и Сыч ушли еще вчера, незаметно для остальных. Эти два старых хрыча ушли, как вспышка света, ни о чем не позаботившись. Все они свалили на Великого и его помощника.

Молодой Мастер занимался подготовкой их ухода. Нельзя было оставлять на этой земле ничего своего, кроме кодров. Хотя по большому счету Кодры уже были не их. Люди, эти сумасшедшие актеры, в которых Великому было не понятно все, нравились кодрам. Великий все же задал вопрос главе клана Свободных, о причинах их взаимной симпатии.

"Они такие, как мы, все эмоциональные, именно это нам и надо", - объяснил Свободный.

Великий не мог оценить, но смог понять.

Великий не видел, но знал, что его заместитель уничтожает все лишнее. Первыми сгорели книги, потом рассеялись артефакты, потом схлопнулись ловушки, за ними исчезли сокровища, следом рассеялись чары, закрылись тайные ходы, и почти все закончилось.

Великий стоял на краю площадки и ждал своего помощника.

- Все закончил?

- Да, Великий, - Мастер устал. Он потратил много сил на работу. - Я много раз представлял себе все это, но сейчас...

- Я тоже много раз представлял, - Великому почудилось, что вот сейчас можно уйти, но кодры внесли свои коррективы во время ухода.

- Сегодня они все проснулись, - молодой Мастер грустил, ему захотелось заплакать. Такие желания были из этого мира, а не из его.

Небо заполнялось кодрами. Разных цветов и размеров они поднимались в небо. Первыми взмыли кодры из клана Свободных. Они парили выше, чем остальные. Радость исходила от них, и затмевала солнце.

- Они счастливы, - заметил Великий.

Молодой Мастер кивнул, но Великий на него не смотрел.

- Теперь поднимутся в воздух остальные. Подождем? - спросил Молодой.

- Подождем, - Великий запоминал каждый взмах крыльев, каждую улыбку, каждый поворот. - Хотя мне пора.

Великий сделал два шага в пустоту, но не упал. Он рассыпался на миллионы искрящихся лучиков. Наконец, ему стало доступно перерождение. Прощальный, но нежалостливый крик раздался в мире. Молодой Мастер на секунду подумал, будут ли так же провожать его, и тоже сделал шаг вперед.

- Они ушли, - Илиста и Инрих видели сияние. Все, кто был связан с кодрами, почувствовали уход Мастеров.

- Красиво, - Инрих повернулся к Илисте. - Не плачь, это был их путь.

- Просто кодрам печально, - Илиста утерла появившиеся слезы. - А тех мы все равно не понимали. Они чужие для нас.

- Нам пора собираться, Илиста, - директор обнял актрису, чтобы поддержать в трудный момент.

Собирались и маленькие человечки. Если вдуматься, то переезд хлопотное дело, особенно когда переезжают далеко и навсегда.

Вунь единственный, кто не участвовал в сборах. Свою часть работы он перепоручил супруге Лунь. Жена была рада, что столь активный муж занят делами где-то далеко.

Собираться, прощаясь со своим домом, маленьким человечкам было легко. Дело в том, что Темные земли не были родиной этих маленьких сокровищ. Они пришли в Темные земли далеко с севера, и хоть это и было почти восемьсот лет назад, но Темные земли не стали для них родными. Поколения маленьких человечков рождались и умирали в Темных землях, но всегда помнили, что не это их родина. Найти новую родину дело не шуточное и хлопотное. При этом следует помнить, что искать надо с умом. Переезд маленькими человечками планировался давно, но лишь сейчас они нашли себе личного духа, чтобы быть спокойными за свою судьбу. Вунь в связи с этим стал национальным героем, о чем он знал, и краснел от удовольствия, когда слышал похвалы.

Собираться, уезжая навсегда, еще и страшно. В головах у многих вертелась настойчивая мысль: "А кому мы там нужны?". Да и как собрать все, что есть в доме? Что оставить, а что взять с собой?

Кроме того, Вунь сообщил, что все они полетят на кодрах. По шесть человечков на одного кодра, а другие звери понесут на себе их имущество. Все это слишком внезапно, несмотря на то, что все человечки знали о переезде.

Изрядно устав от общения с людьми, и устроив Хэсса беседовать с орком Страхолюдом, Вунь отправился домой, чтобы проконтролировать сборы.

Лунь, его супруга, в длинном синем платье носилась по кухне, проверяя все ли в порядке. Вунь замер в дверях, чтобы услышать разговор Лунь с соседкой Каисой. Каиса в два раза толще Лунь оделась во все обтягивающее, и сидеть ей было неудобно. Лунь же не замечала этого, она выставляла на стол предметы с верней полки кухонного шкафа.

- Твой уж совсем обалдел, - плакалась Каиса, пытаясь подтянуть платье то вверх, то вниз. Вверх, чтобы оно не разошлось по шву, а вниз, когда ей казалось, что слишком сильно натянула вверх.

- Вунь просто душка, да еще такой умный, - Лунь бормотала из шкафа. - Я вот тоже думаю, что путешествие с личным духом, да еще по воздуху, это его высшее достижение.

Сам Вунь опять покраснел от счастья.

Каиса растянула губы в улыбке:

- А ты сама пробовала летать на звере?

- А чего их бояться? - Лунь высунулась из шкафа. - Мы их сколько лет чешем, и ничего страшного. Они мягкие, нежные, говорящие. К нам хорошо относятся.

Каиса настаивала на ответе.

- Да нет, пока не пробовала, - Лунь не стала говорить неправду, даже в целях утверждения престижа мужа. - Зато он сам летал и неоднократно.

- Когда? - соседка потребовала подробного ответа.

Лунь прикусила язычок, о делах ей муж не велел никому говорить, но заткнуть рот этой балаболке соседке сильно хотелось.

- Он управлял кодром, когда помогал личному духу, - обтекаемо сообщила Лунь, - это с день назад.

- Правда? - Каиса знала, что Лунь не врет никогда, но другое дело может чего-то не сказать.

Вунь одновременно обиделся на болтушку жену, но и загордился ее дипломатичностью.

- Правда, - Лунь опять уткнулась в шкаф. - Мой Вунь такой!

- А как же мы все без подготовки на этих зверей сядем? - для Каисы это было главным предстоящим ужасом переезда. - А еще лимит не больше пяти коробок на одного.

- Про лимит это Вунь правильно решил, только его размер в пять коробок установил личный дух, - Лунь, наконец, нашла то, что не хотела оставлять здесь ни за что. Это была маленькая серебренная ступка. Еще от прабабки.

- Да что этот личный дух понимает? - Каиса совершила стратегическую ошибку, высказав свое негативное личное мнение о личном духе.

Вунь ей этого не простил. Он сделал два шага вперед и оказался прямо перед соседкой.

- Ой! - всплеснула та руками.

- Значит, мой личный дух тебе не подходит? - Вунь навис над Каисой.

Его обида за лучшего личного духа в мире придала голосу Вуня какую-то злобность.

- Ой! - Каиса не знала что еще можно сказать. Быть уличенной в плохом отношении к личному духу, хуже не придумаешь.

- Похоже, что ты предпочитаешь оставаться здесь? - Вунь наклонился к соседке, и почти столкнулся нос к носу.

Вмешалась Лунь:

- Дорогой!

- Да? - мгновенно Вунь преобразился, стал мягким и добрым.

- Дорогой, - Лунь тоже не находила подходящих случаю слов.

- Да, дорогая. Тебе помочь? - Лунь неопределенно подняла руки. Вунь продолжил, рассматривая Каису пристальным жестким взором. - Я так понимаю, что надо поставить вопрос о том, что некоторые остаются здесь?

- Нет, - замотала головой Каиса, при этом затряслись все ее четыре подбородка. - Это я не подумав, - оправдалась она.

- Видишь, дорогой? - Лунь слезла с табуретки, держа в руках прабабушкину ступку.

- Что я должен еще видеть? Мне хватило того, что я уже услышал, - Вунь навоображал себе, что уйдет с личным духом один, раз все такие неблагодарные.

- Дорогой, - Лунь знала, что ее муж воспринимает иногда все слишком трагично, этот момент надо просто пережить. - Дорогой, я что хотела спросить. Все наши коробки наш личный дух так сказал, будут сложены в еще большие коробки его. Но нести до места столько коробок так тяжело. Ты уже думал над этим? И еще хорошо бы всем нашим приспособиться к полетам. Каиса в этом права. Да и кто будет отвечать за то, что мы никого не потеряем? И как потом разберемся где чьи коробки? И еще, дорогой. Как нам жить в городе? Мы привыкли за столько лет жить в лесу.

Практичный женский ум поставил перед Вунем столько важных вопросов, что соседка с ее недоброжелательством забылась. Ей удалось потихоньку уйти, без объяснений. Вунь же сосредоточенно думал. Лунь продолжила сборы. Она смогла навестить своего дядю-ювелира.

- Дядечка, а что с камнями? Вы их все берете?

- Да, детка, - дядя пытался решить не решаемую в этом пространстве задачу запихать в пять коробок вещей объемом на десять коробок.

- Дядя, давайте часть ваших вещей я возьму. Ну, на одну коробку я смогу, - предложила любящая племянница.

- Ты сможешь? - дядя значительно повеселел.

- Конечно, дядя. Одежду можно сшить новую, утварь купить, а вот ваши ювелирные принадлежности слишком дороги и уникальны.

- Спасибо, детка, - дядя сразу принялся прикидывать, кто из родственников еще сможет ему помочь. - Да, малышка, а что с Люанем, и остальными дальними?

- Люань - это который за мостами смотрит? - Лунь наморщила лоб, вспоминая.

- Да.

- Я напомню мужу, дядя, - пообещала женщина.

Вунь же дома репетировал перед сыновьями свою будущую речь на завтрашнем собрании общины:

- Прошлое в нашей жизни подходит к концу, и наступает будущее. Мы сейчас на пороге перемен. Переезд, нет, это даже не переезд, а возвращение на нашу родину, хоть она и будет новой для нас. Переезд занимает все наши мысли и чувства. Но глобальные вопросы состоят из маленьких. И сегодня я хочу поставить на обсуждение следующие вещи. - Вунь остановился и посмотрел, как его слушают. Глубокий вдох, и он продолжил. - Во-первых, о коробках. Мы естественно не сможем тащить столько коробок на себе, и наш личный дух упакует все наши коробки в его большие коробки. Но! Я попрошу, чтобы упаковка производилась здесь. Предлагаю все складывать на большой поляне, куда смогут приземляться кодры, и развернуться люди. - Другим тоном Вунь прокомментировал. - Теперь у нас обсуждение, но лучше идею вряд ли кто предложит. - Затем продолжил громко и официально. - Так это еще не все! У нас есть родственники, живущие далеко. Я предлагаю одному из нас, а конкретно моему сыну Ахрону объехать на кодре всех отшельников. Это не займет у него больше двух дней. - Ахрон кивнул на слова отца. Кататься на звере было интереснее, чем собирать коробки. - Для того, чтобы коробки не потерялись, каждый должен их надписать. Это всем ясно?

Вунь остановился, почесал свою лысую башку, а затем только продолжил:

- Считать мужчин мы поручим Нинихмаю, а женщин моей Лунь. Они лучшие в счете. Так мы никого не забудем, и все будет хорошо.

- А мама согласиться? - встрял сын Вуня Говорун.

- Надо ее спросить, - Вунь пожал плечами. - Итак, вот именно сейчас о самом главном. Куда мы переезжаем? Куда? В город, но город, это не лес. Да, возможно, нам будет трудно. Но вспомните, что много лет мы жили в городе, и только потом переселились в лес. Мы сможем жить в городе, и это будет не рутинная, а новая полная смысла жизнь. Сейчас мы все живем в лесу, и заняты только собой. Да и то, часто не знаем, что сделать с собой. Наше время не особо занято. Но в городе живут люди, с которыми мы и должны жить. Испокон веков было так. Это сейчас мы нарушаем наше предназначение, а после переезда вернемся к истокам. Мы всему научимся. Торговать мы умеем, травы мы себе купим, или будем отправлять караваны. Наш личный дух для этого достаточно могущественен. Да и люди, с которыми мы будем жить, нас не оставят. Наша сила в переезде!

- Хороший девиз, - одобрил Ахрон.

- Тогда с этого я и начну, - Вунь был доволен собой. - И как я вам, мои дети?

Одобрительные возгласы, еще больше подняли самооценку Вуня.

Подумать о будущем переезде пришлось и орку Страхолюду. Он знал, что скоро в Темные земли прибудет небольшой отряд орков, которым синяя птица принесла добрую весть. Сосредоточенность орка нарушил Хэсс, который пришел поговорить.

- Ты извини, что я лезу не в свое дело, но здесь Вунь попросил.

- Говори, - орк знал о силе маленьких человечков, и к их словам воспринимает серьезно.

- Вунь считает, что вступать в права владения Темными землями можно только чистым, - не совсем так, как планировал, начал Хэсс.

- Да я вроде моюсь, - орк усмехнулся. Мылся он недавно дней пять назад, да и особо не пачкался.

- Речь не об этом, - Хэсс подосадовал сам на себя.

- А о чем?

- Понимаешь, надо закончить все свои прошлые дела, - Хэсс нашел нужную формулировку. - Вунь считает, что над тобой что-то висит.

Страхолюд вздохнул, отчетливо подтверждая правильность утверждения Вуня.

- Есть немного. Заказ один.

- Хмм, - Хэссу не хотелось знать о заказе, но орк вознамерился рассказать.

- Барон один потомка своего ищет. Были сведения, что он в труппе.

- А ты нашел? - Хэссу стало интересно узнать, кто у них в труппе может быть потомком барона. На вскидку он предположил бы Саньо.

- Возраст до тридцати, есть клок волос для выявления родства, - орк достал маленький мешочек.

- Так ты нашел? - Хэсс расстроился потому, что Саньо не подходил. Кто бы мог это быть? Теперь Хэсс ставил на Казимира.

- Я не знаю, но предполагаю, что ты, - скромно сообщил орк.

- Я? Да не может этого быть, - Хэсс был уверен, что уж баронами в его роду и не пахнет.

- Можно бы проверить, но ты у нас лысым заделался, - орк убрал мешочек.

- Если ты проверил остальных, кроме меня, то видимо я. А если не проверил, то кто-то другой, - Хэсс высчитывал варианты. - И что делать будешь?

- Собираюсь все на тебя навесить, - орк понял, что эта идея ему очень нравится. - Деньжат подзаработаешь, если не ты, да и если ты в накладе не останешься.

- По-моему, ты спятил, - отмахнулся Хэсс. Сидеть на бревне было сыро. По штанам поползли букашки. На орка же насекомые не покушались.

