7. ОБЛЕДЕНЕВШИЙ КОРАБЛЬ

Битчермарлф и Такуурч, как и вся команда «Квембли», оказались застигнутыми врасплох, когда озеро неожиданно замерзло.

В течение нескольких часов у них не было времени оглядываться по сторонам, все их внимание было приковано к переплетениям тончайших нитей — сложнейшей системе рулевого управления, гораздо более сложной, чем, скажем, на земном клипере.

Оба в точности знали, что именно надо сделать, поэтому у них не было надобности в разговорах. Но даже когда их глаза и отвлекались от работы, они все равно мало что видели: месклиниты находились под огромным корпусом своего корабля, днище которого опиралось на огромный пневматический матрац-демпфер, распределяющий вес судна равномерно на все тележки. Окруженные этими тележками, погруженные в темень Дхраунской ночи, поглощающей мир вне поля действия их портативных прожекторов, они, как и матросы внутри «Квембли», не заметили, что крошечные кристаллы начали формироваться на поверхности озера и оседать на дно, сверкая в свете прожекторов «Квембли».

Рулевые, подсоединив канаты по левому борту на всем протяжении от кормы до носа, в первом ряду тележек, теперь перешли ко второму ряду и, двигаясь вперед, вдруг обнаружили, что попали в ловушку.

Свет батареи Такуурча немного ослабел, и месклинит решил вернуться для подзарядки к ближайшему термоядерному конвертеру, установленному на одной из тележек первого ряда. Каково же было его удивление, когда он обнаружил, что не может не только подобраться к конвертеру, но даже и тележку не видит. После нескольких безуспешных попыток разобраться в происходящем он позвал Битчермарлфа. У них ушло почти десять минут на то, чтобы установить следующий факт: они оказались полностью окружены матовой белой стеной, не поддающейся даже их силе. Она сплавила воедино все внешние тележки, заполнив все пространство между ними от демпфера наверху до камней внизу — примерно фута на три в высоту. Внутри стены они пока еще имели свободу передвижения.

Их инструменты не были приспособлены к тому, чтобы вгрызаться в лед, да и просто были слишком малы, хотя Битчермарлф и Такуурч затратили почти целый час на долбление, прежде чем оба в этом убедились. Ни один, ни другой особенно не беспокоились: совершенно очевидно, что лед обездвижил «Квембли», и команде придется раскалывать его и пробиваться вглубь, к ним, хотя бы ради того, чтобы освободить машины, если и не ради спасения рулевых. Конечно же, запас необходимого для дыхания водорода был ограничен, но для них это значило меньше, чем соответствующая нехватка кислорода для человека. По крайней мере, они располагали еще где-то десятью-двенадцатью часами полной активности, и когда парциальное давление водорода опустится ниже определенной отметки, они просто потеряют сознание. Биохимические процессы в их телах будут замедляться все больше и больше, но должно пройти не менее полутора сотен часов, прежде чем случится что-то необратимое. Одна из причин месклинитской стойкости, хотя этого до сих пор не смогли обнаружить люди-биологи, заключалась в поразительной простоте и устойчивости их обмена веществ.

Итак, оба чувствовали себя совершенно спокойно и вернулись к своей работе. Они уже заканчивали проверять тележку второго ряда, когда совершили еще одно открытие. И оно их весьма обеспокоило.

Лед медленно полз вперед. Он надвигался неспешно, но неотступно. Так получилось, что никто из них не знал — во всяком случае, ничуть не лучше, чем Иб Хоффман, — что может стать с живым существом, вмороженным в блок льда, и какой от этого будет эффект. Но ни тот, ни другой не имели ни малейшего желания проверить это на себе.

По крайней мере, пока было светло. Не все из энергоблоков оказались отрезанными стеной льда, и Такуурч подзарядил свой прожектор. Это позволило им еще раз, но весьма осторожно, осмотреть границы их тюрьмы. Битчермарлф надеялся найти лазейку — хоть тоненький слой жидкости у самого дна или, что предпочтительнее, у самого верха окружающих их стен. Он не знал, началось ли замерзание сверху или со дна озера. Он не знал, как было бы известно любому оказавшемуся на его месте человеку, что лед плавает на воде. В общем-то, оно и к лучшему, ибо такое знание могло привести его к ошибочному выводу в данном случае. Кристаллы действительно начали формироваться наверху, но они были плотнее, чем окружающая их жидкость, и опускались, растворяясь лишь тогда, когда достигали слоев, более насыщенных аммиаком. В результате этого псевдоконвекционного эффекта вся жидкость в озере постепенно лишалась аммиака, пока его концентрация в смеси не достигла критической точки, после чего наступило почти полное повсеместное замерзание. И, в конце концов, поиск не дал никаких результатов.

