"Орсон Скотт Кард. Подмастерье Элвин (Цикл "Сказание о Мастере Элвине", книга третья)" - читать интересную книгу автора

бальная зала внизу... когда он ввел Долорес в просторный новый особняк,
который построил для нее, то сказал: "Наши дочери в этой бальной зале
встретят своих суженых и впервые прикоснутся к их рукам, точно так же, как
когда-то соприкоснулись наши руки в доме твоего отца". Теперь Долорес
больше не заходила в бальную залу. Вниз она спускалась только по
воскресеньям, чтобы посетить воскресную службу, а также в те редкие дни,
когда в дом прибывали новые рабы и их надо было покрестить.
Люди, видя ее редкие появления на публике, восхищались мужеством и
преданностью этой пары. Но восхищение соседей - утешение весьма слабое,
когда перед глазами у тебя каждый день маячат рухнувшие мечты. Все, о чем
Кэвил молился, о чем просил, обратилось в прах... как будто сам Господь,
просмотрев список просьб, поставил на каждой строчке "нет, нет, нет".
Мужчина с более слабой верой не перенес бы подобных разочарований -
непременно сломался бы, озлобился. Но Кэвил Плантер был благочестивым,
праведным человеком, поэтому каждый раз, когда ему начинало казаться, что
Господь поступил с ним несправедливо, он сразу бросал работу, которой в
тот момент занимался, вытаскивал из кармашка маленький Псалтирь и
зачитывал вслух слова мудрого человека:
"На Тебя, Господи, уповаю, да не постыжусь вовек; по правде Твоей
избавь меня.
Приклони ко мне ухо Твое, поспеши избавить меня. Будь для меня каменною
твердынею, домом прибежища, чтобы спасти меня" [Библия, Псалтирь, псалом
30].
Он полностью отдавался чтению псалма, и вскоре от сомнений и обид даже
следа не оставалось. Господь по-прежнему сопутствовал Кэвилу Плантеру, не
покидая его в горестях и бедах.
Но однажды утром внимание Кэвила вдруг привлекли первые два стиха
шестнадцатой главы Книги Бытия:
"Но Сара, жена Аврамова, не рождала ему. У ней была служанка Египтянка,
именем Агарь.
И сказала Сара Авраму: вот, Господь заключил чрево мое, чтобы мне не
рождать; войди же к служанке моей; может быть, я буду иметь детей от нее".
"Ведь Аврам был праведным человеком, как и я, - неожиданно мелькнула
мысль в голове Кэвила. - Жена Аврамова не могла рожать ему детей, и моя
тоже не принесет мне потомков. В их доме, как и в моем, была
рабыня-африканка. Так почему бы мне не поступить, как Авраму, и не
воспитать детей от одной из рабынь?"
Эта мысль привела его в ужас. До него доходили слухи о белых испанцах,
французах и португальцах, которые, поселившись на южных, поросших
джунглями островах, в открытую жили с чернокожими женщинами - такие
мужчины были самыми низкими, самыми презренными тварями, ведь это все
равно что заниматься любовью со зверьем. Кроме того, разве может ребенок,
рожденный черной женщиной, стать наследником белого человека? В Аппалачах
муха имела больше прав на плантацию, нежели ребенок-полукровка. И Кэвил
выкинул эти мысли из головы.
Однако, сев с женой завтракать, он вдруг снова вспомнил о своих
сомнениях, поймав себя на том, что не может оторвать глаз от кормящей жену
чернокожей рабыни. Ведь эта женщина, как и Агарь, родом происходит из
Египта. Он заметил, как изящно изгибается ее тело, когда она несет ложку
ко рту Долорес. Обратил внимание, что, когда она наклоняется, прижимая