"Трумен Капоте. Другие голоса, другие комнаты [H]" - читать интересную книгу автора

неприятными обстоятельствами, неизвестно какими, но идущими вразрез с
истинными желаниями Рандольфа. И он сказал:
- Давай останемся здесь, Рандольф, давай никуда не ходить.
А когда его просьба была отвергнута, вернулись прежние, царапающие и
едкие мысли насчет Рандольфа. Досада взяла такая, что захотелось
поссориться; но тем и нехороша зависимость, что ссориться с Рандольфом было
нельзя: что ни говори, любовь безопаснее ссоры, и только тот, кто уверен в
своем положении, может позволить себе и то и другое. И все-таки он готов уже
был вступить в пререкания, как вдруг звук снаружи откинул его назад во
времени.
- Что ты так смотришь? - удивился Рандольф.
- Это Зу... я слышу ее, - сказал он: сквозь вечерние окна доносился
аккордеоновый наигрыш. - Нет, правда.
Рандольф был раздражен.
- Если ее так тянет на музыку, ей-богу, я предпочел бы губную гармошку.
- Ее же нет. - Джоул поднялся на колени. - Зу ушла в Вашингтон...
- Я думал, ты знаешь, - сказал Рандольф, крутя закладку в "Макбете". -
В самое тяжелое время, когда тебе было хуже всего, она сидела возле тебя с
веером - ты совсем не помнишь?
Итак, Зу вернулась; а вскоре он и сам увидел ее: на другой день она
принесла ему бульон; они не поздоровались, не улыбнулись друг другу, усталое
смущение неудачников сковывало обоих. Но что-то помимо этого было в Зу: она
будто не знала его, стояла и ждала, когда их познакомят.
- Рандольф сказал мне, что ты не можешь вернуться. Я рад, что он
ошибся.
В ответ раздался вздох, такой несчастный, что казалось, он вырвался из
самой души. Она прислонилась лбом к столбику кровати, и только тут,
внутренне вздрогнув, он заметил, что косынки на шее у нее нет: наклонный
шрам кривился, как скверная улыбка, и разделенная надвое шея лишилась
жирафьей величавости. И какой же маленькой стала она сама, сжавшейся -
словно упадок духа взял двойную дань, взыскал и с плоти тоже: с иллюзией
роста исчезла и звериная грация, и гордость стрелы, дерзкий символ ее
особого сердца.
- Зу, - сказал он, - ты видела снег?
Она смотрела на него, но глаза ее, казалось, не воспринимали увиденного
и даже косили, словно обращены были внутрь, прикованы к утешительному
видению.
- Снег видела? - переспросила она непонятливо. - Снег видела! - С
жутким смешком она закинула голову и открыла рот, как ребенок, когда он
ловит ртом дождь. - Нету снегу, - сказала она и так затрясла головой, что
масленые черные волосы зашуршали, как обугленная трава. Глупости это, снег и
все такое. Солнце! Оно всегда!
- Как глаза мистера Сансома, - сказал Джоул, занятый уже своими
мыслями.
- Негритянское это солнце, и душа у меня тоже черная. - Она взяла
тарелку из-под бульона и стала вглядываться в нее так, словно там была
кофейная гуща. - Я отдыхала у дороги; солнце мне по глазам било, думала,
ослепну...
А Джоул спросил:
- Зу, если там не было снега, что же ты видела в Вашингтоне? Может,