Какое-то время оба просто лежали меж двух тележек, наблюдая за прогрессирующим промерзанием. У них не было с собой приборов, измеряющих время, а потому скорость процесса оставалась для них величиной неизвестной. Такуурч предположил, что он замедляется, Битчермарлф не испытывал такой уверенности.

Иногда одному из них приходила в голову какая-нибудь идея, но другой немедленно находил в ней изъян.

— Можно попробовать сдвинуть некоторые из этих камней — те, что поменьше, — высказал очередную идею Такуурч. — Почему бы не попытаться прорыть ход подо льдом?

— И куда же? — возразил его товарищ. — Ближайший край озера находится в сорока — пятидесяти кабельтовых, по крайней мере, так мне показалось. Нам не пробиться так далеко через все эти камни, прежде у нас кончится водород для дыхания, даже если предположить, что жидкость, находящаяся внизу, между камней, почему-то не замерзла.

Такуурч жестом признал справедливость сказанного, и снова воцарилась тишина, а лед продолжать надвигаться.

Следующая конструктивная мысль посетила Битчермарлфа.

— Наши прожекторы должны давать сколько-то тепла, даже если мы и не чувствуем его через гермокостюмы! — неожиданно воскликнул он. — Так почему бы с их помощью не растопить лед вокруг нас, а может, даже удастся проплавить путь наружу?

— Стоит попробовать, — прозвучал лаконичный ответ Такуурча.

Они вместе приблизились к ледяному барьеру. Битчермарлф соорудил на дне маленькую горку из камней, у самой стены льда, и установил на ней оба прожектора, включив их на полную мощность. Затем месклиниты, придвинувшись поближе и приподняв передние части своих тел, оперлись на каменную насыпь и погрузились в ожидание, наблюдая за пространством между лампами и льдом.

— Если подумать, — заметил Такуурч спустя некоторое время, — наши тела тоже отдают какое-то количество тепла, верно? Так что не должно ли само наше пребывание здесь помогать таянию этой штуки?

— Возможно, — неопределенно ответил Битчермарлф. — Но лучше всего понаблюдать и за тем, что творится вокруг. Как бы все не замерзло по сторонам и позади, пока мы ждем здесь.

— А какое это имеет значение? Если у нас тут начнет таять, значит, тепла наших тел и наших прожекторов достаточно, чтобы бороться с замерзанием, и мы будем проплавлять себе путь наружу.

— Правда. Но все же посматривай. Не лишне знать, что тут происходит.

Такуурч жестом выразил согласие. Они снова замолчали.

Хотя и старший по возрасту, Такуурч был не из тех, кто долго может сносить молчание. Не выдержав, он выразил вслух еще одну идею:

— Я знаю, наши ножи льду нипочем, но не помогут ли они, если поскрести ими прямо здесь, где свет ближе всего?

Он отстегнул один из своих ножей, которые матросы всегда носили при себе на всякий случай, и потянулся к ледяной стене.

— Подожди-ка минуту! — воскликнул Битчермарлф. — Если ты начнешь здесь работать, как же мы узнаем, произвело ли тепло какой-то эффект?

— Если мой нож позволит нам куда-нибудь выбраться, то какой смысл рассуждать, из-за чего это произошло — из-за тепла или из-за работы? — вопросом на вопрос ответил Такуурч.

Битчермарлф, не найдя подходящего ответа, успокоился, хотя и пробормотал что-то насчет «контролируемых экспериментов», и Такуурч принялся за работу своим крошечным ножом.

Увы, его вмешательство не повлияло на эксперимент, хотя, быть может, слегка и задержало появление зримых результатов. Тепла тел, тепла прожекторов и ножа — всего вместе оказалось недостаточно: лед продолжал наступать. Наконец им пришлось снять прожекторы с каменной горки и отступить, наблюдая, как она медленно поглощается кристаллической стеной.

— Похоже, ожидание не будет долгим, — заметил Такуурч, посветив своим прожектором вокруг. — Остались свободными только два энергоблока. Не подзарядить ли еще разок наши прожекторы, прежде чем конвертеры станут недоступны? Или уже все равно?

— Почему же, давай подзарядим! — ответил Битчермарлф. — Жаль, что только это мы и в состоянии извлечь из всей мощи корабля. Четыре такие штуки могли бы двигать «Квембли» по ровной поверхности, а однажды мне довелось услышать от кого-то из людей, что и одной хватит, если сцепление с поверхностью будет хорошим. Они, конечно же, разбили бы лед для нас, если бы мы сумели использовать энергию, заключенную в них…

— Снять-то энергоблок мы с тобой сможем, но вот что делать дальше — ума не приложу. Эти блоки способны вырабатывать электрический ток, но не вижу, каким образом разряды будут раскалывать лед. А механическая тяга, которую можно отсоединить от блока, действует только на вал моторов.

