"Антон Павлович Чехов. На подводе" - читать интересную книгу автора

двадцать один рубль в месяц (было бы довольно и пяти), и что из тех денег,
которые она собирала с учеников на дрова и на сторожа, большую часть она
оставляла себе.
Попечитель думал так же, как все мужики, и сам кое-что наживал с дров и
за свое попечительство получал с мужиков жалованье, тайно от начальства.
Лес, слава богу, кончился, и теперь до самого Вязовья будет ровное
поле. И осталось уже немного: переехать реку, потом железнодорожную линию,
а там и Вязовье.
- Куда же ты едешь? - спросила Марья Васильевна у Семена. - Поезжай
правой дорогой, на мост.
- Чего? И тут проедем. Глыбина, не очень чтоб.
- Смотри, как бы нам лошадь не утопить.
- Чего?
- Вот и Ханов поехал на мост, - сказала Марья Васильевна, увидев далеко
вправо четверку. - Это, кажется, он едет?
- О-он. Должно, не застал Баквиста. Экой дуролом, господи помилуй, туда
поехал, и зачем, тут на цельных три версты ближе.
Подъехали к реке. Летом это была мелкая речушка, которую легко
переходили вброд и которая обыкновенно пересыхала к августу, теперь же,
после половодья, это была река саженей в шесть ширины, быстрая, мутная,
холодная; на берегу и у самой воды видны были свежие колеи - значит, здесь
проезжали.
- Вперед! - крикнул Семен сердито и с тревогой, сильно дергая за вожжи
и взмахивая локтями, как птица крыльями. - Вперед!
Лошадь вошла в воду по брюхо и остановилась, но тотчас же опять пошла,
напрягая силы, и Марья Васильевна почувствовала в ногах резкий холод.
- Вперед! - закричала и она, поднимаясь. - Вперед! Выехали на берег.
- И что оно такое, это самое, господи, - бормотал Семен, поправляя
сбрую. - Чистое наказание с эстим земством...
Калоши и башмаки были полны воды, низ платья и шубки и один рукав были
мокры, и текло с них; сахар и мука оказались подмоченными - и это было
обиднее всего, и с отчаяния Марья Васильевна только всплескивала руками и
говорила:
- Ах, Семен, Семен!.. Какой же ты, право!..
На железнодорожном переезде был опущен шлагбаум: со станции шел
курьерский поезд. Марья Васильевна стояла у переезда и ждала, когда он
пройдет, и дрожала всем телом от холода. Было уже видно Вязовье - и школу
с зеленой крышей, и церковь, у которой горели кресты, отражая вечернее
солнце; и окна на станции тоже горели, и из локомотива шел розовый дым...
И ей казалось, что все дрожит от холода.
Вот он - поезд; окна отливали ярким светом, как кресты на церкви,
больно было смотреть. На площадке одного из вагонов первого класса стояла
дама, и Марья Васильевна взглянула на нее мельком: мать! Какое сходство! У
матери были такие же пышные волосы, такой же точно лоб, наклон головы. И
она живо, с поразительной ясностью, в первый раз за все эти тринадцать
лет, представила себе мать, отца, брата, квартиру в Москве, аквариум с
рыбками и все до последней мелочи, услышала вдруг игру на рояле, голос
отца, почувствовала себя, как тогда, молодой, красивой, нарядной, в
светлой, теплой комнате, в кругу родных; чувство радости и счастья вдруг
охватило ее, от восторга она сжала себе виски ладонями и окликнула нежно,