"Тайна" - читать интересную книгу автора (Адлер Элизабет)

Глава 24

Джули плюхнулась в бассейн вслед за Скоттом, послав фонтан брызг на Пуша, который метался по бортику, предостерегающе лая на них.

— Глупый пес, — воскликнула она, брызгая на него водой и смеясь от удовольствия, когда он стряхнулся, разбрызгивая воду. Она вновь завизжала, когда Скотти, выбравшись из бассейна, бросился в воду, чуть не задев Джули.

Она выплыла, смеясь и отплевываясь, и стала искать Скотти, чтобы отомстить ему. Она яростно замахала Би, которая сидела рядом с бассейном и смотрела на детей. Джули подумала, что Би — самая красивая женщина, и она хочет быть похожей на нее, когда вырастет.

Би засмеялась, когда Джули сказала ей об этом.

— Думаю, что это невозможно, моя милая, — произнесла она. Би всегда называет ее «моя милая», и Джули это нравится. Ник называет ее Жюли, и так ей тоже нравится.

— Мне кажется, по фотографиям я могу сказать, что ты будешь совсем как твоя мама. И это комплимент, мисс Джули, потому что твоя мама была очень красивой леди.

«Да, была, — подумала Джули тоскливо, положив подбородок на бортик бассейна и болтая в воде ногами. — Мама была красивее всех». Она вспомнила, как мама любила кататься на водных лыжах под ярким солнцем. Мама ненавидела эти холодные серые зимы в Огайо. Джули нравилось здесь, и она знала, что Скотти тоже нравится. Единственной вещью, которая все портила, было то, что он постоянно напоминал ей, что это временно. «Как каникулы, — говорил он. — Однажды они отправят нас обратно в Огайо, и мы останемся в каком-нибудь приюте». — «Нет, они не могут», — упрямо повторяла Джули, но ей все равно было больно. — А Скотти говорил: «Конечно, могут. Они ведь нам не родственники. Мы для них никто, Джули. Просто двое детишек, за которыми они пока присматривают. Они нам как временные няньки, вот и все».

Но она все-таки отказывалась верить. И ей вовсе не хотелось возвращаться домой, потому что дома как такового не было. Кроме того, ей не хотелось расставаться с Би.

Что-то ей подсказывало, что Би — не такая. Она тоже страдала — Джули чувствовала это. И еще ей нравилось то потихоньку возвращающееся к ней тепло, которое она вновь чувствовала в своем сердце. Иногда подолгу она не вспоминала о том, что случилось.

Джули пристально смотрела на Би. Она больше не хочет расставаться с ней.

А Би в это время думала о том, что Милли, наверное, поняла ее даже лучше, чем она сама себя понимала, ведь ей так легко удавалось ее новая роль. Она наблюдала за детьми, которые без устали гонялись друг за другом в воде. Они готовы резвиться часами. То тут, то там они окатывали водой Пуша, заставляя его лаять и танцевать на задних лапах в приливе восторга.

Откуда-то со стороны виллы послышались завывания газонокосилки и громкое ворчание новой экономки-португалки, которая переругивалась с зеленым африканским попугаем, Скотти упросил Ника купить его на прошлой неделе, когда они специально заезжали в магазин. Продавец сказал, что он говорящий и знает полдюжину разных песен. Но попугай тупо молчал все первые пять дней, пока пес не рявкнул на него, тогда он залопотал вдруг на чистом французском.

Вилла «Мимоза» возвращалась к жизни, и Би иногда так хотелось, чтобы Милли могла быть здесь и видеть это. Старое чувство тяжести исчезло, вместо этого появился свет и детские крики, музыка, лопочущий попугай и лающая собака. На террасе стояли ролики, в холле — велосипеды, повсюду валялись игрушки, футболки и пляжные полотенца, а из кухни доносился приятный запах чего-то вкусного.

Скотти и Джули Ренвик вновь были нормальными детьми, хотя были ночи, когда Би заходила проведать их и находила спящими вместе в кроватке Скотта со следами слез на щеках. Она относила Джули в ее кровать, и сонный ребенок поднимал ресницы и тяжелым, дремотным взглядом смотрел на нее, словно в самую душу. Она знала: Джули надеется увидеть свою маму, целующую ее на ночь.

— Это только я, — шептала Би, и девочка тяжело вздыхала, почти всхлипывала. Она крепко сжимала руку Би, и та сидела у ее кроватки и отводила влажные пряди со лба, пока девочка наконец не засыпала.