— Скорее всего, мы сами погибнем от электрошока, если попробуем использовать ток. Я не очень-то много знаю об электричестве, в основном я занимался обычной механикой за то недолгое время, что учился в Колледже, но хорошо знаю: оно может убить. Подумай о чем-нибудь еще.

Такуурч приложил максимум усилий, чтобы выполнить эту просьбу. Как и его более молодой товарищ, он лишь короткое время изучал науки чужаков; оба сами изъявили готовность участвовать в Дхраунском проекте, связав свою судьбу с ним, а не с дальнейшей учебой в своем родном мире. Их познания в общей физике были примерно такими, как у Бенджа или Хоффмана в возрасте около десяти — одиннадцати лет.

И неудивительно, что оба месклинита начали терять уверенность, едва дело выходило за рамки, позволяющие быстро соорудить видимую модель. Тем не менее, нельзя сказать, что они не обладали способностью к абстрактному мышлению. Оба они слышали о тепле как о низшей форме проявления энергии, хотя и не могли представить себе броуновское движение частиц.

Битчермарлф первым подумал еще об одном эффекте электричества.

— Так! Помнишь объяснения, которые нам давали перед стартом? Помнишь вопрос: что будет, если на тележки подавать слишком большое количество энергии еще до приведения крейсера в движение? Люди сказали, что в этом случае возможен обрыв тросов или повреждение моторов.

— Совершенно верно. Четверть нагрузки — предел при скорости ниже ста кабельтовых в час.

— Слушай дальше. У нас есть возможность добраться до ручек управления, и моторы, конечно же, не включатся на вращение. Так почему бы просто не подать энергию на тележки и не позволить мотору нагреваться, как ему заблагорассудится?

— А почему ты думаешь, что он будет нагреваться? Ты ведь не знаешь, что заставляет моторы работать, и я не знаю. Люди не говорили, что такие действия вызовут разогрев моторов, они только говорили, что для моторов такие действия вредны.

— Верно, но что еще может с ними произойти? Ты же знаешь, что любой вид энергии, который не используется каким-либо иным способом, переходит в тепло.

— Почему-то мне это не кажется правдоподобным, — возразил более пожилой матрос. — И все-таки давай испробуем все, что кажется нам хоть мало-мальски стоящим. Люди ничего не говорили и о том, повлияет ли повреждение мотора на корабль. Если что-то случится, вряд ли наше положение ухудшится — куда уж дальше?

Битчермарлф задумался. Мысль, что «Квембли» подвергнется опасности, не приходила ему в голову. Чем больше он думал над этим, тем меньше чувствовал себя вправе идти на такой риск. Он взглянул на энергоблок, легко уместившийся между тросами на ближайшей тележке, и удивился, как вообще такая крошечная вещь может представлять опасность для огромного корпуса над ними. Но потом вспомнил колоссальные размеры машины, доставившей их экспедицию на Дхраун, и понял, что с таким видом энергии, которая позволяет перебрасывать огромные тяжести через все небо, нельзя обращаться небрежно.

Он никогда бы не испугался использовать подобные двигатели, потому что имел возможность хорошо освоить управление ими, но намеренное неправильное использование могучей силы — это совсем другое дело.

— Ты прав, — нехотя признал Битчермарлф, понимая желание Такуурча воспользоваться представившейся возможностью. — Но мы поступим немного иначе. Послушай, если гусеницы тележек будут свободно проворачиваться, тогда мы не повредим ни мотор, ни энергоблок, и простое размешивание воды нагреет ее.

— Ты думаешь? Помнится, я слышал что-то подобное, но если я не могу расколоть этот лед с помощью собственной силы, то как же с ним справиться путем простого перемешивания воды? Кроме того, тележки не свободны, они находятся в самом низу, да еще на них давит «Квембли».

— Правильно. Ты хотел копать. Давай начнем перетаскивать камни, а то лед придвигается все ближе.

Битчермарлф, подав пример, начал извлекать скругленные булыжники из-под гусениц. Это оказалось трудным делом даже для месклинитских мышц. Несмотря на скругленность, камни были плотно подогнаны друг к другу. Более того, когда очередной камень удавалось извлечь, вокруг оставалось все меньше места, куда можно было его положить, а до камней под самыми гусеницами, которые действительно помешали бы вращению, оказалось невозможно дотянуться: мешали те, что находились с краев и еще не были убраны.

Оба месклинита яростно работали, чтобы расчистить хоть немного места вокруг тележки, но их пугало, как много времени пришлось на это затратить.

Когда расчищенная ими вдоль тележки канава оказалась достаточно глубокой, они принялись за камни, лежащие под гусеницами, и эта задача оказалась еще более трудной.

