"Валентина Васильевна Чудакова. Рапорт " - читать интересную книгу автора

рога, что твои сабли. А нрава он весьма агрессивного: так и норовит
кого-либо пониже спины пнуть. А ну как начальство забодает - неприятностей
не оберешься!.. Только одну меня не трогает, точно чувствует, что я здесь
хозяйка.
А под бородой у Сидора, на ременном ошейнике, как есть все фашистские
ордена и медали брякают! Это его однополчане на прощание наградили. На
привязи его не удержишь, в конюшне тоже, вот он и шкодничает по всему
городу, ненасытная утроба. Там цветочки чьи-то скушал, там деревцо
обглодал, чью-то скатерть пожевал. Не понимает, подлец этакий, что мы за
границей находимся и должны себя вести пристойно и осмотрительно.
Благодарные варшавяне не решаются устроить такому заслуженному козлу
самосуд - каждый день приходят ко мне и вежливо жалуются: "Ваш козэлик -
шкода. Проше пани..." Вот и плачу за потраву из собственного кармана да
извинения приношу. А Сидор ко мне привязался как собака - ходит по пятам,
точно дрессированный: я в штаб, и он за мной, я на танцы, и он в клуб.
Стыдно признаться: меня наши солдаты прозвали совсем по-чеховски, но
только на польский лад: "Пани с козэликом". Козэлик - черт с рогами!
Однажды он так нашкодничал, что старшина буквально из себя вышел и
заявляет мне: "Расстреляю мародера перед строем!" - "Валяй, - махнула я
рукой, - надоел!" А потом вдруг жалко стало: козел Сидор ведь на
собственных копытах от города Белого с конниками в Европу пришел! Да и
козел-то не простой - ученый! Все команды понимает, на ротное построение
первым прибегает: на правый фланг - и бороду вверх! Стоит и не шелохнется.
Комбат кричит: "Убери свое чучело! Что тебе тут, цирк? Генерал едет!" А
куда я его уберу? Да и за что? Он же команды "смирно" не нарушает. А как
пойдет наш козел под гармошку вприсядку выкопычивать, не только солдаты за
животы держатся - я от смеха кисну. Так вот и мучаюсь.
От зари и до зари из седла не вылезаю: то на учебное поле, то на
стрельбище, то в штаб полка по вызову; то есть целый день кручусь, как
белка в колесе, и чувствую, что не все получается, как надо бы, вроде бы
чужое место я занимаю. Опять тревожные думы одолели. "Во время войны, -
думаю, - всякое бывало. Тогда не спрашивали, нравится или нет. Было ясно:
надо - значит, надо! Ну, а теперь-то, в мирное время, какая необходимость
не своим делом заниматься?" И написала я рапорт "вольного штиля" в десяти
экземплярах, да и разослала во все инстанции. (Это, между прочим, была
первая моя вольность за все время службы.)
А рапорт был такой:
"Дорогие товарищи командиры и начальники всех званий, рангов и
должностей! Обратите внимание на мое бедственное положение: разберитесь в
конце концов, кто я - женщина или мужчина, и предоставьте мне срочное
увольнение в запас по следующим причинам:
1. Свою послевоенную службу в качестве строевого офицера считаю мало
полезной и бесперспективной, поскольку вы, товарищи мужчины (ехидное
племя!), все равно ни одной женщине не позволите выйти в генералы. И вот
вам пример: почти два года хожу в одном и том же воинском звании и
нахожусь на одной и той же должности.
2. Я чувствую настоятельную потребность немедленно поступить в
какое-либо творческое заведение, ибо всякий раз, когда я для боевого
листка частушки сочиняю, чувствую, как меня литературный талант одолевает.
А таланты надо оберегать и развивать.