"Джон Диксон Карр. Игра в кошки-мышки" - читать интересную книгу автора

курортов, и проводить в нем несколько недель или месяц.
Он не купался в море - никому не доводилось стать свидетелем
потрясающего зрелища судьи Айртона в купальном костюме. Как правило, он
предпочитал, расположившись на садовом стуле и нахохлившись, как сова,
читать своих любимых авторов XVIII века. Порой, решив все же заняться
здоровьем, он неторопливой грузной походкой прогуливался по полосе песка, с
сигарой во рту и с выражением отвращения на лице.
"Дюны", его нынешнее бунгало, было лучше, чем большинство предыдущих.
Он пошел даже на то, чтобы приобрести его, ибо в нем оказалась приличная
ванная. Оно было сложено из кирпича, покрытого желтой штукатуркой, с
высокими французскими окнами, выходящими на море. В нем имелись две комнаты,
разделенные холлом, кухня и ванная в задней части дома. Перед ним, за
широким газоном, на котором никакими силами нельзя было вырастить траву,
тянулось асфальтовое шоссе, уходившее на восток к Таунишу и на запад к
изгибу залива Хорсшу-Бей. По другую сторону этой дороги, за спутанными
зарослями растительности, напоминавшими траву, заплетенную морскими
водорослями, к морю полого спускался склон белоснежного песка.
На протяжении безлюдной полумили в обе стороны "Дюны" были единственным
строением. По дороге не ходили никакие маршруты автобусов, хотя она
относилась к ведению муниципалитета, который оснастил ее фонарями через
каждые двести метров. В хорошую погоду, когда солнце отражалось в
синевато-серой воде моря и в охряных струях залива, отсюда открывался
прекрасный вид. Но в пасмурные ветреные дни тут было пусто и одиноко.
Стоял теплый, но весьма сырой день, когда судья Айртон и доктор Фелл
сели за шахматы в гостиной "Дюн".
- Ваш ход, - терпеливо напомнил судья Айртон.
- Что? Ах да! - встрепенулся доктор Фелл. Он едва ли не наудачу
поставил пешку, ибо не без труда подбирал аргументы в их споре. - Вот что я
хотел бы знать, сэр. Почему? Почему вы получаете такое удовольствие от этой
игры в кошки-мышки? Вы между строк дали мне понять, что в любом случае
молодого Липиатта не повесят...
- Шах! - Судья Айртон сделал ход пешкой. - Что?
- Шах!
Испустив тяжелый вздох, доктор Фелл надул щеки и, склонившись над
доской, стал разглядывать расположение фигур сквозь пенсне на широкой черной
ленте. Когда он перевел дыхание, заколебались все сто двадцать килограммов
его тела. Доктор Фелл с подозрением посмотрел на соперника. Его ответный ход
был столь же дерзким, как и выражение выпяченной нижней губы.
- Ха! - проворчал он. - Вот так! Но вернемся к заданному вопросу. Когда
заключенный за решеткой приходит к выводу, что опасность ему уже не
угрожает, вы возвращаете его к этой мысли. Когда он ждет беды, вы даете ему
понять, что ее уже нет. Вы помните дело Доббса, того мошенника с
Лиден-холл-стрит?
- Шах, - сказал судья Айртон, убирая с доски королеву противника.
- Да? А что вы скажете вот на это?..
- Шах.
- О боги Олимпа! Похоже, что это...
- Да, - сказал соперник. - Мат.
Он деловито собрал фигуры и расставил их для начала очередной партии.
Но приглашения к игре доктор Фелл так и не услышал.