"Владимир Черкасов. Наезд на актеров" - читать интересную книгу автора

наверное, знаешь, хотя пока и не сидел. Уточняю на всякий случай: статья
222, часть первая Уголовного кодекса, срок до трех лет... Положено мне
выслушать твою байку, как ты пистолет только что нашел и собирался сдать в
милицию, но наше внезапное задержание выполнить этот гражданский долг тебе
помешало. Так что давай, я запишу.
Камбуз растерянно поглядел на опера.
- Да так и было... В пивной на Банковском в оставленной под столом
сумке нашел...
- Ну-ну, - кивал Кострецов, водя ручкой по бумаге.
- Хотел эту пушку сдать. На кой мне оружие?!
Капитан отбросил ручку и внимательно поглядел на него.
- Ты к своей первой ходке готов?
- Не понял, - уловив сочувствие в голосе опера, с неосознанной еще
надеждой произнес Камбуз.
- Я о романтике тюрьмы и зоны. Что тебе бывалые плели? Какой там
мужской клуб? Как в крутые будешь выходить? О чефире, картишках, хохмах
около параши...
Напоминание о тюремной параше Камбузу уже не понравилось. Он
попытался было представить ту героику, о какой говорил Кострецов, но
вспомнил лишь угреватую харю парня, солидно повествовавшего на блатхате о
своих ярких впечатлениях: "Интере-есно... Чефир на горящих полотенцах
варят... Интере-есно..." Чефира Камбуз не любил, водка и пиво с раками в
пивной, где половину можешь на свои немерянные бабки напоить, были ему
гораздо интереснее.
Опер небрежно продолжил:
- Смотри. Хочешь, давай в парашную академию, а хочешь - на воле гуляй.
- Не понял, - уже оживала в сердце Камбуза надежда мочиться в белый
унитаз, а не в вонючую парашу.
- Расклад такой, - дружелюбно заговорил опер. - Взяли тебя с пушкой,
срок обеспечен. Но могу на пистолет закрыть глаза и отпустить тебя без
последствий, если подтвердишь показания твоего друга.
- Веревки?! - с удивлением спросил Камбуз.
- Веревки, в миру Пахомова Никиты, дважды осужденного за хищения. Он
нам уже все выложил, - уверенно брал на понт Кость. - Вы из команды Грини
Духа. "Плимут" угнан от театра Табакова. Сегодня пришел покупатель на него
посмотреть.
У Камбуза все перемешалось в голове, распухшей от "ерша" и последних
приключений. Он и вообразить не мог, чтобы истинно духовой Веревка
раскололся до самых яиц. С какой стати?! Тот-то совершенно ничем не
замазан.
Сполохи бурных размышлений плясали на простодушном лице Камбуза. Но
вспомнил он разговоры Веревки о его ходках, отважном поведении корифана на
допросах, где бьют и бьют, а ты сплевываешь кровь и с усмешкой молчишь,
поэтому усмехнулся и тягуче сказал:
- Горбатого лепишь?! На фу-фу берешь?!
Лицо Кострецова снова стало сонным.
- А зачем мне это надо, если у Веревки другого выхода не было?..
Ладно, собрался на нарах повонять, скатертью дорожка.
Он опять начал писать.
У Камбуза душа снова кинулась в пятки: из тумана в башке снова