"Собака, любовь и семья" - читать интересную книгу автора (Кац Джон)

VI Дуэт

Мои собаки насторожились первыми: кто-то тихонько напевал и время от времени, словно подхватывая припев, взлаивала собака. Обойдя вокруг зарослей — дело происходило в парке поблизости от нашего дома, — я увидел их: женщина сидела на скамье, распевая серенады рыжеватому вельш-корги с огромными глазами.

Глядя на собаку, она пела песню на мотив «Красноносый Рудольф с Рейна». Пес тоже не сводил с хозяйки глаз, ловил каждое ее слово, от усердия склонив голову набок. Слова показались мне довольно примитивными, но сюжет был, безусловно, бессмертен:

Дождавшись окончания куплета, Гарри радостно подхватывал припев. Женщина была бледна и выглядела нездоровой, а вздувшийся живот и темный парик наводили на мысль о химиотерапии. Тем не менее, ее лицо сияло улыбкой. И в самом деле, размерами ушей ее корги не уступал слоненку Думбо. Казалось, ему достаточно взмахнуть ими как следует, и он вознесется к самому небу, словно на вертолете.

В песне — пока мы обходили заросший кустарником участок, то невольно подслушали следующие куплеты — рассказывалось о том, как все смеялись и отталкивали злополучного корги, пока не пришел Санта Клаус и не исполнил все его желания.

Сцена была настолько впечатляющей, что я не мог оторваться и продолжал смотреть на эту пару, словно завороженный, чувствуя неловкость за свое невольное вторжение. Мои собаки подбежали к Гарри и приступили к принятому в таких случаях ритуалу знакомства; женщина замерла.

— Наверное, у меня галлюцинации, — сказал я, надеясь растопить лед, — или вы действительно пели своей собаке?

Женщина вспыхнула от смущения. Было заметно, что она борется с желанием немедленно встать и уйти. Поколебавшись, она представилась, — ее звали Донна Дуайт. На первый взгляд я дал бы ей слегка за шестьдесят и впоследствии был поражен, узнав, что ей нет и пятидесяти. Она действительно была нездорова и двигалась медленно, с явным трудом.

— Делать нечего, придется признаваться, — она улыбнулась и пожала плечами, — я действительно частенько пою для Гарри. Вернее, мы поем друг другу. Глупо, правда?

Пока мы неторопливо бродили по парку в компании своих собак, она рассказала, что уже 25 лет работает менеджером в одной страховой компании к северу от Принстона, но планирует вскоре уйти на пенсию. Да, она действительно больна и в последнее время ей пришлось сократить нагрузку. Ей сделали серию операций и провели изнурительный курс химиотерапии по поводу рака груди, а теперь — по ее собственному выражению — бросили «выжатую, как лимон».

Сейчас она живет одна, — здесь, неподалеку, в поселке, — муж ушел через год после того, как ей поставили диагноз. В Монтклере, стремительно заполняющимся новым поколением «яппи», обычная служащая быстро оказалась вытесненной на городскую окраину более обеспеченными конкурентами, нескончаемым потоком прибывающими из Нью-Йорка со своими женами и маленькими детьми.

В разговоре Донна осторожно попыталась сгладить отрицательное впечатление о своем муже:

— Он неплохой человек, ему просто не хватило сил, — сказала она. — Откровенно говоря, дело не только в моей болезни, у нас были проблемы и до этого. Думаю, мне не стоит на него обижаться.

Она умолкла, погрузившись в воспоминания.

— Я подумала, что, раз я всегда любила собак — у меня была дворняжка Милли, но несколько лет назад она умерла, и я до сих пор скучаю по ней, — то именно собака поможет мне выдержать этот нелегкий период. И приняла решение. Наверное, оно может показаться странным, но я знаю, на какую любовь и преданность способны собаки…, — Донна наклонилась и протянула Гарри домашнее печенье на арахисовом масле.

— Тогда я отправилась в питомник, — адрес мне попался в интернете, — и взяла Гарри, ему было всего девять недель. Он был самым маленьким в помете, настоящим недомерком. Едва взглянув на его огромные глаза и уши, я по-настоящему влюбилась.

С тех пор прошло уже четыре года, но Донна — по ее излюбленному выражению — упорно не умирала.

