"Вацлав Чтвртек. Трое нас и пёс из Петипас " - читать интересную книгу автора

блинчикам.
- Вот видишь, как мне не повезло, - пожаловался я.
- Ешь и молчи! - строго приказала мама.
Я завидовал своим родителям - не знают они никаких забот и совершенно
спокойно уничтожают свои блинчики. Но как они могут оставаться спокойными,
когда у меня такое несчастье!
Ещё раза три заводил я разговор о каникулах, но мама всякий раз меня
останавливала:
- Да ешь ты спокойно! Всё будет хорошо!
После обеда отец надел ботинки и куда-то отправился. Вернулся он скоро.
Сел у печки на табуретку и, расшнуровывая ботинки, спокойно сказал:
- Поедешь, Тонда, на каникулы в Петипасы.
А мама вытирала тарелки и даже не обернулась.
Только спросила:
- С кем ты говорил, с Людвиком?
- Подай-ка, мать, ножницы. Опять у меня шнурок не развязывается, -
вздохнул отец. И только потом уже ответил: - С Людвиком! Ярка Людвик как раз
уезжает на практику. Тонда сможет пожить в его комнате.
Я не верил своим ушам. В тот же миг я бросился к отцу:
- Папа, о ком ты говоришь? Обо мне?
- А кто ещё у нас в доме Тонда? - буркнул отец, не поднимая головы от
шнурка, который никак не хотел развязываться.
- Значит, я поеду на каникулы! - закричал я во все горло. И тут же
недоверчиво спросил: - Но, папа, когда же ты успел договориться?
- По телефону. И, пожалуйста, оставь меня в покое - я никак не развяжу
шнурок.
Только теперь я почувствовал настоящую радость.
- А у них там есть река?
- Да, Бероунка, - сказал отец.
- А мельница?
- Турбинная.
- И лес?
Отец поднял глаза:
- Не болтай, Тонда, лучше помоги мне.
Но пальцы у меня дрожали. Пришлось позвать на помощь маму.
- А ребят там много?
Наконец шнурок был развязан. Отец снял ботинок и проворчал:
- Знаешь, Тонда, я возьму тебя завтра с собой на работу, и старый
Людвик сам тебе все расскажет.
- Тот Людвик, что стоит в караульной?
- Тот, тот! - И больше отец не сказал ни слова.
Он вообще не любит много говорить. И смеется редко. Но, когда со мной
приключается что-нибудь неприятное, он всегда меня выручает.
Я ушел в комнату и лег на тахту. Под голову я положил самую мягкую
подушку, с вышитыми павлинами. И начал думать о Петипасах. Может, там будет
совсем и не хуже, чем на Лазецкой мельнице.
Время от времени я поглядывал в зеркало, которое стояло на мамином
туалетном столике, и показывал себе язык. Мне хотелось подразнить себя за
то, что я столько времени куролесил понапрасну.
В комнате стоял приятный холодок, в открытое окно струился запах