"Александр Борисович Чаковский. Свет далекой звезды (Повесть) " - читать интересную книгу автора

слова? Где он? В отъезде? Или вообще его нет?
Он медленно шёл по улице Горького. Ярко светило солнце. На тротуарах
густые толпы.
Ну, вот и телеграф. Судорожно вздрагивает минутная стрелка на белом
циферблате. У широких ступеней, ведущих к застеклённым дверям, толпятся
юноши, девушки... Излюбленное место свиданий.
Завьялов поднялся по ступеням.


9. "ГОВОРИТ ЛЕНА!"

Это был один из самых мрачных вечеров после возвращения Завьялова в
Москву. Он приехал полный надежд. И все они рушились одна за другой.
В последний раз - это было позавчера - Коростылёва дала понять
Завьялову, что сделала всё, что было в её силах, и больше звонить ей
бесполезно. Разумеется, она попыталась утешить его, сказала, что будет
продолжать наводить справки и если что-нибудь выяснится, позвонит сама или
напишет Завьялову...
Но он понял, что за этими словами Коростылёвой не стоит ничего, кроме
сочувствия. Итак, он потерпел неудачу в редакции, ему пока ещё ничем не
помог отдел розыска, и единственным реальным результатом поисков была
бумага из Министерства обороны, подтверждающая смерть Ольги.
Последняя надежда оставалась на ответ из Астрахани, на оплаченный
авансом телеграфный ответ, которого Завьялов ждал уже пять дней.
Наступили сумерки, когда он вернулся домой. Виктора не было, он ещё с
утра предупредил Завьялова, что вернётся не раньше одиннадцати. Предстоял
длинный, пустой вечер. Завьялов сидел в одиночестве... Внезапно у входной
двери раздался звонок.
Почтальон. Завьялов взял из его рук телеграмму, расписался в получении,
распечатал бланк...
А потом он сидел у стола и тупо, неотрывно глядел на скупые строки,
напечатанные на сером телеграфном бланке:
"Миронова Евдокия Николаевна умерла 1952. Совместно проживающих
родственников не имела. Управдом Косичкин".
Значит, всё. Идти больше некуда, некого спрашивать, некому посылать
телеграммы...
Это конец. Оли нет. Он ошибся. Не она смотрит на него с этой
фотокарточки. Те, кто сгорает в воздухе, не воскресают. Это не Оля стоит на
снегу среди незнакомых людей. Не она. Это чужая женщина. Просто очень
похожа на Олю. Только похожа!
Рука Завьялова тянется к фотокарточке. Ему хочется разорвать её, смять,
чтобы никогда больше не видеть. Он не хочет смотреть на эту чужую женщину,
посмевшую быть настолько похожей на Олю, что она разбудила в нём надежду и
так жестоко обманула его.
Но в следующую секунду Завьялов в испуге отдёргивает руку. Он должен
быть благодарен чужой женщине. Её существованию он обязан тем, что прожил
три недели, наполненные счастьем, тревогой и ожиданием. Он убедился, что
ещё не совсем разучился жить, что способен ощущать прилив сил и может к
чему-то стремиться.
"Способен... может... стремиться"... Но зачем всё это теперь? "Надо всё