«Квембли» имел массу примерно двести тонн. На Дхрауне это означало, что вес в шестнадцать миллионов фунтов необходимо распределить между пятьюдесятью шестью тележками. Матрац-демпфер хорошо исполнял работу по распределению веса, но триста тысяч фунтов здесь, на Дхрауне, — слишком много для месклинита, чей вес даже на полюсе Месклина чуть больше трехсот. Это слишком много и для примерно восьми квадратных футов площади поверхности гусеницы. И если бы условия на Дхрауне не способствовали уплотнению материалов, «Квембли» и другие крейсеры, наверное, завязли бы по самые свои демпферы раньше, чем успели проехать хотя бы ярд.

Другими словами, камни под гусеницами были зажаты намертво. Что бы ни делали матросы, на какие ухищрения ни шли, ни один из камней не сдвинулся вообще. У рулевых не было ничего, что годилось в качестве рычага; их запасы канатов были бесполезны без блоков; их мышцы без помощи оборудования, к сожалению, не годились для выполнения этой работы — ситуация, месклинитам менее знакомая, чем другим расам, уже оставившим позади эпоху технической революции.

Тем не менее, наступающий лед стимулировал мысли. Он мог бы, конечно, стимулировать и панику, но ни один из матросов не был подвержен этой форме распада личности. И снова именно Битчермарлф оказался впереди.

— Так, выбирайся из-под тележки. Мы сдвинем эти булыжники! Давай вперед; они будут выходить с другой стороны. — Молодой матрос произнес эти слова, взбираясь на тележку.

И Такуурч сразу же понял идею. Он исчез за следующей, находящейся впереди тележкой, не произнеся ни слова.

Битчермарлф растянулся вдоль основной коробки двигателя между гусеницами. На этом пространстве шириной в фут под ним и чуть впереди располагалось углубление, в котором находился энергоблок — конвертер. Он представлял собой предмет прямоугольной формы, того же размера, что и коммуникаторы. Из его поверхности выступали снабженные кольцами контрольные рычаги. Управляющие ячейки в боковых стенках имели крошечные выступы по краям.

Тросы дистанционного управления с мостика были протянуты через некоторые из ячеек и подсоединены к кольцам, однако рулевой проигнорировал их. Он мало что мог разглядеть, поскольку свет прожекторов концентрировался на поверхности в нескольких футах от него и верхняя часть тележки находилась в тени, но он сейчас не нуждался в зрении. Даже одетый в гермокостюм, он мог управиться с рычагами на ощупь.

Осторожно сдвинув главный рычаг управления реактором в положение «Работа», Битчермарлф затем, еще осторожнее, включил двигатели. Мгновенно последовала реакция: гусеницы по обе стороны от него стали перемещаться вперед, и звяканье маленьких твердых предметов о каждую из них на какое-то мгновение стало слышно. Затем шум прекратился, и гусеницы стали ускорять свой ход. Битчермарлф мгновенно отключил подачу энергии и сполз с тележки, чтобы посмотреть, что произошло.

План сработал точно так же, как срабатывает компьютерная программа, в которую вкралась логическая ошибка: на выходе имеется ответ, однако не тот, которого ожидали. Как и планировал рулевой, гусеницы откинули назад камни, находящиеся под ними, но он забыл воздействие пневматического демпфера, нависающего сверху.

Тележка провисла под собственным весом, а сверху, проседая вслед за тележкой, на нее давил матрац-демпфер — до тех пор, пока гусеницы не уперлись в дно. Посмотрев вверх, Битчермарлф увидел в матраце похожую на шишку выпуклость — там, где вся двигательная установка опустилась примерно на четыре дюйма.

Из своего убежища появился Такуурч и, оценив ситуацию, ничего не сказал: говорить было не о чем.

Ни один из них не знал, какую нагрузку способен выдержать матрац и на сколько дюймов можно еще опустить тележку, чтобы она повисла без опоры, хотя оба изучили все детали конструкции «Квембли». Матрац-демпфер представлял собой не единый газовый мешок, но был разделен на тридцать отдельных ячеек, каждая из которых приходилась на две тележки, соединенные в тандем. Рулевые знали все тонкости соединения — оба провели немало времени, ремонтируя системы, но даже после недавнего осмотра днища «Квембли», когда почти все тележки были разгружены от веса корабля, они оставались в глубоких сомнениях относительно того, как сильно тележка могла опуститься под собственной тяжестью.

— Что ж, вернемся к выковыриванию камней, — заметил Такуурч, засовывая свои клешни под булыжник. — Будем надеяться, теперь эти камни расшатаны, иначе к ним все равно можно будет подобраться только с краев.

— На эту работу у нас не хватит времени. Лед по-прежнему наступает. Возможно, придется опустить гусеницы на целую длину тела, прежде чем они смогут вращаться свободно. Оставь тележки в покое. Так. Пора испробовать что-то Другое.

— Я только хотел бы знать, что именно.

И Битчермарлф показал ему. Прихватив на этот раз с собой фонарь, он снова забрался на тележку. Озадаченный Такуурч последовал за ним. Молодой матрос, поднявшись, выпрямился вдоль колонны, поддерживающей тележку, и атаковал матрац-демпфер своим ножом.