Скотт никогда не плакал, но иногда Би наблюдала, как он исчезал за холмом и шел по направлению к гроту. Она видела его маленькую, сгорбленную фигурку на камнях у моря и понимала, что ему нужно в одиночестве справиться со своей болью.

Би и Ник делали все, чтобы жизнь детей стала нормальной. Они пригласили французского учителя. После его визитов все обычно направлялись в Канны, или Ниццу, или Антибы и иногда завтракали в одном из кофе. Позже, после отдыха, они шли на пляж, или купались в бассейне, или Ник катал их на маленькой лодке.

Когда они пойдут в школу, Би надеялась, что им удастся забыть прошлое и вновь стать нормальными детьми. Но пока они все еще были замкнутыми и с трудом привыкали к новой жизни.

Би чувствовала, что прошла целая вечность с того ужасного времени, когда она не узнавала никого. И каждый день она благодарила Милли за свою новую жизнь. Но страх того, что она не знала, кто она такая и почему кто-то хотел ее смерти, все еще преследовал ее. Она постепенно избавлялась от навязчивого кошмара, в котором она падала в бесконечный черный туннель и, казалось, почти готова была получить ответ на все вопросы. Но, просыпаясь, она чувствовала, что ответ опять исчезал.

Пущ подкрался к ней сзади, весело помахивая хвостом. Пуш был просто божьим даром. Дети обожали его. Собака посмотрела на нее, умные карие глаза светились радостью и удивлением, что ее все еще не прогоняют.

— Мы с тобой живучие, старина, — сказала она, глядя его волнистую шерсть.

Она вспомнила о Нике, который разыскивал секретный банковский вклад Нэнни Бил и все еще надеялся найти его. В этот чудесный день жизнь казалась действительно хорошей. У нее есть дом, дети. Ник. Но прошлое все еще пугало ее. Она не хотела знать о той молодой женщине, которой она была раньше. Ей гораздо больше нравилось быть Би Френч. Ее преследователь не сможет найти ее здесь и закончить свое черное дело. Но были еще те долгие, одинокие ночи без сна, когда она вновь боялась всего.

Дети позвали ее подойти к пруду, визжа от восторга, когда Пуш помчался за ней, кругами носясь рядом, с глупейшим счастливым выражением на морде. Они играли в пруду в волейбол, покатываясь со смеху, когда зазвонил телефон. Би взяла трубку.

— Ник? — сказала она, улыбаясь.

— Как ты узнала, что это я?

— Это проще простого. Никто сюда больше не звонит. По крайней мере, в это время. Ты приедешь на ужин?

— Я буду к семи. Мы можем поужинать вдвоем. Без детей, я имею ввиду. Я должен с тобой поговорить.

— Конечно. Они ужинают в шесть. Они всегда голодные к этому времени. Но о чем ты хотел поговорить?

— Я нашел его, Би. Этот секретный счет Нэнни Бил. Мы были правы. Есть еще кое-какие документы. Я привезу их с собой. Ты должна прочитать их.

Положив трубку, Би подумала, что он необычно спокойно говорил, нисколько не ликуя по поводу находки. Она с тревогой подумала, что могло случиться;.

Когда Ник вернулся, дети бросились к нему, умоляя поехать кататься на роликах по террасным склонам или пробежаться к морю.

— Ну пойдем на рыбалку! — розбужденио упрашивал Скотти.

— Нет, лучше заберемся с велосипедами на вершину холма и потом скатимся вниз, — перекрикивала его Джули.

— Не сегодня, дети. — Ник потрепал Скотти по волосам и крепко обнял Джули, а потом отправил их из комнаты.

— Я должен кое о чем поговорить с Би. Они бросились на кухню, чтобы поболтать с Джасинтой. Ник посмотрел на Би.

— Достать это было непросто, — сказал он, вытаскивая из сумки несколько конвертов. — Мне пришлось обзвонить пятьдесят банков, каждый раз прикидываясь, когда они, подозрительно выслушав меня, заявляли, что ключ им не принадлежит. Я так глуповато хихикал и говорил: «Ах, я, старый болван, вечно забываю, где мои вещи».

Би улыбнулась:

— Пока наконец…

— Пока наконец я не нашел то, что мы искали. — Он разложил перед ней бумаги. — Это письмо Марии-Антуанетты ее сыну Джони. Уверяю тебя, это нужно прочесть.

