"Джек Кертис. Заколдуй меня" - читать интересную книгу автора

испытаю наконец облегчение".
Он снова погрузился в мечты. Вот он дома. Мягко светит послеобеденное
солнце, в окно виден Майкл, играющий на лужайке. Ник уже чувствует себя
лучше. Рука и нога все еще побаливают; но он в тепле и в уюте и знает, что
сделал правильный выбор. Луиза сидит в гостиной на большом ситцевом диване и
слушает его рассказ о "самом страшном".
Кажется, она слышит его, хотя сам он себя не слышит. Слова слетают с
губ в пугающей тишине, достигая только ее ушей... Он вскакивает на ноги.
"Ник!" - восклицает Луиза резко, с укором. И он оборачивается.
"Ник!" - И он оборачивается на звук.
Рука Зено взметнулась вверх, словно предупреждая: замрите, сейчас
отсюда вылетит птичка.
Потом раздался несильный взрыв. Белое магниевое пламя вспыхнуло в
нескольких дюймах от лица Ника. Он повернулся, покачиваясь на камнях,
выставив вперед руки, будто слепой. Весь мир стал белого цвета. Он
всматривался в эту белизну, но там была пустота, вакуум, словно зрачки
затянуло пеленой.
Что-то коснулось его шеи, обвилось вокруг нее. Как будто Луиза
завязывала ему галстук перед званым обедом. Левый конец поверх правого, один
конец короче, другой длиннее... В ушах хрустнуло, когда галстук стали
затягивать.
Потом кто-то надавил носком ботинка на раненую ногу, и он упал ничком,
словно молящийся. Зено уперся ему коленом между лопаток и потянул за удавку.
Голова Ника откинулась назад.
На какой-то момент к нему вернулось зрение. Перед ним со скорбным лицом
стояла Луиза. В окно позади нее было видно, как Майкл бегает по траве. Все
это длилось какую-то секунду, а потом оба они исчезли.
Веревка впивалась все глубже в горло. Рев моря звучал у него в ушах,
оглушительный, как грохот плотины. Кто-то волок его к воде, подтягивая дюйм
за дюймом мощными рывками. Боль пронизывала все тело.
Дальше не было ничего, кроме взрывающихся звезд, разрывов бомб,
огненных вспышек и бесконечного света.

Глава 3

Каждый раз, усаживаясь в тюремной камере, Сэм Паскью покрывался потом.
Страх охватывал его еще тогда, когда он шел к тяжелой двери с крохотным
окошком по пустынным коридорам и за ним с лязгом запирались железные
решетки. И он старался, войдя в камеру, скрыть этот страх.
Так было и сейчас. Стали влажными подмышки, на тонкой ткани проступили
капельки пота, и маленький ручеек устремился вниз, стекая с впадины на горле
прямо на живот. Он молча ждал, пока напряжение спадет, затем достал из
дипломата и аккуратно разложил на столе бумаги с таким видом, словно это
было очень важно.
Не поднимая глаз, украдкой оглядел камеру.
"Деревянная скамья, - мысленно отметил он, - на четырех прочных ножках,
с перекладинами сверху. Нехитрое сооружение. Незамысловатая мебель. Это не
здесь. Это не может быть здесь. Я больше никогда не увижу то место". И
все-таки он огляделся - так оглядываются на пустынной улице, прежде чем
перейти через дорогу.