Стоило хозяйке произнести кличку, как Гарри тотчас же подбегал, неизменно получая порцию ласки и комплиментов. Некоторые собаки просто источают обаяние — Гарри был как раз из таких. Между ним и Донной установился в некотором смысле непрерывный зрительный контакт, который так высоко ценят специалисты по дрессировке. Донне было просто незачем отдавать команды — Гарри постоянно был рядом.

Если собаке дано обладать чувством юмора, — а легионы любителей собак поклянутся вам, что это именно так, — то Гарри им, несомненно, обладал. При взгляде на него было трудно удержаться от улыбки. От него так и веяло озорством, большие глаза лучились любопытством и любовью. Но он отнюдь не был клоуном. Корги — рабочие собаки, и мало кто из них работал усерднее Гарри.

А Донна, как выяснилось, нуждалась в его помощи. С тех пор как она стала завсегдатаем больниц и медицинских кабинетов, многочисленные прежде друзья предпочли испариться. Она их не осуждала:

— Это слишком тяжело, — говорила она, — некоторое время в период развода и тяжелого лечения мне казалось, что на мне лежит какое-то проклятие. Люди просто не знали, как себя вести. Сначала я обижалась, потом смирилась и решила держать оборону вместе с Гарри — только он и я. Я понимаю, что он не человек, и не воспринимаю его как человека, но это лучшее решение, которое можно было принять в моей ситуации.

На Гарри можно было положиться. Он не собирался испариться. Он даже не отворачивался от нее.

О чем бы ни заходил разговор, Донна неизменно сводила его к Плану, — ведь у нее был План. Пункт первый: выйти на пенсию. Пункт второй: купить небольшую ферму в Пенсильвании. Пункт третий: подготовить необходимые распоряжения об устройстве судьбы Гарри после того, как ее не станет, и поручить его заботам единственной оставшейся подруги Джоан, подрабатывавшей агентом по недвижимости и очень любившей собак. Пункт четвертый: когда настанет ее час, мирно уйти из жизни. Это должно произойти в их новом доме, и Гарри будет сидеть у изголовья ее кровати. С учетом ее сбережений, пенсии и других пособий План выглядел вполне реальным. Впрочем, по ее подсчетам ей оставалось прожить год или два, не больше. Часть оставшихся денег она собиралась отписать на пожизненную пенсию для Гарри.

Квартира Донны — в одном из этих неописуемых кирпичных комплексов с псевдоаристократическими названиями — была ухоженной и комфортабельной, но очень скромной. Стены украшали постеры с изображениями собак и птиц, однако меблировка была довольно скудной, диваны и кресла — функциональными и недорогими.

На кофейном столике лежал бинокль и увесистый справочник по птицам северо-восточных штатов, покрытый тонким слоем пыли.

Деревянные скворечники за окном спальни пустовали, зерна в кормушках не было. Все, чем она когда-то интересовалась, теперь было предано забвению, ее жизнь продолжалась в урезанном варианте.

По утрам они с Гарри выходили на прогулку в парк Брукдейл или в лес, подступавший к жилому комплексу с тыла. Затем она отправлялась на работу, — если сносно себя чувствовала. Вернувшись домой, готовила легкий ужин — немного салата, суп и сандвич для себя, банку «Педигри» для Гарри. Сама Донна обходилась без десерта, — у нее не было аппетита, — но всегда держала дома лакомства для собаки, например галеты из печени. Они стоили недешево — по 4,99 доллара за банку — поэтому за вечер, в промежутке между ужином и отходом ко сну, он получал всего две-три штуки.

После ужина Гарри полагалась прогулка — последняя перед сном. Остаток вечера Донна проводила у телевизора, одновременно развлекая Гарри игрой. Время от времени она бросала ему тяжелый резиновый мяч, и он с рычанием гонял его по всей квартире, до полного изнеможения бегая из комнаты в комнату. В девять Донна принимала положенный набор лекарств и ложилась спать. У Гарри имелась собственная постель, но он предпочитал спать вместе с Донной, свернувшись возле ее подушки.

К дому примыкал огороженный внутренний дворик, где Донна с Гарри любили погреться на солнышке. Теоретически туда не разрешалось приводить собак, но домовладелец смотрел на нарушения сквозь пальцы и, если животные вели себя тихо и не кусались, а хозяева убирали за ними, никто их не прогонял. В сумке Донны, так же, как у большинства сознательных собаководов, постоянно лежал запас пакетиков для собачьих неожиданностей, — ей не хотелось давать повода к гонениям на собак.