Би с сомнением посмотрели на него:

— Ты действительно считаешь, что мы можем это сделать?

Она чувствовала себя так, словно нарушает тайну частной жизни умершей женщины, пытается узнать секреты, которые, вероятно, никто не должен был знать.

— Конечно. Ради тебя и меня. Ты веришь в то, что есть какая-то связь с твоим прошлым. А я хочу разгадать эту тайну и сделать ее сюжетом моей книги. Это же было много лет назад Би. Мы никому не причиним вреда, если прочтем это.

— Думаю, ты прав, — согласилась она, но ей все равно было тяжело. — Но Ник, я правда больше не хочу ничего знать о своем прошлом. Давай забудем об этом. Просто оставим это. Я так счастлива сейчас.

Ник нежно взял ее за руку.

— У тебя должна быть где-то семья. Родственники, которые ищут тебя, думают о тебе. У тебя была в прошлом целая жизнь, и ты должна узнать, какой она была, даже если ты не захочешь возвращаться в нее. Ты ответственна перед своей семьей и собой за свою жизнь.

Би кивнула и с неохотой принялась читать письмо Марии-Антуанетты. В конце концов. Ник прав.

«Мой любимый сын Жан.

Моим желанием было никогда не давать тебе прочесть это письмо. Но так получилось, что я никогда не буду с тобой, не смогу прижать к груди своего ребенка, следить, как ты будешь расти, считать твои дни рождения и помогать тебе преодолевать жизненные трудности. И, если мне не суждено быть рядом, когда ты станешь взрослым, я хочу, чтобы ты знал правду обо мне и твоем отце, Арчере Кейне.

Сначала я хотела бы рассказать тебе о себе, чтобы ты узнал свою мать немного лучше. Сплетники рады будут сообщить тебе, что я была некрасивой, я знаю, как они зло шутили надо мной. И хотя я делала вид, что мне все равно, мне было больно. Я ужасно хотела быть очаровательной и великолепной, как эти стройные красавицы, которых я видела в казино, кафе и которые никогда не снисходили до разговора со мной. Для них я была просто некрасивой и очень богатой женщиной, которую никто не любил. Я была так одинока.

Арчер Кейн понял это. Он был красивым мужчиной, ярким, блестящим, в противоположность мне, невзрачной и убогой. Он был для меня чем-то вроде юного греческого бога.

Он чувствовал себя на своем месте в этой ленивой, праздной атмосфере Ривьеры. Ему шла эта праздность, нравилось обилие доступных женщин, вина, денег. Но даже я знала, что количество охотников за богатством примерно равно количеству женщин, ищущих любовника, и поймать в сети богатую и красивую женщину было непросто. Такие женщины были большей частью старше и лучше знали жизнь, поэтому быстро вычисляли охотников за приданым. Для них любовная связь означала легкое веселье, несколько подарков, страсть в ночи и быстрое расставание.

Конечно, я заметила его. Как я могла не заметить? Он был красивым молодым американцем, всегда в центре внимания толпы на террасе «Отель-де-Пари», или в кафе, или в казино. Я видела, как он смотрит на меня, ловила его взгляд то здесь, то там, и он всегда вежливо улыбался и наклонял голову, узнав меня.

Теперь я знаю, что он выслеживал меня. Я была жертвой, которую он уже наметил. Ему было двадцать семь лет, а мне — сорок один. Я боялась людей, была застенчивой и стыдилась себя. Он был красив и легок в обществе и говорил, что имеет богатое ранчо на Гавайях.

Я знала о нем, все, но никогда не встречала ни его, ни его знакомых до тех пор, пока он не заговорил со мной в тот день. Я сидела за столиком кафе в Каннах, как всегда, одна. Я была в шляпе с широкими полями, как бы для того чтобы спрятаться от солнца, но, скорее, для того чтобы спрятать свое некрасивое лицо. Как мне объяснить тебе, как я стеснялась своего уродства? Ривьера была полна красивыми людьми, такими юными, стройными, шикарными, в роскошных туалетах, которые на мне выглядели смешно.

Я не знаю, как Арчер узнал меня, я была почти полностью скрыта шляпой, но я была очень рада, что он узнал меня. Более того, я была в восторге, когда он представился и попросил разрешения сесть рядом. Мы пили лимонад, и он рассказывал мне о своем ранчо. Я заметила, что люди смотрят на нас, и вспыхнула от гордости, что он выбрал меня.

