"Астийский Эдельвейс. Научно-фантастический роман" - читать интересную книгу автора (Корчагин Владимир)1— Достаточно! — Председатель Государственной комиссии кивнул Максиму и обернулся к экзаменаторам. — Я полагаю: такая работа сделала бы честь и студенту дневного отделения. Не так ли? — Безусловно! — ответил за всех профессор Стогов. — Поздравляю, Колесников. Ваша дипломная работа может перерасти в диссертацию. Желаю успеха! Максим вышел в коридор. Вот и закончен институт. Не совсем так, как он думал об этом восемь лет назад, и все же — гора с плеч. К нему подошла секретарь факультета: — Колесников, зайдите в деканат. Вас ищет доцент Платов. — Платов? Антон? Он здесь? — Он приехал из Восточносибирского филиала. Очень просил разыскать вас. Максим вошел в деканат. Навстречу ему поднялся высокий человек в светлом плаще. Максим в нерешительности остановился. И вдруг узнал: — Антон! Как изменился! — Максимка, черт! — Платов стиснул его в крепких объятиях. — Поздравляю! Слышал о твоей работе. Молодец! — Да вот, кончил-таки… А как ты? — Ну, это длинная история. Да и не стоит мешать людям. Едем ко мне в гостиницу. — Зачем в гостиницу? Пойдем ко мне. Или в ресторан. Сегодня такой день, что не грех и отметить… — Идем, идем ко мне. В номере Антон сбросил плащ, усадил Максима: — Располагайся. Он достал бутылку коньяка, и друзья выпили за успешную защиту диплома. — Рассказывай, Антон, где ты, что ты, как жизнь? — Жизнь идет, Максим. В прошлом году получил кафедру. Оборудовал лабораторию. Подобрал людей. Начали трудиться… — А как же астий? — Не забываю. Я, видишь ли, однолюб… Но с ним все же плохо. По-прежнему нет конкретных фактов, нет помощников, которые загорелись бы этим делом. Ты думаешь, зачем я сюда приехал? За молодыми специалистами. А точнее — за тобой. Давай ко мне в аспирантуру! — Но как ты узнал, что я кончил институт? — Встретил в Новосибирске твоего руководителя. Он рассказал. Ну как, идешь ко мне? — Подожди, Антон. Как же так сразу? Надо подумать. Ты лучше расскажи, как живешь, семья есть? — «Семья-то большая…» — Антон засмеялся. — Две дочери, теща, ну и жена, само собой. Да ты ее знаешь. Помнишь Светку Снегиреву с агрономического? Она еще в тот год с Ларой… Что с тобой? Максим больно закусил губу. — Н-да… — Антон нахмурился. — А в общем — чудаки… — Кто? — И ты и она. Да вот полюбуйся, специально для тебя таскаю. — Он порылся в карманах пиджака и вынул небольшую любительскую фотографию. Максим бережно положил ее на ладонь. Лара… Такая же, как семь лет назад. Только очень худая, а в глазах боль или испуг. — Вот такой я и встретил ее нынешней весной. — Где? — В Ленинграде. Теперь она там живет, работает в каком-то НИИ. — Замужем? — Да. Только, кажется, не все у них ладно… Теперь ты рассказывай. — Да что рассказывать… Похоронил сначала отца, потом мать. Женился на Марине. Работал, учился. Вот и все… — Работал, учился! Ты что, анкету заполняешь? Почему никому не писал? Почему спрятался от друзей? — Так получилось… Отца я не застал в живых. А вскоре слегла и мать. Пришлось пойти работать. До писем ли было? К тому же тебя здесь уже не было, Михаила тоже. А Лара… Не мог я ей писать. Мать не вставала с постели. Марина ухаживала за ней как могла. Ну и сам понимаешь… — Приходится понять… И все-таки как с моим предложением? Максим долго молчал: — Я хотел бы работать с тобой… — Так в чем дело? — Боюсь, не стану твоим союзником. — Почему? — Видишь ли, за эти годы у меня было достаточно времени