Порой, когда у нее случалось подавленное, «слезливое» настроение, Гарри достаточно было залаять или повилять хвостом, и при одном взгляде на его забавную физиономию с огромными ушами Донна не могла удержаться от улыбки, а иногда и от смеха.

Очевидно, он не выносил приступов тоски и задумчивости и при первых же признаках окружал хозяйку своим вниманием, вынуждая ее двигаться и даже петь. Порой ему было достаточно просто прижаться к ней покрепче.

Несмотря на обилие книг и научных трудов, посвященных чувствам собаки, мы все еще слабо разбираемся в этом вопросе. Мы высказываем гипотезы, но, к сожалению, собаки не имеют возможности поправить нас в случае ошибки. В наших силах только наблюдать и делать предположения о том, каковы истоки глубоких многогранных связей между собакой и человеком. Каждая из созданных человеком теорий — а их великое множество — на первый взгляд ничем не уступает остальным. Эмоциональные связи между людьми и их собаками остаются тайной, но очень мощной силой, которая не отступает перед противоречиями и реальностью, свободно развивается и почти недоступна пониманию стороннего наблюдателя.

Отношения Донны с ее любящим, внимательным компаньоном не были выдумкой, — она смотрела на вещи вполне реально. Казалось, Гарри понимал, что на него возложена серьезная задача, и ответственно относился к ее выполнению, — стоило Донне протянуть руку, и голова Гарри неизменно оказывалась под ее ладонью. Когда она читала, он дремал рядом. Если ей случалось застонать от боли, он немедленно бежал к ней со всех ног.

Гарри сопровождал ее во время бесконечных визитов к врачам и нетерпеливо поджидал в машине, не сводя глаз с двери, за которой она исчезла, а, дождавшись, встречал радостным повизгиванием, — даже когда она не обращала на него внимания, измученная изнурительными процедурами, растущей стопкой рецептов и страховых бланков и неутешительными известиями.

Она практически лишилась волос, набрала, потом снова потеряла вес и вела непрерывную борьбу со слабостью. Гарри — ее главное лекарство — всегда был рядом.

Джоан, ближайшая подруга Донны, регулярно навещала ее и изо всех сил старалась подружиться с Гарри. Она приносила ему лакомства и игрушки и всячески проявляла свое внимание. Он относился к ней с явной симпатией — впрочем, как почти ко всем, кого знал, — но его сердце безраздельно принадлежало Донне. Понимал ли пес, что с ней что-то не так? Этого мы никогда не узнаем. В любом случае, он не мог бы сделать для нее больше.

— В нем вся моя жизнь, — однажды, когда мы гуляли в парке, сказала Донна. — Даже самые близкие друзья не решаются говорить со мной о болезни, а муж — так просто не выдержал. У меня нет никого, кроме Гарри, — это он заставляет меня улыбаться, не чувствовать себя брошенной, только благодаря ему я еще двигаюсь. Благодаря ему я живу.

Сколько раз мне приходилось слышать от людей, что собака стала для них смыслом жизни. В определенных ситуациях собаки способны слышать потайные, глубоко спрятанные струны нашей души. Вероятно, так случилось и у Донны с Гарри.

Донна обладала сильной, открытой натурой и неиссякаемым запасом оптимизма. Она никогда не жаловалась на болезнь, не осуждала неверных друзей, поспешивших исчезнуть, когда с ней случилось несчастье. Собака стала для нее единственным утешением и спасением от одиночества.

Как отнестись к такой ситуации? Выслушивая подобные истории о собаках, невольно проникаешься ощущением чуда. Но в этот раз мне было нелегко избавиться от сожалений о том, что кроме преданного корги, Донне не на кого положиться, — только с Гарри она могла поговорить о своей болезни и приближающейся смерти так, как если бы рядом с ней были близкие люди.

Живи мы в другом обществе или в другое время — скажем, лет пятьдесят лет назад — за Донной ухаживали бы многочисленные родственники, прихожане местной церкви, друзья, соседи и, может быть, даже вернувшийся муж.

Но, зная о человеческой разобщенности, я старался не задумываться о том, что стало бы с ней без ее лопоухого приятеля. Он выполнял чертовски важную работу.

