"Мансур Абдулин. 160 страниц из солдатского дневника " - читать интересную книгу автора

километр, вышли за деревню - и я упал, взвыв от острой боли в коленках.
Старшина подбежал и сразу понял, в чем дело. Быстро развязал завязки, и
обмотки, как стальная пружина, распустились. Ноги мои под брюками - синие и
похожи на гофрированный шланг противогаза, и у старшины лицо сделалось
похожим на маску противогаза. Минут десять он массировал мои ноги, пока
закололо их наконец миллионами иголок и синева стала отступать. Старшина
растирает мои ноги и крепко матерится: "Заставь дурака богу молиться - он
лоб расшибет! И какую силищу надо иметь, чтобы вот так скрутить, а?.." С
полчаса рота ждала, пока я приседал и прыгал под испуганную команду
старшины. Видно было: он рад без памяти, что все кончилось благополучно, но
начинает догадываться, сколько еще сюрпризов можно ему ожидать от курсантов,
которые трехлетнюю программу овладения солдатской азбукой проглотили за
шесть месяцев... Сам намотал мне обмотки - совсем слабо, мягко, заткнул мою
ложку за обмотку и приказал: "Не трогать!"...
Теперь я нашел его в глубокой балке, где он надежно укрылся сам и весь
его хозвзвод с конями и двуколками. Сидит старшина Смирнов Николай
Александрович в бетонированном блиндаже как султан-хан: сытенький, тщательно
выбритый, с двойным подбородком. Испуганно сверлит меня взглядом, наконец
узнал:
- А, Мансур, проходи, садись. Живой еще?
- Слушай, Смирнов, я жрать хочу.
- А у меня ничего и нет пожрать, сами с голоду опухли.
- Хватит шутить, дай хоть сухарик... для Суворова.
- Нету ничего, я серьезно говорю. Сам знаешь, Мансур, кому-кому, а тебе
сроду бы не отказал.
Сижу и думаю: врет или нет? Но вспомнилась его заботливая скороговорка
на том берегу Дона перед первой нашей передовой, когда он нашел нас
обессилевшими и лежащими на земле пластом: "Хлопцы, не жадничайте! Срежет
живот! Сколоти начнутся, не дай бог. А лучше сосите помаленьку. По крошечке
пропустите..." Вспомнилось, что он коней кормил хлебом, чтобы только довезти
его до нас, а сам голодал: "Не мог смотреть на хлеб! Я буду сытенький, а
рота с голоду заморилась..." И стало мне совестно, что сомневаюсь в
человеке. Может, и правда опух он.
А Смирнов будто хватился, говорит:
- Хочешь, комбикорм я тебе дам? Лошадиный.
- Давай.
Через пять минут занесли хозвзводники мешок. В мешке брикеты - смесь
мякины овсяной с мукой. Колючие, как ежики. "Что ж, - думаю, - тогда кони
ели наш хлеб, теперь наша очередь попробовать их корма..."
- Положи в котелок с водой, - наставляет меня Смирнов, - вскипяти,
отожми мякину, а кисель выпей... Можно голод обмануть.
Взвалил я на свою горбушку мешок с комбикормом и ходу домой. Сварили мы
всей ротой несколько брикетов в котелках и с голодухи съели вместе с
мякиной, которая вроде бы обмякла, и мы думали, обойдется.
Через двое-трое суток началось непредвиденное. Хочется сходить
по-тяжелому, а больно! Отставить! Но ведь опять хочется. Начнешь. Боль
режет, как когтями. В глазах темнеет. А, будь что будет - никуда ведь не
денешься!.. Реву, как боров под ножом, на всю передовую... Потом,
согнувшись, постанывая, поджав живот, иду "домой" в окоп, как после операции
тяжелой - в палату. "Ну, - думаю, - не фрицы меня убьют, так убьет меня моя