подумать, перечитать все, что написано об астии, поговорить с биологами, медиками, антропологами. Но интересней всего оказались материалы последних раскопок Ричарда Лики в Восточной Африке. — Ты имеешь в виду «череп 1470»*? — Да. Ведь возраст его, по данным калий-аргонового анализа, около трех миллионов лет. Он много старше тех, кто участвовал в предполагаемом тобой переселении рамапитеков в Африку. — Так… — К тому же объем мозга этого ископаемого человека не меньше восьмисот кубических сантиметров, а надглазных валиков нет совсем. — Допустим. — Но это позволяет поставить его выше и питекантропов, и синантропов, и неандертальцев, то есть практически всех ископаемых гоминид, которых до сих пор рассматривали в качестве эволюционных предков человека! — Ничего не имею против. — Но при чем тогда Джамбудвипа и перволюди, пришедшие с севера? — А как же твои находки на Студеной? — ответил Антон вопросом на вопрос. — Это другое дело. Другая загадка. И я буду ее решать. — Вот и будем решать вместе. И посмотрим, кто прав. Я не люблю навязывать свое мнение коллегам. — Что же, если так — я соглашусь, наверное. И вот мой первый вклад. — Максим вынул из кармана затертый пожелтевший конверт. — Сегодня я могу наконец прочесть это и даже показать тебе. Антон взглянул на конверт. — «…не раньше, чем закончишь институт, и лишь в том случае, если займешься этим делом…» Каким делом? Что это за письмо, откуда? Максим ответил не сразу: — Этот пакет оставил мне очень хороший человек, ты знаешь о нем, — мой первый учитель геологии, на глазах которого сгорел известный тебе алмаз, оставил как свое завещание. А дело, о котором идет речь… То самое, каким ты предлагаешь мне заняться. — Читай скорее! Максим осторожно вскрыл конверт. На листке, вырванном из пикетажной книжки, было написано простым карандашом: Максим медленно свернул листок, положил в конверт. Антон схватил его за руку: — Ты обещал показать! — Да-да, читай. — Он положил письмо перед Антоном. Тот прочел его залпом: — Н-да… Сенсация! Новость, о какой я не мог и мечтать! Зубы человека в слоях сибирского астия! Едем, Максим! — Куда? — Сначала ко мне, потом в Вормалей. Других путей у нас теперь не будет. Надо использовать и это лето. Считай, что ты уже мой аспирант. — Но я еще не все сказал, Антон. Почему, как ты думаешь, исчезли эти зубы, пропала шестерня, сгорел алмаз? — Да мало ли… Этого теперь не узнать. — В том-то и дело, что я знаю… кое-что. — Знаешь, отчего сгорел бриллиант?! — Я не могу сказать точно, отчего сгорел алмаз. Но существует какая-то определенная связь между ним и еще одним… человеком. Дело в том, что на одной грани алмаза был вырезан цветок. И этот цветок, вернее, точно такой цветок, я однажды держал в руках. — Ничего не понимаю. — Я сам еще многого не могу понять. Все началось давно. Лет, наверное, пятнадцать назад. В один из таких же вот летних дней, точнее, ранним утром… — И Максим рассказал обо всех событиях, случившихся за его жизнь. — Так-так… — Антон недоверчиво покачал головой. — И все это, думаешь, тоже не обошлось без той девушки? — Я уверен в этом. Иначе нет никаких объяснений… — Ну если исходить из таких «доводов», можно доказать что угодно. — Поэтому я и не пытаюсь ничего доказывать. Ведь то, что тогда, на озере, я ощутил запах астийского эдельвейса, тоже не «довод». По крайней мере, для тебя. — Нет, это уже кое-что. Ну а саму ее, эту… ты больше не встречал? — Ни разу! Вот уже семь лет. Словно ее и не бывало. И я знаю почему. Потому