— В наших отношениях нет ничего сложного, — как-то объяснила она, — он дает мне возможность чувствовать себя любимой и находить в себе силы для ответной любви. Мне это необходимо. Не думаю, что собака всегда может заменить общение с людьми. Но ведь иногда это случается?

Донна медленно угасала, она реже выходила в парк, все чаще выезжала на машине. Она быстро уставала и мерзла от малейшего ветерка, в котором уже ощущалось близость зимы. Впрочем, несмотря ни на что, она по-прежнему присылала на мой электронный адрес жизнерадостные послания, новые песни для Гарри, рассказы об их странствиях по городу, захватывающие повести о совместных приключениях и даже рецепты собачьих лакомств.

— Я несколько раз готовила для Гарри шарики из рожкового дерева[2] по рецепту из «Собачьей поваренной книги», — сообщила она однажды. — Он пробовал три разновидности.

Шарики из рожкового дерева готовились из снятого молока, меда, ванили, отрубей и растертых семян рожкового дерева. Но бесспорным кулинарным фаворитом оставалось печенье, рецепт которого они привезли из Лагеря Тэффи (летнего лагеря для хозяев с собаками, — Донна и Гарри отдыхали там несколько лет назад).

Когда Джоан была свободна, она, Донна и Гарри частенько отправлялись в дальние походы. Однажды ветреным субботним утром они съездили на побережье в Джерси, чтобы прогуляться по пляжу и отведать суп из моллюсков. В окрестностях Уотер Гап они любовались осенней листвой. Кроме того, Донна готовила для Гарри сюрприз.

Она решила сделать из него настоящую пастушью собаку.

Тщательно обдумав свой замысел, Донна вступила в переписку с овцеводами, советовалась с владельцами пастушьих собак. Она понимала, что силы будут постепенно оставлять ее и напоследок хотела сделать Гарри незабываемый подарок.

— Ведь он — корги. Разве можно допустить, чтобы он ни разу не увидел овец?

На севере штата Нью-Йорк они с Джоан нашли овечью ферму и в погожий осенний денек отправились на свидание с овцами, захватив с собой Гарри.

Донна держалась бодро, хотя была бледна, сильно исхудала и время от времени теряла ориентацию. Теперь ее постоянно знобило, поэтому, несмотря на теплую солнечную погоду, она надела множество шарфов и кофт, а также дополнительную пару носков. Приступы, сопровождавшиеся тошнотой и диареей, тоже участились, что дополнительно осложняло поездку. Но Донна светилась энтузиазмом.

Я ехал следом за «субару» Джоан в компании двух своих бордер-колли, — оба моих пса уже имели некоторый опыт в пастушьем деле. Донна, пекущаяся о моих собаках не меньше, чем о Гарри, настояла на том, чтобы я взял их с собой.

— Мы устроим настоящий праздник, — предвкушала Донна. Она взяла с собой три пластиковых канистры с водой, пастуший посох, широкополую шляпу от солнца, массу лакомств для собак — в том числе собственноручно изготовленное печенье — и новую пастушью песенку на мотив известной песни Биттлз «Hey Jude»:

Инструктор, Джоан, а вместе с ними и я немного нервничали по поводу нашей авантюры. Работа пастуха требует больших затрат энергии, она необычайно изнурительна физически и морально, поскольку и собака и овцы непрерывно перебегают с места на место.

В отличие от сотрудников канала «Дискавери» настоящим пастухам приходится много двигаться — и нередко в очень быстром темпе. Собаки могут повести себя непредсказуемо по отношению к овцам, да и овцы нередко платят им той же монетой. До сих пор единственными сельскохозяйственными животными, которых Гарри довелось увидеть, были лошади. Он видел их во время экскурсии на ферме в графстве Бакс, где побывал вместе с хозяйкой, и с удовольствием облаял.

Донна отмахнулась от наших предостережений. Она безоговорочно верила в свою собаку.

— Это у Гарри в крови, — повторяла она. — Только представьте, какое его ждет удовольствие.

Через три часа мы прибыли на ферму «Колумбия» — среди ее зеленых лугов виднелись красный амбар и белый фермерский домик, построенный еще до Гражданской войны. Сара Хардинг, хозяйка фермы, заранее предупрежденная Донной о нашем приезде, уже вынесла на лужайку кресло, поставив его возле небольшого загона. По секрету Сара шепнула нам с Джоан, что отобрала самых спокойных овец. Как выяснилось, она имела в виду старых, медлительных животных, абсолютно равнодушных к собакам. Эти овцы заранее знали, куда их погонят, и без всякого принуждения сами поворачивались в нужном направлении. Даже новичку вроде Гарри было под силу с ними справиться.

