"Елена Чудинова. Лилея" - читать интересную книгу автора

обиталищем жизни. Но и всамделешные жиды забудутся как сон, сморивший ее над
страницею из Ветхого Завета.
Неужели не заметит она и летящих в небо шпилей Вены? Вить это город
Моцарта!
И Моцарт продолжал жить в Вене, чьи шпили смазало на день приезда
марево низких облаков. Его музыку играл на скрипке убогой нищий под
дождичком, на мощеной желтоватым, в самый оттенок конского навоза,
булыжником улице - улице узкой, но высокой. Его музыка слышалась из
роскошного золоченого оперного здания - голосами многих инструментов.
Моцарта, спотыкаясь, играли детские руки - где-то за зеркально чистыми
стеклами, за зарослями гераней в подоконных ящиках.
Параша приносила в карету немыслимо лакомую сдобу с марципанами и
шоколадом, украшенную сахарной глазурью и разноцветными как стекляшки
цукатами, щедро благоухающую ванилью либо корицей. Сдобой и питались, чтобы
не тратить на обеды время по дороге.
И Елена наверное знала, что не запомнит дороги через Вену, не запомнит
самое желтовато-коричневой, богато золоченой Вены под низкими облаками.
Будет вовсе иначе, на всю жизнь, сколько б той ни осталось: свесившаяся с
ложа рука Филиппа, сильная рука фехтовальщика, беззащитная теперь, как
сломанный цветок; Платоша, исчезнувший в черном колыханьи монашеских
подолов, а на другой день - похитивший Романа Париж. Так все и сохранит
память, только что же сей другой день так медлит наступить? Ей пора уж
пробуждаться от ненужных красивых снов!
Параша с тоскою наблюдала, как без того бледное лицо подруги делается
прозрачным до голубизны, как некрасиво проступают острые косточки запястий и
ключиц. Нелли всем существом рвалась вперед - Параша же зорко оглядывалась
назад. Но тревоги ее покуда оставались зряшны: ни повторяющихся лиц, ни
подозрительного поведения сопутников не было.
А ненужные сны делались все красивей. Вот уж мутно-зеленую, ревущую в
стремительном токе Рону сжали с обеих сторон высокие стены черных камней.
Все быстрей мчалась вода, а каменные стены сходились, клонились друг к другу
все ближе, покуда не сошлися совсем. Рона исчезла! Мальчишка в шляпе с
фазаньим перышком, верно, сынишка проводника, соскочил с козел и взбежал на
образовавшийся над рекою свод, приплясывая и притопывая. Отец же, покуривая
коротенькую трубочку, нимало не выразил беспокойства за сорванца.
- Здесь река Рона вовсе уходит под землю, госпожа, - пояснил он на
небывалом французском, однако ж отчетливом. - Ниже она вновь выбирается на
поверхность, но уж не столь свирепа, и воды ее светлее. Вливаясь в озеро
Женевское они сделаются вовсе опалового цвету.
- Скоро ль Женева? - сквозь стиснутые зубы спросила Нелли.
Но и Женева осталась позади. Сидя в донельзя убогом трактире, крыльцо в
каковой заменяли два положенные один на другой диких камня, а колоды на
выломанном кирпичном полу служили стульями, Нелли, при свете единственной
сальной плошки, читала Параше драгоценный лист веленевой бумаги.
- "Мы, Синдики и Совет града и республики Женевы, сим свидетельствуем
всем, до кого сие имеет касательство, что, поелику госпожа Роскоф, датчанка
купеческого сословия, двадцати двух лет от роду, намерена путешествовать по
Франции, то, чтобы в ее путешествии ей не было учинено никакого
неудовольствия, ниже досаждения, мы всепокорнейше просим всех, до кого сие
касается, и тех, к кому она станет обращаться, дать ей свободный и охранный