"М.Черненок. Ястреб ломает крылья" - читать интересную книгу автора

родительского дома, наяривал на двухрядке мелодию некогда популярной
"Жалейки" и юношеским баском напевал совсем другие слова:

Ноет сердечко у меня,
Часто давленье скачет.
Знаю, что водку мне нельзя,
Но не могу иначе...

Окружавшие гармониста школьные подружки-хохотушки после каждого куплета
закатывались звонким смехом.
На другой стороне улицы на завалинке ветхой избенки с покосившимся
навесом над крыльцом задумчиво сидел небритый тракторист Кеша Упадышев -
лысоватый пухлый мужичок, лет сорока в вылинявшем солдатском обмундировании
и в тапочках на босу ногу. Неожиданно он уставился на гармониста и строго
крикнул:
- Шустряк! Ты на кого намекаешь?!
- Ни на кого! - хитро прищурив озорные глаза, ответил Ромка. - Для души
играю!
- Как это "для души"?
- Просто так, чтобы всем весело было.
- Гляди у меня! Доиграешься...
Упадышев погрозил Ромке желтым от самосада пальцем и стал смотреть в
сторону шашлычной. Оттуда только что вышел долговязый комбайнер Замотаев,
одетый, как и Кеша, в старую солдатскую форму с тем лишь отличием, что
вместо тапочек на его ногах были растоптанные кирзовые сапоги, а на кудлатой
голове - камуфляжный картуз. Он прямиком устремился к Упадышеву. Присев
рядом с Кешей на завалинку, поздоровался.
- Здорово, Гриня, - ответил Упадышев. - Чо, причастился в шашлычной?
Замотаев с тяжелым вздохом потер ладонями морщинистое лицо. Заговорил с
сожалением:
- Хотел по случаю Победы стакашек портвейна чекалдыкнуть, да
промахнулся. Лизка Удалая сегодня не в духе. Наотрез отказалась отоварить
под запись.
- Зато братец Лизкин в веселом настроении. Ишь, как гармонь терзает.
- У братца наших забот нету. Ты давеча хвастал, будто трехлитровая
банка первача у тебя в баньке заначена.
- Была банка, но сплыла, - хмуро буркнул Упадышев.
- Выпил, что ли?! Или украли?
- Если б... Людка, зараза, об угол бани мою заначку вдребезги
расхлестала.
Замотаев словно опешил:
- Не врешь?
- Чего врать... Не видишь, праздничный день, а я сижу трезвый, как
дурак.
- Ну, тигра! - заволновался Гриня. - С чего она так люто озверела?
Наверно, Колька малой своим ревом довел бабу до белой горячки?
- Колька подрос. Теперь, даже когда Людка его нещадно лупит, молчит,
как партизан. Терпеливый будет мужик.
- Ну, форменная тигра! И собственного дитя не жалеет. За что лупит-то?
- За недостойное поведение. Навернет карапуз чашку овсяной каши