— Но ведь нельзя причинять кораблю повреждения! — возразил Такуурч.

— Позже исправим. Мне это нравится ничуть не больше, чем тебе, и я с удовольствием выпустил бы воздух с помощью нормального выходного клапана, если бы мы только могли до него добраться. Но мы не можем. И если в самое ближайшее время не снять нагрузку с этой тележки, вообще уже ничего не придется делать. — Произнося эти слова, Битчермарлф продолжал действовать ножом.

Это оказалось не легче, чем извлекать камни. Материал матраца-демпфера был исключительно толстым и прочным: чтобы поддерживать «Квембли», ему приходилось выдерживать высокое внутреннее давление — более ста фунтов на квадратный дюйм.

Одним из неудобств долгого пути являлась необходимость накачки вручную ячеек или стравливания, также вручную, избыточного давления, так как перепады высот поверхности, по которой они путешествовали, изменялись более чем на несколько футов. В данный момент матрац был слегка плоским, поскольку после их стремительного спуска вместе с потоком до подкачки дело не дошло, но внутреннее давление и сейчас было достаточно большим.

Снова и снова Битчермарлф бил ножом в одну точку натянутой поверхности. И каждый раз нож погружался чуть глубже. Такуурч, согласившись наконец с необходимостью этих действий, присоединился к товарищу. Оба ножа, не мешая друг другу, замелькали, ударяя попеременно, в ритме, слишком быстром, чтобы за ним способен был уследить человеческий глаз. Окажись человек свидетелем, если такое можно представить, он ждал бы, что они вот-вот отсекут друг другу клешни.

И все рано прошло немало минут, прежде чем они пробили оболочку. Первым признаком успеха стал тоненький ручеек пузырьков, распространяющихся во всех направлениях вверх вдоль изгиба выпирающей ячейки матраца. Еще несколько ударов — и крестообразная дыра размером с фут начала извергать дхраунский воздух, так что хлынувший поток пузырей скрыл дыру. Пленники прекратили свои усилия.

Медленно, но заметно натянутая ткань опадала. Пузыри теперь струились более медленно вдоль ее поверхности, собираясь наверху около ледяной стены. Какое-то время Битчермарлф думал, что ткань станет совершенно плоской, но тележка этому мешала. Центр ячейки, то есть точка, к которой была подсоединена тележка (ни один из них не знал, где именно проходят границы ячейки), стремился вниз, оттягиваемый тележкой.

— Я снова запущу двигатель, и посмотрим, что произойдет, — сказал Битчермарлф. — Переберись на минуту за переднюю тележку.

Такуурч повиновался. Младший рулевой намеренно засунул несколько булыжников под гусеницы, снова забрался на тележку и устроился на ней поудобнее. На этот раз он прихватил с собой фонарь, для того чтобы видеть, как и куда сдвинется тележка. Взглянув на место присоединения в нескольких дюймах над ним, он вновь запустил двигатель.

Булыжники создавали некоторое трение; ткань сморщилась, и вращающаяся колонна слегка накренилась, поскольку тележка устремилась вперед. Колонна уходила в верхнюю ячейку, нетронутую и недоступную, и это предотвращало увеличение наклона.

Естественно, тележки не могли соприкоснуться друг с другом, но тенденция была заметна. И когда поступательное движение работающей тележки достигло предела, гусеницы продолжали двигаться, но на этот раз они двигались не свободно. Вибрации указывали на то, что теперь гусеницы скользили по камням, и спустя несколько секунд Битчермарлф ощутил движение струящейся, завихряющейся воды даже через гермокостюм.

Он начал спускаться вниз по тележке и чуть не попал под одну из гусениц. Лишь чудом ему удалось торопливым рывком дотянуться до ручки управления и остановить мотор, а потом несколько секунд он приходил в себя: даже его эластичному телу едва ли удалось бы перенести путешествие между гусеницами и камнями. Самое малое — был бы поврежден гермокостюм.

Переведя дыхание, Битчермарлф неспешно, очень осторожно проверил управляющие тросы, ведущие от реактора к верхним блокам, расположенным вдоль днища демпфера, и проследил за ними глазами до точки над передней тележкой, куда он мог бы дотянуться. Несколькими секундами позже он очутился на той тележке, снова запустил мотор, теперь уже с безопасного расстояния, и мысленно выругал себя за то, что не сообразил поступить подобным образом с самого начала.

Такуурч, появившийся рядом, заметил:

— Что ж, скоро мы узнаем, приведет ли перемешивание воды к ее нагреванию.

— Обязательно, — заверил Битчермарлф. — Кроме того, на этот раз гусеницы трутся о камни на дне, а не разбрасывают их в стороны. Ты сколько угодно можешь не верить, что при перемешивании выделяется тепло, но наверняка должен знать, что оно выделяется при трении. Наблюдай за льдом и сообщи мне, если по соседству станет слишком жарко. Я установил минимальную подачу энергии, но все равно это довольно много.

Такуурч направился к месту, откуда, по его мнению, будет видно, если во льду в результате таяния образуется пещера. Настроенный довольно пессимистически, он уселся и стал ждать. Течение было не слишком сильным, но, поскольку у него не было груза, он, опасаясь, как бы его не унесло, прикрепил себя к паре камней среднего размера и перестал волноваться, что попадет под гусеницы.

Он до сих пор не понимал, как может простое перемешивание нагреть воду, но замечание Битчермарлфа насчет трения его утешило.

Кроме того, хотя ничто не вынудило бы его признаться, он в значительно большей степени полагался на мнение молодого матроса, чем на свое собственное, и потому, успокоившись, в полной уверенности ожидал, что скоро лед начнет поддаваться.

Он не был разочарован. Минут пять спустя ему показалось, что между ним и ледяным барьером стала видна большая часть каменистого дна. Через десять минут он был в этом уверен, и трубный звук радости возвестил Битчермарлфу о данном факте.

Битчермарлф, услышав призыв, рискнул оставить управляющие тросы без надзора, чтобы самому убедиться. Лед отступал. Немедленно он принялся строить планы:

— Отлично, Так. Надо скорее запускать другие тележки! Как только они оттают и мы сможем добраться до их рычагов управления, так и начнем. Нам, похоже удастся освободить «Квембли» от этой штуки, да и себя тоже.

Такуурч задал вопрос:

— Ты собираешься продырявить все ячейки, расположенные над тележками с энергоблоками? — спросил Такуурч. — Но тогда треть демпфера, лишенная воздуха, выйдет из строя.

Битчермарлф слегка смешался.

— Да, я как-то позабыл. Нет, пожалуй, тележки понадобятся, но… Нет, это нехорошо. Давай-ка подумаем. Можно попробовать добраться до другого оттаявшего энергоблока, мы установим его на другую тележку испорченной ячейки — той, которую мы прокололи. Таким образом, тепла будет вдвое больше. А что потом — я не знаю. Попробовать выкапывать камни из-под других тележек? Нет, бесполезно… В общем, не знаю. Что ж, так или иначе, в наших силах включить еще один двигатель. Быть может, этого хватит.

— Будем надеяться, — с сомнением в голосе произнес Такуурч.

Неуверенность молодого матроса разочаровала его, и туманный план, предложенный Битчермарлфом, не вселял надежды, но и сам он не мог предположить ничего лучшего.

— Что я должен делать? — спросил он.

— Мне лучше вернуться назад и присмотреть за тросами, хотя, думаю, с ними все будет в порядке, — сказал Битчермарлф. — А ты продолжи проверку края ледяной стены и займись другим конвертером, как только он окажется размороженным. Мы установим его в эту тележку, — он показал на другую тележку, прикрепленную к ячейке, из которой выпустили воздух, — и запустим ее как можно скорее. Понятно?

Такуурч, жестом выразив согласие, приступил к осмотру ледяного барьера, а Битчермарлф вернулся к управляющим тросам и замер в ожидании.

Тем временем Такуурч проделал несколько кругов вдоль ледяной границы, их окружающей, с удовольствием наблюдая, как лед отступает во всех направлениях, но он заметил, что процесс, по мере увеличения свободного пространства, стал замедляться. Это его не слишком удивило, но немного обеспокоило. Наконец он определил, какой из замороженных энергоблоков окажется освобожденным в первую очередь, и устроился поблизости от него.

Его ощущения и эмоции, так же как и его спутника, ожидающего у рычагов управления, не поддаются описанию на языке людей. Он не проявлял ни нетерпения, ни покорности в человеческом понимании. Он просто знал, что ожидания не избежать, и воспринимал это без всяких эмоций. Будучи вполне разумным и даже обладая хорошим воображением, как по человеческим, так и по месклинитским стандартам, он, однако, не ощущал необходимости в чем-то, даже отдаленно напоминающем понятие «мечтание»; ему не требовалось ничего такого, чтобы занять свой ум на время задержки. Полуосознанные «внутренние часы» подавали ему сигнал, когда пора проверять процесс таяния, и он делал это через разумно частые интервалы — вот и все, что мог бы понять человек из его действий, еще в меньшей степени человек справился бы с описанием того, что происходило в мозгу месклинита.

Со всей определенностью можно сказать: он не спал и не был погружен в мысли, потому что мгновенно прореагировал на неожиданный громкий удар и фонтан взлетевших вокруг него булыжников.

Место, где Такуурч лежал в ожидании, находилось прямо позади работающей тележки, так что он мгновенно понял, что произошло.