что женился на Марине или потому что уехал от Лары… — От Лары?! Она-то здесь при чем? — Так разве я не сказал? В том-то и дело, что эта зеленоглазая Нефертити и Лара очень похожи друг на друга. — Ну знаешь! — Да, Антон! Оттого и сложилось все так глупо в моих отношениях с Ларой. Когда я увидел ее в первый раз, то был убежден, что встретил вормалеевскую незнакомку. — Но почему, черт возьми! Мало ли на свете похожих людей? — Верно. Но Лару тоже окружала какая-то тайна. Она сама хотела рассказать… — Знаю я эту «тайну». Пустяки, и больше ничего! — А все-таки? — Да понимаешь, Лара не всегда была такой красавицей. А летом перед твоим приездом в институт… Словом, она вдруг заболела. Совершенно неожиданно. И как-то странно. Целый день была в почти бессознательном состоянии. Врачи ничего не могли определить. Потом все прошло, и от болезни не осталось и следа. Зато через несколько дней… Через несколько дней, Максим, у нее начал меняться цвет волос и глаз. И вообще она становилась какой-то другой. Постепенно изменился даже голос. Я думал, она увлеклась косметикой, начал вышучивать ее, а она в слезы. И вот понимаешь… — Невероятно! — Все так считают. А мне кажется, ничего невероятного. Многие болезни мы просто не знаем. Конечно, для ее психики это было нелегким испытанием. Любителей позлословить у нас достаточно. К тому же, как она говорила, мы были друзьями, она мне доверяла, у нее произошло нечто вроде раздвоения сознания. — Раздвоение сознания? — Понимаешь, словно в ней поселился кто-то другой, какой-то подсказчик: делай так, делай то… Даже во сне ее будто кто-то поучал. Да и сами сны стали необычными: то приснится какой-то незнакомый ландшафт, то послышится музыка, какой она никогда нигде не слышала… — А цветы? Она ничего не говорила о каких-нибудь цветах? — Цветы? Да, верно. И цветы снились. Но у больного это в порядке вещей, особенно когда нарушена психика. Так что видишь, ничего особенного. Просто редкая болезнь… — Да… Может быть, тут и не было бы ничего особенного, если бы она не заболела двадцать шестого июля, в тот самый день, когда я увидел на озере Нефертити… — Ну мало ли совпадений! — И если бы цветы, которые она видела во сне, не были астийскими эдельвейсами. — Не может быть! — Да, Антон, мы говорили с ней о них. — Но это уже… — Во всяком случае, это уже не пустяк. Я абсолютно убежден, что и Лара, и вормалеевская незнакомка… Словом, какая-то связь существует между ними. Только какая? — Трудная задача. На долю Лары во всей этой истории выпала, очевидно, самая незавидная роль — роль жертвы. Ну а тайна… Тайна осталась и теперь. Кому и зачем нужны были эти фокусы? Почему выбор пал именно на Лару? Какое отношение имеет все это к твоим находкам на Студеной, к астийскому человеку? Словом, задал ты мне загадку! Жаль, что мы говорим об этом не семь лет назад. Но все равно поступай ко мне, Максим! Будем работать вместе. Один ты не решишь этой загадки. А ее нужно решать. Во что бы то ни стало! В общем, так — даю тебе три дня на сборы, оформление и тому подобное. Через три дня выезжаем. Устроишься пока у меня. — Постой! — Никаких «постой». К осени выхлопочем квартиру. Да, совсем забыл спросить, какая все-таки у тебя семья? — Жена, сын. — Отлично. Жене работу подыщем. Детсад у нас ведомственный… А что, в Вормалее по-прежнему, кроме вертолета, никакого транспорта? — Нет, в позапрошлом году железную дорогу протянули. Там сейчас леспромхоз. — Вот и прекрасно. Понимаешь, не переношу самолета… |
||||
|