"Александр Бушков. Кошка в светлой комнате (Авт.сб. "Волчье солнышко")" - читать интересную книгу автора

- Никто не знает. Он сидит здесь с тех пор, как существует мир.
- И давно существует мир?
- Давно.
- А что было до него?
Его лицо исказила непонятная гримаса. Он сказал сухо и быстро:
- Раньше была Вечность. Это очень удачное слово - Вечность. Оно
объясняет все и не объясняет ничего. Перед лицом Вечности глупо задавать
вопросы, потому что она сама по себе - неразрешимый вопрос, затмевающий
все остальные. Раньше была Вечность, вам этого достаточно?
- Честно говоря, не очень, - сказал я. - Вечность не существует сама по
себе. Всегда существует что-то помимо нее.
- Я не люблю пустых фраз.
- Я тоже, - сказал я. - И терпеть не могу слово "вечность". Вечности
нет.
- А сколько чертей может уместиться на острие иглы?
- Я не знаю, можно ли вам верить... - сказал я.
- Представьте, я тоже.
- Но так мы никогда...
Он не ответил. Его лицо странно изменилось вдруг, словно кто-то
невидимый шептал ему что-то на ухо.
- Ну вот. - Он пружинисто выпрямился. - Вот так всегда - ворвутся
посреди разговора, и всегда это срочно, до зарезу... Мне пора. Мы еще
встретимся в городе.
Он начал таять в воздухе, как Чеширский Кот. Таяло узкое лицо хитрого
черта, таяли старомодный костюм и трость. Кресел не стало. Я пошел к
шоссе, не оглядываясь на обломки вертолета и куклу-Бауэра.
Мир существует давно. До него была Вечность. Что под этим
подразумевается? Иносказание, двойной смысл, метафора? Допустим, возможно,
вероятно, не исключено, быть может. Классический набор. Полный перечень
уклончивых допущений, крутящихся в мозгу исследователя, занесшего
авторучку над первой, чистой страницей лабораторного журнала. Если
сравнивать нашу работу с работой хирургов, как это любят делать иные
журналисты, то мы очень несчастные хирурги - мы не знаем, каким недугом
страдает распростертый под резким светом бестеневых ламп пациент, какой
инструмент пускать в дело первым и есть ли вообще смысл резать. К тому же
в девяти случаях из десяти пациент оказывается невидимым.
Я поднял руку, и рядом со мной остановился броневик под номером
четырнадцать. За ним тоже волоклись трупы. Попахивает средневековьем, но
откуда я знаю - обоснована эта жестокость или нет. В особенности если дома
у марсианина которую тысячу лет царят покой и благодать...
Лязгнула крышка люка, выглянуло усталое лицо с изжеванным окурком в
углу широкого рта.
- В чем дело? - спросил он ватным голосом.
- Подвезите до города, - сказал я.
Он выплюнул окурок и сказал вниз, в люк:
- Ребята, дверь откройте, там человеку до города.
Распахнулась толстая квадратная дверь, и я, согнувшись, пролез внутрь.
Там было тесно и темновато. На железных скамейках вдоль стен сидели
человек восемь, а между ними на ребристом полу лежало что-то длинное,
плоское, прикрытое старым брезентом в заскорузлых кровяных пятнах, и