"Иван Черных. Игры для патриотов" - читать интересную книгу автора

того больше. А вот компьютер подвести мог: в бортжурнале за год есть запись
о неустойчивой работе.
- А диверсию вы допускаете? - перебил генерал.
- Похоже на то. Я всю ночь ломал голову, что и как могло произойти. И
ни к какому выводу не пришел. Мы два дня назад вернулись из командировки. И
бортинженер, и техник, и я тщательно осматривали самолет. В тот же день
техник заправил баки топливом. Утром перед вылетом он слил отстой, а я
проверил заправку и еще раз осмотрел самолет. Мину могли заложить только в
одну из ниш шасси. Но могу поручиться, что там ничего не было. Да и судя по
последовательному отказу трех двигателей, если взрыв и произошел, то не в
нише шасси.
- А кто, кроме вас и членов экипажа, был в то утро у самолета? - задал
новый вопрос генерал и зачихал, закашлялся до хрипоты, прикрывая нос и рот
мокрым платком. Кленов подождал, когда кашель генерала прекратится, ответил,
как показалось Гайвороненко, даже с обидой:
- Были только наши авиаспециалисты. И если вы полагаете, что кто-то из
них мог совершить подлость, то глубоко ошибаетесь.
Генерал снова громко чихнул и подтвердил с усмешкой:
- Правда. - Перевел дыхание и продолжил: - Но не мог же черт или дьявол
опуститься ночью на самолет и сунуть в уязвимое место какую-нибудь
бя...бяку? - Новый взрыв кашля не дал ему говорить.
- Зря вы мучаете себя, Иван Дмитриевич, - пожурил генерала полковник. -
Вам надо лежать в постели. Пить горячий чай с малиновым вареньем и молоко с
медом.
- И то правда. - Генерал поднялся с кресла, но не уходил, дожидаясь
ответа второго пилота.
- Черт и дьявол, разумеется, опуститься на самолет не могли. А вот
диверсант, если часовой дремал или прятался где-то от мокрого снега, который
сыпал в ту ночь, пробраться к самолету сумел бы.
Генерал в задумчивости покивал головой, встал и направился к выходу.
- Продолжай, Олег Эдуардович. Вечером мне доложишь.
На улице генерала обдало холодным, пронизывающим ветром. Гайвороненко
прикрыл нос и рот шарфом и заспешил в гостиницу, думая о втором пилоте.
Капитану он почему-то верил: и вел себя тот достойно, непринужденно; и
держался независимо перед представителями суровой службы безопасности
полетов; и отвечал лаконично, исчерпывающе. И взгляд темно-карих глаз -
открытый, доверчивый, как у ребенка. Правда, за свою многолетнюю практику
генералу приходилось встречаться с разными людьми, и не у каждого за ясными
глазами он мог сразу рассмотреть лицемерную натуру, но Кленов к такой
категории, похоже, не относился...
Полковнику Возницкому, наоборот, капитан-красавец не понравился:
держится слишком уверенно, его лаконичные ответы свидетельствуют о том, что
второй пилот заранее готовился к допросу. Едва закрылась дверь за генералом,
Возницкий задал свой давно вертевшийся на языке вопрос:
- А как так получилось, что вы не полетели с экипажем?
Лицо капитана загорелось, как от пощечины. Он глянул в глаза полковника
скорее оскорбленно, чем обиженно. Ответил не сразу, покатав на скулах
желваки:
- Вам лучше об этом справиться у нашей докторши, Тамары Михайловны.
- Я вас спрашиваю! - повысил голос полковник. - И не учите батьку щи