"Рэймонд Чэндлер. Детектив Филип Марлоу" - читать интересную книгу автора

поисках выключателя, нашел и щелкнул им. В тусклом сиянии развешанных по
стенам бра с парными лампами я увидел ту самую лампу, о которой говорила
Мерле. Я подошел, включил ее, а потом вернулся к двери и выключил бра. У
лампы был абажур из стекла и фарфора, ее яркость можно было регулировать.
Я поставил переключатель на максимум.
В глубине этой комнаты находилась дверь, а рядом, справа, - сводчатый
проем в стене, за которым небольшая столовая. Висящие в проеме тяжелые
парчовые занавеси - далеко не новые на вид - были полураздвинуты. В
середине стены по левую руку находился камин, по обеим сторонам и напротив
стояли книжные шкафы. В углах комнаты стояло по диванчику, кроме того,
здесь были кресла: одно - с золотистой обивкой, одно - с розовой и одно,
со скамеечкой для ног, жаккардовое - коричнево-золотистого цвета.
На скамеечке стояли ноги в зеленых сафьяновых шлепанцах. Я медленно
перевел взгляд выше. Темно-зеленый шелковый халат, подвязанный поясом с
кистями, распахнутый на груди так, что видна монограмма на кармашке
пижамы. Из кармашка аккуратно высовывается белоснежный накрахмаленный
платочек. Желтое лицо повернуто в сторону, к настенному зеркалу. Я подошел
и глянул в зеркало: все точно, смотрит как-то искоса и скалится.
Его левая рука лежала между коленом и ручкой кресла, правая же
свешивалась с кресла, касаясь кончиками пальцев ковра. И касаясь ручки
небольшого револьвера приблизительно тридцать второго калибра, с коротким
стволом. Правая сторона лица была прижата к спинке кресла; правое плечо
было залито темно-коричневой кровью, как и правый рукав. Как и кресло.
Очень много крови на кресле.
Положение его головы показалось мне не вполне естественным. Похоже,
какой-то чувствительной душе не понравился ее вид справа.
Я осторожно отодвинул ногой скамеечку. Задники шлепанцев жестко
поехали по жаккардовой поверхности - но не с ней. Труп уже одеревенел до
состояния бревна. Я наклонился и потрогал его лодыжку. Лед и вполовину не
бывает таким холодным.
На столике у правого локтя убитого стоял стакан с недопитым
выдохшимся коктейлем и пепельница, полная окурков и пепла. На трех окурках
были следы губной помады. Блестящей ярко-красной помады, какой пользуются
блондинки.
Около другого кресла стояла еще одна пепельница, полная пепла, но без
окурков.
Довольно сильный запах косметики в комнате боролся с запахом смерти -
и проигрывал. Но и проиграв, все равно ощущался в воздухе.
Я осмотрел другие помещения, включая и выключая по пути свет. Две
спальни: одна со светлой мебелью, другая - с мебелью из красного клена. Со
светлой, похоже, пустовала. Приятная на вид ванная комната в коричневом и
темно-красном кафеле, с душевой кабинкой за стеклянной дверью. Крохотная
кухонька. Много бутылок в раковине. Много бутылок, много стекла, много
отпечатков пальцев, много улик. А может статься, и нет.
Я вернулся в гостиную и остановился посередине, дыша ртом как можно
глубже; я стоял и соображал, какой же будет результат, если я позвоню в
полицию, сообщу об этом трупе, а заодно и о том, что я тот самый паренек,
который нашел тело Морнингстара и смылся. Результат будет плачевный,
весьма плачевный. Три убийства, Марлоу. Марлоу, ты по колени в трупах. И
никаких достоверных, логичных, благоприятных для тебя объяснений. Но и это