"Джонатан Кэрролл. Дитя в небе ("Трилогия Рондуа" #3)" - читать интересную книгу автора

раз имя было выведено другим почерком, будто он старался подделать, а не
придумать подпись другого человека.
- Что у нас на обед?
- Твое любимое блюдо - чили.
Он терпеть не мог чили.
На самом деле никакого чили и в помине не было - просто ее маленькая
шутка - зато присланные им тюльпаны стояли в новой черно-желтой вазе на
столе между ними. Будто в комнате был кто-то еще. Он хотел рассказать ей о
том, как писал имя Коупленда, но в данный момент яркие цветы были и без
того достаточным свидетельством присутствия того, другого.
Он снова взглянул на них и понял, что смотрит вовсе не на те цветы,
которые купил. Те были розовыми, а эти - темно-красными. Куда же она дела
его букет?
- Похоже, снова сезон тюльпанов, а?
Она улыбнулась и кивнула.
- Вчера я тоже видел, правда, розовые, но просто великолепные. Так и
чувствовал, что нужно их было купить для тебя. Похоже, кто-то меня
опередил, да?
Ее улыбка оставалась прежней. Практически ничем не отличалась от той,
что была у нее на лице какую-то секунду назад. Или все же она стала чуть
более жалостливой?
Перед тем как улечься в постель, он всегда любил бриться - давняя
привычка. Стоя перед зеркалом в ванной комнате и соскребая остатки снежной
пены, он внезапно ткнул бритвой в зеркало.
- Я слышал, чем вы там занимаетесь. Не думай, будто я ничего не знаю,
ублюдок!
- Ты со мной говоришь? - окликнула она его из спальни.
- Нет, с Питером Коуплендом. На это она ничего ответила, и он
улыбнулся своей собственной странной улыбкой.


* * *

Ее пальцы легко касались его лица, когда он вдруг понял, как разорвать
порочный круг. Оттолкнув ее ладонь, он взял инициативу в свои руки и
принялся ласкать ее, но чересчур сильно, что причиняло ей боль. К его
удивлению, она вздрогнула и изогнулась, но продолжала молчать. Теперь их
постоянно окружало молчание. В какой-то момент они оба безмолвно
согласились с этим. Но почему она не протестует? Почему не просит его
остановиться? Может, ей нравится? Нет, это невозможно. Она миллион раз
говорила, что не понимает, как это людям может нравиться причинять друг
другу в постели боль. Или Питеру Коупленду было позволено все? Может, все
еще хуже, и та боль, которую он ей сейчас причиняет, доставляет ей
наслаждение? Но это же просто безумие! Это означало бы, что он вообще
ничего не знает о своей жене. При этой мысли дыхание его участилось. Какие
части ее тела и души были ему знакомы? Что еще она скрывала от него долгие
годы?
Он начал нашептывать ей на ухо всякие грубости и непристойности. Они
оба всегда терпеть этого не могли. Их интимные, обращенные друг к другу
слова, всегда были забавными и ласковыми, полными любви.