"Владимир Чивилихин. Про Клаву Иванову" - читать интересную книгу автора

ведь мы же, как ваньки-подавальщики, вечно на подхвате.
Ну, правда, всякую работу надо делать, и без нас эти стройки - никуда.
Растянется на нашем тяжелом подъеме состав, вот и загорают себе где-нибудь
в Братске строители новой Сибири и не знают даже, кого проклинать. Профиль
нашего участка ломаный, подъемы крутые, а составы машинисты берут такие,
что и станция им мала становится. Зато уж и добро, если все ладом!
Ускоренные поезда с цементом и машинами идут; лесные, наливные, угольные
маршруты просвистывают мимо - земля дрожит! В оборотных депо их передают
другим участкам, и так бежит-гремит повдоль Сибири железная река
неостановимая - самая большая на свете; вертит ее в водоворотах вроде
нашей станции. А что у нас не тихий плес - это вы узнаете из истории Клавы
Ивановой.
Как я уже говорил, к шуму нашему она не вдруг приспособилась. Подлетит
к деповским путям проходной товарняк или на экипировке откроют паровозы
краны, она глаза свои синие широко распахнет и с лица побелеет. И вообще
Клава здорово выделялась в первые недели. Спецовку еще не заносила и
берегла ее, святая простота, будто можно было уберечься в нашей грязище.
Деповские обращали внимание на эту чистоту ее, а попутно и на ладную
фигурку, на робкие манеры да на глаза. Девчонка еще не научилась украдкой
поглядывать на парней и смотрела на всех в открытую, будто говорила: вот
она я, вся тут. Она мне чем-то напоминала мою сестренку - то ли
беззащитностью, то ли своей красотой ненапомаженной, набирающей силу. Лето
проработала она, много чего было с ней за это время, однако я перескочу
через лето и начну с того самого осеннего дня, в какой вся жизнь Клавы
Ивановой переломилась.


День этот начался так же, как вчерашний и как, должно быть, начнется
завтрашний, - все подравнивала наша деповская работенка да слякотная,
неприветливая погода. Холодные обложные дожди зарядили, отвесно и косо
точили они с низкого неба, лили струями и сыпали дробью, и не было конца
этому мокру.
Как заведено, рассветным часом разнесли по Перелому почту. В деповское
общежитие вместе с газетами принесли письмо: "Получить сверловщице
К.Ивановой". Клава подумала, что это из деревни, от тетки, однако на
конверте не было обратного адреса, и она догадалась. "Привет с Якутии!
Клашка, плюнь в рожу Федьке из бараков, чтоб не трепался, будто на алмазах
просто зашибить деньгу. Везде надо ишачить, а в палатках пускай зимуют
патриоты. Я подался отсюда сам не знаю куда. Еще хочу тебе сказать. Здесь
я догадался про твое положение. Если ты дашь согласие, я выпишу тебя на
новое место, а то приеду за тобой. Если все другое, прощай насовсем и
забудь про нашу любовь".
Маневровый паровоз, что тихо сипел под окнами, вдруг взвизгнул
остервенело, и Клаву будто пронзило всю. Преодолевая тупую боль в висках и
внезапно подступившую тошноту, она скомкала письмо - разве его покажешь
кому? И без того тошно. Даже Тамарка не поймет, потому что она хоть и
старше Клавы, но по разуму вроде ребенка.
Клава стояла у тусклого окна и думала о себе. Последние дни она только
и думала о себе, еще надеялась, но сейчас поняла, что все. Уже миновали
сроки и в этом месяце, а обыкновенное девчачье не приходило. А тут еще эта