"Александр Бушков. Умирал дракон (Авт.сб. "Волчье солнышко")" - читать интересную книгу автора

удобства отметил как Второго. - Ты же, обормот, сроду ничего не построил,
только и умел, что ломать...
- Продремался... - сказал Первый с явным неудовольствием. - Это,
изволишь ли видеть, мой старинный неприятель, - сколько голов, столько и
умов, а умы, случается, и набекрень повернуты. Попил он моей кровушки...
- А я полагал... - немного удивился Гаранин.
- А ты больше не полагай, - сказал Первый. - С ним всегда так и было -
растем из одного тулова, а думаем разное. И никуда нам друг от друга не
деться - куда тут денешься. Хорошо еще, что старший - я и власть над телом
держу я, а он лишь, когда делать нечего, усиленно пытается выступать в
роли моей совести. Воинствующая совесть попалась, шумная, покоя не дает...
А какой смысл?
- Сам знаешь, - сказал Второй.
- Нет, какой смысл? - повернул к нему голову - глаза в глаза - Первый.
- Ведь пожили, отрицать не станешь? Ах как пожили... Смотри!
Гаранин посмотрел вправо - стена густо увешана мечами, щитами разных
очертаний, боевыми топорами, копьями, шлемами - все начищенное,
сберегаемое от пыли и ржавчины.
- Это, так сказать, сувениры ратные, - пояснил Первый. - От каждого
битого нахала по сувенирчику. А здесь - памятки побед иного, более
приятного характера.
Гаранин посмотрел влево - ожерелья, перстни на крохотных полочках,
серьги, шитые жемчугом кокошники, резные шкатулки, зеркальца в драгоценной
оправе, гребни искусной работы.
- Предваряя недоуменные вопросы, - прояснил Первый, - скажу, что слухи
о моей способности оборачиваться человеком истине соответствуют полностью.
Правда, сейчас не хочется, даже ради гостя, - старый мухомор, и только...
Итак, наличествуют сувениры двух видов в огромном количестве. Ну и это. -
Он щелкнул хвостом по груде золота, и монеты звонко рассыпались. - Пожито
и нажито...
- Ну и что? - сказал Второй. - Ну а дальше-то что?
- Хорошо, - сказал Первый. - С таким же успехом и я могу спросить у
тебя то же самое - ну и что? А дальше-то что? Ты мне всю сознательную
жизнь зудел в уши, требовал праведности, добрых дел и прочего слюнтяйства.
А я тебя никогда не слушался. Но в итоге мы оба подыхаем здесь, уходим
туда, где нет ничего, и нас нет - абсолютная пустота. Но мне-то есть что
вспомнить, и я ни от чего не отрекаюсь. А ты, потявкивающая совесть? Тебе
и отрекаться-то не от чего, твои побрякушки и абстракции вообще не имеют
облика, массы, веса, очертаний - так, зыбкие словечки, выдуманные для
оправдания собственной слабости... Ты помнишь, что мы прожили две тысячи
лет? И всегда эти твои приматы грызли друг другу глотки. Они еще разнесут
в клочья планету, жаль, мы этого уже не увидим, не смогу я над тобой
посмеяться...
- Ну, насчет планеты вы... - заикнулся было Гаранин.
Они и внимания на него не обратили - жгли друг друга желтыми взглядами,
клокочущее ворчание рвалось из глоток.
- А вы что же? - спросил Гаранин у третьей головы, спокойно
помаргивающей.
- Я? - Третий поднял брылья, и впечатление было такое, словно он дерзко
усмехнулся. - А какой, собственно, смысл в этих дискуссиях? Старшенький -