"Михаил Бутов. Цена" - читать интересную книгу автора

давным-давно отнюдь не только с освободительными целями. Задача -
максимально развести население и боевиков, чтобы хотя бы большая часть
населения не чувствовала себя солидарной с боевиками. И добиваться такого
положения, чтобы наш уход оттуда не вызвал всплеска междоусобной резни и
насилия - иначе опять перехлестнет к нам. А вот потом, - возможно, через
много лет, - все-таки надо, наверное, отпустить. И когда это будет другая
страна - поставить заслон, чтобы никто уже оттуда сюда просто так не
просочился воровать людей. Как с самого начала предлагал писатель
Солженицын. Над Солженицыным у гуманитариев, - Оборин знает, - принято чуть
ли не посмеиваться. А на поверку Солженицын в своих прогнозах чаще всего
выходит прав...
Он не успевал фразу закончить, - а в голове у него были уже готовы пять
возражений. Оборину стало стыдно. Вот, мелет языком, как горлопан в споре:
мысли не выношенные, не выбранные из многих опровергающих друг друга, а,
казалось бы, одинаково верных.
Бард в сердцах махнул рукой.
- Ну чем мы теперь будем их покупать, привлекать, приманивать? Деньги
им сподручнее получать с другой стороны. То, что я слышал... - наши там
такого натворили. От своих же, заметь, и слышал: журналисты, военные - сами
и рассказывают. Шепотом. Они теперь лет сто будут мстить. А наши все больше
звереть. Они мстят, мы звереем, они мстят еще жестче. Тупик. Странно еще,
что месть у них пока такая допотопная. В большом городе запросто можно
устроить настоящий конец света...
Тут на площадку вышел ребенок с развязанным шнурком на ботинке и полным
пакетом компакт-дисков.
- Вчера ехал от родителей, из Серпухова, - сказал бард. - Сажусь в
электричку и понимаю, что место уже выбираю с оглядкой. То есть сперва вагон
выбираю - последний, кто будет взрывать последний вагон? А лавка - первая,
лицом ко входу. Чтобы ударило в спину, если взрыв в центре вагона, и лавка
защитила. Почти автоматически выбираю. Во что мы все превращаемся?
- Ну что ты, - сказала Оборину жена, появившаяся на площадке вместе с
хозяевами, - не можешь ребенка пнуть, чтобы завязал ботинок?
Бард наспех и без особого тепла сунул Оборину руку и скрылся за
металлической дверью.
Этот непонятно за что и почему навязанный ему неприятный и даже
унизительный разговор Оборин постарался забыть - и забыл. Он сегодня получал
какое-то особенно острое удовольствие от того, что пока еще тепло, и листья
почти все на месте, и не нужно еще счищать снег с машины, отдраивать
скребком замерзшие окна и зеркала, рулить наобум, потому что встречные фары
расплываются на неоттаявшем стекле в сплошные поля света. В одиночку он не
очень-то любил ездить по Москве, но те же самые маршруты, и раздражающе
частые остановки на светофорах, и даже пробки становились ему в радость,
если в машине с ним был ребенок. Это единственное время, когда можно
спокойно поболтать о том, что сына интересует, не отвлекаясь на собственные
проблемы, поотвечать на его вопросы, что-то ему рассказать.
Дома он выпил чашку чая, понажимал кнопки на пульте телевизора: пусто и
глупо по всем каналам, как всегда вечером в выходные. Посмотришь десять
минут и начинаешь понимать исламского террориста, мечтающего взорвать этот
полый мир во славу Аллаха. В будни еще удается иногда найти какую-нибудь
познавательную программу или документальный фильм.