Сара призналась, что беспокоится за Гарри. Овцы весят около 140 кг каждая, запаниковав, могут бежать очень быстро и сбить с ног собаку или человека. Маленькая собака, не имеющая опыта в общении с овцами, рискует получить серьезные травмы.

Овцы подчеркнуто невозмутимо смотрели по сторонам. Они едва взглянули на Гарри и вновь опустили морды в траву. Донна, уставшая от долгой поездки, неторопливо шагала к загону, загораживаясь ладонью от солнца. Ее снова знобило, бросало то в жар, то в холод. Несмотря на показную браваду, чувствовалось, что ей не по себе. Тем не менее, она по-прежнему была полна решимости и, натянув шапку и шарф, приготовила крошечную 35-миллиметровую камеру.

— Я готова, — объявила она, усаживаясь в кресло и наводя объектив.

Гарри заметно встревожился: взволнованно поглядывая на хозяйку, он подошел и сел у ее ног. По-видимому, овцы его не интересовали.

Сара объяснила Донне и Джоан — и Гарри, разумеется, тоже, хотя он не особенно прислушивался к ее словам, — основные правила работы пастуха. Пес успокоился, наслаждаясь обществом и лакомствами, хотя еще не понимал, какое отношение имеют к нам пасущиеся овцы.

— Вы готовы? — спросила Сара.

Донна кивнула. Сара взяла Гарри на поводок — он заметно растерялся, — подвела к изгороди, отперла ворота и впустила его внутрь. Овцы, сообразившие, что за этим последует, отошли в дальний угол.

Потрясенный Гарри оглянулся на Донну, перевел взгляд на Сару, а затем на овец. Его огромные глаза округлились, а развесистые уши легли на затылок.

— Давай, Гарри, покажи им! — крикнула Донна со своей импровизированной трибуны. — Пусть они узнают, какой ты пастух!

Сара отстегнула поводок. Ее собственный бордер-колли Блейз лежал, свернувшись, возле входа в загон, готовый в любую минуту придти на выручку. Овцы зашевелились, Гарри прижал уши и, торопливо подбежав к выходу, ткнулся носом в ворота, прося, чтобы его выпустили. Сара вывела его наружу, он со всех ног бросился к Донне и нырнул под ее кресло, косясь оттуда на овец.

— Все в порядке, малыш, не бойся, — ласково повторяла Донна, подсовывая ему кусочки котлеты. Он поднял на нее глаза и снова обернулся на овец. Было заметно, что Донна расстроена его провалом.

И тут Сару осенило:

— Донна, вас не затруднит зайти в изгородь и постоять у ворот? Я впущу туда Блейза и встану с другой стороны. Может быть, тогда Гарри почувствует себя увереннее. — Донна с сомнением оглянулась на Джоан и, неуверенно ступая, вошла внутрь загона, позвав за собой Гарри. Сара и Блейз заняли позицию метрах в двух от Донны. Та сунула Гарри очередной кусочек котлеты и ободряюще шепнула:

— Не бойся, Гарри. Вперед.

Дважды Гарри собирался с духом, пытаясь заставить себя приблизиться к этим огромным существам, заросшим густой шерстью, и дважды отступал, прячась за Донну; в конце концов, он взял себя в руки и решился. Овцы подняли головы и, бесстрастно смерив его взглядом, снова захрумкали травой. Тут вмешался Блейз: не двинувшись с места, он нетерпеливо и властно гавкнул. Овцы попятились и неохотно отошли на несколько шагов. Гарри, ободренный поддержкой, шагнул вперед и тоже залаял. Овцы отступили еще немного, — вероятно, в основном из вежливости. Публика разразилась аплодисментами.

— Получилось! Получилось! — Джоан и Донна восторженно рукоплескали. Гарри приосанился и горделиво, с достоинством двинулся на выход. Сара отодвинула щеколду, и они с Донной с победоносным видом вышли наружу, — это был настоящий триумф пастуха и его собаки. Ликующая Донна, взвизгнув от восторга и возбуждения, выдала Гарри двойную порцию лакомств. Овцы с недоумением переглянулись и, облегченно вздохнув, снова занялись травой.

