"Александр Абрамов, Сергей Абрамов. Принц из седьмой формации (Авт.сб. "Тень императора") (детск.)" - читать интересную книгу автора

- Окончилась... - пробормотал он. - Значит, у вас послевоенный период?
- Именно.
Мне показалось, что он даже зашатался от горя. Оно было написано у него
на лице, видимо не умевшем скрывать эмоций. Потом я услышал шепот:
- Ошибка в наводке... Я так боялся этого. Какие-нибудь пять-шесть танов
- и катастрофа!
- Почему катастрофа? - удивился я. - Ты жив и можешь еще вернуться. Да
разве так важны в этих масштабах какие-нибудь двадцать лет?
- Ты не знаешь, кто я. Я ресурректор.
Для меня это прозвучало столь же бессмысленно, как если бы он сказал:
ретактор, ремиттер или релектор.
- Я воскрешаю образы прошлого. Звуковые совмещаются со зрительными.
Разновидность историографии. - В его голосе звучало почти отчаяние. - Для
этого мне и нужна была ваша последняя война.
- Разве последняя? - обрадовался я.
- К сожалению, последняя. Иначе не пришлось бы лезть в такую
историческую глубь.
Он рассуждал явно эгоистически. Но мне было жаль его, перебравшего или
недобравшего нескольких танов и напрасно проделавшего свой магеллановский
пробег по истории.
Напрасно ли?
Мне пришла в голову одна идея.
- Не огорчайся, - сказал я утешительно, - ты увидишь войну. Ту самую.
Полностью и сейчас. В трех остановках от нас идет двухсерийная кинохроника
"Великая Отечественная война".
Теперь уже он спрашивал робко и уважительно:
- Что значит "в трех остановках"?
- Ну, на автобусе.
- А что такое двухсерийная?
- На три часа удовольствия.
- А кинохроника?
- Тоже воскрешение образов прошлого. И звуковые тоже совмещаются со
зрительными.
Мой век брал реванш.
- Только костюмчик некондиционный, - сказал я, критически осматривая
его "голливудское" одеяние. - Для маскарада разве.
- Что, что? - не понял он.
- Вот что, - уточнил я, доставая из шкафа свои старые сандалии и
джинсы.
- Мы старались в точности воспроизвести вашу военную форму, - пояснил
он, но, встретив мой смеющийся взгляд, понял, что "ресуррекция" не
удалась.
Надо отдать ему справедливость: он не канителился. Свой нелепый костюм
он стянул почти мгновенно, и тот буквально растаял у него между пальцами.
Без костюма он выглядел загорелым штангистом-перворазрядником, облаченным
в загадочную комбинацию из плавок и майки чересчур выразительных, на мой
взгляд, тонов. Ее мы решили оставить: упрятанная до половины в джинсы, она
превращалась в импортную вестсайдку вполне европейской расцветки. Обруч на
голове, с которым он не захотел расстаться, прикрыли вышитой тюбетейкой.
Мой гость из будущего радовался от души, разглядывая себя в зеркале. Я