- А, по-моему, это в самый раз, - орк опять достал мешочек. - Барону я весточку отправлю, в столицу прикатит. А там уж разберетесь.

- Нет, - сухо возразил Хэсс, собираясь уйти и забыть про этот разговор.

- Да, я почти уверен, что ты и есть тот самый потомок, Хэсс. В твоей жизни многое бы изменилось. Подумай! А вдруг это кто-то кого ты любишь? Алила? - орк, как опытный искуситель бил без промаха. - Не лишай и ее надежды.

- Почему?

- Да потому, что мне без разницы, кто окажется потомком барона. Я отсюда не сдвинусь. Мне нужны Темные земли. И на этом разговор закончен, - орк вложил в руку Хэсса мешочек с образцом волос.

- Погоди, кого ты проверил? А, если это погибший охранник? - Хэсс смотрел на мешочек, и страшно не хотел взваливать на себя еще и это дело.

- Наряду с тобой остались Алила, Вика, Йол и Мириам. Я почти уверен, что это ты, Хэсс. Барон Д'Оро старый пес, но платит вдвое. Разбирайся сам, или забудь про это, но что я хочу сказать. Не думаю, что барон оставит свои попытки. Жди в гости следующего искателя потомка барона. Уж не лучше ли все узнать сейчас. А, Хэсс?

Орк довольно улыбнулся, и скрылся в лесу. Ему нравилось обходить свои земли. Он уже видел, как они будут жить здесь. Скоро уйдут актеры, но ему не будет одиноко в Темных землях. Да и название у земли орков должно быть другое. Придется крепко подумать, прежде чем дать этой земле новое имя.

Орк сделал еще несколько шагов и почувствовал, что камень обязательства упал с его души. Он ловко переложил свое дело на Хэсса.

Мальчишка узнает, кто все-таки наследник барона. Да еще и птичку старикану надо послать. Мысленно орк составил текст послания. Надо договориться с птичками, пока они не улетели с Алилой и всей бродячей компанией. Вечер вступал в свои права. Орк старался запомнить каждую секунду этого дня, первого дня, когда Темная земля стала землей орков. "Главное оказаться в нужном месте в нужное время", - подумалось ему. Он действительно не столько сделал, чтобы заполучить свою землю. Но он долго-долго к ней шел.

Хэсс сомневался минут десять, но мешочек взял с собой. Проверить на родство и он сумеет. Волшебное блюдечко ему поможет. Но это он отложит до возвращения в столицу. Сейчас надо собираться самому и собирать своих маленьких человечков. Рабочие сцены обещали помочь. Пора бы с ними поговорить, чтобы с завтрашнего дня начать паковать вещи. Но ночь Хэсс собирался провести в дружественной компании. Ему надо поговорить с кодрами, главой которых он так неожиданно стал. Представитель рода Свободных нежился на теплом ветру, и ждал Хэсса. Им предстояло стать друзьями.

Глава 31. Назвался груздем...

"Жизнь самая короткая штука на свете.

Оглянуться не успеваешь, фьють и нету".

Дункан Маклауд.

Слухи в этом мире распространяются быстрее эпидемий. Освобождение дорог от мощного заклятия, заметили многие, но вот правильно оценить удалось не всем.

В подземной комнате штатный ясновидящий докладывал о своих новых сомнениях и видениях. В темном балахоне, с косматой головой он напоминал нищего с площади у Белой Башни, но отнюдь таковым не являлся. В банках у него было столько денег, что сам Шляссер мог бы позавидовать. Нудно завывая о тяжелых предчувствиях, ясновидящий перешел к делу.

- Недавно, а конкретно вчера, было у меня, и не только у меня, предчувствие, а потом и видение. Странное и непонятное. Будто бы двое распутали три дерева. Один в черном платке, похож на выходцев с моря, а второй худощавый слегка не в себе. С ними был кто-то похожий на гнома, но не он. И еще за ними стояла такая сила, которой нет больше в нашем мире.

- И что это значит? Даже примерно? - доклад слушал Шлассер, потея с каждым словом кадрового ясновидящего.

- Оооо! - ясновидящий жил на окладе, и умел отразить степень своей работы. - Ооо! Это слишком сложно для многих, но не для меня. Предположения высказываются разные, дело в том, что многие видели нечто подобное. А это значит, и в самом деле было.

- Погоди, сначала, кто еще видел? - начальник разведки Эвари делал пометки. Все сведения предстояло многократно проверить.

- Касавур, Марципан, Лихое ухо, Чвашка и Яйя, - добросовестно перечислил штатный ясновидящий.

- Отлично, их видения сильно отличаются от твоего? - Шляссер уловил небольшие колебания при ответе на вопрос, и сделал себе соответствующую пометку.

- Лихое ухо будто что-то слышал. Чвашка и Яйя видели меньше моего. Касавур много сочиняет, Марципан вроде видел столько же.

- Что слышал Лихое ухо? - Шляссеру хотелось узнать о чем говорили те типы, которые распутывали деревья.

- Он слышал про Темные земли и какие-то глюки. Но я сам думаю, что это у него глюки, - запальчиво сообщил ясновидящий.

- Ладно тебе десять процентов премиальных за полноту сведений, - Шляссер поставил плюсик в бумагах, глаза ясновидящего засияли.

- Итак, что значит распутывать деревья? - они вернулись к деловому разговору.

- Похоже на разъединение веток, но подробнее я не объясню, я и сам не очень понял, - ясновидящий не считал эту деталь видения особенно важной.

Далее последовало часовое описание внешности видимых субъектов, и по детальное описание их действий.

- А теперь четко и ясно мне о том, что ты думаешь? - Шляссер исписал два листа. Появилось много материала для аналитического отдела разведки.

- Кажется мне, - ясновидящий подбирал слова осторожно, - что они что-то наколдовали или наоборот расколдовали.

- Если распутывали, то расколдовали, - Шляссер умел делать верные выводы. Ясновидящий воззрился на него, как на чудо. Сам он такое не удумал. - А что именно они могли сделать?

- Возможно, даже и так. А вот что именно не знаю, мне кажется, что что-то глобально изменилось в мире.

- Что именно ты не знаешь?

- Жить легче стало, - в порыве усталости признался ясновидящий. - Не знаю, как это высказать, но будто сняли с нас камень, о котором мы не подозревали. Понимаете?

- Понимаю, отчего же не понять, если я и сам чувствую, - Шляссер вверг своего штатного ясновидящего в шок. Его слова означали, что сам начальник разведки обладает немалым талантом.

Когда ясновидящий был отправлен получить вознаграждение из причитающего фонда, то верный помощник стоял у стола Шляссера.

- Пусть твои мальчики найдут этих по списку и вежливо пригласят их побеседовать со мной. Выполняй и позови Сентенуса.

Другой подчиненный получил приказ слушать о новых веяниях и слухах, а сам Шляссер обдумывал, как переложить на Сентенуса общение с полоумным колдуном из Белой Башни.

- По вашему приказанию явился, - Сентенус стоял на вытяжку.

- Пойдем-ка в наш кабинетик, - Шляссер поднялся.

В тишине тайной резиденции Шляссер смог стать Мортироссом, для его плана требовалось стать добрым. Сентенус так и не научился отказывать казначею, хотя своего начальника мог послать по матери и по отцу так далеко, как позволяло воображение.

- Ты все решил? - Мортирос говорил мягко, почти по детски.

- Почти, я хочу договорить с колдуном, чтобы он меня переместил на место встречи. Он сказал, что они мимо не пройдут.

Сентенус развалился в новом кресле, которое подарил дед любимому внуку. К интерьеру его официальной комнаты во дворце оно не подходило, зато здесь было просто идеально.

- Ты когда выходишь?

- Через три дня, - Сентенус посмотрел на календарь. - А что проблемы?

- Ты тогда к колдуну пораньше бы сходил, дело есть.

- Какое? - Сентенуса еще тошнило от упоминания о колдуне.

- Важное. - Мортирос поделился догадками. - Поговорил бы. Этот старый хрен может что полезное сказать.

- Хорошо, - Сентенус вздохнул. - Зайду к отцу в клубное кафе и к колдуну.

Белая Башня, как обычно впечатляла своей значимостью и массивностью. Сентенус вынужден был прибыть к Башне в сопровождении охраны. Новый статус наследника обязывал таскаться с телохранителями.

- Дальше я один, - Сентенус велел своим стражам дожидаться его возвращения. Пришлось ребятам задержаться у Башни на ближайшие два десятка дней.

Проходить через ворота Сентенусу не нравилось потому, что начиналась головная боль. И в этот раз она его не миновала. Топать вверх по лестнице, сегодня он не смог найти самодвижущейся площадки, еще то удовольствие, особенно с головной болью. Миновав пятьсот девяносто две ступеньки, Сентенус уперся в стену, которой раньше здесь не было. Он решил воспринять стену за дверь и постучал.

- Можно?

Стена расплылась в ехидной ухмылке:

- Заходи, - разрешила она и раскрыла пасть, полную острых зубов.

- А пошире?

- Штаны боишься порвать? - парировала стена.

- Конечно, с голым задом я не привык ходить, - Сентенус терпеливо ждал, пасть открылась пошире.

- Спасибо, - поблагодарил он. В отличие от колдуна Сентенус не позволял себе быть невежливым. Грубость могла дорого обойтись.

За стеной опять начиналась лестница, но вела она вниз. Спустившись на шесть сотен ступенек вниз, Сентенус оказался там же откуда и начинал путь.

- И что бы это значило? - ровно спросил он.

- Сам не знаю, - из стены вышел колдун. - Скучно мне.

- А я значит тебя развлекаю?

- Ага, - колдун гнусно хихикнул, - король вместо белочки.

- Какой такой белочки? - юмор колдуна был абсолютно не ясен.

- Не парься, парень. Раз пришел, давай я тебя отправлю на место рандеву, - колдун радостно потер руки, похоже, что его скука мгновенно прошла.

- Погоди, еще через три дня, - запротестовал Сентенус.

- Нет, в прошлый раз я что сказал. Сказал, что при следующей встрече отправлю тебя, - колдуну нравилась ситуация. Поколдовать было самое время. - Так что сам виноват. Ничего дня три вперед потопаешь, и встретишь своих чокнутых.

Зная, что спорить с колдуном нельзя, Сентенус коротко вздохнул.

- Мне бы своих предупредить, чтобы не волновались. Да и тебя вопросами не донимали.

Судя по загоревшимся глазам колдуна, эта перспектива ожидалась им с большим нетерпением. Сентенус представил, что будет дальше, и расстроился, поняв какого дурака он свалял.

- Погоди минуту. Раз надо, то отправляй. Но сначала может подскажешь, что там такое в мире творится, что все наши местные чувствуют.

Колдун вытащил из воздуха кресло и уселся. Сентенус так и стоял.

- Мда, мда, мммддддаа, - колдун зажмурил глаза и двигал руками перед собой. - Как однако интересно! Вот жизнь пошла. Так, парень, - колдун открыл глаза, - ищи все, что у тебя есть по архитектуре. Башню не я строил, а... неважно. В общем переделке все это потом подлежать не будет. Так, что погоди, я тебе достану для начала одну книжку.

Колдун помахал руками, и книга в твердом переплете упала на пол прямо перед Сентенусом.

"Королевская архитектура и городское строительство" - прочитал Сентенус, подняв книгу.

- Жизнь то какая веселая будет, - колдун аж приплясывал в своем кресле от нетерпения.

- Ты о чем? - Сентенус не понимал, как архитектура связывается с его вопросом.

- Не сейчас, - колдун внезапно успокоился. - Жрать будешь?

- Хотелось бы, - юноша пропустил подряд завтрак и обед, и намеривался поужинать.

- На, - в руки к Сентенусу попала корзина. - Я очень добрый за то, что ты меня развлекаешь. Надо и мне что-то почитать, - последнее, что слышал от колдуна Сентенус, смещаясь далеко в пространстве.

Почему-то он оказался на дороге. В руках корзина и книга. Сзади раздалось ржание, его конь оторопело вращал мордой, высказывая свое критическое неодобрение такого способа перемещения.

- И куда нам теперь? - Сентенус слегка растерялся. В обе стороны уходила широкая дорога.

Лошадка дернулась, как будто ее пнули в круп, и резво затрусила на юг.

- Значит, туда.

Сентенус осознал прелесть своего положения в первые же десять минут своей дороги. Побыть одному оказывается это большая роскошь. Быть одному, когда ты никому ничего не должен, когда над тобой не стоят разные люди, когда даже будучи один в комнате, за дверью тебя ждут дела.

- Вот удружил! - Сентенус радовался, что колдун сделал ему такой роскошный подарок.

Пришло время подумать. С тех самых пор, как Сентенус получил титул наследника, он всецело был занят решением государственных проблем. Скажем, через три дня он встретится с людьми, имеющими какое-то средство для решения этих самых проблем. А потом что? Так далеко он до сих пор не заглядывал в своих мыслях. Да еще эта книжка странная про архитектуру. Что этим хотел сказать колдун? Видимо придется что-то строить? Но если, колдун дал книгу, то это связано с ним, а уж он то строить точно не будет. Тогда к чему все это? Сентенус решил не пренебрегать полученным советом, а изучить сей талмуд от корки до корки.

Раздел "королевская архитектура" был посвящен описанию больших и малых форм. К малым автором относилось и строительство башен. Сентенусу захотелось прочитать про башни, может быть найдется такая же, как у колдуна.

"Впервые башни стали относить к малым формам, когда выяснилось, что в них не могут жить короли", - начинался сей раздел. Сентенус согласился, теперь становилось понятно кое-что в существующих законах правления Эвари. Там был один замечательный по архаичности пункт, где может жить и не может жить король, его наследники, их наследники и прочее. "Башни подразделяются на три вида и двадцать шесть подвидов (смотри рисунок на следующей странице)". Сентенус перевернул лист. Там были маленькие схематично прорисованные башенки. Под номером девятым башня сильно походила на известную ему Белую Башню. Пролистнув несколько листов, Сентенус стал читать о Белой Башне. "Белая Башня называется Белой потому, что в ее основе лежит тяга магов подвида геомантов к изменению прошлого настоящего и будущего. Белая Башня остается неизменяемой в этом случае, и всякий, кто в ней находится не изменится, и не утратит памяти о прошлом и настоящем, даже если его существенно изменили. Фундамент Белой Башни надлежит закладывать не магу, а простому человеку, тем самым Башня будет неприступна для магов. Человек же, закладывающий фундамент Белой Башни, должен любить и почитать мага подвида геомантов, чтобы Башня стояла на веки вечные. Платить в таком случае магу подвида геомантов за работу человеку нельзя, что обеспечит его (мага) должность (обязанность) перед человеком. Если же маг подвида геомантов задумает изменить свою Башню, то сделать он это сможет, но существует определенная последовательность действий. Во-первых, маг должен оплатить свои долги перед человеком тем, или его потомками. Во-вторых, с магом случатся неприятности (неприятные, но не фатальные вещи), и следует всем к этому быть готовыми. К тому же маг подвида геомантов, меняющий свою Башню, должен направить на какие-либо геомантные изменения всю высвобожденную силу. Это следует сделать обязательно, так как иначе возможен конец большому количеству людей. Предупреждение! Маг подвида геомантов имеет право изменять свою Белую Башню только в случае конкретной обоснованной просьбы со стороны. Если это правило будет нарушено, изменение либо не произойдет, либо будет фатальным для мага, башни или кого-то еще". Дальше шли технические подробности, как и что именно следует сделать, чтобы изменить Башню на другую архитектурную форму, и прилагались формулы по расчеты высвобождаемой силы в зависимости от срока службы башни и ее размеров.

