"Анджей Чеховский. Я был мундиром господина полковника" - читать интересную книгу автора

Называя меня Уном (от слова "униформа"), полковник частенько говаривал: "Ун,
ты идеальный друг солдата". Я не мог и мечтать о большей похвале!
Мы вместе брали Ниварру и Форт Кахин, были в первых рядах в битве под
Ла Каэрта, форсировали ночью Рио Дранге, вместе с танковой бригадой генерала
Грасса спешили на выручку Двенадцатой парашютной бригаде, а когда фронт
установился вдоль реки Разонны, вместе ждали в окопах приказа о наступлении.
Полковник Кетон несколько раз предлагал представить меня к награде, но я
отказывался, с избытком довольствуясь тем, что могу носить на своей груди
ордена моего хозяина.
Однажды полковник Кетон, чересчур много выпив, в разговоре с капитаном
Траббсом неосторожно упомянул о моем существовании. Капитан Траббс, о
котором я не могу сказать ничего хорошего, возжелал иметь меня, вероятно
рассчитывая, что сможет посылать меня в бой, укрывшись безопасно в тылу. И
вот ночью, когда полковник спал, Траббс прокрался в блиндаж и одел меня,
воспользовавшись тем, что я был выключен: полковник и мне давал отдых.
Однако Траббс не предполагал, что я окажусь верным своему хозяину. Как
только Траббс меня включил и я убедился, что нахожусь во власти узурпатора,
я полным ходом двинулся к своему хозяину. Траббс пытался силой
воспротивиться моему намерению, но его мускулы не шли ни в какое сравнение с
моими мощными двигателями. Он умолял меня, обещая миллионы киловатт-часов
электроэнергии, самые лучшие смазки и новые номера "Военного вестника", но,
глухой к его отчаянным мольбам, я доставил его пред светлые очи моего
полковника. Вначале Кетон хотел по моему совету бросить капитана в воду
Разонны, но уступил просьбам подлеца и послал его на разведку прибрежных
вражеских укреплений.
Однажды, когда наш полк пытался захватить позицию на противоположном
берегу реки, прямым попаданием повредило один из моих двигателей и моя
правая нога перестала действовать. Полковник с трудом вылез из меня и в
пересекающихся лучах прожекторов, обстреливаемый из автоматов и мортир,
тащил меня до тех пор, пока мы наконец не оказались в безопасном месте. Если
дружба познается в самых тяжелых условиях, на поле битвы, то мы с
полковником Кетоном были истинными друзьями.
Порой наши разговоры касались личных тем. Я узнал полковника Кетона,
вероятно, лучше, чем кто-либо другой. Я тоже рассказывал полковнику о моей
жизни с того момента, когда впервые был включен и почувствовал, как меня
заполняют волнующие токи, которые вскоре начали складываться в первые слова:
"диод, электрод, это электрод диода...".
Я рассказывал о Школе электронных мозгов, о моих первых друзьях:
мозжечке баллистической ракеты, микромозжечке, который должен был стать
лектором в Государственном училище дипломированных капралов, и изумительной
мозжичке - будущей секретарше Электрошефа Генерального штаба. Я вспоминал
сержанта Брика, который муштровал меня, не щадя выражений вроде "эй ты,
покореженный супергетеродин на выбракованных транзисторах", а также
преподавателя тактики, майора Баррановитца, чрезвычайно нервного человека:
когда мне случалось совершить ошибку, он тут же вскрывал мой череп и лез
внутрь с горячим паяльником, чего я страшно не любил.
Полковник давал мне книги, благодаря чему я пополнял свои знания в
области художественной литературы, хотя, признаюсь, беллетристике я
предпочитал книги по электронике. Мы частенько беседовали о литературе. Оба
мы ненавидели отвратительные "Похождения бравого солдата Швейка".