Такой же мгновенной была и реакция Битчермарлфа. Рывком дернув на себя рычаг управления, он отключил энергоблок раньше, чем человек мог бы заметить что-то неладное. Оба месклинита одной-двумя секундами позже столкнулись носами у замершей в неподвижности тележки.

«Этого следовало ожидать», — признался себе Битчермарлф. Хотя месклинитские органические соединения очень и очень прочны и гусеница могла бы прослужить еще много месяцев в условиях обычного путешествия, но искусственно созданное трение о сверхтвердые дхраунские булыжники даже при незначительной мощности двигателя оказалось чрезмерным испытанием для нее.

Наверное, слово «сверхтвердые» не совсем точно описывает камни: те, что находились под движущейся гусеницей, оказались заметно сглажены сверху примерно за час работы, а некоторые и вообще были сточены более чем наполовину. Сначала Битчермарлф подумал, что гусеницу перерезал одни из острых камней, но после внимательного изучения молодой рулевой решил, что причиной разрушения послужил обычный износ: гусеница превратилась в тонкую пластинку с острыми краями.

Такуурч согласился с Битчермарлфом, когда тот предъявил ему свидетельства.

Вопроса о том, что делать дальше, у них не возникло, они занялись делом немедленно: менее чем за пять минут энергетический конвертер был снят с поврежденной тележки и установлен на той, что находилась позади нее, также разгруженной, потому что она присоединялась к уже проколотой ячейке демпфера. Не беспокоясь о том, что он наверняка испортит еще одну пару гусениц, Битчермарлф тут же запустил двигатель.

Теперь Такуурч начал беспокоиться. Оптимизм предыдущего часа бесследно испарился, поскольку разрушился фундамент, на котором он основывался. Рулевой сомневался, что вторая тележка протянет достаточно долго, чтобы проложить им дорогу к свободе. Спустя несколько минут до него неожиданно дошло, что концентрация нагретой воды в одном месте могла оказаться неплохой идеей, и он тут же изложил ее своему спутнику. Битчермарлф, хотя и расстроенный тем, что не додумался об этом сам, немедленно согласился, и в течение получаса оба матроса работали, наваливая булыжники между гусеницами и вокруг тележек, которые должны были послужить источником тепла. В конце концов, им удалось создать довольно плотную загородку, внутри которой, как в кастрюле, постепенно набралась вода. Таким образом, пространство между тележкой и ближайшей частью ледяной стены нагревалось.

Такуурч с удовлетворением отметил, что лед на корпусе «Квембли», на участке в два ярда, таял почти на глазах.

Конечно же, полного счастья он не испытывал, не хуже Битчермарлфа понимая, что гусеницы вряд ли протянут дольше, чем на первой тележке. И если они оборвутся раньше, чем окажется свободным путь наружу, то будет нелегко придумать еще что-нибудь для собственного спасения.

Некоторые люди в подобной ситуации опустили бы руки и покорно ждали, пока их спасут, поддерживая в себе эту надежду до последней минуты. Так же могли вести себя и некоторые месклиниты, но ни один из рулевых к таким не принадлежал. В стеннийском имеется слово, которое Изи перевела как «надежда», но это один из наименее удачных эквивалентов понятий в ее практике.

Такуурч, движимый этим неопределенным чувством, расположился между работающей тележкой и тающим льдом, прижимаясь ко льду, чтобы не препятствовать току нагретой воды, и стараясь одновременно уследить и за тележкой, и за льдом. Битчермарлф оставался возле управляющих рычагов.

Поскольку под второй тележкой они не пытались копать, трение здесь было сильнее, а значит, и эффект нагрева тоже. Система управления предназначалась для регулирования скорости гусениц, а не усилия, с которым они вгрызались в камни. Естественно, к несчастью, износ гусениц также был сильнее. Тяжелый удар, объявляя об их неудаче, последовал удручающе скоро после завершения каменной кладки. Как и прежде, две ленты материала разорвались почти одновременно: рывок, передавшийся на колонну, соединяющую тележку с корпусом корабля, при разрыве одной гусеницы оказался достаточным, чтобы порвалась и другая.

И снова месклиниты отреагировали мгновенно и дружно, без всякой консультации друг с другом. Битчермарлф, отключив подачу энергии, в тот же миг ринулся со своего места к тающей поверхности; Такуурч оказался там быстрее только потому, что ему пришлось преодолеть вдвое меньшее расстояние. Когда они достигли ледяного барьера, оба уже держали наготове ножи и без промедления начали отчаянно врубаться в стену перед ними.

Они знали, что находятся довольно близко к корпусу «Квембли»; им оставалось преодолеть во льду расстояние не больше длины тела. Быть может, прежде, чем процесс замерзания снова возьмет верх, их мышцы помогут им пробиться…

Первым сломался нож Такуурча.

Несколько человек наверху могли бы проявить интерес к звукам, неожиданно раздавшимся в приемнике, хотя даже Изи Хоффман не смогла бы понять их.

