"Иван Черных. Игры для патриотов" - читать интересную книгу автора

безопасности полетов Гайвороненко, худеньким, невзрачным на вид
генерал-майором, которому шел уже шестидесятый год и сверстники которого
давно занимались дачными делами. А главком ВВС держал Гайвороненко - такого
опытного специалиста по расследованию летных происшествий за все время
существования авиации не помнили. Мало того, что Гайвороненко отлично знал
конструкцию всех существующих самолетов, он обладал особым даром определять
те неприметные на первый взгляд сбои, которые помогали раскрывать самые
сложные, самые неправдоподобные причины катастроф. Его знали в каждой части
и в шутку называли Рентгеном.
С ним прибыл полковник Возницкий, в противоположность генералу молодой,
высокий, стройный красавец, недавно назначенный заместителем начальника
службы безопасности полетов. В частях ВВС его тоже знали - до службы в этой
должности он некоторое время исполнял обязанности инспектора техники
пилотирования при штабе ВВС и побывал на многих аэродромах, оставляя о себе
славу педанта и солдафона, выскочки и чинодрала.
В комиссию входили представители разных служб - летчики, инженеры по
планеру, по двигателям, по приборам, по электрооборудованию, компьютерщик,
инженер по топливу. Должны были прибыть и специалисты с завода.
Геннадий находился в столовой, когда туда пожаловал на завтрак
представительный отряд комиссии по расследованию. О генерале Гайвороненко
Геннадий был немало наслышан, а Возницкого видел год назад, он проверял
технику пилотирования Фирсова, и майор, несмотря на зимнее время года, вылез
из самолета мокрый и злой как черт. Потом он рассказывал, что Возницкий
изрядно попортил ему нервы в полете необоснованными придирками и
нравоучениями.
Геннадий понимал, что комиссия не обойдет его своим вниманием,
обязательно будет допрашивать, что да почему, как летали ранее, как
осматривали самолет, кто в нем побывал, как отдыхали перед полетом... В
общем, всю подноготную, ничего хорошего Геннадию не сулящую. Самое страшное
в этой катастрофе было то, что с уст однополчан не сходило одно: "Диверсия".
Да и что могло быть другое, когда все, кто находился на аэродроме и
наблюдал за взлетом, видели падающий самолет. И рев двигателей сразу
ослабел. Ясно - отказали. Если не все четыре, то, во всяком случае, три или
два; "Руслан" круто валился на левое крыло и падал вниз, на город... А то,
что диверсии или теракты в стране совершаются чуть ли не каждый день, ни для
кого не секрет...
Да, комиссия наделает в отряде шороха...
Аппетит у Геннадия пропал, и он, поковырявшись вилкой в тарелке,
поднялся и пошел в холостяцкую гостиницу-общежитие, расстроенный
предстоящими объяснениями и вновь нахлынувшими воспоминаниями о погибших
товарищах. Еще вчера он разговаривал с ними, балагурил; и вот их нет.
Несмотря на то что все произошло у него на глазах, ему казалось - это
кошмарный сон, он хочет и никак не может проснуться. Такого удара он в своей
жизни еще не испытывал... И однополчане смотрят на него то ли сочувственно,
то ли с подозрением, словно он во всем виноват: они, мол, погибли, а ты
уцелел. Почему? Действительно, как он уцелел? Заболел, словно знал, что
такое может произойти...
На душе было муторно, и голова, как и вчера, была тяжелой,
затуманенной - он ночью почти не сомкнул глаз; едва закрывал их, как
возникало видение падающего самолета, огненный фонтан и черные клубы дыма.