Сентенус перевернул лист. "Башни подвида городских жилых", - прочитал он. Ни о чем подобном он никогда не слышал и заинтересовался. "Башни подвида городских жилых возводились в городских поселениях с .... по ... годы. Башня является жилым домом и укреплением одновременно. На первом этаже башни находятся бытовые помещения. Водоотводы делаются по специальной системе (смотри раздел водоотведение). Кухня и подобные помещения располагаются на средних помещениях, спальные и караульные помещения на верхних этажах. Также рекомендуется делать башни с плоскими крышами для возможности организации смотровых площадок. В башне рекомендуется делать лестницу наряду с площадкой для подъема и спуска (смотри механизм подъема и спуска в разделе подъем и спуск в башнях всех видов). Существует возможность соединения нескольких, рядом стоящих башен с друг другом, по подвесным мостам (смотри раздел лестницы). Технические чертежи по устройству городских жилых башен смотри в томе десятом "Королевской архитектуры и городского строительства".

Сентенус глянул на обложку, точно первый вводный том.

Устав от башен, он посмотрел в оглавление, что еще там интересное. "Королевский дворец, общее описание", - прочитал он. "Размещение покоев, залов и других помещений в королевском дворце имеет несколько десятков вариантов. Но не это является главным в королевском дворце". Последний пассаж несказанно удивил Сентенуса, что же главное тогда во дворце? "Во дворце основополагающими являются три вещи: сеть подземных ходов, сокровищница и отсутствие ненужных свидетелей о том и о другом. Я, как автор, позволю себе отступить от описания архитектурных форм, и позволю дать совет. Всех лишних, что-либо знающих, или догадывающихся о пути в сокровищницу и, особенно о системе подземных ходов, следует казнить немедленно. При этом прах и души следует заточить в специальные сосуды, чтобы невозможно было допросить. От этого зависит жизнь и благосостояние. Позволю себе настойчивое предложение, читателю сего труда обратить внимание на мой другой труд о казнях и пытка. Там указаны способы казни, заточения, пыток и изготовления тех самых специальных сосудов для праха и душ нужных людей. Итак, возвращаясь к архитектуре дворца, подземные ходы должны возводиться трех видов: маленькие (спасительные), отводящие (для части любопытствующих), функциональные (часто используемые). Первый вид, при наличии соответствующего допуска, описан подробно в приложении 5 тома 12. Второй вид смотри на схеме 65 на следующем листе. Функциональные ходы строятся для текущего использования: по ним водятся люди и нелюди, выносятся тайные вещи, вносятся тайные вещи, совершаются всяческие тайные и полутайные дела. Следует помнить и оборудовать эти ходы ловушками для возможных врагов и лазутчиков. Перечень ловушек смотри в приложении 6 том 12 (при наличии соответствующего допуска)".

Столь познавательное творение даже одним абзацем дало Сентенусу столько информации к размышлению, что он поклялся себе изучить этот том, а также найти остальные книги этого автора. Ну, и конечно, по всем тематикам, может, что еще полезное узнается.

Пора было снова собираться в дорогу, ему предстояло еще два дня пути.

Праздничное утро, так называл это утро Вунь. Он бегал вокруг большого кодра и орал для своих родственников "А я не боюсь! А я все могу!". Вунь решил показать примером, как надо летать на большом звере.

- Первый полет будет ритуальным. Я полетаю вместе с нашим личным духом, чтобы все было хорошо! - сообщил присутствующим Вунь.

Сегодняшним утром Вунь собрал около полутора тысяч маленьких человечков на площадке для полетов. Актеры тоже собрались, чтобы познакомиться и посмотреть на них. Маленькие люди были разными. Кто-то, как Вунь наглым и красивым, кто-то, как его брат Глюк спокойным и задумчивым. Женщины были тоже разные и толстые и худые, и красивые и просто обычные.

Хэсса привел Вунь.

- Покланяйся, что приветствуешь, - затараторил с плеча Вунь.

Хэсс наклонился. Он слегка оторопел перед таким количеством маленьких людей.

- А теперь?

- Я буду выступать с тебя, - зашептал ему в ухо Вунь.

Личный дух подумал, что видимо это такая традиция - использовать личного духа в качестве трибуны.

- Ты сядь, меня так будет виднее, - стал командовать Вунь.

Хэсс сел. Вдалеке стояла Алила с синей птицей на плече. Вблизи расположились члены труппы. Кто-то уже активно знакомился с маленькими человечками, кто-то просто присматривался.

Хэсс услышал обрывок разговора.

Хвалился маленький человечек чрезвычайно худощавого телосложения:

- Мы и чесать умеем, кодра всегда довольна. А еще моя специализация охранять дома. В такой дом не заберется вор, ни болезнь, ни горе.

Тьямин с расширенными до предела глазами осматривал человечка:

- О! А книжные лавки ты охранять умеешь?

- Еще бы! Я и читать умею на трех языках, - похвалился человечек, но тут раздалось мощное вуневское "Тиха!".

- Мои родственники! Я первым освящу наш путь личным духом. Вот Он! - Все зааплодировали. - Наш личный дух самый личный! - Опять общие аплодисменты. - Коробки будем паковать завтра. Все запомнили? А теперь учимся летать. Хэсс, давай!

Хэсс поднялся, придерживая Вуня рукой, хотя тот и вцепился ему в шею.

- Давай того кодра попросим? - Вунь показал рукой, какой именно кодр ему нравится.

- Это Васагир, - определил Хэсс. Уговорить Васагира покатать важных гостей удалось довольно таки быстро. Кодр взмыл в небо.

- Уяа! Уйяа! - счастливо вопил Вунь, а его родственники пялились снизу. Вунь вспомнил, что когда подобное он уже видел.

В этот славный день Хэссу удалось налетаться до тошноты. Маленькие человечки под руководством Вуня забирались на кодров вшестером. Но были и такие, кто категорически отказывался летать, даже с товарищами. Пришлось Хэссу катать их, так как и Вуня. Деловой Вунь поручил вести списки шестерок кодров проявившему недюжинный энтузиазм Эльниню. Тот лихорадочно все записывал в бывшую стихотворную книгу Хэсса. Вунь иногда подбегал, смотрел и тыкал куда-то пальцем, мычал и убегал снова. Эльнинь вынужден был перезнакомиться со всеми пришедшими маленькими человечками. Кодрам понравилось катать этих симпатяг поэтому, на площадке для полетов царило радостное возбуждение.

- Хэсс! - Эльнинь привлек его внимание диким криком через всю площадку.

- Что? - Хэсс разогнулся. На его руках висело шестеро маленьких человечков.

- А что делать с этим? - Эльнинь на что-то показывал, что Хэсс не мог разобрать.

- Погоди! - Усадив очередную шестерку на кодра, Хэсс по краю площадки обошел еще двух кодров, на которых усаживали маленьких человечков Боцман и Логорифмус.

- Что там? - Хэсс уже стоял за спиной Эльниня.

- Вот, я записывал одного человечка, Хэсс, - Эльнинь разжал ладонь. Хэсс испытал душевный шок, на ладони лежала серьга.

- Что это? - хрипло спросил вор.

- Я тебе говорю, что был маленький человечек, погоди, - Эльнинь смотрел в записи. - Гмыкл.

Хэсс кивнул, имя было знакомое.

- Так он дал мне эту серьгу. Она похожа на твою.

- Я сам вижу, - Хэсс осторожно взял ее в руки. - Почти. Плетение такое же, а камень то у тебя серый.

- Да? - Эльнинь всмотрелся. - И что?

- Он что сказал?

- Сказал, что это мне, - Эльнинь повторял слова человечка.

- Тебе, вот и разбирайся, - успокоено рявкнул Хэсс.

- Хорошо, а не мог бы ты мне ее вдеть? - попросил Эльнинь.

По старому забытому обычаю вдевать в ухо серьгу могли только мастера ее изготовившие, любимые и учителя и близкие родственники по духу или по крови.

- Спасибо, - Эльнинь потрогал ухо. - Что теперь?

- Работай! Тебе, что мало? - Хэсс обдумывал, зачем Гмыкл подарил серьгу Эльниню. Единственная подходящая версия была связана с колодцами силы. Решив, что это его не касается, Хэсс постарался забыть о серьге. Пусть мальчишка разбирается сам. Эльнинь же отчетливо знал о старом обычае, он слышал старые легенды в исполнении труппы. Хэсс, как раз пропустил эту часть, тогда он лечил Машу.

Маша ходила с трудом, нога и рука были в твердой повязке. Ей помогал передвигаться эльф Тори. Глаз был в повязке, и она им ничего не видела. На лице еще оставались шрамы. Маше хотелось общаться с кодрами. Ее тянуло сидеть с ними до бесконечности. Благодаря той страшной ночи, Маша все же осталась на земле, а не умерла. Но эта была всецело заслуга пушистых крылатых созданий.

- Маша! - Тори беспокойно на нее смотрел.

- А я летать хочу! - Маша мечтательно щурила свой здоровый глаз. - Плевать, что я не буду больше актрисой, - внезапно заявила она Тори.

- Это правильно, девочка, - послышалось у них за спиной. Рядом стоял Мухмур Аран. - Видимо, тебе суждено не быть актрисой, а быть кем-то другим.

- Да, дядя Ара, - Маша постаралась ласково улыбнуться, но ей было больно.

- Ты эльф иди погуляй, нам поговорить надо, - попросил Мухмур Аран.

Маша разглядывала, как внизу перемещается масса кодров, маленьких человечков и актеров. Ей нравилось ее сегодняшнее время препровождение. Аран сел рядом.

- Хорошо, девочка, что ты все понимаешь, - Аран говорил спокойно, ни извиняющихся, ни обвиняющих ноток не было слышно.

- Я ничего не понимаю, Ара, - Маша дотронулась до повязки. - А чешется как!

- Не понимаешь, детка? Ты вышла из повозки, значит, все понимаешь, - Аран повернул голову.

- Спасибо вам, Ара, - Маша протянула здоровую руку.

- За что? - Аран не понял, но руку принял.

- Тори, да и остальные меня жалеют, это не то что бы что, но неприятно. Понимаете? - Маша все же улыбнулась сквозь боль. - Хэсс меня не жалеет, он странно иногда на меня смотрит. Очень-очень, - на распев произнесла она, - странно. А еще кодры не жалеют. Если бы не их сила, я бы умерла. И еще вы не жалеете.

- Только Хэсс? - Аран расправил плечи. - Умный мальчик, не ожидал от него. А тебе неприятна жалость?

- В какой-то мере, да, Ара.

- Маша, дай руку, - попросил Мухмур Аран.

- Зачем?

- Посмотреть хочу, - девушка без дополнительных вопросов протянула свою руку.

Аран долго в нее вглядывался, хмурил брови, бормотал, водил своим пальцем по ее ладони.

- Я хочу тебя попросить, Маша, - отпустил ее руку, попросил Аран.

- Просите, - разрешила девушка.

- Когда ты выйдешь замуж, пожалуйста, оставайся такой же, - Аран улыбнулся.

- Я выйду замуж? - не поверила Маша. - Не надо меня утешать.

- Я не утешаю, девочка. У тебя на руке написано, что любовь ты совместишь с работой. В этом твое предназначение, - Аран рассказал ей лишь часть того, что увидел.

- Это кем же я буду, если любовь совмещать с работой? - Маша запуталась. Никак не могла представить себе за кого же надо выходить замуж.

- Это неважно все пока, девочка. Ты не думай, твои кости срастутся, твои шрамы заживут. У тебя все еще впереди, - Аран был почти за нее спокоен. - Я сначала тоже пожалел тебя, а теперь вижу, что твое актерство просто этап в жизни.

- Жаль, а мне нравится играть, - пожалела Маша.

- Наиграешься еще, девочка, - Аран раздумывал сказать ли ей еще кое-что, а потом решил, что не надо. - На руке никому не давай гадать, чтобы не сглазили и не помешали, а то отобьют твою судьбу. Завистников в этом мире превеликое множество.

- Спасибо, что посидели со мной, Ара, - Маша устала, но в повозку не желала возвращаться.

- Не за что, детка. Только я еще тебе скажу, ты, пожалуйста, не спорь с судьбой. Хоть и говорят, что она дура, но в твоем случае она добрая подруга.

- Странная просьба, Ара, - Маша откинулась назад, ее спине нужна была опора.

- Да, детка. Был у меня один знакомый, который поспорил с судьбой.

- И как это было? - Маше хотелось послушать что-то новое интересное.

- Это печальная история, но ты пожалуй поймешь. Молодая девушка приехала в столицу. Ей было семнадцать. Девушка была красивая, уверенная в своей исключительности, в отличие от тебя. Так вот, она мечтала стать по меньшей мере королевой. Дар у нее был хороший, явно не средний. Она могла бы блистать на сцене, но девушка уверилась, что хочет блистать при дворе. На сцену она пробилась, роли выгодные получала. Своей игрой она стремилась привлечь некоторых конкретных личностей. У нее и деньги завелись, и поклонники были. Были и влюбленные в нее, но не подходящие, как она считала. Десять лет она потратила на то, чтобы пробиться в королевскую свиту. Король наш Главрик был порядком в возрасте, но такую не пропустил. Две недели она побыла фавориткой, и все.

- И вся история? - Маше казалось, что Аран лишь начал рассказывать.

- Все дело в этих двух неделях. Она успела рассориться со всеми и в театре, и при дворе. Ей даже лавочники отказали в продаже товаров. Никто не хотел иметь с ней дело.

- И что было дальше?

- Дальше она уехала, тяжело терпеть всеобщую неприязнь. Дом продала, уехала в провинцию, слава за ней шла нехорошая. На сцену ее не брали, никто с ней играть не хотел. Тогда до нее и дошло, что ей нужны софиты и поклонники. Дошло, что и нужен ей был один человек, но теперь он с другой. Так вышло, что он пережил свою влюбленность.

