"Владимир Черносвитов "Мелкое" дело " - читать интересную книгу автора

собственно, лишь в юридическом оформлении. Это было серьёзное по составу
преступления, но малоинтересное с точки зрения следовательской практики,
типичное, как говорят, мелкое дело.
В деревне, где располагался штаб, Сидоренко, проверяя по обыкновению
себя, перелистывал подшитые документы. Работая, он всегда отгонял прочь все
симпатии, антипатии, а также другие субъективные впечатления и чувства: они
только мешали и могли ввести в заблуждение.
Но, закончив дело, Сидоренко любил заново покопаться в душах своих
подследственных, позволяя себе, простому советскому человеку, как бы
сидящему в зале суда, всей душой ненавидеть или симпатизировать.
Итак, было собрано всё, освещающее Петрова и с хорошей и с плохой
стороны. Показания свидетелей, самого Петрова, характеристики, отзывы,
медсвидетельство госпиталя, справки о наградах, взысканиях, поощрениях,
анкетно-биографические данные - всё это находилось в деле. И его можно было
со спокойной совестью считать законченным.
Захлопнув папку, Сидоренко резко бросил её на свежевыскобленный
хозяйкой стол и откинулся на спинку стула:
- М-да... ужасно глупый случай! - с досадой проговорил он.
В сенях скрипнула дверь. Сидоренко встал, одёрнув гимнастёрку:
- Здравия желаю, товарищ полковник!
Полковник Гаркуша подошёл к столу и тяжело сел напротив следователя.
- Здравствуй, Николай Иванович, - спокойно, даже спокойнее обычного,
ответил он.
Следователь взглянул на ссутулившуюся как бы под огромной тяжестью
грузную фигуру полковника, на его обвисшие по-казацки седые усы и резкие
морщины около глаз.
"Видно, сильно устал, бедняга. Ведь ему уже под шестьдесят", - подумал
Сидоренко.
- Да ты садись. Я ведь так просто, на огонёк забрёл. Не помешал?
- Что вы, товарищ полковник! - обрадовался Сидоренко и тут же смутился,
заметив, что окно плохо замаскировано.
"Вот бисова жинка!" - ругнул он про себя хозяйку и подоткнул занавеску.
Полковник обращался к капитану на "ты", по имени-отчеству, и это
означало, что он разрешает Сидоренко держаться не строго официально.
Начальник политотдела навещал Сидоренко вообще очень редко, а в столь
поздний час не приходил ни разу.
"Не случилось ли чего?"
Однако Гаркуша молча положил на стол коробку "Казбека", и от
воинственного силуэта всадника, как обычно, повеяло мирным довоенным уютом.
Сидоренко прогнал тревожную мысль и сел.
Прикуривая от настоящей, чудом сохранившейся у хозяйки "трёхлинейки" со
стеклом, полковник покосился на вскрытый голубой конверт, что лежал на столе
следователя:
- Из дома?
- Да, товарищ полковник, на днях получил.
- Как там? Плохо живут?
- Кто знает. Письмо бодрое, а чувствуется - трудновато им.
- Это хорошо. Не то хорошо, что трудновато, а то, что бодрость есть.
Вот когда из души твёрдость да бодрость уходят, - это уже плохо. Нельзя
распускать себя, нельзя! - Гаркуша говорил медленно, устало, а последние