"Гильберт Кийт Честертон. Преступление Габриела Гейла" - читать интересную книгу автора

по-вашему, мне самое место в сумасшедшем доме?
- Вы знаете, что я вам друг, - серьезно сказал Гарт, - и
все ваши друзья согласятся со мною.
- Еще бы! - улыбнулся Гейл. - Что ж, спросим тогда
врагов.
- Что это значит? - спросил Гарт. - Каких врагов?
- Ну врага, - покладисто сказал Гейл. - Того, кого я так
обидел. Я большего и не прошу: не загоняйте меня в
больницу, пока не спросите Сондерса.
Он нахмурился, что-то обдумывая, и прибавил:
- Пошлем ему сейчас телеграмму... скажем, такую: "Лассо
любите?"... или "Как вам вилы?"... или...
- Можно и позвонить, - перебил его Гарт.
Поэт покачал головой.
- Нет. Таким, как он, писать гораздо легче. По телефону
он слова не вымолвит. Даже того не скажет, чего вы ждете,
просто промычит. А в кабинке на телеграфе он будет
свободен, как у исповедальни.
Врачи удивились, но телеграмму послали, очень
обстоятельную. Сондерс был теперь дома у матери, и они
спросили его, что он думает о странных поступках Габриела
Гейла. Ответ пришел в тот же день, и гласил он следующее:
"Бесконечно благодарен Гейлу доброту, спасение жизни".
Гарт и Баттерворт молча поглядели друг на друга, молча
сели в машину и поехали туда, где гостил Гейл со своим
подопечным, к мистеру и миссис Блэкни.
Они миновали холмы и спустились в большую долину, в
которой стоял над рекой дом, приютивший опасного поэта.
Гарт помнил, а Баттерворт мог представить себе, как странно
и смешно выглядела драма на такой неподходящей сцене. Дом
был из тех, которые поражают взор старомодностью, но не
стариной. Он был недостаточно стар, чтобы считаться
красивым, но тем, кто помнит времена Виктории, напоминал об
этих временах. Высокие колонны были так бесцветны, сквозь
высокие окна так слабо белели высокие потолки, гардины по
сторонам окон, строго параллельные колоннам, висели такими
ровными складками и пурпур их был таким унылым, что склонный
к юмору Баттерворт еще издали твердо знал, какие тяжелые и
ненужные кисти увидит он, войдя в комнаты. Трудно было
совместить все это с безумием убийства. Еще труднее -
совместить с безумием милосердия. Чинный сад, ряды
деревьев, темные аллеи, густой кустарник, наполовину
скошенный луг, отданные в тот дикий вечер ликованию стихий,
мирно лежали теперь в золотой летней тишине, а синие небеса
были так высоки и спокойны, что гудение шмеля раздавалось
вокруг звонко, как пение жаворонка.
Весь реквизит отвратительного фарса радостно сверкал.
Гарт увидел пустые окна, залитые в тот вечер темными
потоками ливня, увидел дерево, к которому была прикручена
жертва, и черные дыры в стволе, похожие на глазницы, словно