- Ара, так она поспорила с судьбой?

- Конечно, поспорила. Ей не была положена корона королевства и власть над ним, ей было положена корона сцены и любовь окружающих. Девочка в тридцать стала развалиной, так она поспорила. Судьба дала ей короткий миг власти и звание фаворитки, но при этом забрала то, что действительно было положено несчастной.

- И все?

- И все. Знаешь сколько таких историй. Это весьма обычный случай. Просто у нее это было ярко, - Аран поднялся, и поискал взглядом Тори.

- Поэтому вы и говорите, что мне надо это просто пережить, и не плакать, что актрисой я больше не буду?

- Тебе, как я думаю, надо жить, как воде. Она всегда пробивает себе дорогу, она не течет в гору, а обходит ее. И всегда добирается до моря, девочка. Ты именно такая река. А историю мою запомни, чтобы не возноситься сильно, да и не спорить.

- Ара, а есть такие люди, которые должны спорить? - Маша удержала его за подол красной хламиды.

- Есть, конечно, но это люди совсем другого склада, чем ты. Только они все равно не спорят. Ты принимаешь, что тебе дается, а они вынуждены добывать это когтями и зубами, - Аран помахал рукой эльфу, тот заспешил к ним.

- Ух, ты, выходит я везучая? - Маша удивилась собственной судьбе.

- Кто бы сомневался, только не ты, девочка, - с этим Аран отправился по своим делам.

Тори поставил над Машей самодельный тент, чтобы девушка сидела в тени.

- Вы скоро полетите?

- Ты же знаешь, Тори, а ты тоже собираешься? - Маше взгрустнулось, но не до печали.

- Да, Маша. Я вернусь домой, и разберусь со своими проблемами. Надоело мне от них бегать, чувствую себя виноватым, - Тори упрямо сжал челюсти.

- Ты же эльф, Тори, не вини себя, - от такой точки зрения человека на эльфа Тори опешил. Он то предполагал, что это эльфы высшее существа.

Следующим утром эльфа доставил кодр до границы Темных земель. Идти ему предстояло долго, но с каждым шагом в нем крепла решимость, выяснить, что собственно такое он совершил в глазах Совета, и как с этим бороться. Тори тоже изменился с той самой ночи, и плевать ему было на проблемы Совета с высокого моста. Это выражение он подцепил у актеров. Поплевав на свои проблемы с моста, пусть и не с высокого один раз, Тори убедился, что это действенный метод. Тори не знал, но эльфовский Совет, потерявший его из виду, приступил к его тщательным поискам.

Если Хэсс был занят с маленькими человечками, то Алила выбивалась из сил и терпения, чтобы совладать с птицами. Она везде таскала их с собой

- Нейя! - Алила уже привыкла откликаться на свое новое имя. Рядом уселась птица. - Нейя!

- Да? - Алила сосредоточилась на разговоре с синей птичкой.

- Мы готовы, звери летуны не против нас, - слова медленно возникали у Алилы в голове.

- Отлично, что надо делать? - одна из последних просьб птиц, поставила ее в тупик. Птички притащили ей пару еще живых мышей, и просили продегустировать, чтобы выяснить такие ли мыши живут в городах.

- Надо наловить мышей. Мы привыкли к ним. Потом разведем, - птицы были сильно озабочены вопросами пропитания. Алила не нашла в себе силы духа, возразить, что в столице есть и куда более вкусные вещи, чем мыши. Она не знала, что можно сравнить с этими самыми мышами.

- Зачем? - Алила полагала, что ловить придется ей. Как объяснить свое занятие остальным, она не представляла.

- Наловим мы, а ты дай хранилище, - птица все еще кружила над девушкой.

- Отлично, но мне надо немножко времени, - Алила бегом бросилась к повозке рабочих сцены, у них то должна найтись емкость для перевозки мышей.

- Нейя! - остановила ее птица. - Мы тебя зовем сначала со мной.

Девушка пошла за птицей. Пару раз приходилось карабкаться по камням. Вскоре она пришла к старому разлапистому дереву.

- Там дупле все тебе, - заявила птица, и уселась на ветку.

Алиле пришлось осваивать лазанье по деревьям. В дупле, куда она сунула руку с некоторой опаской, было что-то твердое. На солнце самоцветы заиграли всеми оттенками и полутонами.

- Что это?

Птица молчала.

Засунув камни в карман, она еще раз засунула руку в дупло. И вытащила еще два больших камня невероятных красных оттенков.

После опустошения дупла в активе Алилы оказалось девять редких драгоценных камней, два из которых пришлось засунуть в корсаж, в карманах они уже не помешались. Также ей досталась массивная золотая цепочка. На подобной король Эвари Главрик IX носил золотой диск власти. И еще в дупле лежал мешочек со старыми монетами неизвестного королевства, и хороший гномовский нож.

Алила пребывала в замешательстве от свалившегося на ее голову богатства, а птицы были чрезвычайно довольны.

Нож, который получила Алила, был орковский. Им Страхолюд расплатился за услуги.

Девушке же прибавилось хлопот. Пришлось решать, как упаковать камни, чтобы другие их не увидели, да и сама не потеряла.

Глава 32. Достучаться до души

Прописывая диалоги героев, по сути, автор разговаривает сам с собой.

В психиатрии это можно было бы называть размножение личности.

"Исключи невозможное и получишь то самое возможное". Кто-то когда-то говорил Хэссу Незваному что-то подобное или точно такое же. Но мотивировать свои действия подобным образом он не догадался. Хэсс, в сущности, предпочитал проживать каждый день своей жизни без особых заумствований. Жить в гармонии с окружающим миром - один из талантов, которыми щедро наделила его природа при рождении.

Эльнинь же был сложен из другого материала. Ему требовалось всегда что-то рационально измыслить. Линай тем самым и держал своего ученика. С момента, когда Хэсс спас юношу из колодца, и до момента, когда Хэсс вытащил его из глубокой депрессии, Эльнинь это сумел понять. Чему еще научил его бывший учитель, так это дважды не совершать одну и ту же ошибку, если остался жив.

- Именно поэтому, я и думаю, что я теперь твой ученик, - Эльнинь смотрел невозможными уверенными в своей правоте глазами на Хэсса.

Новоиспеченный учитель сделал два глубоких вдоха, чуть не забыв при этом выдохнуть. Затем переступил с ноги на ногу, подергал себя за ухо и переспросил:

- Ты что сейчас сказал?

Эльнинь дословно повторил вывод из всей своей предыдущей речи.

- Нет, это уже ни в какие ворота не лезет, - за Хэсса ответил Вунь.

- Э... - Хэсс закрыл рот.

Эльнинь держался спокойно. Его не задел резкий протест маленького человечка.

- Я что твой учитель?

К разговору присоединился повар Грим, подошедший обсудить, кто из кодров понесет его поварской сундук:

- Ты удивляешь меня, Хэсс. Ты же поэт, по крайне мере в душе, послушай он сказал совсем другое.

Все молчали. Хэсс еще раз повторил про себя, что услышал от Эльниня.

- Он сказал, что он мой ученик. Значит, что я его учитель?

- Хэсс, ты уже сделал вывод, который тебя к чему-то обязывает, - Грим не собирался уходить. Этой историей он собирался поделиться в Клубном Кафе, чтобы кто-то из литераторов воплотил на сцене.

- Он решает, что он мой ученик, и это его дело. Правильно?

- Правильно, - повар согласно махнул рукой.

- Ты не обязан решать, что ты его учитель, - Вунь стоял на камне, и усиленно дергал Хэсса за рубашку.

- Я готов признать, что я твой ученик, - Эльнинь неосознанным движение потеребил серьгу.

- Отлично, - Хэсс понадеялся, что его обошел очередной кувырок судьбы.

- Да, - Эльнинь будто не заметил радости нового учителя. - Теперь надо подождать, когда ты признаешь, что ты мой учитель.

Дыхательные упражнения пришлось проделывать уже в двойном размере, и тогда Хэсс сумел продолжить разговор.

- Я вот думаю, надо мне к хорошему колдуну сходить.

Его несвязанное ни с чем желание сходить к хорошему колдуну, внесла замешательство в разговор.

- Зачем? - рискнул спросить Вунь. Он нахмурился, такие идеи ему чрезвычайно не нравились.

- Слишком много на меня свалилось, - Хэсс постарался, щадя чувства Вуня, помягче сформулировать свои претензии к жизни.

- Давай к матери Валай, - расцвел Вунь. - Она должна быть где-то здесь.

- Найди ее, пожалуйста, Вунь.

Вунь привел матушку Валай, когда удалился повар Грим и ушел Эльнинь. Маленькая женщина произвела на Хэсса приятное впечатление. Они поприветствовали друг друга. Пока Хэсс садился на камень, на котором раньше стоял Вунь, матушка Валай очутилась на ветке, рядом растущего дерева.

- Вунь, малыш, погуляй, - попросила матушка.

- Я что? Я пойду, ты его береги, - Вуню хотелось остаться, но такие разговоры следовало вести с глазу на глаз.

- Ты хотел поговорить? - матушка Валай лукаво улыбалась. Улыбка отражалась в ее глазах.

- Я хотел, чтобы меня посмотрели. Знаете, колдуны же умеют, - отчего Хэссу было легко рассказывать ей о своих проблемах. - Я не понимаю, за короткое время на меня свалилось столько, что это похоже на колдовство.

- Что с тобой случилось? - Хэсс услышал такое сочувствие и дружественный интерес, что стал рассказывать о своих делах свободно и легко.

- Я попал в труппу к актерам случайно. Мне надо было уехать из города. Но до этого погиб мой самый близкий человек, при этом пропали опасные ценности. Потом я не умею писать стихи, но в труппе мне пришлось быть лекарем. Я познакомился с Вунем, и стал личным духом. Мне снился учитель, тот самый погибший. Иногда я его физически чувствую за спиной. Еще орк огорошил, что может я наследник какого-то страшного барона из диких. Но до этого серьга, которую принес Вунь меня завела в странное место, и там была история с Эльнинем, который теперь решил, что он мой ученик. Нашел себе учителя, бодяжник. Неожиданно выяснилось, что я глава кодров, и меня отправляли распутывать дороги. Еще рыбка эта странная мне досталась, или я ей. Обычно люди ей желания для себя загадывают, а я для нее. Алила не хочет со мной встречаться. Одольфо заставил поклясться, что я закончу его ненормальную рукопись. Что с мной такое твориться и кто это творит?

Хэсс остановился, ему стало неудобно перечислять странности своей жизни.

- Обо всем этом я знаю, или почти обо всем, Хэсс, - матушка выбирала слова. - Такие вещи иногда случаются.

- Просто так? - Хэсс не верил в совпадение такого количества случайностей. - И никто этому не способствует? Мне что-то слабо в это верится.

- Посмотри на результат, - подсказала матушка.

- Результат? - он все еще не понимал ничего.

- Что с тобой такое сейчас? Скажи мне, что у тебя появилось такого, что тебе не нравится? - матушка варьировала слова, чтобы Хэсс сам догадался.

- Мне не нравится в себе? - собеседник дергал себя за ухо. - Не понимаю, матушка Валай.

- Совсем для непонятливых. Что тебя тяготит?

- Все эти обязанности, обязательства и вещи, - Хэсс выпалил скороговоркой.

- Ты будто связан? - матушка спрыгнула с ветки. Хэсс отметил, что прыгала она легко, примерно так, как он видел это у акробатов.

- Да я связан, привязан по рукам и ногам, - согласился он. Не видя на себе этих пут, вор их чувствовал.

- Вот и ответ на твой вопрос, Хэсс.

- Я глупый, но не понимаю зачем?

Матушка загадочно посмотрела по сторонам и наклонилась вперед. Хэсс придвинулся.

- Тебя привязали, чтобы ветер не унес тебя в ненужную опасную даль, - шепотом сообщила она. Хэсс отпрянул.

- Ненужную? - но матушки Валай не было рядом. Хэсс не увидел, как она пропала. - Ненужную опасную даль. Все эти проблемы это как оберег что ли? Ну, вы даете.

Рядом послышался смешок и голос:

- Где-то так, Хэсс.

Хэсс мог поклясться, что это его любимый учитель Шаа веселится.

Вунь появился через секунду.

- Опять твой призрак? Он плохого не посоветует. Что она сказала? - Вунь лопался от любопытства.

Благодаря реплике учителя, Хэсс принял все, что сказала маленькая женщина. Теперь он учился не воспринимать свои обязательства, обязанности и вещи, как тяготы.

- Она сказала, что все у меня хорошо, - личный дух стал спокойнее, Вунь был рад, что догадался привести матушку Валай.

- А ты сомневался? - маленький человечек Вунь сделал круглые глаза.

Их радостный смех прозвенел над лагерем и лесом.

Мать и дочь молчали после тихого разговора. Анна и Най после разговора стали где-то ближе друг к другу, а где-то разошлись навсегда. Представить себе последствия, к которым приведет состоявшийся разговор, не одна из них была не в силах. В голове у Анны было пусто, будто сильный ветер ураганом вынес все мысли оттуда. Уходить не хотелось, думать и говорить тоже. Слезы перестали литься. Анна смотрела на дочку.

Удивительное дело Най расхорошелась. Профиль, похожий на отцовский, делал Най немного экзотичной и чуть загадочной. В длинной черной юбке с вышитыми крупными красными и серыми розами Най смотрелась восхитительно. На руке дочери мать заметила новый браслет, явно подарок того самого. Мать покривилась.

Дочка тоже разглядывала маму. Най, конечно, корила себя за то, что так резко выпалила все матери, но сказать надо было. При разговорах с чужими почти всегда обретаешь спокойствие и уверенность. Со своими же говоришь все, как складывается в голове, и часто это весьма чревато обидами и недовольством. Най пока не научилась без крика разговаривать с матерью. Сама себя она считала себя умной и продвинутой в отношениях, но с матерью все ее знания сходили на нет.

Анна смогла подняться, решив, пока не думать об упреках дочери.

- Най, ты бы пошла, прости, - Анна не могла найти верный тон для своей новой дочери. - Я хотела сказать, Най ты бы привела своего охранника. Мы бы познакомились, поговорили. И еще дочка, я попробую хоть что-то сделать с собой, но ...

- Хорошо, что ты мне это сказала, мама, - девушка поднялась с колен. - Мамочка, я пойду? Крысу я скажу, мы тоже поговорим. Ладно, мам?

- Конечно, доченька, - Анна прятала под ресницами слезы, так не вовремя вернувшиеся.

