"Федор Чешко. Урман" - читать интересную книгу автора

докинет стрелу до самой городской середины). В то же лето затеяли строить
новую - чтобы выше прежней да чтобы поджигать было вовсе напрасным
занятием, - но по сию пору успели возвести остов всего лишь на три
человеческих роста. Видать, не раньше чем годов через пять красоваться граду
новой охоронною вышкой... Это если к той поре она здесь еще будет надобна,
если уцелеет здесь град и сама община - не от злых врагов уцелеет, а от
затей собственной же крови-плоти.
Общинная изба красна да затейлива. На двускатной крыше резной гребень,
глядящий на восток и на запад двумя деревянными конскими головами (белый
конь - одно из видимых человечьему глазу воплощений превеликого
Световита-Светловида). Крыльцо высокое, в пять ступеней, с тесовым навесом
на витых столбиках (с этого крыльца старейшина обращается к родовичам,
прибежавшим по зову била на сход). Над гладко оструганной дверью резной лик
Хорса-Светотворителя; на самой двери бронзовая голова невиданного зверя с
кольцом в зубах - долгонько, поди, кочевала по торжищам персидская вещь,
прежде чем прижиться в затерявшемся среди бескрайних лесов вятичском граде.
К одному из столбиков крыльца был прислонен веник - перетянутый мочалом
пук прошлогодних березовых прутьев. Кудеслав обмахнул им прилипшую на сапоги
глину, а может статься, и не только ее (береза - дерево доброе, она пособит
стряхнуть и то, что куда хуже уличной грязи). В сумеречных просторных сенях,
освещенных лишь затянутым скобленою кожей оконцем, он снял сапоги, оставив
нож в голенище, потом нашарил на стене деревянный гвоздь с набалдашником в
виде ощеренной кабаньей морды, навесил на него полушубок и лишь затем,
крепко стиснув в кулаке подношение, осторожно толкнул дверь, ведущую внутрь.
В общинную избу нельзя врываться наспех, как был на улице, тем более
при оружии, если пора мирная, а быть оружным не назначено специальным
велением. Потому что посреди избы вспучился кругом дикого камня неугасимый
Родовой Очаг - место, над которым незримо и безотлучно витают Навьи и души
тех пращуров, кому после смерти назначено блюсти продолжение рода.
Шепча привычные, в плоть, кровь и душу укоренившиеся слова, Кудеслав
бросил в Очаг кусочек мяса да клок горностаевой шкурки. Потом, затаив
дыхание, проследил: не поникнет ли хоть на миг пламя, не качнется ли к земле
прозрачная струйка копоти, завивающаяся под высокую кровлю?
Нет, дурного знамения не случилось.
ОНИ приняли.
Только окончательно уверившись в этом, Кудеслав оборотился туда, где на
низких просторных полатях неподвижным истуканом сидел Яромир.
- Здрав будь... - Мечник запнулся, не договоря положенного по обычаю. В
неподвижности старейшины чувствовалось что-то принужденное, тревожное. Не
случилось ли с ним чего?
- И ты будь, - еле слышно выговорил Яромир - в неверном свете тусклых
оконец и очага видно было, как шевельнулась темная борода на обтянутой белым
груди.
Старейшина поднялся со скрипнувших полатей и шагнул ближе к.гостю,
неслышно ступая босыми ногами по утоптанной до каменной твердости земле.
Были на нем лишь рубаха тонкого полотна да такие же штаны; избу же, по всему
судя, с утра не топили - вон на стропилинах поверх копоти иней уселся.
Кудеслава, одетого не в холстину, а в кожу, и то зазнобило... Да, крепок
нынешний старейшина, куда как крепок даже для своих не ахти каких старых
лет.