"Антон Павлович Чехов. В рождественскую ночь" - читать интересную книгу автора

И по его опьяневшему от счастья и вина лицу разлилась мягкая, детски
добрая улыбка... Его ждали на этом холоде, в эту ночную пору! Это ли не
любовь? И он засмеялся от счастья...
Пронзительный, душу раздирающий вопль ответил на этот тихий, счастливый
смех. Ни рев моря, ни ветер, ничто не было в состоянии заглушить его. С
лицом, искаженным отчаянием, молодая женщина не была в силах удержать этот
вопль, и он вырвался наружу. В нем слышалось всё: и замужество поневоле, и
непреоборимая антипатия к мужу, и тоска одиночества, и наконец рухнувшая
надежда на свободное вдовство. Вся ее жизнь с ее горем, слезами и болью
вылилась в этом вопле, не заглушенном даже трещавшими льдинами. Муж понял
этот вопль, да и нельзя было не понять его...
- Тебе горько, что меня не занесло снегом или не раздавило льдом! -
пробормотал он.
Нижняя губа его задрожала, и по лицу разлилась горькая улыбка. Он сошел
со ступеней и опустил жену наземь.
- Пусть будет по-твоему! - сказал он. И, отвернувшись от жены, он пошел
к лодке. Там дурачок Петруша, стиснув зубы, дрожа и прыгая на одной ноге,
тащил лодку в воду.
- Куда ты? - спросил его Литвинов.
- Больно мне, ваше высокоблагородие! Я утонуть хочу... Покойникам не
больно...
Литвинов прыгнул в лодку. Дурачок полез за ним.
- Прощай, Наташа! - крикнул помещик. - Пусть будет по-твоему! Получай
то, чего ждала, стоя здесь на холоде! С богом!
Дурачок взмахнул веслами, и лодка, толкнувшись о большую льдину,
поплыла навстречу высоким волнам.
- Греби, Петруша, греби! - говорил Литвинов. - Дальше, дальше!
Литвинов, держась за края лодки, качался и глядел назад. Исчезла его
Наташа, исчезли огоньки от трубок, исчез наконец берег...
- Воротись! - услышал он женский надорванный голос.
И в этом "воротись", казалось ему, слышалось отчаяние.
- Воротись!
У Литвинова забилось сердце... Его звала жена; а тут еще на берегу в
церкви зазвонили к рождественской заутрене.
- Воротись! - повторил с мольбой тот же голос.
Эхо повторило это слово. Протрещали это слово льдины, взвизгнул его
ветер, да и рождественский звон говорил: "Воротись".
- Едем назад! - сказал Литвинов, дернув дурачка за рукав.
Но дурачок не слышал. Стиснув зубы от боли и глядя с надеждою в даль,
он работал своими длинными руками... Ему никто не кричал "воротись", а
боль в нерве, начавшаяся сызмальства, делалась всё острее и жгучей...
Литвинов схватил его за руки и потянул их назад. Но руки были тверды, как
камень, и не легко было оторвать их от весел. Да и поздно было. Навстречу
лодке неслась громадная льдина. Эта льдина должна была избавить навсегда
Петрушу от боли...
До утра простояла бледная женщина на берегу моря. Когда ее,
полузамерзшую и изнемогшую от нравственной муки, отнесли домой и уложили в
постель, губы ее всё еще продолжали шептать: "Воротись!"
В ночь под Рождество она полюбила своего мужа...