Илиста случайно слышала разговор гримеров. Ей понравилось, что Най не спасовала под некрасивой истерикой матери. Актрисе захотелось подбодрить, но кого она пока не решила. Най вылезла из повозки, оглядевшись вокруг, она увидела любовника. Крысеныш пошел к ней.

Илиста поняла, что в утешении больше нуждается мать.

- Анна? - Илиста предупреждала о своем приходе.

Анна вытирала глаза. Платок она не нашла, пришлось воспользоваться рукавом своей кофты. Илиста нарочно кряхтела на лесенке, чтобы дать подруге секунды привести себя в порядок.

- Анна?

- Заходи, - разрешила Анна. Голос все еще дрожал. - Ты слышала?

- Слышала, - не стала отрицать Илиста. - Орали вы не тише, чем в прошлый раз Джу с Лаврентио.

- Не ожидала от нас такого? - Анне удалось улыбнуться.

- Не ожидала, но у каждого бывают разные состояния, дорогая, - актриса заняла место Най. - Чаю что ли налей. Поговорим?

- О чем здесь говорить? - Анне было стыдно за свое и дочкино поведение.

- Здесь есть много о чем поговорить, дорогая, - актриса попробовала вытянуть ноги, но мешали ящики и сундуки.

Анна хлопотала, наливая чай, ставя на стол заначенные ранее сладкие орехи. Илиста погрузилась в дремоту.

- Меня всегда так успокаивает совместное наше чаепитие, - призналась Илиста.

Анне было очень приятно услышать подобное признание, она порозовела.

- Спасибо за доброе отношение.

- За такие вещи не благодарят, дорогая, - Илиста попробовала орех. - Вкусный.

- Ты хотела мне что-то сказать по поводу моей дочки? - Анна верила, что Илиста не будет говорить гадости, не будет ее стыдить и указывать на промахи. Илиста в таких случаях делала вид, что ничего особенно не произошло, чем смягчала самолюбие Анны.

- Да, Анна, хотела. Давай допьем чай и пойдем ко мне.

- Зачем? - гримерша не понимала, почему нельзя поговорить здесь.

- Посмотришь, тебе должно пойти мое красное платье, - невозмутимо объяснила Илиста.

- Зачем мне твое красное платье? - Анна испугалась, сама не понимая чего. - Оно мне мало будет.

- Во-первых, оно было для роли, и как раз будет на тебя. Это на первое время. У тебя может вечером общение с будущим сыном, и дочка должна видеть, что ты меняешься. Прическу я помогу тебе сделать, грим наложишь. Туфли можно посмотреть подходящие у костюмеров. Потом закажешь себе с десяток нарядов, а старые выкинешь, или нет, лучше отдай их Рис с Монеткой в счет пошива новых.

- Зачем? - Анна поставила чашку, чуть плеснув на руку. Горячий чай обжег руку, но она не заметила.

- Чтобы жизнь начать сначала, дорогая моя, - актриса допила свой чай, и сейчас увлеченно нацелилась съесть все орехи.

- Но я...

Все сомнения были отодвинуты на потом, Илиста убедила Анну измениться на сегодняшний вечер, а там пусть смотрит сама. Красное платье удивительно пошло Анне. Она создало иллюзию пухлости, скрыв излишнюю толщину. Грим убрал унылость с губ, глаз и скул. Прической удалось добиться пропорциональности фигуры. Туфли, как предсказывала Илиста, нашлись у Риса. Анна посмотрела на себя в зеркало и расправила плечи, выставив вперед грудь, а не живот.

- А теперь улыбнись, - посоветовала Илиста.

- Зачем? - Анна постоянно боялась подвоха.

- Будешь неотразимой, - актриса знала, о чем говорила. - Лишний вес можно скинуть с помощью правильного питания, одежда тоже успешно помогает маскировать проблемные места. Кожа достойна кремов и масок, сама разберешься, волосы тоже подкорми.

- А мне это надо? - в Анну вселялся ужас от слов подруги.

- Это надо твоей дочери, твоему будущему сыну Крысенышу, их детям и твоим внукам. Ты же не хочешь, чтобы внуки стыдились бабушки? Да и дети тоже? Ты можешь стать другой, совсем другой. Попробуй.

- Ты думаешь у меня получится? - Анна отчаянно трусила. - Разве в сорок лет можно измениться?

- Можно, конечно. Я вот каждый день новая. Знаешь, дорогая моя, я бы посоветовала тебе сменить деятельность. Не бросать грим, конечно, а, скажем, пойти учить, или стать личной гримершей знатной дамы или ее супруга. А актерами заниматься время от времени. Я думаю, это будет сменой привычек, и не даст тебе закиснуть.

- И все? - Анна прекрасно понимала, что это все невыполнимо для нее.

- Ты сама не знаешь на что способна, - Илиста то уже видела другую женщину в своей старой знакомой. - Спину прямо, грудь у тебя выдающаяся. Главное никого и ничего не бойся. Будут у тебя любовники, будут мужья, будет работа, семья, деньги, здоровье. Не бойся ничего, тогда у тебя все это будет, Анна.

Анна не верила ни одному слову, но так хотелось, чтобы хоть на один миг это все стало правдой. Ошеломленные и одобряющие глаза дочери, когда она вечером пришла с женихом, заставили ее почувствовать, что Илиста возможно и права.

- Ты все такая же добрая, - Инрих сидел с Илистой, и слушал ее рассказ о превращениях Анны.

- Я недобрая, ты не понимаешь, я счастливая, поэтому не вижу в других себе соперниц. А так мне нравится быть в окружении красивых и довольных собой, - поправила его Илиста.

- Все равно ты добрая, - держался своей точки зрения директор.

- Лучше скажи, как Недай и Саньо, - Илиста не хотела обсуждать это дальше.

- Недай в порядке, вроде жениться задумал. Но я не лезу. Пусть выбирает сам. Мой племянник толковый парень.

- Ямина?

- Ямина вроде, но кто его знает, - пожал плечами директор. - А с Саньо проблемы.

- Это видно, но со мной он разговаривать не хочет, - Илиста предполагала, что у ее партнера по сцене серьезные проблемы.

- У него неразрешимые противоречия с моральными устоями Богарты, - изящно оформил суть проблемы директор.

- Что все так плохо? Рассорились на смерть?

Инрих же наоборот радовался, что с Солнечным пока тихо.

Директор не сомневался, что в лагере могут закипеть страсти посильнее музыкальных. И это будут настоящие страсти с убийствами, похищениями и подвигами.

- Она с ним переспала и бросила.

- Это я знаю, - отмахнулась Илиста. - А чем она объяснила свой поступок?

- Я так понял, что сказала, что это ошибка.

- Заявлять мужчине, что переспала с ним по ошибке - это никуда не годится. Так начинаются войны и создаются злодеи. - Актриса удивлялась, что охранница могла оказаться такой глупой. - Теперь ясно, за что ее муж бросил.

- А ведь Саньо предстоит иметь с ним дело, если они только окончательно не расстались, - Инрих представил себе эту возможность и посочувствовал актеру. - А на это совсем не похоже. Там такой огонь бушует, что железо плавить можно.

- Не хотела бы я присутствовать при их встрече. К тому же этот муж сильно загадил девочке голову. Такие вещи творят от глупости или неуверенности.

- А ты сама? - полюбопытствовал директор.

- Я всегда была не настолько глупой, а уверенности в себе хоть отбавляй, - отмахнулась Илиста.

- Муж то маг, и может повредить Саньо, - директор вернулся к гипотетической опасности в будущем актера и охранницы.

- Может, но я бы посоветовала кому-то, кому не безразлична судьба его ведущего актера, слегка опередить этого мужа-мага, - невинно предложила Илиста.

- Хмм, - директор уже обдумывал план действий. - Кто бы это мог быть? А муж, говоришь, маг? Нельзя полагаться на случай, правильно? С магом лучше разбираться немагическими способами. Тогда он не знает, как правильно действовать, да и велика вероятность, что вообще до самого конца не разберет, что против него что-то затевается.

Актриса была удивлена столь нетрадиционным подходом к обузданию магов.

- Ты где этого нахватался?

- Я то, - Инрих подмигнул ей, - в своей длинной жизни с магами уже сталкивался.

- О, Инрих, и как? - актриса хотела знать все подробности, старый друг приоткрылся ей с новой стороны.

- Хм, не начинай скандал, ничего тебе я не скажу. Сама знаешь, о таких вещах не говорят, даже не думают, чтобы никто даже случайно не узнал. Но не так давно мне уже приходилось кое-что для кое-кого делать. Если соберешься мне помогать, то естественно будешь в курсе. А так, извини, - Инрих старался говорить не обидно, но Илиста все равно надулась.

- А если я..?

- Я уже сказал, - директор вспоминал, как ему дорого обошлась прошлая операция, но дело того стоило. - Лучше расскажи мне про твоего сумасшедшего друга.

- Какого?

- Я имел в виду, Хэсса, - директору хотелось узнать мнение Илисты по одному щекотливому вопросу.

Хэсс Незваный трудился в поте лица, упаковывая и складывая, распаковывая и опять упаковывая. В помощниках у него были Эльнинь, Боцман, Мореход, Железяка и Плинт. Казимир тоже, правда неясно почему, вызвался помогать. Толку от него было немного, но он стал развлекать всех работающих интересными историями в жанре страшного ужаса. Вунь тоже занимался командованием, и постоянно мельтешил у Хэсса под ногами.

- Эту, эту коробку бери!

- Ту, ту неси сюда!

- Надпись где? Мы как это потом делить будем? Надпишете, кто писать умеет!

- Не умеете? Рисуйте!

- Хэсс!

- Эльнинь!

Утихомирить метавшегося командира Вуня смогла супруга, которая отозвала его в сторонку и принялась что-то толковать.

- Хэсс! - оглушительно завопил Вунь.

- Сейчас! - не менее громко ответил личный дух. - Сам иди!

Хэсс старался аккуратно передвигаться по поляне, чтобы не покалечить ни одного маленького человечка, ни раздавить ни одной коробки.

Вунь ловко лавируя между людьми, маленькими человечками и коробками добежал до Хэсса.

- Нагнись, - велел он личному духу.

Хэсс подумал и уселся на землю. Вунь дернул его, чтобы и голову он наклонил, и стал шептать на ухо.

- Надо поговорить с отшельниками, - попросил Вунь.

- С кем?

- Тиха! - Вунь опять зашептал в ухо. - С отшельниками, Хэсс.

Не желая получить в ухо еще один крик "Тиха!", Хэсс зашептал:

- Кто такие отшельники? Что мне надо сказать?

Вунь оглянулся, не подслушивает ли кто, но всем было не до них. Конечно, кое-кто видел, что эти двое шепчутся, но не слышал о чем.

- Отшельники это отшельники, их надо уговорить поехать с нами. Мы не можем же их бросить здесь, Хэсс.

- Угу, пойдем?

Вунь довольный, что все так быстро разрешилось, побежал впереди, показывая дорогу. Идти пришлось долго, не меньше получаса.

- Вунь, еще долго идти?

- Нет, в ту нору, - Вунь показал рукой.

То, что Вунь именовал норой, было больше похоже на берлогу. Хэсс же не отличил бы одно от другого и поэтому спорить не стал. Вползать в берлогу пришлось на коленках, пригнув голову, и опасаясь, как бы все это не осыпалось за спиной.

- За мной, - Вуню же идти было вольготно.

Хэсс терпеливо полз. Через две минуты они добрались до тех самых отшельников. Их было трое. Три маленьких человечка в белом болтались между полом и потолком норы. У всех были закрытые глаза, сложенные на груди руки.

- Мы пришли! - Вунь слегка бесцеремонно дернул одного из висящих за одежду.

- Вижу, - открыл тот глаза. Голос отшельника был похож на скрипучую дверь.

У личного духа опять встал вопрос с чего начинать разговор.

- Приветствую, вас! - Хэсс стоял на карачках, поклониться не получалось, но головой он мотнул.

Три тела синхронно наклонились. Те в свою очередь вернули приветствие.

- Позвольте спросить вы поедете с нами? - Хэссу интуитивно казалось, что этими человечками надо общаться очень уважительно, ни в коем случае не давить на них.

Тот, которого Вунь дергал за одежду, опять открыл глаза.

- Нет, - сухо ответил он за всех.

- А почему, скажите, пожалуйста?

Вунь не вмешивался в разговор. По его мнению, надо было всех трех отшельников упаковать в коробки, с чем личный дух вполне бы справился. Но если он хочет, то пусть поведет разговоры.

На этот раз ответил другой, зависший посредине.

- Нам там нечего делать.

- А что вы делаете здесь? - Хэсс старался найти решение проблемы.

- Мы ищем свет, - соизволил сообщить ранее молчавший отшельник.

Хэсс совсем не понимал, как можно искать свет в такой норе. Переговоры зашли в тупик. Хэсс сам не понял, что случилось, но вокруг все засветилось. Он закрыл глаза, так ярок был свет. Еще больше бы он удивился, если бы узнал, что это светился он сам. Пары колодца решили выпендриться. Свет ушел, оставив в норе больше вопросов, чем ответов.

- Э, куда мы все переезжаем? - уточнил один из отшельников, который именно Хэсс не понял. Он запутался в них. Теперь они рядком сидели на земле.

- В Эвари, - коротко информировал личный дух. Стоять на карачках и вести беседы ему надоело.

- Давай двигай назад, - велел отшельник. Хэссу пришлось ползти назад задом, что не добавило ему хорошего настроения. Отшельники выбрались из норы, постояли с минуту, затем растворились в воздухе, быстро выпалив Вуню что-то неразборчивое на прощание.

- Я ничего не понимаю, - отряхиваясь от комьев земли, заявил Хэсс.

Вунь сложил руки на груди, и в упоении невнятно пел.

- Ты молодец! Я молодец! - соизволил он оторваться от сладостного пения.

- Я то молодец, я понимаю. А ты то чего? - Хэссу захотелось поворчать, а кто лучше поймет ворчание, как не Вунь.

- Я тебя нашел, - маленький человечек не обижался на ворчащего личного духа. Личный дух по определению должен иногда ворчать, чтобы жизнь медом не казалась.

- А они что ли вышли и отправятся с нами?

- Они уже там, - Вунь опять прикрыл глаза. - Это так важно, почти как ты.

- Кто такие отшельники? - Хэссу все же хотелось услышать историю отшельников.

- Они копят силу и наделяют каждого из нас разными талантами, - Вунь раскрыл важный секрет их общественно-личной жизни.

- О!

- Они смотрят, к чему у ребенка есть талант, и что может ему пригодиться в дальнейшей жизни, и открывают его дар. Понимаешь? - Вунь лопотал, но лопотал он от счастья.