— Какой же ты храбрый! — восхищалась Донна.

— У него все получилось, — поддержала ее Сара. — Гарри — настоящий пастух, рабочая собака.

Они еще немного поболтали, и Донна, ухитрившаяся за эти несколько минут отщелкать почти целую кассету — вскоре снимки украсили стены ее квартиры, — распрощалась и медленно, с трудом направилась к машине. Джоан села за руль, Гарри вскочил на заднее сиденье и, высунув голову в окно, на прощание окинул овец торжествующим взглядом. Перекусив в ближайшем кафе, они двинулись в обратный путь — домой, в Нью-Джерси.

— А вы не верили! — восклицала Донна. — Я же говорила вам — у него гены!

Прошло около двух месяцев. Как-то Донна позвонила мне по телефону и сказала, что хотела бы встретиться. С квартирой и ее хозяйкой за это время произошли разительные перемены: Донна стала еще бледнее, а ее комната превратилась в настоящую больничную палату — с переносной капельницей, инвалидным креслом, кислородной маской и целой батареей флаконов с таблетками. Дважды в день приходящие помощники мыли посуду, меняли простыни, измеряли давление и выполняли предписания врача — их перечень, так же, как и список лекарств, стал заметно длиннее.

Впервые по ее лицу можно было понять, что она испытывает физические страдания. Если в начале нашего знакомства ей можно было дать лет шестьдесят, то теперь она выглядела значительно старше. Донна призналась, что переживает период упадка, хотя подъемы все еще случаются и длятся, бывает, довольно продолжительное время.

Она больше не заговаривала о доме своей мечты, в который собиралась переселиться вместе с Гарри.

— Наверное, время, которое было мне отпущено, подходит к концу, — философски заметила Донна. Она наняла человека, чтобы выгуливать Гарри в течение дня, а по вечерам ее навещала Джоан, если была свободна. Иногда Донна просто выпускала Гарри на улицу. Он знал, что от него требуется, быстро делал все, что нужно, и возвращался.

Пес стал как будто серьезнее, выглядел несколько подавленным и встревоженным, но работал все так же усердно.

— Он такой молодец! — воскликнула Донна. — Я не устаю благодарить Бога за то, что у меня есть Гарри. — Она сказала, что теперь не всегда успевает добежать до ванной во время приступов тошноты, а лекарства надолго погружают ее в похожее на сон оцепенение. Но Гарри по-прежнему постоянно рядом с ней — несмотря ни на что.

Вернее — почти постоянно. По просьбе Донны, один-два раза в неделю Джоан забирала Гарри к себе. Однако всем своим поведением он опровергал теории, утверждающие, что собака не в состоянии понять сложных человеческих ситуаций.

У Джоан — хотя она и не говорила об этом Донне — Гарри беспокоился и ничего не ел. Ходил из угла в угол, скулил, бросался на дверь, а потом неподвижно замирал возле нее. Когда Джоан, наконец, сдавалась, он опрометью бежал к ее машине и приникал к окну, нетерпеливо ожидая возвращения домой, к Донне.

— Не сомневаюсь, когда все закончится, мы с ним прекрасно поладим. Но этот пес сознает свою миссию, — с грустью заметила Джоан, — и исполнит ее до конца.

Вероятно, она была права. Куда бы ни пошла Донна, голова Гарри, словно прикрепленная невидимыми нитями, неизменно поворачивалась за ней. Он ходил следом за хозяйкой из комнаты в комнату, вскакивал на постель, когда она засыпала, сопровождал ее в ванную во время приступов рвоты. Такие сцены нелегко вынести — и человеку, и собаке — но Гарри явно не желал быть в это время в другом месте. Пусть он и не чувствовал себя пастухом, — его призванием была Донна.

Даже во сне она порой протягивала к нему руку, — пес неизменно был рядом. Он никогда не попадался ей под ноги, не налетал на трубки и провода, опутавшие квартиру.

Во время этой нашей встречи она спела свою последнюю песню, написанную на мотив «Джингл Белл Рок»:

— Наверное, получилось так себе, — хриплым шепотом выговорила она. Гарри так не думал. Как всегда, когда она пела, он подпевал, помахивая обрубком хвоста, и осыпая поцелуями ее лицо.