"Валентина Васильевна Чудакова. Похвальное слово бане " - читать интересную книгу автора

так что березовые полуголые ветки, на мой взгляд, совсем не годились для
банных веников. Однако дед Бахвалов с пулеметчиками из этих розог навязал
целую кучу огромных веников и на мое критическое замечание ответил с
усмешкой: "Сибиряку в самую плепорцию".
Днем, после обеда, я сняла с обороны половину своего взвода и повела
пулеметчиков в баню. Настроение у людей было праздничное - как только
вылезли из траншеи, запели свою любимую:

Здравствуй, милая Маруся!
Здравствуй, цветик
го-о-лу-бой!..

На крутом берегу Осьмы, в буйной заросли орешника, в знойном мареве
томилась банька, срубленная "в лапу" из сухих сосновых хлыстов. Ее
прожаренные стены, казалось, звонко гудели. Над круглой жестяной трубой
струился домовитый сизый дымок.
И тут же на поляне, на разостланной плащ-палатке, лежала целая куча
солдатского добра: белье, полотенца, брусочки мыла по норме, новое летнее
обмундирование, сапоги яловые и кирзовые, ботинки "на гусеничном ходу". И
чего-чего только тут не было! А над кучей, как Кощей над златом,
раскрылатился наш ротный старшина Максим Нефедов.
Дед Бахвалов выбрал веник поменьше и с поклоном протянул мне:
"Попарьтесь-ка во славу, пока мы шурум-бурум получаем".
Поблагодарив, я вошла в предбанник, нерешительно заглянула в парилку,
да так и отпрянула. Ад кромешный! Преисподняя. Раскаленным воздухом меня
едва с ног не сшибло.
- Нет, - сказала я, возвращая деду веник, - что-то у меня нет желания
изжариться заживо. Помоюсь после всех, без пара.
Солдаты засмеялись и с веселым гомоном повалили в баню. Нижнее белье,
полотенца и мыло принял дед Бахвалов. Все остальное на весь взвод получала
я. И не торопилась: пусть ребята попарятся всласть.
Прошел час времени, а из бани еще никто не выходил. Прошло еще
полчаса. Появилось мое начальство: командир пулеметной роты Ухватов, с
прошлогодним веником под мышкой (запасливый). Потом мой собрат по оружию -
лейтенант Федор Рублев привел половину своих пулеметчиков. А мои всё
мылись.
Старшина наконец потерял терпение и постучал в дверь, закрытую
изнутри на запор. Ни ответа, ни привета. Он обошел баньку вокруг и
заглянул в подслеповатое оконце. Вернулся и доложил Ухватову:
- Ни лысого не видно. Угорели они, что ли?..
Подождали еще с четверть часа. И вдруг двери предбанника распахнулись
настежь, на улицу вылетел пулеметчик Попсуевич с белыми ошалелыми глазами,
бордово-красный, мокрый, с разбегу бултыхнулся в реку.
- Один спекся, - невозмутимо отметил писарь.
Остальные все еще парились. Ротный Ухватов запетушился:
- Пора и честь знать. Выгоняй своих!
Я возразила:
- Да вы что? Они же в чем мать родила!
Федор Рублев и его ребята добродушно похохатывали. А старшина Максим
рассвирепел: