"Г.К.Честертон. Охотничьи рассказы" - читать интересную книгу автора

- По-моему, вы храбрее всех в Англии, - сказала Одри. - Я не о войне и
не об орденах. Да, я кое-что про вас знаю. Одного я не знаю: зачем вы это
делаете?
- По-моему, это вы храбрее всех, - отвечал он. - Во всяком случае,
тут, у нас. Я хожу неделю как последний дурак и жду. А они молчат. Кажется,
они боятся сказать не то.
- Они безнадежны, - заметила мисс Смит. - Они не носят капустных шляп,
но вместо головы у них репа.
- Нет, - мягко сказал полковник, - у меня здесь много добрых соседей,
в том числе и ваш кузен. Поверьте мне, в условностях есть смысл, и мир
умней, чем кажется. Вы молоды, а потому нетерпимы. Но вы не боитесь борьбы,
а это лучшее в нетерпимости и молодости. Когда вы сказали про шляпника,
честное слово, вы были как Бритомарта.
- Это кто, суффражистка из "Королевы фей"? - спросила девушка. -
Боюсь, я забыла литературу. Понимаете, я художница, а это, кажется, сужает
кругозор. Ну, что за лощеные пошляки! Вы только подумайте, как он говорил о
социалистах.
- Да, он судил немного поверхностно, - улыбнулся полковник.
- Вот почему, - закончила она, - я восхищаюсь вашей шляпой, хотя и не
знаю, зачем вы ее носите.
Этот обычный разговор странно повлиял на полковника. Какое-то тепло
охватило его и чувство резкой перемены, которого он не испытывал с войны.
Внезапное решение сложилось в его уме, и он сказал, словно шагнул через
границу:
- Мисс Смит, могу ли я просить вас еще об одной услуге? Это не
принято, но вы ведь не любите условностей. Если вы окажете мне честь и
придете ко мне завтра, в половине второго, вы услышите всю правду. Вернее,
увидите.
- Конечно, приду, - сказала противница условностей. - Спасибо вам
большое.
Полковник проявил особый интерес к предстоящему завтраку. Как многие
люди его типа, он умел угостить друзей. Он понимал, что молодые женщины
плохо разбираются в винах, а эмансипированные - тем более. Он был добр и
радушен и любил порадовать гостей едой, как радуют ребенка елкой. Почему же
он волновался, словно сам стал ребенком? Почему не мог уснуть от счастья,
как дети перед Рождеством? Почему допоздна бродил по саду, яростно
попыхивая сигарой? Когда он смотрел на пурпурные ирисы и на серый ночной
пруд, чувства его переходили от серого к пурпурному. Ему недавно перевалило
за сорок, но он не знал, что легкомысленная дерзость лишь увяла и выцвела
на время, пока не почувствовал, как растет в нем торжественное тщеславие
юности. Порой он смотрел на чересчур живописные очертания соседней виллы,
темневшей на лунном небе, и ему казалось, что он слышит голос, а может, и
смех.
Друг, посетивший наутро полковника, никак на него не походил.
Рассеянный, не очень аккуратный, в старом спортивном костюме, он тщетно
приглаживал прямые волосы того темно-рыжего цвета, который называют
каштановым, и как-то странно вдвигал в галстук тяжелую, чисто выбритую
челюсть. Фамилия его была Гуд, занимался он юриспруденцией, но пришел не по
делу. Спокойно и приветливо поздоровавшись с Крейном, он улыбнулся старому
слуге, как улыбаются старой остроте, и выказал признаки голода.