"Киаран Карсон. Чай из трилистника" - читать интересную книгу автора

шкафом для которой служил ящик из-под апельсинов, поставленный на попа. В
результате книги мои при открытии издавали приглушенный аромат этих плодов,
который я принимал за запах ладана, поскольку апельсины частенько
упоминались в проповедях отцов-редемптористов[3] во время их миссий к
мирянам-католикам Белфаста.
В типичном сценарии редемптористов фигурировал мучимый жаждой мальчик
на летних каникулах, одиноко стоящий у лавки зеленщика. Вот он взирает на
красиво выложенную горку апельсинов. Он заворожен их кожурой в ямочках, а
распаленный солнцем их аромат овевает его, рисуя в воображении, как он
кусает апельсин и ощущает крошечные брызги нектара на нёбе. Затем,
погоняемый жаждой, он идет дальше и уже представляет себе, как сдирает с
плода кожуру, обнажая его сочащиеся дольки, и граница между грезой и делом
начинает размываться.
И вот уже апельсин (рядом, лишь протяни руку) овладевает всеми его
помыслами. И никто, видит он, на него не смотрит. Зеленщик поглощен
разговором с двумя покупательницами, которые просят сопоставить достоинства
молодого британского картофеля и "дублинской королевы". Полицейский как раз
зашел в пивную по соседству. Автомобиль пропыхтел по пустой, раскаленной на
солнце улице. Никто, думает мальчик, не смотрит на него. И он протягивает
руку и сует апельсин в карман брюк. В конце концов, никто этого не заметил;
да к тому же всего один апельсин из целой груды. Но Господь, заключает отец-
редемпторист (здесь он достает из своего черного пояса распятие и пафосным
жестом вздымает его над головой), Господь наблюдал за мальчиком, а для
Господа, который всевидящ, нет ничего незначительного; для Него Одно - есть
Многое.
Апельсины, таким образом, ассоциировались у меня с кражей либо с
пропажей. Поэтому, обзаведясь своим "книжным шкафом", я счел благоразумным
заранее помолиться св. Антонию Падуанскому, перед которым ходатайствуют о
возвращении утерянного или украденного имущества. Так повелось с того дня,
когда одного из учеников, взявшего какую-то книгу Антония без его ведома,
посетил ужасный призрак и под страхом смертных мук приказал вернуть ее.
На стезе проповедничества св. Антоний прославился как никто другой, а
передвигался он от места к месту с такой быстротой, что многие
здравомыслящие свидетели уверовали в его вездесущность. В 1231 году, через
тридцать два года после смерти, мощи святого были перенесены в Падую. Вся
плоть его истлела, за исключением языка, который оказался нетронутым и
таким же красным и свежим, каким был при жизни.

4
БАГРОВЫЙ

Когда умирал святой, в народе поднималось нешуточное волнение. В Падуе на
протяжении июня и июля 1231 года длинные процессии день и ночь стихийно
собирались у обители Арчелла, где на открытом катафалке в окружении белых
лилий было выставлено тело св. Антония.
Церковные колокола звонили без умолку, смешивая день с ночью. Многие
верующие слышали ангельские голоса. Над городскими башнями катились
странные облака, изумлявшие самых одаренных нефеломантов[4]. На платформах,
несомых распевающими людьми, и колесных помостах, влекомых волами через
все городские ворота, раскачивались могучие столбы из воска. Повсюду пылали