"Карел Чапек. Гордубал" - читать интересную книгу автора

избе спать". Эх, голова мякинная! Сколько ни качай ею, трещит - и все тут.
Ты, мол, хозяин. Все твое: эти белые стены, двор, все хозяйство кругом,
целая изба для тебя, вон какой ты барин, можешь развалиться один на постели.
Ты - хозяин! Но отчего же это никак не встать, почему голова такая
тяжелая? Видно, водка была скверная, видать подлил мне древесного спирта
чертов шинкарь. Однако ж шел-то я домой чуть ли не с плясом... Так. Значит,
в избе. Хочет Полана уважить хозяина, как гость будет он спать...
Безграничная усталость охватывает Гордубала. Ага! Полана хочет, чтобы он
отдохнул, набрался сил, малость понежился с дороги. И то верно, устал он,
сил нету подняться, ноги, как студень... А месяц уже забрался за крышу.
- "Про-бил один-над-ца-тый час, хра-ни свя-тый бо-же нас!"- кричит
нараспев ночной сторож. В Америке так не кричат. Странная ты, Америка!
Только бы сторож меня не увидал, - нехорошо, - пугается вдруг Гордубал и
неслышно, как вор, крадется в избу. Снимая пиджак, он слышит тихое дыханье.
Слава богу! Полана здесь, она пошутила. А я-то, дурень, торчу на дворе.
Юрай тихо-тихо подкрадывается к постели, протягивает руку. Мягкие волосы,
тонкие слабые ручки Гафья! Ребенок что-то пробормотал во сне и уткнулся
лицом в подушку. Да, Гафья. Юрай тихонько садится на край постели,
поправляет одеяло на девочке. Ах, боже мой, как же тут лечь, разбудишь ведь
ребенка. Полана, верно, хотела, чтобы девочка привыкала к отцу. Так, так.
Отец и дочка в избе, а она на чердаке.
Новая мысль вдруг осенила Юрая и не дает ему покоя. "Иду на чердак", -
сказала она. А что, если это нарочно?. Мол, ты глупый, можешь прийти ко мне.
Знаешь ведь, где я - на чердак пошла спать.
На чердаке-то нет Гафьи. Гордубал стоит в темноте, точно столб, и
сердце у него колотится. Полана - гордая, она не скажет - возьми меня. Нужно
ее добиваться, как девушки, надо искать ее в потемках, а она беззвучно
засмеется: "Ах, Юрай, глупый ты, восемь лет я тебя ждала..." Тихо-тихо
крадется Юрай на чердак. Экая тьма! Полана, где же ты, я слышу, как стучит
твое сердце.
- Полана, Полана! - шепчет Гордубал и шарит в потемках.
- Уйди, уйди! - жалобно, почти как стон, раздается в темноте. - Я тебя
не хочу, прошу Юрай, прошу тебя, прошу...
- Я ничего, Полана, - отчаянно пугается Гордубал, - я только...
спросить... Удобно ли тут тебе спать?
- Прошу тебя, уходи! Уходи! - дрожит от ужаса во тьме голос жены.
- Я хотел сказать... - заикается Гордубал, - все будет по-твоему,
голубушка. И лужки на равнине можешь прикупить...
- Уходи, уходи! - не помня себя, кричит Полана, и Юрай, стремглав
скатывается вниз, точно в пропасть. Но нет, не упал он в пропасть, а сидит
на нижней ступеньке... и все-таки падает в бездну.
Так глубоко упасть, о господи, так глубоко! Кто это тут стонет, а? Это
ты, ты! Я? Нет, это не я, я еле-еле дышу. Я не виноват, если громко
застонал... И еще, и еще... Ну, не стыдись же, дай себе волю, ты дома, ты
хозяин!
Гордубал сидит на ступеньке и тупо смотрит перед собой. "Тебе в избе
спать, - сказала она, - ты хозяин". А, вот оно что! Восемь лет ты, Полана,
была сама себе хозяйкой и сейчас сердишься, что есть и над тобой хозяин. Эх,
голубушка, поглядела бы ты, какой это хозяин: сидит на ступеньке и хнычет,
словно маленький. Утереть бы ему нос передником. Вот так хозяин! Гордубал