"Дмитрий Черкасов. Крестом и булатом: Вторжение (цикл "Влад Рокотов")" - читать интересную книгу автора

и проблемы со слухом.
Но старается.
Готов с утра до вечера жечь патроны на стрельбище, копать траншеи и
слушать рассказы прошедших две войны бойцов. Русаков воспринимает как
бессловесную скотину. Привык дома к русским рабам, сам, говорят, двоих до
смерти забил. Для горного села - обычное дело. Там даже подросток имеет
право глотку рабу перерезать, если захочет.
Ахмед выбрал две пятидесятиграммовые шашки, соединил их изолентой,
вставил детонатор и на глазок отхватил от бикфордова шнура кусок длиною в
метр. Небрежно примотал взрывчатку к стволу акации, прикурил, от сигареты
поджег шнур и не спеша, вразвалочку отошел в укрытие, где уже столпились
все курсанты во главе с инструктором. На лицах молодых бойцов читалось
уважение к показушным действиям Бицоева. Один лишь американец смотрел на
чеченца с нескрываемым презрением.
Через пятьдесят секунд рвануло.
Во все стороны полетели щепки, ударная волна подняла клубы пыли, по
кирпичам забарабанили мелкие камешки. Дерево хрустнуло и обрушилось
вправо, зацепившись кроной за забор тренировочной площадки.
Инглунд скептически взглянул на результаты труда Бицоева.
- Не правильно.
Ахмед зло сплюнул.
Американец вышел на середину площадки, засыпанной разлетевшимися со
стола пиротехническими принадлежностями, и засунул руки в карманы.
- Сделать порядок. Потом будем учиться и повторять...
Курсанты нехотя начали подбирать шашки, детонаторы и шнуры и снова
раскладывать их на столе. Восхищение Бицоевым куда-то пропало. Даже Абдула
ругнулся сквозь зубы, ползая по земле и глотая зависшую в неподвижном
воздухе пыль.


Глава 1

ВОТ КТО-ТО С ГОРОЧКИ СПУСТИЛСЯ...

Владислав медленно прополз между двумя островками выгоревшей ломкой
травы, миновал грядку с огромными, склонившими свои тяжелые головы
подсолнухами, скользнул вдоль вросшего в землю нагретого валуна и
остановился перед стеной бурьяна.
Минут пять он лежал не шевелясь, вбирая в себя окружающие звуки и
запахи.
Противник себя не обнаруживал.
Стрекотали кузнечики, по краю поля деловито расхаживала ворона, время
от времени склевывавшая понравившихся ей гусениц, над кустом дикой розы
порхали бело-желтые бабочки.
Тишь да благодать. Классический пасторальный пейзаж, в который
органично вписались бы молодой пастушок со свирелью и его румяная
возлюбленная из соседнего села в расшитом воскресном сарафане.
Одетый в камуфляж и перемазанный защитной краской Рокотов, с
автоматом, лежащим на сгибе правой руки, и с подсумком на поясе, был явно
чужеродным телом, выбивающимся из идиллической картины. Его место, скорее,