Я думаю, он сразу понял, чтo я буду принадлежать ему телом и душой, но он ухаживал за мной очень обстоятельно. Он приглашал меня на обеды в лучшие отели, устраивал ленч на пляже, приглашал на танцы в «Отель-де-Пари». Хотя у меня был серебряный «роллс-ройс», он уговорил меня купить автомобиль последней марки, алый «бугатти» с откидывающимся верхом и мягкой серой обивкой внутри. Все завидовали, когда я проезжала мимо.

Он сопровождал меня в модные магазины и салоны, в которые я всегда стеснялась заходить, боясь, что там посмеются над моей полной, бесформенной фигурой. Он уговорил меня уложить по-новому волосы, попробовать макияж, массажи, различные духи. Арчер Кейн заставил меня любоваться собой впервые в жизни. Он знал, как соблазнить женщину.

Он был очаровательным, общительным, красивым. Прекрасный спутник жизни. Мы поженились несколько недель спустя, и это был грандиозный скандал в обществе. Я знаю, что говорили сплетники: «Он просто охотник за приданым, поймавший свою удачу, но какой ценой! Товар-то лежалый», — но меня это мало волновало. Я влюбилась, я была уверена, что он тоже любит меня.

Я была готова разделить с ним счастье где угодно, даже на том примитивном острове, куда он отвез меня. И даже тогда, когда я увидела, что знаменитое ранчо — не более чем несколько акров невозделанной земли. Но это должно было стать моим домом, моей новой жизнью с любимым, обожаемым мужем, и я охотно давала ему денег, чтобы он мог купить еще земли и развить хозяйство на Колони. И еще — без моего ведома — содержать гарем в Гонолулу. Потому что, жестко сказал он мне, его жена уродлива, стара и нежеланна.

Голубые глаза, когда-то смотревшие на меня с таким обожанием, теперь с отвращением избегали меня, забота стала жестокими издевками, и я скоро поняла, что он мил со мной только тогда, когда хочет попросить еще денег. И тут я узнала, что беременна.

Для меня это было подобно чуду. Мне сорок один год, и ты был моим первым ребенком. Я впервые была действительно счастлива с тех пор, как приехала на Калани. Я ничего не сказала Арчеру. Я хотела узнать, что будет дальше.

Однажды он явился ко мне с юридическими документами и потребовал, чтобы я их подписала. Он сказал, что по ним я получаю право распоряжаться половиной его ранчо, но я поняла, что тогда он сможет контролировать все мое состояние. Я отказалась подписать и наконец вынуждена была посмотреть правде в глаза.

Больная, разочарованная, с ребенком в животе, я оставила его. Я вернулась сюда, в мой старый дом, на виллу «Мимоза», которую мой дорогой папа построил для меня, когда я была еще его маленькой крошкой-принцессой, когда я еще верила — потому что он так часто говорил мне, — что я очаровательная девочка, и мир принадлежит мне. Он построил серебряную голубятню, чтобы я могла слышать голоса своих любимых птиц, и грот на холме над водопадом, и фонтаны, чтобы я могла слышать журчание воды. И сады он засадил моими любимыми мимозами, чей запах наполнял радостью мой день рождения каждую весну. Это был мой дом, а теперь он стал моим убежищем. Я рожу здесь своего ребенка и выращу его в покое и безопасности. Я не хотела больше видеть Арчера Кейна.

И вдруг он приехал. Он сказал, что из-за меня влез в долги и был вынужден заложить земли. Ему предстояло потерять все — его хозяйство, ранчо, даже остров, — если я не дам ему денег. Он обещал уехать, поэтому я дала ему деньги, но теперь уже было видно, что я беременна. Он сказал, что решил все же остаться. Чтобы быть рядом со мной, помочь мне. В конце концов, это ведь и его ребенок.

Мне было стыдно признаться себе, что какая-то часть моего существа хочет этого. Но все же я не могла доверять ему. Я не хотела иметь с ним дела. Однако он был моим мужем, и я ничего не могла поделать. Я отказалась, чтобы он был подле меня, и не хотела выходить с ним вместе, хотя он настаивал на том, чтобы сопровождать меня, чтобы везде появляться как счастливая пара. На вилле «Мимоза» он вел себя как джентльмен, как обожающий молодой муж подле более старшей жены. Он хорошо выдержал свою роль: даже не взглянул ни разу на другую женщину, когда я была рядом. А потом родился ты, мой милый сын.

