"Герман Чижевский. В мареве атолла" - читать интересную книгу автора

Хитчелл побагровел:
- мистер Кэйл, в чем дело?!
Кэйл мстительно глянул на Карра. Он выждал несколько секунд.
- Ну что ж! Минутой раньше, минутой позже вы будете все знать. И с вами
мне уже не работать. Между тем я лишь проверил действие автоматического
реостата церебральных биотоков. Последствия вы видели. Это секретное задание
военного министерства. Дубликат этого миниатюрного устройства, который
локально расстраивает и угнетает биотоки мозга, имелся у меня. Я брал его с
собой в шлюпку. Что было делать? Пришлось подурачить вас. Угнетая
деятельность коры головного мозга, я мог погрузить вас в сон более или менее
глубокий, меняя напряжение электрического поля. Мог пробудить ваше
подсознание, ваше звериное второе "я". Мог затормозить работу мозга совсем,
и угасшее сознание никогда бы не зажглось вновь.
- Какой негодяй! - выдохнул профессор Роулетт.
- Военное ведомство предлагает мне место в его лабораториях. Полагаю,
что вы воздержитесь от оскорблений... А то, что вы узнали, останется при
вас. Министерство позаботится об этом... Сейчас вы вернете мне контракты и
фотоаппарат. Никто не захочет, конечно, иметь неприятности...
Коттедж Бенджамена Брэдшоу пребывал в безмолвии и глядел на прохожих
сквозь пальмовую рощу черными провалами окон. На ровном ветру качались в
квадратных матовых абажурах фонари, бросая дрожащие отсветы в окна
приземистого дома. В мерцающем полумраке, сидя на кровати, Брэдшоу дожевывал
бутерброд. Он протянул руку к стулу и налил себе еще коньяку. Вытер
салфеткой губы и, беззвучно икнув, отодвинул стул. Он был в пижаме,
комнатные туфли валялись у ножек стула. Брэдшоу сел на кровать и с
удовольствием зевнул. Снял часы. Они показывали начало первого ночи.
С минуту он смотрел в испещренное колеблющимися пятнами пространство, а
потом, склонив голову набок, уставился на завернутый в старый пожелтевший
газетный лист большой пакет в ногах постели. В этот миг искривленная ветка
магнолии, раскачиваемая ветром, глухо царапнула по стеклу, и Брэдшоу, сильно
вздрогнув, метнул испуганный взгляд в окно.
В глазах его замер ужас. Руки судорожно, до боли сжали одеяло. В позе
профессора было нечто от скорпиона, на которого плеснули кипятку. Каждый
мускул его тела напрягся до предела. Он не мог видеть выражения своего лица,
иначе ужаснулся бы. В сдавившей мозг тишине, растягивая до боли томительную
неизвестность, медленно и размеренно отстукивали секунды настольные часы.
Время для Брэдшоу сделалось осязаемым, густым и вязким. Оно с не поддающейся
измерению мучительной медлительностью прозрачной всепроникающей субстанцией,
рекой без берегов текло из будущего и переливалось в прошлое. От него
исходил приторный, сладковатый запах тления, и от этого запаха немного
кружилась голова.
Впрочем, это пахли плоды дурьяна из его кабинета. Текли минуты, но
ситуация не прояснилась. Как кошмарный обвинительный акт лежал на мохнатом
шерстяном одеяле пухлый бумажный пакет. Брэдшоу пристально глядел на
сверток, он вдруг стал напоминать ему гигантскую скрученную пружину, которая
неудержимо начнет развертываться расширяющимися кругами, если чей-то
посторонний взгляд как бы сдернет предохранительную скобу. Он перевел взгляд
на окно и застыл, пока светлые блики от фонарей на стекле, непрерывно
метавшиеся, будто истомившаяся душа преступника, и пейзаж за окном не начали
рассыпаться для него на несвязанные куски, расплываться, перестраиваться,