"Владимир Чивилихин. Про Клаву Иванову" - читать интересную книгу автора

широкая спина.
- Копоть это, дочка, - виновато прогудел он. - Копоть выходит. Ты
ступай, ступай!..
Куда ступать-то? Ей казалось, что все уже знают про все и начнут теперь
судить-рядить. И так на нее глаза пялят с самого лета, когда постылый при
всем деповском народе заставил поклониться ему.
Она побрела на край поселка, подальше от станции, от паровозов, лишь бы
подальше от паровозов, лишь бы подальше! Пахло мокрыми крышами. Они были
аспидными, под цвет мазута, лишь кой-где меж старых тесин бежали зеленые
мышки. С вершин тополей сшибало крупный лист, а светлые лужи пузырились
под дождем - к ведру, если верить деревенским приметам. И верно, хляби на
небе будто бы разводило.
Клава шла в лес, чтоб наедине покориться слезам. Он начинался сразу же
за огородами. Дождь перестал, но подул ветер - и руки стыли. Деревья
роняли неслышный лист, понизу пробило закатное солнце. Грело оно слабо, но
лес подсыхал, однако, от ветра...
Та самая гора, где была массовка? Клава повернула в испуге назад,
всхлипывая и еще больше растравляя слезами нестерпимую жалость к себе. Шла
шибко, слезы заливали глаза, и она спотыкалась. Показался поселок. Она с
удивлением отметила, что согрелась, а на смену слезам влилось в нее
желанное успокоение. Может, оттого, что разделила беду? Глухарь теперь
знал, да и Тамарка, верно, поняла. Клава не думала, не гадала, что подруга
в тот вечер совсем обыскалась ее.


Началось на первой же неделе ее работы, и все пошло не как у людей.
Клаве попала в глаз стружка. Девчонка согнулась у станка, прилепив к лицу
грязные ладони, не плакала, только дрожала, будто в ознобе. Он проходил по
цеху, увидел, должно быть, первым беду, подхватил Клаву, как маленькую,
под коленки и вскинул на плечо. У нее сбилась косынка, растрепалась
светлая коса, а он, крича, чтоб давали дорогу, тряско бежал через все
депо, ощущая плечом ее мягкий живот и под руками круглые упругие ноги.
Паниковать, однако, не было причины. Горячая стружка вцепилась в веко и
ожгла кожу, не затронув глазного яблока. Тогда Клава в первый раз
взглянула на него - грязного, как все слесари, особенно грязного в белизне
медпункта. Он не заметил робкой благодарности в ее глазах, окинул Клаву
нахальным взглядом и, открыв дверь, фыркнул:
- Чего это я тебя сюда пер?
И без того у Клавы все валилось из рук, а после этого случая она совсем
потерялась. Станок-то она знала, только очень уж боялась, что ее сразу
выгонят, когда увидят, какая она неумеха. Клаве хотелось, чтобы никто даже
не замечал ее, а тут вдруг через все депо протащили.
Нет, она никогда не разберется, что происходит вокруг! Все зачем-то
орут друг на друга, катают взад-вперед тележки с теми же деталями.
Почему-то у батарей весь обед сидят люди в мазутках, курят и плюют на пол.
Она прошмыгивала мимо, а они смотрели вслед, и ей казалось, что эти люди
видят ее насквозь - знают, что на ней надето и какая она глупая, и даже
сны ее угадывают.
А тот парень, что таскал Клаву к медицинской сестре, теперь
останавливался у ее станка, заговаривал и в разговоре внезапно, пугающе