"Владимир Чунихин. Рихард Зорге - заметки на полях легенды " - читать интересную книгу автора- Нам один человек передает очень важные сведения о намерениях гитлеровского правительства, но у нас есть некоторые сомнения... Возможно, речь шла о Рихарде Зорге, работавшем в аппарате германского посла в Японии, о котором я узнал лишь после войны..." Вообще-то, более привычным является положение, когда люди, не знавшие героя, стремятся показать себя впоследствии чуть ли не его друзьями. А здесь - наоборот. Человек, бывший накануне войны начальником Генштаба, человек, которому прямо подчинялась военная разведка, смущенно разводит руками. Что же делать, все не знали, и он не знал. Такая вот странность. Кто-то рвется к герою чуть ли не в братья родные. А кто-то, наоборот, бочком, бочком - и в сторону. Не знаю, мол, такого. Мы еще встретимся с этой фразой. При других обстоятельствах. Побудительные мотивы этакой отстраненности Жукова лежат на поверхности. Всю свою жизнь после войны он старательно (иногда, по-детски наивно) пытался создать о себе впечатление, что сам он ничего накануне войны о немецких намерениях не знал. По той причине, что военная разведка ему-де ничего не докладывала. Между тем, сейчас, после опубликования некоторых документов разведки, разнарядкам, спискам рассылки документов отчетливо видно, что, как минимум, наиболее важные из них в копиях доводились, в числе прочих, и до Тимошенко с Жуковым. По этим же документам видно, что все (или почти все), сказанное Жуковым о Зорге, неправда. Конечно, Жуков, скорее всего, действительно, не знал в 1941 году имени "Рихард Зорге". Но он должен был прекрасно знать его позывной - "Рамзай". И его место работы - Токио. Потому что (мы это увидим далее) наиболее важные сообщения Зорге шли по рассылке - Сталин, Молотов, после них еще кто-то и, в их числе обязательно, - Тимошенко и Жуков. Это обстоятельство, кстати, касается и многих донесений других советских разведчиков. И еще одно. Само по себе поведение Жукова, повторю, вполне объяснимо. По человечески понятно (от оценки этой позиции я воздержусь). Поэтому оно, конечно же, не должно вызывать никакой настороженности. Между тем, настороженность все-таки возникает. Опять же, в свете знакомства с опубликованными сегодня архивными документами. Потому что, впечатление остается такое, что сам разговор этот, судя по |
|
|