Битчермарлф немедленно внес предложение:

— Давай-ка назад и двигайся кругами как можно быстрее, чтобы вода, охлаждаемая льдом, смешивалась с остальной. Я продолжу работу ножом, а ты — перемешиванием.

Старший матрос повиновался, и еще несколько минут не было слышно никаких звуков, кроме ударов ножа.

Таяние продолжалось, но оба матроса ясно видели, что его скорость уменьшается. Тепло уходило из воды вокруг них.

Хотя они и не знали, но единственной причиной, почему окружающая их среда оставалась жидкой довольно долгое время, было то, что их ледяная ловушка упиралась в каменное дно, частично препятствуя выходу аммиака. Теоретики, как земные, так и месклинитские, были абсолютно правы, хотя ничем не могли помочь Дондрагмеру: замерзание под «Квембли» в большой степени явилось следствием медленного диффундирования аммиака в нижние слои льда сквозь по-прежнему жидкие границы между твердыми кристаллами.

Капитан, даже обладая этой информацией, не мог сделать больше, чем двое его людей, сейчас попавших в ловушку под кораблем. Конечно, если бы такая информация поступила заранее, ему, возможно, и удалось бы вовремя вывести «Квембли» на сушу, но лишь при условии, что он успел бы обрести способность двигаться.

Что же касается Битчермарлфа, то, даже имея сейчас всю эту информацию в своем распоряжении, он вряд ли стал бы сознательно обдумывать ее: он был слишком занят. Его нож мелькал в свете фонаря неимоверно быстро, и в каждый удар он вкладывал такую силу, на какую только отваживался. Его сознание полностью сосредоточилось на орудии, сочетая максимальные скорость и силу с наименьшим риском.

Но все же нож сломался. Позже Битчермарлф никогда не стремился анализировать причины происшедшего, а сейчас знал одно: таяние замедляется, вызывая в нем бешеное желание вкладывать в удары все большую силу, но, будучи тем, кем он был, он ни на минуту не допускал предположения, что сам мог стать жертвой паники или что древко ножа могло оказаться дефектным. Но никаких объяснений, кроме этих двух, так и не нашел. В общем, какова бы ни была причина, рукоять, зажатая в его правой верхней клешне, неожиданно оказалась без лезвия, и серебристый треугольник металла, упавший перед ним, в его клешнях был ничуть не более полезен, чем в человеческих пальцах.

В раздражении он швырнул рукоять вниз, но даже не испытал удовлетворения, поскольку, находясь в жидкости, она опустилась на дно мягко, без удара.

Такуурч оценил ситуацию мгновенно. Его комментарий люди сочли бы циничным, если бы расслышали слова месклинита, произнесенные в шести миллионах миль от них:

— Ну что, останемся здесь или вернемся назад, на середину? Где ты предпочитаешь замерзнуть?

— Не знаю. Здесь, на краю, нас могли бы найти скорее; здесь пробиться легче всего, если им вообще удастся это сделать. Если же у них ничего не выйдет, то какая разница? Единственное, что я хотел бы знать, так это что происходит с существом, вмерзшим в кусок льда.

— Что ж, кто-нибудь об этом узнает очень скоро, — пообещал Такуурч.

— Может, да, а может, и нет. Вспомни «Эскет».

— А какое это имеет отношение к нам? То, что произошло с нами, — произошло по-настоящему, никто не станет темнить.

— И все равно люди ведь пытались понять, что случилось с «Эскетом», но не смогли.

— Что ж, лично я собираюсь вернуться к середине корпуса и, пока смогу, — думать.

Битчермарлф удивился:

— О чем тут еще думать? Мы застрянем здесь, пока нас кто-нибудь не вытащит или пока не изменится погода: когда потеплеет, мы оттаем естественным образом.

— Успокойся.

— Только не пока мы здесь.

— Тебе не кажется, что если включить энергоблок даже при отсутствии на тележках гусениц, то где-нибудь он произведет достаточно трения, чтобы поддерживать воду по соседству от…

— Попробуй, если хочешь, — не дослушав, ответил Битчермарлф. — Я бы не стал рассчитывать на это даже при включении конвертеров на полную мощность. Кроме того, я бы поостерегся приближаться к ним, если они действительно будут работать с максимальной нагрузкой. Давай взглянем обстоятельствам в лицо. Так: мы находимся под водой, но не в океане, и, когда она замерзнет, мы окажемся внутри льда. Нет совершенно ничего, куда бы… А-а-а!

— Что?

— Ты выиграл. Никогда нельзя прекращать думать. Я сожалею о недавней слабости. Идем.

Девяносто секунд спустя оба месклинита, с некоторыми трудностями протиснувшись через ножевые разрезы, уже находились внутри продырявленной надувной ячейки, в полной безопасности, недоступные для воды.