"Андрей Емельянов. "Сказки Автовокзала" ДВА" - читать интересную книгу автора

Hо ты каждый день видишь это окно с мутным пятнышком твоего
дыхания. Hо каждый вечер в твоем кармане просыпается плюшевый пес. Что
ты будешь делать?
Ты смотришь на свою пизанскую свободу, ждешь пока она упадет и
раздавит тебя. Возможно это выход. Hе знаю. А ты знаешь?

Сыро-то как... Аж ватой в горле крик скомкавшийся. И плакать не
надо, лицо и так мокрое как тряпка в столовой. Висит на крючке,
качается. Воняет хлоркой. Вот такая жесткая стерильность. Вот такие
пироги с утопленными котятами. С виду румяные, а внутри влажные. И
хрустят на зубах...
Вот так твои пальцы ломают сигареты, а ты никак не закуришь. А ты
никак не поймаешь скользкую увертливую зажигалку. Снится бесцветный
газ, заползающий в ноздри.
Вот так ты начинаешь вспоминать, чего не было. Вот ты возвращаешься
в детство. В сопливое детство в мятой панамке.

ШЕСТЬ

- Клава, доченька, поговори со мной, Клава.
Отец бежит за носилками и его лицо бледной луной закрывает
полземного шара.
Люди в халатах отстраняют его. Их движения точны и выверены. Их
фигуры из белой кости резки и подвижны.
Лестничная площадка крутится каруселью. Кто-то должен здесь ждать.

А потом... Какая хрен разница, что потом? Она выжила. Она увидела в
зеркале нервные окончания своих глаз и выжила. Больничные стены били
ее по лицу. И оставляли на нем морщины.
К ней приходил отец, приносил фрукты. Сидел, молчал и гладил ее по
голове. Целовал ее в бледную щеку. И шептал еле слышно. А что? Она не
могла расслышать, да и не хотела. Ей просто хотелось лежать целую
вечность и смотреть на папу. Длинного, смешного папу в белом халате,
накинутом на сутулые плечи.
Когда он заходил в палату, в руке у него болталась авоська с
яркими, рыжими апельсинами. Он смущено улыбался и топтался в
больничных тапочках.
И внезапно запах хлорки, лекарств и свежей боли резко перебивался
запахом дома. Ее дома. И на глаза наворачивались слезы. И рот кривился
в плаче. И отец обнимал ее и плакал вместе с ней, только никто не
видел его слез. Только стены. Только больничные стены.

А потом врач позвал папу. Они стояли в коридоре и говорили. Вернее
говорил врач, а папа все время кивал головой и переминался с ноги на
ногу.
Клава видела в окошко бокса немного, но увидела достаточно. Она все
поняла. Вцепилась в прутья кровати руками и костяшки пальцев побелели.
И за окном пошел первый снег. Умирая, он ревел в один голос с Клавой.
Голуби-наблюдающие сидели с той стороны окна и смотрели. Смотрели.
Оставляли елочки следов на холодном цинке.