"Томас Карлейль. Французская революция. Гильотина" - читать интересную книгу автора

настоящее время даже называется иными лучшей его пьесой. Действительно, пока
жизнь человеческая основывается только на искусственности и бесплодности,
пока каждое новое возмущение и смена династии выносят на поверхность только
новый слой сухого щебня и не видно еще прочного грунта, - разве не полезно
протестовать против такой жизни всякими путями, хотя бы и в форме "Фигаро"?

Глава третья. ДЮМУРЬЕ


Таковы последние дни августа 1792 года - дни пасмурные, полные бедствий
и зловещих предзнаменований. Что будет с этой бедной Францией? Когда в
прошлый вторник, 28-го числа, Дюмурье поехал из лагеря в Мольде на восток, в
Седан, провести смотр так называемой армии, брошенной там Лафайетом, то
покинутые солдаты смотрели на него угрюмо, и он слышал, как они ворчали:
"Это один из тех (ce b - е la), которые вызвали объявление
войны"10. Малообещающая армия! Рекруты, пропускаемые через одно
депо за другим, прибывают в нее, но только такие рекруты, у которых всего
недостает; счастье, если у них есть такое богатство, как оружие. А Лонгви
позорно пал; герцог Брауншвейгский и прусский король со своими 60 тысячами
намерены осадить Верден; Клерфэ и австрийцы теснят все сильнее; на северных
границах напирают на нас "сто пятьдесят тысяч", как насчитывает страх,
"восемьдесят тысяч", как показывают списки, а за ними киммерийская Европа.
Вот и кавалерия Кастри-и-Брольи, вот роялистская пехота "с красными
отворотами и в нанковых шароварах", дышащие смертью и виселицами.
Наконец, в воскресенье 2 сентября 1792 года герцог Брауншвейгский
появляется перед Верденом. Сверкая на возвышенностях, за извилистой рекой
Маасом, он смотрит на нас со своим королем и 60 тысячами солдат; смотрит на
нашу "высокую цитадель", на все наши кондитерские печи (ведь мы славимся
кондитерскими изделиями), посылает нам вежливое предложение сдаться во
избежание кровопролития! Бороться с ним до последнего вздоха? Ведь каждый
день задержки драгоценен? О генерал Борепер*, спрашивает испуганный
муниципалитет, как мы будем сопротивляться? Мы, Верденский муниципалитет, не
считаем сопротивление возможным. Разве за Брауншвейгом не стоят 60 тысяч
солдат и многочисленная артиллерия? Задержка, патриотизм - вещи хорошие, но
мирное печение пирогов и сон с цельной шкурой не хуже. Несчастный Борепер
простирает руки и страстно умоляет во имя родины, чести, неба и земли
держаться, но все тщетно. Муниципалитет по закону имеет право приказать; с
армией под командованием явных или тайных роялистов такой приказ кажется
необходимым. И муниципалитет - мирные пирожники, а не геройские патриоты -
приказывает сдаться! Борепер спешит домой широким шагом; слуга его, войдя в
комнату, видит, что он "усердно пишет", и удаляется. Спустя несколько минут
слуга слышит пистолетный выстрел - Борепер лежит мертвый; его усердное
писание было кратким прощанием самоубийцы. Так умер Борепер, оплаканный
Францией и погребенный в Пантеоне (с почетной пенсией вдове) с эпитафией:
"Он предпочел смерть сдаче деспотам". А пруссаки, спустившись с высот, мирно
овладевают Верденом.
* Борепер Никола Жозеф (1738-1792) - комендант Верденской крепости в
1792 г.

Таким образом, герцог Брауншвейгский шаг за шагом надвигается. Кто