- А что они тебе сказали в конце? - Хэсс понял, что эти отшельники важные персоны для маленьких человечков и для него тоже.

- А? А сказали, что отправились посмотреть твою Эвари. Они приищут себе новое место жительства и встретят нас. Надо возвращаться скорее и всем сказать, - Вунь почти внесся назад.

Обратный путь Вунь проделал в два раза быстрее, чем они шли туда. Вуня распирала радость, и по его лицу и тихому шепоту жене на ухо, новости разошлись с огромной скоростью. Маленькие человеки улыбались, смеялись, кричали "Вау!" личному духу, а Вунь в сто пятидесятый раз в тайне пересказывал всю историю.

Хэсс вернулся к своим ящикам. Эльнинь поглядывал на него с любопытством, но с вопросами не лез. Разогнуть свою спину личный дух смог уже в сумерках. Повар Грим переслал с кодром обед-ужин на всю честную компанию.

Подопечные Хэсса разожгли на полянке костер, и приготовились радовать своего личного духа веселым представлением.

Приглашенные на это представление остальные актеры удивлялись маленьким актерам. Акробатка Санвау поразилась выкрутасам, которые могли делать маленькие акробаты. Мухмур Аран удивленно пялился на представление, осмысливая, что бывает и такое.

- Как тебе? - повернувшись, спросил Вунь у личного духа. Но личный дух не ответил, он заснул под сладкие песни маленьких певцов.

Вот только стихи собрались почитать, - огорчился Вунь. - Ну, да ладно, я потом ему сам почитаю.

Хэсс сладко спал, как научился спать дома у своего учителя Шаа. Дней через десять после того, как Хэсс поселился у Шаа, учитель сказал, что сегодня Хэсс получит большой подарок. Весь день Хэсс предвкушал подарок. В его до нынешней жизни само слово "подарок" являлось редкостью. За всю свою последующую жизнь Хэсс так и не научился спокойно воспринимать подарки.

Шаа попросил разрешения войти в комнату Хэсса уже ближе к появлению первых звезд. Хэсс сидел на своем лежаке.

- Ложись, Незваный, - Шаа сел рядом. - Я заметил, что ты беспокойно спишь, для улицы это нормально, но ты живешь дома.

Хэсс хотел было возразить, но повиновался знаку Шаа молчать.

- Я заметил, что ты плохо спишь. Для улицы это нормально, а вот для дома нет. Сон вещь ценная. Ты не бойся, спи спокойно, помни, что я тебя стерегу, - Шаа поводил руками перед лицом Хэсса, тот мгновенно заснул. Сны стали сниться ему цветные и теплые.

Утром Хэсс улучил минутку среди будничных хлопот спросить учителя:

- Шаа, а если ты вдруг меня перестанешь стеречь, как мне тогда спать?

- Все бывает, - рот Шаа сложился в упрямую складку. - Тогда придет твое время учиться стеречь чей-то сон. Но для этого нужна привычка и силы, ни того, ни другого у тебя пока нет.

Свои плохие сны за все время жизни с Шаа, Хэсс мог сосчитать по пальцам одной руки. Когда вор остался один, он не спал спокойно. Все время снилась всякая муть, сны не запоминались, но оставляли тягостное впечатление почти всегда.

Шаа так и не вернулся к разговору о снах, ничему такому он не учил Хэсса. Сегодня же Незваный сладко заснул под чтение стихов, похоже, нашелся тот, кто будет отныне стеречь его сон.

Актеры с удовольствием посмотрели представление маленьких человечков. Однако само представление имело и второе предназначение, кроме всеобщего развлечения. Кое-кто из маленьких человечков присматривался к присутствующим. Все понимали, что жить этим маленьким людям придется с людьми, в их домах, в их семьях, поэтому малыши смотрели вдруг некто им сейчас подойдет.

Уже ночью к Вуню пришли пятеро.

- Поговорить надо, - открывая дверь его дома, было ему ультимативно заявлено.

- Вы в себе? Мы же завтра уходим? - Вунь стоял на пороге в тапочках, головном платке и серьге, которую он не снимал никогда.

- Куда твоя жена смотрит? - несколько неучтиво потребовала ответа старенькая женщина.

- Бабуля, ты же сама меня женила! - Вунь возмутился, но не всерьез. - Куда вы ей указали, туда она и смотрит.

- Ну да ладно, пусти нас бездельник, - бабуля взяла переговоры в свои руки.

Вунь посторонился, делегация проследовала в дом.

- Значит, сначала Глюк. Твой брат, хоть и не совсем родный, ты должен все объяснить про этого его курильщика.

- Казимир, - покорно вздохнул Вунь и выдал всю известную информацию.

- Ничего подходит, - одобрила бабуля. - Глюк тоже всякие опыты ставит, этот мальчик станет для него подходящим материалом. - Старушка потребовала воды, Вуню пришлось распаковывать собственный рюкзачок, и доставать бабушке чашку. - Теперь к тому мальчику, которого звали смешно так. Дикарь! - продолжила допрос бабуля.

Вунь кивнул и сообщил, что знал о Дикаре.

- Милый, очень рассудительный, увлекается спорами, то есть отстаивает свое мнение. Больше ничего не скажу. Так я с ним не сильно знаком.

Его бабушка вздохнула:

- Небось своим только занят был.

- Ба, но зато какой у меня! - Вунь светился от упоминания о Хэссе.

- Но и о семье надо было думать, - бабушка, конечно, упрекала, но не сердилась. - Хорошо, Шара, ты сам разбирайся.

С Шарой Вунь не общался, так только здоровались. Вунь не мог предположить уживутся ли Шара и Дикарь.

- Кто еще, бабушка?

- Моя девочка Лайза, - вот с Лайзой Вунь был прекрасно знаком. Эта вертихвостка собиралась выйти замуж за его младшего сына. Значит, и сын будет жить в той семье, где будет жить Лайза. Вунь напрягся, бабушка продолжила. - Лайзе приглянулась девушка с птицами, - бабушку аж скривило от упоминания об этом.

- Алила? - Вунь тоже не был особо рад. - В нее вл.. - Вунь умолк, разглашать в кого влюблен их личный дух не хотелось. Все дело было в этих синих птицах.

- Алила, - пролепетала Лайза. Молоденькая, хорошенькая с длинной косой, в короткой юбке, и с очаровательной улыбкой она магнетически действовала на сына Вуня. Ахрон выполз на кухню в один штанах. Под взглядом Лайзы Ахрон покраснел, побледнел, позеленел, потом поприветствовал всех, и ушел в спальню.

- Алила, но это потом, - бабушка все еще думала.

- А для Грена кто? - Вунь покосился на своего ровесника. Грен входил в малый совет маленьких человечков и занимался производством одежды. Особенно хорошо у него выходили женские юбки и платья.

- Грен более основательный. Ему приглянулся одноглазый.

- А, бывший моряк? - Вунь поведал, что знал обо всех нынешних рабочих сцены, в том числе и об одноглазом Боцмане.

- Все? - Вунь собрался отправиться досыпать.

- А я? Ты меня, что не считаешь? - уже по настоящему вспылила бабушка.

Вунь застыл в позе полуподъема. Его настолько поразила бабушка, что язык временно отнялся. Остальные молчали, опасаясь попасть бабушке под горячую руку.

- Бабушка, а ты собственно хорошо поду... - Вунь оборвал свою фразе, недоговорив. За такое ему могло попасть по полной программе. - Бабушка, а кого ты выбрала? - совладав с собой, рискнул спросить внук.

- Много хочешь знать, - заворчала старушка.

- Бабушка... - Вунь обдумывал, что делать дальше. Уйти спать - еще не отпускали, продолжить расспросы - отгребешь неприятностей.

- Я еще не такая старая, чтоб не иметь право выбрать себе человека, - бабушка разом отметала любые возражения.

- Бабушка... - Вунь не знал, что говорить. - Бабушка, а кого ты выбрала?

- Много хочешь знать, - заворчала бабушка на внука. Остальные сидели тихо, тише воды, ниже травы.

- Но все-таки? - Вунь смирился, что его бабушка уже сделала свой выбор.

- Я уже сама договорилась, внучок, - смилостивилась бабуля.

- Бабушка! - Вунь был чрезвычайно заинтригован.

- Хорошо, внучок. Я буду жить с красавцем мужчиной, - мечтательно сообщила бабушка

- Что? А дедушка знает? - не успев обуздать свой быстрый язык, выпалил Вунь.

- Фрррю, - бабушка весьма своеобразно отвечала на вопросы, на которые не хотела давать положительных или отрицательных ответов. Из этого фррю становилось понятно, что дедушка пока не знает, но непременно согласиться.

- Бабуля, а кого ты собственно имела в виду? - Вунь пока так и не понял. Для него самым красивым являлся их личный дух - Хэсс.

- Актера этого, - бабуля пространно мотнула головой и закатила глаза. - Мне он твоего деда напоминает, когда тот только ухаживать за мной начал. Солнечный он.

Вунь быстро перебирал в уме всех актеров:

- Саньо? - не поверил он.

- Саньо, - бабуля улыбнулась.

- Но он на деда не похож, - опять не подумав, ляпнул Вунь.

- Как не похож? - бабушка поднялась и нависла над внуком.

- Действительно не очень похож, - почти шепотом подтвердила Лайза.

- Ты его молодым что ли видела? - бабушка прекрасно слышала. Теперь под волну ее гнева угодила еще и молоденькая Лайза.

- Бабушка! - Вунь решил замять назревающий скандал по поводу сходства деда с актером. - У них одно лицо.

- Ты мне не перечь! - чуть смягчившись, повелела бабушка. - Они не лицом, они силой похожи. Глаза закрою и такое ощущение, что рядом со мной твой молодой дед.

- Ох! - Вунь лишь вздохнул, больше перечить бабушке он не стал. Остальные же тоже вздохнули с облегчением, но Грен был слегка разочарован. Вопли старушки Ники доставляли ему большое удовольствие, напоминая, что он еще достаточно молод и возвращали в детство.

Когда уставший от ночного визита Вунь отправился спать, а незваные гости разошлись, то синяя птица, подслушавшая их разговор, улетела.

- И что мне с бабушкой делать? - Вунь ворочался в постели.

Жена подала голос:

- Плюнь на бабку. Она уже достаточно стара, чтобы мы перестали вмешиваться в ее жизнь.

- Что? - Вунь поднялся с лежанки.

Жена улыбнулась, ей захотелось любви, а чуть поперечить Вуню - отличный способ его завести.

- Я говорю, что твоя бабушка сама знает, как ей жить. Ей никто не укажет. Даже твой дед так напрасно не рискует жизнью.

- Но она должна... - Вунь кипятился.

Лунь улыбнулась его горячности:

- Она то уж точно никому ничего не должна.

- Но семья? - Вунь стоял над женой и успокаиваться не думал.

- Муж мой, ты бы лучше о сыне подумал, - Лунь подумала, что с бабушкой достаточно подогрела супруга, пора переводить в режим постоянного кипения. Сегодня ей хотелось жарких страстей.

- Что с сыном? С которым? - Вунь затрепетал.

- С Ахроном, дорогой. Ты видел, что творится с ним при Лайзе? - Лунь нагнетала обстановку.

- Эта девочка совершенно не подходит ему, - возмутился Вунь.

- Правда? - Лицо Лунь сморщилось, вот-вот заплачет.

- А что? - Вунь уселся на лежаке и протянул к жене руки.

- Да, просто я сказала ему, что ты будешь рад такой невестке, - тон супруги не соответствовал плаксивому выражению ее лица.

- Ну, да, буду рад, - тупо повторил любящий отец и супруг.

- Правда? Она такая хорошая девочка, и сила характера есть, и внешность замечательная, и готовит хорошо, и сына нашего любит, - Лунь перечисляла достоинства будущей невестки.

Муж и отец боролся со своими демонами, а коварная жена продолжала:

- Твоя бабушка ее любит, знания свои ей передает. Ты же знаешь, какой у них талант. С Ахроном девочка ведет себя достойно. Видно, что влюблена, но без дурости этой. О доме мечтает, сам знаешь, как это важно для счастливой семейной жизни. По крайне мере для Ахрона, он домашний мальчик. Это твой старший искатель приключений, а младший спокойный домовитый.

- Теперь я точно не засну, - Вунь ворочался в постели. - Кто тебя просил затевать этот разговор ночью?

- Я знаю отличное средство успокоиться, - коварная супруга поближе придвинулась к Вуню.

- Будто я не знаю, - разулыбался Вунь. - Но бабуле Нике до тебя ох как далеко, моя красавица.

Глава 33. Невозможное возможно

Невозможное - возможно, и это делает жизнь прекрасной.

Высказывание одного типа, получившего волшебную рыбку в вечное пользование.

Пришло утро того дня, когда Темные земли попрощались с актерами и с кодрами. Утро выдалось солнечным, на удивление ни одного облачка, даже дымки не было. Темные земли проснулись чуть раньше уходящих сегодня. Несколько секунд полюбовались на своих старых жильцов, а потом принялись их будить. Сегодня они прощались со старым, а завтрашний день решили посветить всему новому.

Первыми проснулись кодры, они раскрывали свои многоцветные глаза, смотрели на мир, и мурлыкали. Затем проснулись маленькие человечки и синие птицы. Птицы махали крыльями, а маленькие человечки в срочном порядке проверяли, не забыли ли они что, а еще старались потянуть время, чтобы попрощаться с оставляемыми жилищами.

Самыми последними проснулись люди.

- Какой лазурный день! - повар Грим выбрался из своей повозки, потянулся и посмотрел в небо. Там кружили кодры и птицы. Кодры были заняты перевозкой маленьких человечков. Несколько десятков кодров уже летали с шестерками малышей.

- Какой теплый день! - Илиста смотрела на дорогу. Она знала, что они полетят, но кое-кому придется гнать этих странных животных, которых им отдали Мастера.

- Какой долгожданный день! - директор понимал, что часть багажа они, несомненно, потеряют, но главное самим добраться до места в целости и сохранности, а потом уж думать дальше.

- Какой день? - Казимир с трудом разлепил глаза. Он с трудом отличал время суток.

- Опять день, - Саньо задумчиво смотрел на Богарту, та спиной чувствовала его взгляд, но не оборачивалась.

- Ммм, как все хорошо начинается! - Лаврентио кинулся записывать, в его ушах зазвучали странные волшебные мелодии.

- День? Это утро! - поправил всех остальных педантичный Мухмур Аран. Он долго пережевал, как бросить своего ослика, но потом выяснилось, что этих мясных зверей будут перегонять по земле. Его ослик, да и часть лошадей актеров присоединят к стаду мленков.

- Какой день! Вставайте скорее! - щебетали девушки: Алила, Мириам, Гвенни, Маша.

