"Джон Ле Карре. Русский Дом" - читать интересную книгу автора

образцов, которые отложил, чтобы раздарить сегодня вечером, комплект из
четырех кассет с записью "Сна в летнюю ночь" в исполнении актеров
Королевского шекспировского театра. Он демонстративно разложил их на
столике, надписал фломастером на пластиковом футляре: "Кате от Ники. Мир" -
и поставил дату. Затем церемонно положил комплект в ее сумку, которую всунул
ей в руку, потому что она стояла ни жива ни мертва, и он испугался, что у
нее не выдержат нервы или она упадет в обморок. И только тогда, продолжая
держать ее холодную, но, как он сказал мне, очень приятную на ощупь руку,
Ландау обратился к ней с теми словами, которых она, казалось, ждала.
- Всем нам время от времени приходится рисковать, да, дорогая? - сказал
он небрежно. - Собираемся стать украшением вечера?
- Нет.
- Хотите где-нибудь поужинать?
- Это неудобно.
- Проводить вас до двери?
- Как угодно.
- Нам все-таки следует улыбнуться, дорогая, - сказал он и повел ее
через зал, сыпя словами, как положено хорошему продавцу, которым он себя
вновь почувствовал.
Выйдя на широкую лестничную площадку, он пожал ей руку.
- Значит, увидимся снова на книжной ярмарке? В сентябре? И спасибо за
предупреждение. Я его учту. Однако самое важное то, что мы заключили сделку.
А это всегда приятно. Правильно?
Она взяла его руку и, черпая смелость из этого прикосновения, снова
улыбнулась - растерянно, но с благодарностью и почти неотразимой теплотой.
- Мой друг совершил благороднейший поступок, - сказала она, отбрасывая
со лба непокорную прядь. - Постарайтесь, пожалуйста, чтобы мистер Барли это
понял.
- Я ему скажу. Не беспокойтесь, - успокоил ее Ландау.
Ему хотелось, чтобы она улыбнулась еще раз - улыбнулась специально ему.
Но он ее уже не интересовал. Она рылась в сумке в поисках визитной карточки,
о которой, он был уверен, она вспомнила только что. "ОРЛОВА Екатерина
Борисовна" - было написано с одной стороны русскими буквами, а с другой -
латинскими, как и название "Октябрь". Она отдала ему карточку и решительно
пошла вниз по неимоверно роскошной лестнице, высоко держа голову, одной
рукой касаясь широких мраморных перил, а другой сжимая сумку. Мальчики в
кожаных пиджаках не спускали с нее глаз, пока она не прошла через вестибюль.
Ландау сунул карточку в нагрудный карман, где за последние два часа их
скопилось уже с добрый десяток, и подмигнул мальчикам, заметив, как они
провожают ее взглядом. А те, взвесив ситуацию, подмигнули ему в ответ, ибо
наступила пора гласности, когда на красивые русские ножки можно открыто
обратить внимание, пусть даже и иностранцу.
Оставшиеся пятьдесят минут Ники Ландау всецело предавался веселью. Пел
и танцевал с мрачной шотландкой-библиотекаршей в жемчугах. Вызвал приступ
дикого хохота у двух бледных сотрудников ВААПа, государственного агентства
по авторским правам, рассказав им остроумный политический анекдот про
госпожу Тэтчер. Охмурял трех дам из издательства "Прогресс" и трижды бегал к
своему "дипломату" за сувениром для каждой, - он любил делать подарки,
помнил имена и обещания, как помнил и многое другое с непосредственностью
необремененной памяти. "Дипломат" свой он все время держал в поле зрения; и