"Андрей Быстров. Владелец кинотеатра " - читать интересную книгу автора

только тем, что сюда влезает пианино. Загляни-ка лучше вот сюда. Это,
выражаясь высокопарно, кабинет, он же спальня. Тут я, собственно, и обитаю.
Оля вошла во вторую комнату, поменьше гостиной. Здесь на столе стоял
компьютер, на стеллажах - музыкальная аппаратура в окружении сотен кассет и
компакт-дисков. На плакатах Оля узнала Элтона Джона и Кэта Стивенса. По
поводу еще одного плаката с портретом чернокожего саксофониста Борис
пояснил, что это Гровер Вашингтон.
- Твой кумир?
- Не думаю, что у меня есть кумиры. Я просто люблю его музыку. Вот,
послушай... Сейчас, это в компьютере...
Он включил компьютер, и расплавленное золото саксофонных рулад
пролилось в комнату, сделав ее будто светлее, рассыпав солнечные зайчики там
и тут.
- Здорово, - сказала Оля. - А компьютерные игрушки у тебя есть?
- Целое море, - заверил Борис.
- Сразимся во что-нибудь?
- Сейчас? Чтобы пиво выдыхалось, пока мы сражаемся?
- Можно совмещать... Да нет, пошли обратно пить пиво. Успеем еще...
Они вернулись в гостиную и уселись в кресла у журнального столика.
Борис наполнил кружки, засверкавшие янтарем.
- За что мы выпьем? - спросил он. - За песню по радио?
- За бесцельность бытия.
- Потому что она привела тебя туда... на ночную улицу?
- И поэтому тоже... И за все, что бесплатно.
Чуть соприкоснувшись краями кружек, они выпили до дна.
- А теперь, - Оля поставила пустую кружку на поднос, - где у тебя
ванная? Хочу смыть пыль минувшего.
Пока она плескалась в ванной, Борис медленно переодевался в домашнее,
слушая Гровера Вашингтона. Оля вышла в его халате, с мокрыми волосами.
Капельки воды поблескивали на ее лице, на приоткрытых губах. Борис молча
подошел к ней, обнял. Она порывисто прижалась к нему.
- Не уходи, - прошептала она.
- Ну конечно, - он улыбнулся, - сейчас все брошу, повернусь и уйду...
- Совсем не уходи. Никогда.
- Нет, - серьезно сказал он.
Ее дыхание пахло молоком... Как дыхание ребенка. Борис поцеловал ее,
осторожно... Она ответила так неистово, словно боялась вот сейчас, в эту
секунду, навсегда потерять его и отчаянно пыталась удержать. Халат
соскользнул с ее плеч. Борис целовал ее всю, с головы до ног... Он плакал?
Или это капельки воды с ее волос на его лице? И снова с небывалой ясностью
вспыхнуло это ощущение, гора и река... Синее-синее небо, там,
далеко-далеко...
Волна нежности захлестывала Бориса, звенящая волна, кругами летяшая из
единого центра - там, где билось ее сердце, чуть вздрагивала ритмично кожа
под левой грудью. Они больше ни о чем не говорили, ни слова... Еще часа
четыре, а может, пять. Их любовь была робкой, сопротивляющейся, умоляющей,
мучительной, всепрощающей, дерзкой и смелой. Она сметала преграды, она
взрывалась ослепляюще-бесшумно на вершинах. Утомление, стон, и нежность, и
новый взрыв - она вбирала в себя все и все раздавала щедро, неразборчивая в
своих дарах. Перечеркивалось время, исчезали целые миры, и ничто не имело