- Какой, какой день? Наш, конечно, - ворчал Вунь. Он не понимал, почему эти глупые люди не понимают, что это их день.

Хэсс проснулся в окружении сундуков, но рядом с теплым кодром. Седой зверь улегся рядом и грел его своим телом.

- Доброе утро! - Хэсс потянулся, кодр покосился на него глазом, а потом поднялся, расправил крылья и взмыл в небо. Хэссу надо было ждать остальных, чтобы помочь распределить сундуки.

С земли поднялся Боцман:

- Йохо! Малыш! Как вчера было хорошо!

- Да, хорошо пели, - согласился Хэсс. На камне он увидел мешочек, которого вчера там не было. Развязав тесемки, Хэсс получил завтрак.

- Что песни! Конечно, хороши, но стихи были... - с земли поднялся Железяка. - Про воду и огонь мне понравились.

- Стихи? - Хэсс не помнил, чтобы читали стихи.

- Да ты уснул, малыш, - Боцман распаковал второй мешочек. Там тоже была еда.

- Жаль, - Хэсс огорчился, но думать об этом было некогда. Подлетали кодры, надо было рассаживать малышей, привязывать к кодрам сундуки, проверять все ли в порядке.

Передовой отряд разведки уже вылетел вперед. Им предстояло найти подходящее место для стоянки, чтобы все и всех перевезти и дождаться перегонки животных.

На полянке появился орк. Он сегодня сиял, словно звезда.

- Теперь это будут не Темные земли, - без приветствий и прощаний сообщил орк, а затем также ушел.

- Правильный тип, - похвалил Боцман. - Понимает толк в жизни, - и вернулся к работе.

Когда мобильная группа закончила упаковку багажа, рассадила всех малышей и проверила все, была вторая половина дня.

- Уфф, - Хэсс смог напиться. За этот день он изрядно устал.

- Теперь мы, - Боцман забрался на своего зверя.

Все последовали его примеру. Лететь им пришлось чуть меньше двух часов. Временная стоянка показалась далеко внизу. Стаду животных, которых, как посчитали оказалось восемь сотен голов, и почти все один молодняк, требовалось еще не меньше трех часов, чтобы добраться до места стоянки. Сегодня в перегонке были заняты: Железяка, Инрих, Недай, Химю, Лахса, Дикарь, Логорифмус и Григорий.

- Сюда! - скорее угадал Хэсс, чем услышал. Внизу махал руками Рис.

В голове у Хэсса сначала появилась улыбка кодра, а затем его голос: "Не привыкли еще к нам. Мы же слышим друг друга на любом расстоянии".

"Что он машет?", - Хэсс и сам понимал, что машет, но ему захотелось поговорить.

"Показывает куда снижаться", - кодр дернул хвостом и пошел на снижение.

"Значит, отдыхаем. Подожди, но это вроде уже не Темные земли?", - Хэсс заметил, что эти места отличаются от уже привычных Темных земель.

"Темных земель больше нет, но это еще Темные земли. Нам понадобится еще один переход, чтобы уйти отсюда", - пояснил кодр.

За поздним ужином Хэсс согласился с предложением директора. Инрих высказался, что актерам надо меняться. Следующим утром собирать в дорогу маленьких человечков и багаж будут Боцман, Плинт, Хима, Лахса и Недай. Перегонять животных предстояло директору, Хэссу, Железяке, Дикарю, Логорифмусу и Григорию.

- Как вы сегодня то справились? - полюбопытствовал Хэсс.

- Да методом проб и ошибок, - Инрих пожал плечами, не желая вспоминать их многотрудный переход.

Поделиться подробностями пробило отца Григория.

- Я смотрю, из этого странного загона стали выбегать ошалевшие животные. Это сейчас я к ним привык, а утром, мягко говоря, они такие необычные. Хорошо, что не очень поворотливые. Мленки имеют впечатляющие жировые запасы, даже молодняк, а у нас почти один молодняк. Но управлять ими тяжело, хотя, если организовать их и погнать в одну сторону, то они идут без понуждений.

- Как люди, - вставил свое слово Дикарь.

Отец Григорий недовольно взглянул, что его перебили, и продолжил:

- Так вот совладать с ними удалось Недаю и Логорифмусу. Те волшебные палки, которые оставили директору эти покойные Мастера, весьма помогают в обращении с мленками. Все же мне кажется, что эти самые мленки помесь быков с бегемотами, как кодры похожи на котов и драконов. Может у них мир такой странный был? Да, ладно, это все уже неважно. Я вот все собирался спросить, а кодры, что едят этих мленков?

Инрих вспомнил все, что узнал от старого Мастера, и стал рассказывать:

- Про их мир я ничего не знаю. Но кодрам необходим жир и мясо мленков. Правда, может их называют и не мленки, просто я так расслышал, а переспрашивать не стал. Не до того было. Так вот кодры всеядны, сами выбирают, что есть. Зелень потребляют с удовольствием. Но также и охотятся, и рыбку ловят. Только мне, почему-то все время рассказа про кодров, представлялось, что они ловят большую морскую рыбу. Я так предполагаю, что им будет в самый раз. Что про этих мленков? А жир и мясо мленка необходимы взрослому кодру раз в двадцать-двадцать пять дней. Я так предполагаю, что этих мленков надо разводить, растут они быстро. Животные наедают жир и мясо. Может для людей они тоже подойдут? Мастер говорил, что они плодовитые животные. Да! Мастер сказал, что наши кодры, пока сыты. Они что-то там делали, пока те спали, что кодры с голоду не померли. Внутреннего запаса кодрам должно хватить еще дней на пятьдесят, а потом все. Они перейдут на обычный режим питания.

- Понятно, - отец Логорифмус записал все, что сообщил директор.

- А эти мленки как? - Хэсс подумал, что кодры то вроде не просят еды, а вот сами мленки на чем-то наедают жир.

- Эти мленки тоже пока не едят, а так они травоядные. Но у них ресурс дней двадцать, потом они тоже, как выйдут из спячки, - директор перебирал в памяти то, что запомнил. - Вроде все.

- Не густо, да ничего, - отец Логорифмус заметил, что сегодня некоторые мленки рвались щипать траву. С одним он особо намучился, постоянно загоняя его назад в общую массу.

- Надо серьезно подумать над разведением этих самых мленков, - отец Григорий внезапно озаботился будущим мира и хозяйственными перспективами.

- Надо вообще подумать, как будут жить кодры и мы с ними, - подал голос повар Грим.

- Это не нам решать, - Недай высказал свою точку зрения.

- Стыдись, племянник, - Инрих повернулся к нему. - Ты что такое говоришь? Мы, считай, в этой истории уже потонули, а ты "не нам решать".

- Но, дядя...

- А как же мы придем в столицу с таким хозяйством? - отец Григорий впервые зрительно представил себе эту картину.

Огонь съел почти все ветки, темнота почти скрыла растерянное выражение лиц, сидящих вокруг костра.

- К королю придется идти, - Альтарен предлагал вполне здравую вещь, которая не вселила в остальных надежды на хороший конец.

- А если он откажет? - возразил Сесуалий.

- Тогда придется искать другое место жительства, - влез в разговор Тьямин.

- С королем мы проблемы решим или по хорошему или.... - это уже Вунь попытался всех успокоить.

- Или как? - дотошный директор желал услышать альтернативный вариант.

- Если не возможно по-хорошему договориться с один королем, то договариваются с другим, - от крамольных речей Вуня повеяло государственным переворотом.

- Вунь, ты, пожалуйста, такого в столице не говори, - повинуясь молчаливой просьбе директора, попросил Хэсс.

- Я знаю Главрика IX, - Альтарен не был уверен, что объясняться придется с королем. - Он достаточно стар. Делами заправляет Шляссер. Это потный боров, весьма неприятный тип, но в свою сторону не копает. Он ни разу еще не проштрафился. Налаживает жизнь, как умеет, конечно, да и все не исправить сразу. Казначей его беспрекословно слушается, а за ним и король и первый министр. Двое последних больше похожи на маленьких детей, а правит фактически Шляссер.

- А Шляссер? - директор не сомневался, что первым лицом предоставят быть ему.

- С ним я, слава всем богам, не сталкивался, - Альтарен смущенно улыбнулся. Рассказывать, что Шляссер фигурировал в деле с его не сложившейся любовью, он не собирался.

- Так что будет дальше? - неугомонный Тьямин за короткий срок ожил в труппе и совсем не напоминал больше забитого ребенка, которого Недай и Хэсс встретили на базаре.

- Тьямин! - одернул его Сесуалий.

- Просто я, что хотел сказать, - Тьямин решил, что подходящее время, чтобы сообщить новость. - С нами будет жить маленькая семья Хэссовых человечков.

- Хэссовых? - отец Григорий заценил новое название, решил использовать в своих рукописях, как синоним. - А как они правильно называются? - Григорий повернулся к Хэссу.

- Кто? - тот не понял.

- Мы, - Вунь обиделся, что обратились не к нему. По мнению Вуня, некоторые люди отличались чрезвычайной бестактностью.

- Не знаю, - Хэсс действительно был не в курсе. Сначала он считал, что это личные духи, а потом забыл выяснить этот вопрос. - Вунь, а как вы все называетесь?

Вунь посопел, в темноте это заменило ему гримасу недовольства.

- Какие вы люди бестолковые, - посетовал он остальным, но с оговоркой. - К личному духу это не относится. Это даже достоинство. Сколько знакомы, а вы так и не догадались.

- Нет, - одновременно несколько человек покачали головами. Вунь достаточно заинтриговал всех.

- Вунь, не тяни, - попросил Хэсс.

- Одно из наших названий хранители. Раньше были хранители и дозорные. Долгое время дозорными были синие птицы, а до них были другие дозорные, но они умерли. А теперь дозорными будете вы люди.

Сообщение Вуня о новом качестве людей требовалось обдумать.

- Вунь, - Хэсс привыкал ко всему новому быстрее остальных. Видимо образовалась привычка. - А что вы храните?

- Жизнь, конечно, - Вунь старался быть терпеливым, тем более спрашивал его личный дух.

- Ага, а получится, что вы будете хранить жизнь, а дозорные, что...?

- Мы раньше тоже хранили жизнь людей. Хэсс, нельзя хранить абстрактную жизнь. Мы храним жизнь людей. Так вот были и дозорные тогда, но они были не люди. Они успели нас предупредить, что люди все умрут. Мы говорили с людьми, но те нам не верили. Когда все пошло совсем плохо, мы ушли в Темные земли. А потом многие наши думали, и решили, что теперь надо, чтобы люди и дозорные были одним и тем же. Понимаете?

- Примерно, - Хэсс слегка запутался во всех этих конструкциях. - Теперь вы людей охраняете, и они же охраняют себя и вас. Так?

- Так, - Вунь вскочил и в избытке чувств пробежался вокруг костра. По пути он подбросил веточек в огонь. - Мы больше не хотим терять своих людей. Мы же не простых людей храним.

- А каких? - Тьямин лопался от любопытства.

- Особенных, - Вунь добежал до него, постоял рядом и побежал обратно к Хэссу.

- Ммм, Вунь, а кого же вы хранили в Темных землях? - Недай пошевелился, и на него отлетела искра.

- Мы хранили сами себя. Мы долго очень долго разбирались, как же все так было. А потом наши мудрецы решили, что надо вырастить новых хранителей, которые не будут сожалеть об уже утраченном, и примут все новое.

- И это правильно, - послышался старческий голос.

- Бабушка! - Вунь всматривался в темноту.

Его бабушка Ника резво проковыляла к костру.

- Остальные спят, наши стерегут этих ваших мленков, и все можете поспать, - сообщила старушка.

Вунь представил свою бабушку людям. Хэсс восхищенно пялился на Нику. Она напоминала ему Шаа по легкому ворчанию и бесконечной любви к жизни.

- Скажите, уважаемая Ника, - отец Григорий приступил к столь важным для него вопросам. - А хранители это единственное название вашего народа? Ведь если вы так долго жили с людьми должны остаться сведения о трагедии, да и о вашем народе.

- Нет, - старушка говорила медленно, сделав еще несколько шагов, она остановилась рядом с внуком. - Раньше люди нас звали полуросликами. Это потом уже полуросликами стали звать кого угодно. Мы селились с людьми, это был своего рода союз, содружество. А потом у людей стала селиться всякая нечисть. Мы полурослики, настоящие и потомственные полурослики и единственные реальные. Чтобы не пятнать нас тем, что вместо нас стали звать полуросликами, мы стали хранителями. Мы храним дом, людей, жизнь.

Старушка повернулась, чтобы уйти. Отец Григорий лихорадочно писал. Люди молчали, про полуросликов ходили старые легенды, да и теперь иногда встречались полурослики. Страшно узнать, что они не настоящие.

Вунь решил развеять поселившееся вокруг них молчание.

- Да не дергайтесь, мы же живые.

- Какие же вы древние, - выдохнул образованный Мухмур Аран.

- Да, наверно, мы одни из самых древних, но вроде бы еще живут на земле нимфы, кицунэ, эльфы и черные маги, - посмеялся Вунь.

Его бабушка неодобрительно крякнула.

- А причем здесь черные маги? - подивился отец Логорифмус.

Отец Григорий строчил свои записи с такой скоростью, что на вопросы не оставалось сил. Он получал сведения о первых существах на земле.

- Так черные маги и создали этот мир, - чуть недоуменно подсказал Вунь.

- Да? - единовременный всеобщий выдох.

- Конечно, а почему тогда все здесь так несовершенно? Если бы мир делали белые маги, то мы бы жили совсем по-другому.

Разговор затих на этой ноте. Хэсс вспомнил давний разговор об устройстве мира. Этот не шел ни в какое сравнение с тем.

Утром первыми отправилась группа на кодрах, чтобы найти место следующей стоянки. Хэсс получил свой завтрак, на этот раз не сильно вкусный, но питательный. Повар Грим с многочисленными маленькими помощниками вынужден был готовить много еды.

"Это все дороги", - прозвучал в голове у Хэсса знакомый голос.

"О чем это ты?", - не понял он.

"Ты все думаешь, почему мы за два дня уходим из Темных земель, когда вы столько дней ходили по ним", - благозвучно утренней прохладе пояснил кодр.

"Извини, не думал, что это так глубоко засело в голове, что тебя стало беспокоить", - покаялся Хэсс.

"Этот тот вопрос, на который я могу ответить", - кодру нравилось общаться с Хэссом.

"Это ты к тому, что есть вопросы, на которые ты не можешь ответить?", - за вчерашний день Хэсс больше освоился в общении с мохнатыми зверями, чем за все предыдущее время.

"Уйма", - кодр кого-то спародировал своим ответом, но Хэсс так и не понял кого именно, хотя знакомые нотки послышались.

