"Брент Кертис, Джон Элдридж. Священный роман " - читать интересную книгу автора

событиям, которые с нами происходят, и объясняют, что делать с Романтикой,
Стрелами и нашим сердцем.
Брент часто оставался без такого толкователя, так как отцы приходили и
уходили. Мне (Джон) повезло больше; у меня был дедушка, который помогал мне
всякий раз, когда Стрелы готовы были впиться в меня, в то время как отец был
поглощен зловещей схваткой с зеленым змием. Выучившись на инженера, мой отец
попал на рынок труда, который в тот момент, после второй мировой войны, был
переполнен армией инженеров. Артур Миллер очень тонко передал стиль его
жизни в пьесе "Смерть коммивояжера": "...для таких, как он, в жизни нет
основы. ...Он висит между небом и землей. Его орудия - заискивающая улыбка и
до блеска начищенные ботинки. А когда ему перестают улыбаться в ответ, вот
тут наступает катастрофа. Потом на шляпе появляется парочка сальных пятен, и
человеку приходит конец. Никто не смеет винить этого человека!" (Перевод с
англ. Е. Голышевой и Б. Изакова.) Моя мама вернулась в колледж, а затем к
работе, чтобы сводить концы с концами; я был предоставлен сам себе и пытался
самостоятельно понять историю жизни и свою роль в ней.
Мой дедушка, "дедуля", заполнил пустоту моей души в решающий момент. Он
был моим героем, ковбоем и джентльменом. О том, чтобы провести лето на его
ранчо, я мечтал весь учебный год - там я мог скакать верхом на лошади,
ловить лягушек, дразнить больших старых коров, когда никто этого не видел.
Помню, как дедуля ездил на своем стареньком "Форде" в ковбойской шляпе и
кожаных рабочих перчатках и приветствовал почти всех, кого встречал по
дороге. Казалось, люди кивали в ответ с почтением. Это вселяло в меня
уверенность, что я был под защитой кого-то сильного и любящего.
Дедуля любил меня как мальчика, но требовал быть мужчиной. Он научил
меня сидеть в седле и ездить верхом - не просто для забавы, а чтобы я смог
работать на ранчо. Вместе мы исследовали открытые пространства, поросшие
кустарником шалфея, чинили заборы, ухаживали за больными животными,
рыбачили. По утрам мы отправлялись выпить чашку кофе с молоком и пончиками в
закусочную, где все знали нас по имени. Воскресными вечерами наносили
"визиты" родственникам из близлежащих деревень и ферм. Собравшись вместе,
все болтали о том о сем, рассказывая семейные предания, и это наполняло меня
чувством, что я принадлежу к какой-то большой истории. Несмотря на то, что
мой собственный мир был в эпицентре землетрясения, причиной которого был
алкоголизм моего отца, я знал, что есть другой мир, где все было хорошо, и я
мог бы занять в нем место.
Когда я стал подростком, визиты на ранчо сделались более редкими, с
большими перерывами. Мой отец, поглощенный своими проблемами, был не в
состоянии научить меня справляться с моими. Чтобы привлечь к себе внимание,
в отчаянии, я перепробовал все способы, доступные американским подросткам,
предоставленным самим себе. В пятнадцать лет меня арестовали за хулиганство.
Я даже не могу вспомнить, что сказали или сделали мои родители; возможно, я
разбил им сердце, как это делают беспутные сыновья. Но какое-то время спустя
я пришел к выводу, что снова могу взяться за старое. Внешне все было
благополучно, я избегал наказания; но если заглянуть глубже, в те уголки
сердца, где история оставляет свой след, то можно было разглядеть
неудовлетворенность происходящим, которую я больше не мог выносить. Почему
они ничего не делали? Я знал, что поступаю неправильно; почему же никто не
показал мне правильного пути? Это была решающая Стрела. Послание, которое
она несла с собой, было ужасно - не было никого достаточно сильного, чтобы