"Дмитрий Быков. Вместо жизни (очерки, заметки, эссе) " - читать интересную книгу автора

себя за время полуголодного детства, что в зрелости от громкого разговора
морщится. Чехов больше всего похож на героиню другого, раннего фильма
Муратовой - тогда она еще не так ненавидела зрителя и не так дожимала его
эксплуатацией одних и тех же приемов; в "Коротких встречах" была одна
девочка, которая укоряет героиню за то, что та ей книжки давала читать.
"Зачем вы мне книжки давали? Теперь мне с мальчишками неинтересно, а вам я
все равно не своя..." От одного берега отстали, к другому не пристали. Чехов
обожает аристократию за ее деликатность, утонченность, презрение к внешнему.
Он хотел (и мог!) писать "из жизни князьев и графов" и замечательно это
доказал, на спор накатав "Ненужную победу", а ради денег - "Драму на охоте"
(a propos: ведь это первый в мировой истории детектив, где убийцей
оказывается рассказчик! Агату Кристи за такие штуки - за "Убийство Роджера
Экройда" - из британской ассоциации детективщиков исключили, сочтя прием
нарушением фундаментальных конвенций жанра; а у нас хоть бы что - "Драма"
считается проходной повестью начинающего автора и известна большинству
только благодаря вальсу из фильма "Мой ласковый и нежный зверь"). Но при
этом - любя, и восхищаясь, и желая попасть в этот круг, и до дрожи презирая
родное мещанство и разночинство с его глупостью, пошлостью, хамством,- он не
может не видеть и того, что дворянчики давно бессильны, бесполезны,
развратны, ни на что не годны... Ведь какая слезная пьеса "Вишневый сад" - а
все-таки сколько в ней нескрываемого злорадства: не хотели взяться за ум?
получите Лопахина. "Музыка, играй отчетливо! Идет новый владелец вишневого
сада!" Да при этом Лопахин еще далеко не из худших - то ли они получат в
скором времени...
Чехов, вообще говоря, продукт увядания и разложения самого
жизнеспособного и бойкого класса в России - мещанского. Это уже тревожный
для страны симптом, когда в ней появляются разночинцы. Процветает и
благоденствует та страна, в которой дворяне наслаждаются праздностью, а
крестьяне знай себе вкалывают. Но дворяне потихоньку вырождаются, спиваются
и делаются неспособны к управлению не то что страной, а и собственными
поместьями. Их дочки - бледные, зеленоватые, извилистые, как водоросли,- все
чаще хотят разбавить свою голубую кровь струйками черной, черноземной. А тут
и крестьяне начинают книжки читать и даже пописывать. (Книжки - это яд, на
эту тему интересный есть рассказ у другого разночинца, Виктора Шендеровича.
Там рабочие сносят с десятого этажа рояль, на каждом этаже отдыхают, и
хозяин им в паузах наяривает Листа. Облагораживающее действие музыки
становится таково, что к пятому этажу рабочие уже свободно беседуют о
постструктурализме, а рояль сносить не хотят. Жестокая история, но точная,
вполне чеховская.)
Отсюда же чеховская любовь к Суворину. Его ругали, считали
реакционером, а Чехов активно переписывался и предлагал даже совместную
пьесу. Суворин привечал писателей и прилично им платил, а Чехов знал, что
такое издатель-обирала. Лейкин из него порядочно крови попил. Привлекал его
и суворинский консерватизм - не как идеология, разумеется, а как образ
жизни. Чехов вообще уважал убежденных и сильных людей, а истериков и
хлюпиков презирал от души. Придет к нему, бывало, какой-нибудь интеллигент и
давай о смысле жизни,- а Чехов в ответ: "Вы бы, голубчик, к Тестову зашли и
взяли селянки"...
Главное его сочинение, на мой вкус,- "Дуэль", не самая знаменитая, но
уж точно самая динамичная и грустная повесть в русской литературе конца