"Карьер (обложка книги) " - читать интересную книгу автора

истоптанной скотом и человеческими ногами нивы стало прохладнее и, в
общем, терпимо, если бы не донимавшая Агеева жажда. В который раз старший
лейтенант поднес к губам обшитую войлоком трофейную флягу, встряхнул -
единственная капля из нее упала на его небритый подбородок и щекочуще
скатилась за расстегнутый воротник гимнастерки. Ни во фляге и нигде
поблизости воды не было. Наверно, с полдня он лежал здесь на разостланной,
со следами засохшей крови телогрейке и томился в тягостном ожидании,
которому, казалось, не будет конца. Сначала усилием воли он подавлял
нетерпение, стараясь думать о чем-нибудь постороннем, но постепенно его
все больше разбирала злость на этого Молоковича - уж не забыл ли он его
тут, в каком-нибудь километре от местечка. Раздражение это, однако, скоро
убывало при мысли, что нет, не забыл, не затем он вел Агеева столько,
чтобы бросить вблизи от цели. Впрочем, Агеев понимал, что сам Молокович
рисковал сейчас наверняка больше: не так просто было средь бела дня
появиться на местечковой улице, не нарвавшись на немцев или полицию. Агеев
ему говорил: не спеши, давай пересидим в поле до вечера, а вечером, как
стемнеет, пробраться в Местечко, наверное, будет проще. Молокович
соглашался, но поступил по-своему - видно, не хватило терпения дождаться
вечера. Конечно, он знал тут каждую тропку, каждый закуток и переход, но и
его тут знала, пожалуй, каждая собака, которая теперь с легкостью могла
выдать полиции.
Время от времени Агеев нетерпеливо поднимался и, стоя на одной ноге,
опершись на винтовку, выглядывал из-за спутанных, склоненных к земле
стеблей переспелой ржи. За рожью и широко раскинувшимся полем картофеля
виднелись окраинные домики, заборы и изгороди, местами скрытые начавшей
жухнуть от засухи, но все еще густой летней зеленью садов и огородов.
Поодаль, в глубине этого селения маячило в безоблачном небе два желтых
купола церкви, возле них белело какое-то узкое строение с островерхой
черепичной крышей, похожей на пожарную каланчу, что ли. В стороне, на
окраине, высилась тесная группа громадных старых деревьев - возможно, на
месте какого-нибудь имения или кладбища. Оттуда по невидимой за посевами
дороге выехала телега с двумя седоками, и резвый гнедой жеребенок то
забегал вперед, то отставал, с игривой радостью догоняя телегу. Молоковича
нигде не было. Агеев раздосадованно опустился на измятую телогрейку,
поудобнее устраивая раненую ногу, которая к вечеру стала болеть сильнее.
Прошло уже немало времени после ранения, а осколочная рана выше колена
заживала плохо, сильно досаждала в ходьбе, особенно болела ночью, и Агеев
со все большей тревогой думал: не остался ли там осколок? Если остался
осколок, то его дело плохо, с осколком рана вряд ли затянется, будет
гноиться, еще приключится гангрена, тогда придется ему сыграть в ящик.
Спустив до колен брюки, он ощупал намокшую повязку, от которой шел дурной,
тошнотворный запах. Надо было перебинтовать ногу, но бинтов у них не было,
вчера он разорвал на куски последнюю тряпку из линялого ситца в синий
горошек. Это была женская кофточка, наверное, той остроглазой молодки, что
хозяйничала на лесной сторожке километрах в тридцати отсюда. Когда они с
Молоковичем, свернув с полевой дороги, подошли к этой сторожке, их
встретил бешеный лай рыжей дворняги, долго из дома за тыном никто не
показывался, а потом вышел мрачного вида, заросший черной бородой старик,
и они попросили напиться. С этой просьбы они начинали всегда, когда
приходило время позаботиться о пропитании или ночлеге, и по тому, как им