"Елена Чудинова. Лилея" - читать интересную книгу автора

- Что Вы, батюшка! - с живостью возразила Нелли. - Я только в романах
читала о пиратах, а тут вдруг такой в своей родне!
- Ах да, Империя Российская слишком мало граничит с морями, чтоб
пиратство в русских семействах было явлением заурядным. - Господин де Роскоф
непроизвольно привычными движеньями разминал перстами свое колено. Болит,
небось. Если уж Филиппа, в его-то годы, колени давно мают... Что поделать,
фехтованье сушит сустав изнутри. Никакого лекарства от сей "дворянской
хвори", как называет таковую досаду Параша, быть не может. - Во Франции же
редко какая семья не держит подобного скелета в шкафу. Дива нет в том, что
Дени де Роскоф был пират, но он был пиратом на диво удачливым. Единственным,
что удручало моего отца, были слухи о чудовищных жестокостях, а сии слухи
составляли свиту его славы. Я называю пирата пиратом, никакие патенты не
могут прикрыть сути стервятника, дочь моя, и чаю, что гнусное явление
каперства рано или поздно будет избыто в цивилизованном мире. Но опущу тут
два десятка лет. Успел я родиться, осмыслить мир, потерять отца.
Существование дядюшки Дени, уже удалившегося на покой и перестроившего этот
самый домик в родном Роскофе, не слишком занимало меня до того дня, как был
я вызван из Парижа к одру его болезни. С немалой досадой оторвался я от
своих штудий. Из какого пустяка он зовет меня? Дядю я видал всего год тому,
он был крепок и бодр. Да и с чего бы не быть крепку и полну сил мужчине,
едва перевалившему за сорок пять годов? Возраст отнюдь не стариковский. Тем
не менее я поступил так, как велела обязательность к старшим. В Роскоф я
прибыл поздним вечером, но однако ж, отправив вещи со слугою домой, поспешил
к дяде. В деревне ложатся спать рано, но еще издали я заметил в окнах свет,
точившийся через ставни. Мне отворил какой-то старик слуга в халате и ночном
колпаке, верно я поднял его с постели. Дряхлый старик, растерявший все
зубы - я подумал еще, что дядя не зря слывет прижимистым. Не много проку от
такого лакея, да верно дешево он обходился. Свеча в оловянной плошке в руке
старика дрожала, разбрасывая тени по стенам.
"Антуан, племянник, я рад, что дождался тебя, - прошамкал он
провалившимся ртом. - Уж не чаял свидеться".
Я застыл как вкопанный. Этот обтянутый кожею череп, этот беззубый
провал рта, эта слабосильная рука! Нет, я не узнавал в дряхлом старце дядю
Дени, разум мой отказывался верить подобному жуткому преображению.
"Ты удивлен, племянник, - дядя усмехнулся со смутно знакомою
физиогномической ужимкою. - Не будь глупцом. К чему стоять в сенях, пройдем
к огню, я совсем озяб".
Я проследовал за ним к камину.
"Я немало постранствовал по свету, - продолжил он, укутавшись в меховую
накидку. - В краях, где не живут белые люди, живут черные хвори. Такие нам
здесь и не снились, посему та, коей я подвержен, не имеет названия ни на
одном европейском языке. Имя гадины на родном ее наречии покажется тебе
бессмысленным кряканьем и свистом, посему стоит ли ее называть?" - "Давно ль
Вы больны, дядя?" - произнес я наконец: язык мой заплетался от столь
сильного потрясения. "Лет двадцать пять, - отвечал он со смехом. - Тебе
непонятно? Еще бы. Сия хворь долго тлеет в теле, но вспыхивает всепожирающим
пожаром. С чего б иначе я перестал ходить в море сорока трех годов от роду?!
Тогда я заметил первые признаки ее гнусного пробуждения. Но пустое, у нас
нынче ночью немало дел. Мне вить остались считанные часы, Антуан".
Сие казалось странно, невзирая не ужасный вид свой и слабосилие, дядя