"Любовь Чернина. Интерес к иудаизму и еврейской учености в ранней схоластике " - читать интересную книгу автора

право, а с другой - к благу общему, на что было направлено позитивное право,
принципы которого были разработаны в античной философии. Проблема же того,
как возможно достигнуть блага: собственным ли усилием или по предначертанию
закона, заставила обратиться к ветхозаветной иудейской религии"46.
Следует, однако, обратить внимание на тот образ Иудея, который рисует
нам Абеляр, поскольку он, при всех допущениях, связанных с условностью
персонажей диалога, в существенной степени отражает ту картину, которая была
сконструирована в умах ранних схоластов на основе их, пока слабых, контактов
с непосредственными носителями иудейской учености, а также того круга
латинских сочинений, где содержалась определенная информация об иудаизме,
его идеях, современном состоянии и его адептах.
Во-первых, следует отметить, что диалог Абеляра принципиально
неполемичен: он не кончается победой ни одного из участников. Фабула его
следующая: повествователь видит во сне трех мудрецов, спорящих о вере; они
пришли к нему, чтобы он их рассудил. Три мудреца отражают концепцию
тройственности знания: языческое, иудейское и христианское, которую мы
видели у Петра Альфонси. Повествователь напоминает им, что не уверен в
справедливости своего суда, поскольку сам исповедует одну из борющихся
религий, и слышит в ответ похвалы своей учености и компетентности во всех
трех законах. Инициатором спора является Философ, исповедующий естественный
закон (lex naturalis), неписаный, но беспрекословно соблюдаемый всеми, в
т.ч. иудеями и христианами. Именно это обстоятельство привело Философа к
выводу, что иудеи глупы, а христиане безрассудны47, поскольку исповедуют
веру и закон, не подкрепленные разумными доводами (rationes).
Главная отличительная черта Иудея, как его рисует Абеляр, - это
приверженность иррациональной, ничем не подкрепленной вере:
"Если, как мы верим, тот закон, которому мы следуем, был дан нам Богом,
то мы не смеем спорить с ним, но напротив, должны хранить ему послушание, а
пренебрегающие им сильно грешат... 48
Вспомним, что этот же признак отличал и иудеев в изображении Петра
Альфонси, и прежде всего, самого Моисея. Позиция абелярова Иудея в том и
заключается, что он выдвигает аргументы в защиту не своей веры как таковой,
а в защиту своего права именно на такую веру. Причем выдвигаемые им
аргументы принципиально далеки от какой бы то ни было философии или
теологии, они порождены практическим разумом, рядовым жизненным опытом.
Иудей Абеляра убежден в истинности своей веры, поскольку так его воспитали с
детства, а твердость в вере - несомненная добродетель, поскольку закон его -
самый древний из существующих, и иудеи, более, чем кто-либо другой,
пострадали за свою веру. Кроме того, он апеллирует к сознанию и вере
Христианина, говоря, что трудно оспорить утверждение о богоданности
иудейского Закона, и, в лучших традициях схоластики, приводит пример раба,
которому другие рабы сообщили о некоем приказе господина. Хороший раб,
говорит Иудей, не станет проверять, не обманули ли его товарищи и
действительно ли такой приказ был отдан, а тут же примется исполнять его.
С точки зрения язычника Философа, оба его противника, и Иудей, и
Христианин, исповедуют веру и закон без разумных доводов, однако и у иудеев
есть свое учение, doctrina, которое может стать источником мудрости. Недаром
мудрейшим из смертных считается Соломон как символ иудейской учености:
"Ведь и Мудрейший в самом начале своих Притч, готовя себе внимательного
читателя, сказал... ".49