"Александр Чаковский. У нас уже утро" - читать интересную книгу автора

В академию хотел...
Доронин осёкся и замолк. "К чему говорить об этом теперь?" - подумал
он, не замечая, что Грачев смотрит на него сочувственным, понимающим
взглядом.
Доронин ни в чём не убеждал своего собеседника и ничего не просил. Он
говорил о своих неосуществившихся планах, словно подводя итог своей прежней
жизни перед тем, как начать новую. А Грачев смотрел на него и думал, что
этот человек нужен, обязательно нужен там, куда его собирались послать.
А послать его собирались на Южный Сахалин, в старинный русский край,
отторгнутый в 1905 году у России японцами и теперь, после победоносного
окончания войны о Японией, возвращённый советскому народу.
К сообщению о том, что ему предстоит ехать на Сахалин, Доронин отнёсся
все с тем же спокойным безразличием. "Одно к одному, - с горечью подумал
он, - вместо академии - рыба, вместо Ленинграда - край света, Сахалин".
О, он с гордостью принял бы военное назначение на Сахалин! Если бы его
послали туда как офицера, на границу, он счёл бы это величайшей честью для
себя. Увы, сейчас речь шла о другом, совсем о другом!...
Грачев говорил о значении рыбной промышленности для народного
хозяйства, о том, как нужны Сахалину смелые, мужественные,
дисциплинированные люди. Доронин внимательно слушал, кивал головой в знак
согласия, чувствуя в то же время, что все эти слова проходят мимо него, что
он воспринимает их умом, но не сердцем.
Все последующие дни Доронин вёл долгий разговор с самим собой. Сидя на
койке в маленькой гостинице Министерства рыбной промышленности, куда он
теперь переехал из гостиницы ЦДКА, или бродя по бульварам весенней Москвы,
он снова и снова обдумывал предстоящую в его жизни перемену и не мог
заглушить чувство, притаившееся где-то в глубине сердца, - не тоску, нет, а
какое-то смутное сожаление. Всё-таки трудно сразу свыкнуться с мыслью, что
планы, о которых ты мечтал годами, коренным образом меняются, что в сорок
лет ты ещё не имеешь семьи и дома и должен начинать все заново.
Доронин был цельной натурой. В этом всегда подтянутом и внешне даже
чуть суховатом и резком человеке нелегко было сразу распознать кипучую
энергию, страстную одержимость своим делом, которые были основными
свойствами его характера.
Теперь, пожалуй, впервые в жизни, им овладело не равнодушие, нет, но
несвойственное ему безучастное спокойствие.
Это состояние пугало Доронина, но освободиться от него он не мог.
"Ничего, - думал он, - приеду на Сахалин, с головой окунусь в работу -
и всё как рукой снимет!... Только бы скорее доехать!"

...И вот он идёт по палубе парохода, отправляющегося из Владивостока на
Сахалин.
Посадочный трап уже убрали. Пирс опустел. На его мокром камне слабо
отражался свет тусклых фонарей. Между бортом парохода и каменной стеной
причала медленно расширялась чёрная полоса. На ней плавали оранжевые
нефтяные пятна, освещённые светом нижних иллюминаторов.
Раздался продолжительный гудок. Ему ответили такие же гудки справа,
слева и откуда-то со стороны моря.
Чёрная полоса между пароходом и каменной стеной причала продолжала
расширяться. Казалось, кто-то медленно, но настойчиво оттягивает берег от