Ты был таким беззащитным, крохотным. Я сама украсила для тебя коляску кружевами и ленточками, чтобы тебе было уютно. Я mat долго молила о тебе, и вот ты появился. И я любила тебя со всей материнской страстью.

Это были трудные роды, помни — я была немолода. Я все еще плохо чувствовала себя, когда твоей отец пришел навестить нас на следующий день. Он посмотрел на тебя в коляске, и на какое-то мгновение во мне проснулась надежда, что он полюбит своего сына и мы еще можем быть счастливы. Но я увидела его лицо и поняла, что ты для него — ничто. Он сказал, что ты даже не похож на него. Ты был Леконте, не Кейн.

А теперь, сынок, когда я пишу это письмо, тебе неделя от роду. Сегодня ты улыбался мне, хотя Нэнни Бил и сказала, что это была бессмысленная улыбка. Ты для меня — все на свете, и Арчер знает об этом. Я чувствую что-то, какое-то напряжение, близящуюся катастрофу, хотя он все еще играет роль любящего мужа. Я не доверяю ему, и на следующей неделе, когда окрепну и смогу спускаться вниз, я дам ему отпор. Я скажу ему, что намереваюсь развестись с ним на основании его бесчисленных измен. Я скажу ему, что он больше не получит от меня ни цента. А ты, мой милый мальчик Жан, унаследуешь все.

Вот почему я пишу это письмо, которое, я надеюсь, Нэнни Бил никогда не передаст тебе.

Арчер — опасный человек. Он беспощаден и безудержен. Я хочу, чтобы ты понял: если со мной что-нибудь случится — не важно, что он будет говорить, — это не будет несчастным случаем. И я никогда не покончу с собой. Ты слишком много значишь для меня. Я надеюсь, очень надеюсь все же, мой дорогой мальчик, что я буду рядом с тобой. И я хочу, чтобы ты знал, что я люблю тебя.

Твоя любящая мать».

— Итак, иностранец действительно убил ее, — сказала Би, в ужасе глядя на Ника.

— И он ухитрился отмазаться. Но зато теперь мы знаем его имя: Арчер Кейн.

Ник посмотрел бумаги и сказал:

— Я хочу, чтобы ты прочла это позже. Это написано Джонни Леконте. Это история его жизни, рассказ о том, что произошло после. — Он колебался. — Я думаю, тебе лучше будет прочесть это, когда ты будешь одна, чтобы тебя не прерывали дети, собаки, попугаи или приготовление ужина.

Ник положил бумаги обратно в конверт и взял ее за руку.

— Давай погуляем с детьми, — сказал он, улыбаясь и пытаясь развеселить ее. — Купим им мороженое.

— Мороженое! — Дети ворвались в комнату, и Би засмеялась.

— У вас, наверное, антенны на ушках, настроенные на слова «мороженое», «картофель фри» или «Нинтендо».

— И Пуш пойдет с нами? — спросила Джули.

— Конечно.

Би посмотрела на детей, в футболках и шортах, с сияющими лицами, и почувствовала боль Марии-Антуанетты Леконте, которая так и не купила мороженое своему Джонни и не подарила ему собаку.

— А теперь мойте руки и переодевайтесь, — сказала она, улыбаясь при мысли о том, что чистые футболки будут немедленно вымазаны мороженым.

— Знаешь, что? — сказал Ник с улыбкой. — У тебя неплохо получается быть мамой.

Би смотрела на него, в эти ласковые серые глаза, милое лицо, всегда улыбающееся, видела его сильное, мускулистое тело. Ник помог ей, разделил ей проблемы, страхи о таинственном прошлом, ее горечь от смерти Милли и помог управиться с детьми. Их дружба стала чем-то более глубоким, и теперь она убеждена, что он хотел, чтобы она вспомнила свое прошлое еще по одной причине: он должен знать, был ли еще кто-нибудь в ее жизни, любовник или друг, кто-нибудь, кто ждет ее.

Она улыбнулась и поцеловала его.

— Это мое спасибо тебе, — сказала она, когда он обнял ее, — за все.

— Эй, хватит целоваться, — завопил Скотти с порога, и они со смехом бросились за ним вниз по ступенькам, где Джонни Леконте впервые встретился с отцом много лет назад, и эта встреча стала роковой.