Хэсс на своей лошадке Ле с Вунем за спиной ехал вдоль обочины дороги. Ему надо было следить, чтобы никакое глупое животное не вздумало свернуть с пути. В случае, если подобное случалось, Инрих научил Хэсса, как действовать палкой, чтобы загнать животное обратно в общий поток.

Ехать по дороге пришлось необычным способом все время, мотаясь взад-вперед. Хэсс подумал о собаках, которые бы могли прекрасно стеречь этих животных. Подумав о собаках, по ассоциации пришла в голову мысль о золотой рыбке. Покричав отцу Логорифмусу, что ему надо срочно отлучиться, Хэсс свернул с дороги. Ему довольно быстро удалось найти ручей между редкими деревьями.

Вунь остался в седле, но вопросами донимал своего личного духа:

- А что ты будешь делать?

Хэсс пребывал в сомнении. С одной стороны, золотая рыбка - это все, с другой стороны, сейчас она нужнее. Использовать шанс сейчас на не слишком значительное для него дело и попросить сторожевых собак, или оставить все как есть, и с рыбки возможно попросить что-то потом.

- Хэсс! А что ты молчишь? - Вунь наклонился вперед и стал съезжать с седла. - Хэсс! - это уже маленький человечек завопил, чтобы удержаться на месте.

Хэсс повернулся и подхватил Вуня.

- Ты чего? - Хэсс все же решился и снял с пальца кольцо.

- Я тебя зову! А ты все молчишь! - Вунь пялился на колечко в руке Хэсса. До этого он не замечал кольца. - А колечко то самое волшебное. Как глаза отводит.

- Это не колечко, это рыбка, - Хэсс кинул кольцо в воду и стал ждать.

- Рыбка? Та самая? Так их же всех того! Хэсс! Я хочу все знать! - Вунь уже голосил.

Пришлось Хэссу частично рассказать о его встрече с рыбкой. От Вуня он получил только один комментарий, да и то не понял, к кому конкретно он относился.

- Разводила, разводила, разводила, - недовольно буркал Вунь. Успокоившись после рассказа Хэсса, Вунь полюбопытствовал, что делать Хэсс.

- Я бросил ее в воду, но что-то кольцо так и лежит, - Хэсс видел на дне колечко.

- А ты бы что сказал, - Вунь понимал, что без желания Хэсса рыбка не обернется.

- Пусть колечко снова станет рыбкой, - покорно согласился Хэсс.

Своим золотым хвостом рыбка подняла столько брызг, что и Вунь, и Хэсс и лошадка Ле промокли.

- Спасибо, - рыбка плавала кругами.

- Не за что. Я вообще собирался тебя озеро выпустить, но...

- Понятно, - рыбка вроде как посочувствовала. - Приспичило. Ну, выкладывай.

- Собачек бы нам сторожевых. Мы перегоняем этих мленков и трудно нам все это дается. Я вот и подумал, что возможно ты бы могла помочь.

Рыбка опять забила хвостом. Сквозь поднявшийся шум, они услышали:

- За ручей спасибо, а в озеро я не хотела.

Когда шум закончился, Хэсс и Вунь смотрели друг на друга.

- И что? - Вунь потребовал ответа у личного духа.

- Откуда я знаю. Собак нет.

- Может они скоро будут? - понадеялся Хэсс. Ему не казалось, что рыбка его могла обмануть.

- Поехали-ка назад, - Вунь, ставший не в меру рассудительным, жаждал вернуться. Было у него предположение, собаки уже есть и есть они у стада.

- А что она про ручей и озеро сказала? - спросил Хэсс у Вуня, когда они двигались назад.

- Так реки, как дороги, постоянно переплетаются. Она и до моря доберется, а в озере ей тяжело было бы выжить. Пришлось бы стать каким-нибудь чудовищем озера, чтобы отвадить жадных.

- Ага, любопытные бы их забили в очереди к озеру, - Хэсс ответил в тон Вуню.

Зря, конечно, Хэсс не уточнил свои требования к рыбке. Она все сделала, как он попросил, не предположив, что этим может сильно напугать людей.

Отец Логорифмус не из пугливых, но волосы у него встали дыбом, а сердце замерло, когда впереди на дороге он увидел два десятка больших собак.

Стая стояла молча, ожидая подхода стада. Логорифмус не встречался со специальными пастушьими собаками. В долю секунды он представил, что собаки кинутся на него и животных, будет бойня, в которой уцелеть будет весьма проблематично. Остановить сейчас движение стада в восемь сотен голов практически нереально, да и особо это ничего не даст. Логорифмус приближался к собакам и напряженно думал, что делать. Он разглядел вытянутые собачьи морды, умные глаза, поднятые загривки, раскрытые пасти.

Положение спас отец Григорий. Он делал объезд, и решил добраться до своего товарища, чтобы поведать новую мысль, пришедшую в голову. Незаметно он материализовался рядом с Логорифмусом.

- Тебе, что небо благоволит? - Григорий был до потери пульса рад, что увидел впереди собак.

- Ты о чем? - Логорифмус из-за своего напряжения не понимал, что говорят. - Собаки смотри.

- Да, их только приспособить и дело пойдет быстрее, - Григорию хотелось кричать от радости. Не смотря на то, что животных они гнали только второй день, но он уже сильно вымотался.

- Что? - зашептал Логорифмус, так и не отведя взгляда от собак.

- Это же пастушьи. Откуда они здесь взялись? - Отец Григорий пришпорил свою лошадку, чтобы первым подъехать к стае.

Что-то гортанно затянув, отец Григорий приблизился вплотную к собакам. Вожак подпрыгнул, Логорифмус понял, что сейчас Григорию перегрызут горло. Но нет, вожак буквально выбил ученого из седла, и стал облизывать.

Плюнув на стадо, Логорифмус рванулся вперед. Животные тупо шли за ним, но скорости не прибавили.

- Григорий! - Логорифмус уже был рядом.

Григорий поднялся с земли, его лицо было заплаканным.

- Это же Хандро! Он у нас вожак! В моей деревеньке.

- Ага, - ничего не понимая, но, соображая, что стадо вот-вот будет рядом и просто затопчет Григория, согласился Логорифмус.

Григорий тоже уловил, что к нему приближаются мленки, подергал собаку за уши, и замахал руками. Вожак, повернулся, видимо провел короткое совещание с остальными членами стаи, и собаки разделилась. Они волной разбились в разные стороны. С Логорифмусом и Григорием остались две собаки. Один из них был вожак - Хандро.

Григорий ушел с пути мленков, одна собака побежала перед стадом, вожак отирался рядом с Григорием.

Для остальных вынужденных пастухов появление собак произошло менее драматично, но не менее впечатляюще. Они просто появились рядом, и стали оббегать опекаемых мленков.

Логорифмус сообщил по цепочке остальным, что теперь с ними собаки, людям стало значительно легче.

К обеду прилетел кодр с питанием от повара Грима и сообщил сколько еще надо будет гнать стадо. Выходило, что гнать придется почти до глубокой ночи.

Вунь и Хэсс вернулись на место, и полюбовались на результаты своего желания. Обед им привез Недай и рассказал, что переброску багажа и малышей они закончили. Девушки под руководством Илисты занимаются их устройством на ночь. Повар Грим кашеварит, как заведенный. Так же он пересказал новости, которые пропустил Хэсс, о первой встрече с собаками на дороге.

Когда уехал Недай размеренный ход беседы Хэсса и Вуня нарушил директор. Он долго ничего не говорил, просто ехал рядом и слушал, как Хэсс и Вунь обсуждают влияние маленьких человечков на людей. Когда Вунь в своих аргументах стал повторяться, Инрих внезапно спросил:

- Собаки твоих рук дело?

Хэсс виновато опустил глаза. Он уже знал, как передергался отец Логорифмус.

- Э...

- Ясно, - директор действительно все понял. - Мог бы предупредить.

- Да я не знал, получится ли это, - Хэсс все еще чувствовал себя неудобно.

- А что могло получиться что-то другое? - директор слегка ужаснулся.

- Э...

- Понятно, - Инрих в который раз подумал, что непредсказуемей типа он еще не встречал. - Расскажешь что да как?

Хэсс был рад, что все обошлось, и поэтому все же поведал директору свои похождения по покоям Мастеров и про общение с золотой рыбкой.

- Да, Хэсс, ты полон сюрпризов и сравнить не с кем, - директор получил массу удовольствия от рассказа. Ему было приятно, что в чем-то они обошли этих самых Мастеров.

- Так уж и не с кем? - Хэсс попытался пошутить, но Инрих воспринял его вопрос серьезно.

- Не с кем это точно. А вот с чем тебя сравнить я, пожалуй, понял. В тебе больше секретов, чем в нашем законодательстве.

- Да не может быть, - вот в такое Хэсс решительно не мог поверить.

- Я много законов изучал Хэсс, мне по занятию положено. Грамоту гильдейскую я не получил, там чтобы это все знать надо лет тридцать учиться. Но и то, что я знаю, лишь подтверждает мое мнение о тебе, - директор был все еще предельно серьезен.

Вунь с какого-то места разговора директора и личного духа упустил нить беседы, говорили о непонятных ему вещах. Но сейчас он загордился, так как понял, что Хэсса сравнили с чем-то исключительным.

Инриху хотелось побольше пообщаться с Хэссом. Он решил, что вполне может ехать рядом и разговаривать, благо собаки гораздо лучше справлялись с перегонкой стада мленков. Хэсс тоже был рад возможности пообщаться. Оба понимали, что это лишь временное затишье, дальше предстоят битвы и волнения. Они везут такие перемены, что предположить, как развернутся события дальше просто невозможно.

- Хэсс, а случаем ничего больше ты не спе... взял там? - директор старался быть предельно корректным.

- Нет, - Хэсс был уверен в своих словах. О мече и скатерке он пока был не в курсе.

- Жаль, хотя и это хорошо. И как тебе нравится быть создателем чуда?

- Какого? - юноша не понял, что директор говорит о рыбке.

- Так ведь твоя спасенная рыбка еще много дел натворит. Не думаю, что будет сидеть тихо. Сначала разговоры пойдут, потом легенды.

- Надеюсь, что про меня не узнают, - весьма легкомысленно отмахнулся Хэсс.

- А ты не жалеешь, что отпустил ее за собак? - Инриху было действительно важно узнать ответ на этот вопрос.

Хэсс подумал минуты две, послушал себя:

- Нет, в моих делах она мне не помощник, - решил он.

- А почему?

Объяснять директору, что воровать с золотой рыбкой будет явно не правильно, Хэсс не стал. Он нашел другой приемлемый аргумент.

- Вы посмотрите, что она сделала с собаками? Она виновата, что ученые были напуганы. Еще не известно, как бы все сложилось, если бы не коротышка Григорий.

- Так ты думаешь, что она больше бы навредила, чем помогла? - таких пояснений своим поступкам Инрих от Хэсса не ждал.

- Где-то так, Инрих. Людские дела лучше делать людям. Насколько я помню, эльф тоже отказался от рыбкиных желаний.

- Да, - директор все сильнее проникался внутренним убеждением, что этот парень преподнесет еще много сюрпризов себе и окружающим.

Они продолжили свой познавательный разговор, неспешно двигаясь по обочине. Вунь, навострив уши, слушал и тоже делал свои, пусть весьма не однозначные выводы.

Добраться до места, указанного дотошным и слегка нудным колдуном из Белой Башни, Сентенус успел вовремя. Колдун заверил его в своей обычной хамской манере, что на этом месте растут две косых ивы, в окружении черных дубов. Дорога там делает поворот на восток, а по ее обочине растут маленькие беленькие цветочки, которые раскрывают свои бутоны по ночам. Сентенусу однажды показалось, что он добрался до указанного места, но цветочки там не росли, и поэтому, он поехал дальше. До того самого места, он добрался точно через три дня пути. Радость ожидания и почти близкой победы заполнила его до краев, но макушку все же не захлестнула. Сентенус достал из дорожных припасов сыр и сладкие ватрушки, оставшиеся на дне корзинки от колдуна. Запивая все водой из фляги, Сентенус размечтался, что впереди его ждет беззаботная жизнь. Одновременно ему в сердце закралась мысль о том, что кто-то наслал на него порчу. Ну, не может он такой удачливый во всех смыслах этого слова человек, вдруг оттяпать на свою голову - в прямом и переносном смыслах этого слова - мешок неприятностей. "Найду кто, запытаю в подвале", - измыслил будущий король Эвари.

Вечер скрашивался сиянием странных белых цветочков. "Что-то надо делать, чтобы не замерзнуть", - решил Сентенус. Он разжег костер посреди дороги, хотя еще не было темно. Ему надо было дождаться своего шанса. И, как это часто бывает, к людям, которые уверены в себе, приходит удача.

Сентенус услышал знакомый голос. Так говорил один парень с черными глазами, с которым Сентенус познакомился в одной милой заварушке. Тогда он явился, чтобы прихватить гадкого торговца чужими сновидениями, но его уже успел прибить один из обманутых клиентов. Голоса Сентенус различал безошибочно и узнал однажды услышанный голос. Сентенусу был симпатичен чернявый парень, но тогда судьба не дала им встретиться еще раз. Зато здесь на краю мира, она задумала пошутить. С другой стороны, Сентенус приободрился, один союзник в предстоящем общении с театральной труппой у него будет. Сейчас Сентенусу следовало подождать еще несколько минут. И, как всегда, это были очень-очень длинные минуты.

Посмотрев на огромных зверей с крыльями в неимоверном количестве круживших на горизонте и на остальное, что открылось его взгляду, Сентенуса озарило, зачем собственно последние три дня он изучал архитектуру больших и малых форм. "Ублюдочный колдун", - промелькнуло в его голове. "На что пойдет колдун, желая удовлетворить свою прихоть, даже оракул не отгадает. Верная пословица". Сентенус улыбнулся, разговор надо было начать с улыбки.

- Видишь костер впереди? - Инрих толкнул Хэсса в бок. - Парень какой-то.

- Ну, сидит кто-то, нет встал. На нас смотрит. Зрелище то невероятное, да и костер прямо на дороге разжег. Ненормальный какой-то, - Хэсс всмотрелся вдаль.

- Вот я и говорю, это очередные наши неприятности, - высказал свое пророческое мнение Инрих.

Хэсс не стал возражать, что еще больших неприятностей, чем несколько тысяч летучих кодров, почти столько же маленьких человечков, пять сотен больших сов, розыски наследника старого барона, наследство от Одольфо, предстоящие разборки с медальоном, абсолютно придурочный ученичок на шее и пропущенный фестиваль, просто не может быть никогда.

Но он так подумал и был не прав.

Конец половины истории.